Ладно. Завтра. Завтра позвоню Аннет. Завтра скажу ей, что я изменился. Завтра продам автобус. Завтра уеду. Завтра.
61. ЭНЦО ДИ ДЖИРОЛАМО 2 3:40
"Привет, Джулия, это Дебби. Прямо не знаю, как быть. Ты что оден…"
Энцо подпрыгнул в кресле.
Что это?
Голос Деборы. Очень громкий. Чересчур громкий. Откуда он? Он оглянулся, посмотрел вокруг. Из колонок. Он раздавался из усилителей стереосистемы.
Что происходит?
"Алло?! Алло, Дебби. Это Энцо".
"Энцо?!"
Он сразу его узнал. Свой голос. Свой голос, записанный на пленку. Звонок. Этот звонок сегодня днем. Когда он договорился с Дебби о встрече. Он попробовал перевести дыхание, но в этой комнате ему не хватало воздуха. Он чувствовал, как его желудок превращается в бетономешалку. Попробовал встать, но не смог.
"Да. Это я. Джулии нет. Что ты делаешь?"
"Ничего… все достало. Никакого желания нет идти к Джулии на ужин. Уф! Правда, сегодня не приду. Надо отмечать Новый год как в мусульманских странах: там в десять все уже спят…"
Разговоры мгновенно прервались. Смолкли. И все слушали. Энцо поднял взгляд - все смотрели на него.
"Мне придется сделать усилие и прийти?"
"Конечно. Мне тоже не хочется, ты же знаешь… но ради нас…"
Он отыскал взглядом Дебору. Она стояла посреди комнаты. С бокалом вина в руке. Вся багровая. Она тоже искала его. Но если он был испуган, то она казалась растерянной, обиженной, оскорбленной. Неподвижная, вся красная, стояла она среди гостиной.
Ты ничего не поняла, милая моя…
"Ладно, приду. Хоть ты будешь со мной рядом. Я это делаю только для тебя, Пимпи. А сейчас приходи ко мне ненадолго, мне нужны твои ласки, чтобы дожить до конца вечера… я скучаю по тебе!"
"Я тоже. Ужасно".
Даже те, кто был на террасе, вернулись в комнату. И смотрели на них. Он снова безуспешно попытался подняться. Ноги размякли.
"Ладно… но надолго не смогу. Джулия скоро вернется. Я ей обещал помочь".
"Хорошо. Жду".
А потом Джулия вошла с воплем:
"А теперь молитесь, потому что для вас Новый год не наступит!"
62. ДЖУЛИЯ ДЖОВАННИНИ 23:40
Джулия Джованнини, нажав кнопку "Play", направилась в кладовку за кухней. Туда, где лежали вещи Энцо. Его сумки. Его обувь. Его одежда. Она перевернула все и наконец нашла то, что искала.
Подводное ружье.
Его "Акваган-3500".
Жуткий арбалет, из которого этот сукин сын убивал последних морских собачек и камбал Средиземного моря.
Она легко его зарядила.
Милая мамочка объяснила, что надо делать.
Голыми руками она натянула резиновые жгуты изо всей силы - так, что заболели ладони. Вставила стрелу до упора. Спусковой крючок напрягся, встав в боевую стойку.
Готово!
И она ринулась с воплем. В гостиную. В бой. К победе. Обнимая орудие убийства, как обреченный на смерть прусский пехотинец.
Вошла в гостиную и завопила:
"Молитесь, потому что для вас Новый год не наступит!"
63. ЭНЦО ДИ ДЖИРОЛАМО 23:41
Она была громадной. Гигантской. Злобной.
Там, у двери, с подводным ружьем в руках.
Потухшие глаза смотрели вперед. В них не было ни проблеска разума.
Она пришла за ним.
Переполненная жаждой мести. И кричала, требуя того, что он ей был должен.
Уважения.
Энцо ди Джироламо знал это. Слишком хорошо знал.
Она вышла вперед. В центр гостиной. Гости с криками бросились в разные стороны и прижались к стенам.
Кролики вы, просто трусливые кролики.
"Что ты делаешь, Джулия…" - смог выговорить Энцо.
Никто не услышал.
Дебора, единственная оставшаяся стоять посреди комнаты, казалось, окаменела. Казалось, она играет в детскую игру "Море волнуется". Но внезапно она двинулась к Джулии, не обращая внимания на ружье. Протянула руки, пытаясь взять его.
Как героиня телефильма.
"Джулия! Джулия! Пожалуйста! Дай мне ружье! Ну же! Не делай глупостей. Ничего страшного не произошло. Это было так… совсем не серьезно. Дай его мне…" - произнесла сценаристка.
Думала, что ее можно убедить. Что с ней можно говорить.
Джулия ударила ее ружьем в лицо. Дебора рухнула на пол. Головой под диван. С разбитой губой. И разбитым носом. И осталась лежать, и от ее крови намокала диванная бахрома, и взгляд ее был устремлен вниз, в полумрак.
Джулия шла вперед, пока не оказалась прямо перед Энцо.
Он спиной к стене.
Она с ружьем в руках.
Джулия направила ружье на него.
Энцо увидел острый гарпун, направленный ему в грудь. Сжал в кулаки вспотевшие ладони и обмочился.
Да какого хрена… у меня еще куча дел. У меня же, блин, вся жизнь впереди. Это несправедливо. Мне надо переписать отчет. Мать твою. Почему так? Черт, я не хочу так умирать. За что?
Он хотел спросить у нее.
И хотел получить разумный ответ.
Если бы он получил разумный и логичный ответ, он бы мог даже смириться со своей смертью. Но он знал, что эта тема не для обсуждения. Что нечего тут понимать. Что это просто очередной случай криминальной хроники. Один из мелких случаев, которые рассеянно пробегают в разделе городских происшествий. Только теперь это происходило с ним. Из миллионов жителей Рима - именно с ним. С ним, будущим большим человеком в Институте, с ним, нашедшим женщину с нормальными мозгами…
Какого хрена! Это несправедливо…
"Я отдала тебе ключи. Отдала свою жизнь. Отдала свою подругу. А что ты дал мне взамен? Отвечай, сукин сын!" - потребовала она.
Чего она хочет?
Он не мог понять. Что у него спрашивает эта психопатка?
Это было совсем как в тех фильмах. Прежде чем убить, тебе обязательно задают вопрос. Вопрос, на который ты всегда даешь неправильный ответ. Значит, лучше не отвечать. И потом, о чем это она… Ключи от чего?
"Нет, я не…" - вот единственные слова, что он смог выговорить. Это был не ответ, это были просто слова.
Джулия скривила губы в гримасе отвращения, нажала на курок, и Энцо, сидевший на обтянутом красным бархатом стуле, увидел, как копье полетело вперед и воткнулось ему в грудь, прямо посередине. Он почувствовал, как железное острие проходит через мягкую плоть, заключенную внутри грудной клетки. И наконец по сотрясению стула понял, что копье пронзило его, как вертел - цыпленка, и вонзилось в обивку спинки.
Он опустил взгляд на металлический предмет, торчавший из его груди. Новая рубашка от "Баттистони" окрашивалась в красное. Он опустил и вытянул руки, словно чайка, которой подрезали крылья.
Может, если взять его обеими руками, то удастся вытащить, - подумал он.
Он попробовал.
Вцепился в копье и потянул.
Адская боль пронзила ему грудь, и он ощутил во рту соленый вкус крови. Гарпун вышел из спины. Никак не вытащить. Он вновь уронил руки и заплакал.
Он все прекрасно понимал.
Чувствовал, как слезы катятся по щекам. Он сознавал, что смерть близка. Поднял устало взгляд. На Джулию.
Вот она.
Все еще стоит. В руках ружье и леска, которая соединяет их, словно пуповина смерти.
"Джулия. Пожалуйста. Прошу тебя. Вытащи это из меня, пожалуйста".
Она взглянула на него. И в ее мутных глазах не было больше ничего. Никакого человеческого сострадания. Никакого человеческого сожаления.
"Вынь его сам, сволочь!" - устало сказала она, как робот, у которого сели батарейки. И швырнула ружье на стол. В шампанское и мороженое.
"Мне никак…" - все, что ответил Энцо.
64. НАВОЗНИК 23:42
"Теперь все наоборот! Врубаешься? Мы его можем шантажировать. Если знакомые только узнают, что он сексуальный извращенец, это конец. Работе. Семье. Всему. Он покойник. Понял?" - произнес Серьга, и его губы растянулись в улыбке от уха до уха.
"А как мы его сможем шантажировать?" - спросил Рыло с видом послушного ученика.
"Очень просто. Мы его сфотографируем. Устроим настоящую фотосессию. Он голышом. С дерьмом на животе. Мы разбогатеем…"
А этот парень хитрожопый, однако.
"Вот это мысль! Вот это мысль!" - повторял как заведенный счастливый Рыло.
Они переместились в угол комнаты, где и совещались вполголоса. Их беседу прервал Навозник.
"Простите! Я вас побеспокою… Хочу кое-что показать…"
"Чего надо?" - спросил Рыло.
Навозник выглядел возбужденно.
"Идите сюда, на минуту!"
Оба взглянули на него, а потом нерешительно последовали за ним к столу, где был привязан адвокат.
Лицо Ринальди раздулось, как волынка.
Губа рассечена. Нос разбит в кровь. Гааза опухли. И, несмотря на это, губы растянуты в счастливой улыбке.
"Какого чер…" - Серьга не успел произнести, как Моннецца еще раз двинул адвоката кулаком по лицу.
Адвокат издал слабый стон.
"Он чокнутый! Понимаете? Ему нравится, когда его бьют. Он так устроен. Он же извращенец поганый…" - популярно объяснил Навозник.
Сейчас он был похож на Пьеро Анджела.
Серьга не выдержал. Он бросился на Навозника, и, сцепившись, они повалились на пол.
"Ты придурок. Посмотри, что ты наделал! Ты его изувечил. И что теперь? Ты все испортил! Если мы его сфотографируем, подумают, что мы ему избили, напали на него… нам никто никогда не поверит. Все теперь бесполезно… я тебя урою. Убью тебя!" - говорил Серьга, пытаясь откусить Навознику ухо.
Они катались по полу, нанося друг другу удары, кусаясь, тягая друг друга за волосы, в то время как адвокат Ринальди плакал и смеялся одновременно.
65. МИКЕЛЕ ТРОДИНИ 23:49
Микеле Тродини засунул мощную петарду за пятьдесят тысяч лир в горшок с мамиными геранями и нацелил ее на террасу.
Точно.
Он чиркнул спичкой и поджег фитиль, который сгорел быстро.
Петарда полетела, оставляя за собой след из красного дыма, прямо к цели, однако на полпути закрутилась вокруг себя и сбилась с курса, направляясь вниз, ко второму этажу. Микеле увидел, как она скрылась в одном из окон. Яркая голубая вспышка озарила комнату, а потом раздался оглушительный взрыв.
Микеле направился к отцу и деду, готовый к тому, что сейчас ему влетит за то, что он натворил, но отец и дед были слишком заняты стрельбой.
Микеле стиснул зубы и, поскольку больше ничего не оставалось, взял следующую петарду.
НАЧИНАЕТСЯ ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ!
Десять!
66. РОБЕРТА ПАЛЬМЬЕРИ
Роберта Пальмьери медленно продвигалась к четвертому оргазму. Тому, который огненный. Тому, который должен привести ее на вершину блаженства. В высший экстаз. В нирвану. В контакт с обитателями звезд. Да, да, она кончает. Черт побери, она кончает. Она чувствовала, как оргазм поднимается в ней, накатывает неумолимо и неостановимо, как река, сметающая плотину.
Этот оргазм должен опустошить ее и тысячекратно наполнить блаженством.
В голове у нее раздавался грохот.
Грохот взрывов. В какой-то момент ей показалось, что он доносится снаружи. Нет, это невозможно, все это - только в ее голове.
Она ускорила ритм. В исступлении она поднималась и опускалась на Давиде Раццини, который по-прежнему лежал под ней неподвижно, как мертвый, распластавшись на полу, погруженный в гипнотическое состояние.
"Да, Давиде! Замечательноооо, Давиде! Вот… воооот…"
И она кончила.
С грохотом, от которого лопнули обе ее барабанные перепонки.
Странно, но вместо ожидаемого удовольствия она почувствовала боль. Адскую боль. Ощутила, как безумное пламя обожгло ей живот. Она открыла глаза.
Комната была наполнена густым дымом. Ее среднеазиатская гостиная была полностью уничтожена.
Она поглядела на свой живот. И увидела, что ее внутренние органы стали наружными. Ее кишки сползали на пол, как огромный дождевой червь. Скользкие, красные и обожженные.
Она попробовала подняться.
Не получилось.
Ноги!
Ее ноги лежали на полу в метре от нее, в море крови и угля, полностью оторванные от тела.
Едва осознав, что она сохраняет непрочное равновесие благодаря эрекции Давиде Раццини, она начала опасно покачиваться.
Но тут Давиде открыл глаза.
Взрыв вывел его из гипнотического состояния. В то мгновение, как он пришел в себя, эрекция пропала.
Роберта Пальмьери рухнула лицом на пол.
67. ГАЭТАНО КОЦЦАМАРА
Делать нечего.
Гаэтано отчаялся.
Эта Анджела - настоящий флакон с духами. Добрейшей души, но по сути - флакон духов. Из тех, которые позволяют только ощутить свой аромат. И потом, что она так привязана к какому-то хаму из Нолы, когда перед ней - Мистер Танга Баньято'92.
"В общем, не хочешь пойти со мной… не хочешь отметить начало года в объятиях другого", - сказал он уныло.
Качество его ухаживаний падало.
"Я тебе сказала, я бы пошла… Но если об этом узнает мой парень…"
"Да что там у тебя за парень такой?"
"Вон он! Вон там!"
Гаэтано обернулся и увидел парня Анджелы Котиконе.
"Вот этот?" - он разинул рот.
"Да. Это он. Он - мой любимый".
Небеса обрушились на Гаэтано второй раз за вечер.
Парнем Анджелы Котиконе был Чертов Мастиф.
Гаэтано мгновенно стало ясно, что ни хрена он не понимает в жизни.
Как такая девушка может встречаться с этим переходным звеном от обезьян к лемурам?
Нет больше морали, справедливости, ничего не осталось.
Все усилия, которые он приложил, чтобы быть утонченным, развить свой вкус, стать лучше, он совершал именно ради них, женщин. Он мечтал стать образцом. Сексуальным объектом. Красивым он и так был. Теперь он стал образованным, умел себя вести, одеваться, однако… Однако правда заключалась в том, что он за небольшие деньги ложился в постель с этими проклятыми римскими аристократками, а девица, которая была прислугой в гостинице и не могла двух слов связать, которая должна была сама упасть ему под ноги, им брезговала и любила это животное.
"Да ты видишь, кто он такой?" - не удержался Гаэтано.
Мастиф был в стельку пьян. Просто-таки зомби. Он покачивался всеми своими ста десятью килограммами. Глаз не видно. Рот искривлен в чудовищной ухмылке. Он в майке. Весь в поту. Воняет, как кусок тухлого мяса. Когда он шел, все в ужасе расступались.
Мастиф выхватил у какой-то девушки бутылку водки и опрокинул ее в себя в один присест.
"Из дома напротив ведут ответный огонь. Это не иначе как болельщики Казалотти. Они нас ненавидят, потому что мы южане. Потому что мы бедные. Но сейчас мы им, козлам, покажем…"
Он недолго оглядывался, словно раздумывая, а потом набросился на огромный телевизор "Сони" с пятьюдесятью восемью каналами, подняв его с места и обрывая провода, как гнилые корешки. Взвалил его на плечи и двинулся на террасу в дым. Видеомагнитофоны и декодеры болтались у него за плечами, как эмбрионы на пуповинах.
"Видела? Это же зверюга ненормальный. Как ты можешь его любить?" - спросил Гаэтано, отчаянно тряся девушку за руки.
"Он мачо… Мне нравится".
"Да пошла ты! Я должен это остановить!" - сказал Гаэтано и бегом рванул на террасу.
Девять!
68. КРИСТИАН КАРУЧЧИ
Кристиан и Рыбий Скелет лежали рядом на медвежьей шкуре, расстеленной на огромной дубовой кровати, смеялись и не могли остановиться.
Что же там такое было, в этом растворителе?
Что бы там ни было, оно действовало. Черт побери, действовало.
Котельная исчезла, и они находились на празднестве викингов, устроенном по всем правилам.
С больших темных деревянных балок свисали огромные цепи, на которых держались связки факелов. Грубый камин с мраморными подставками для дров дополнял освещение. Олень с огромными рогами подрумянивался на вертеле. На стене висела доска. На ней было написано готическими буквами: "С Новым 836 годом н. э. Желаем всем счастья".
Викинги лопали, сидя на лавках за столом. Ели они как свиньи. Хватали прямо руками жареных цыплят и отправляли их в рот целиком, и орали, и чокались, расплескивая из бутылок пиво "Перони", и громко рыгали. Говорили они на незнакомом языке, огромные и страшные, с длинными грязными волосами, заплетенными в косы и перевязанными полосками кожи. На головах - шлемы с рогами или крыльями сокола. На мускулистые тела надеты шубы. На ногах - сандалии, такие, что носят на Капри. Пара человек повоспитаннее пользовалась для резки сыра мечами, а один попросту наворачивал на свой клинок то, что выглядело как лингвине… Девушки, прислуживавшие за столом, были прехорошенькие. С длинными светлыми волосами. Шведскими скулами. В мини-юбках из шерсти ламы. Кофты с лифчиками без бретелек, из которых выглядывали огромные груди.
"Черт, торкает эта штука!" - повторяли они по очереди.
"Черт! как настоящее! Видел, какая классная…" - говорил Кристиан.
"Кри, ты не поверишь! Это Обеликс во главе стола! Смотри!" - заорал Рыбий Скелет, вцепившись в приятеля.
"Чего ты фигню несешь? Это викинги, а викинги никакого отношения не имеют к Обеликсу. Обеликс - это галл".
"Ну ты убогий. По-твоему, Астерикс и Обеликс никогда не бывали у викингов?"
"Нет. Никогда".
"Знаешь, в чем твоя проблема? Ты тупой и самоуверенный. Ты что, не читал Астерикса в Америке? С кем, по-твоему, Астерикс отправился в Америку? С викингами".
69. АНСЕЛЬМ ФРАСКА
Ансельм Фраска был счастлив.
Ему казалось, что вернулась молодость. Война.
Когда он сражался с альпийскими стрелками. Он тогда не боялся гранат. А теперь, стоя одной ногой в могиле, тем более.
Он видел, как ракеты пролетали мимо и взрывались перед домом. Эти ублюдки, там, на балконе, хорошо подготовились. Огневая мощь вполне приличная. Но старик-то знал: для того, чтобы выиграть битву, недостаточно снарядов, нужны герои.
Рядом с ним упала петарда. Он схватил ее в тот момент, когда фитиль уже догорал, и швырнул вниз.
"Дедушка, ты супер!" - восхищенно сказал Микеле.
"Спасибо, внучек!" - ответил он, преисполнившись гордости, и вышел из укрытия. Прямо под прицел вражеских снайперов.
Спрятавшийся под столом господин Тродини кричал: "Дед Ансельм, не дури! Вернись обратно!"
Но дед не слышал.
У него был свой туз в рукаве.
Он побежал в свою комнату. Нагнулся с треском во всех суставах и достал из-под кровати старый военный карабин. Запыхавшись, открыл шкаф и вытащил патроны. Зарядил оружие.
И с криком "Савойя!" снова бросился на террасу.