Пуп мира
Пьяные то и дело срывали стоп-кран. Ходили по вагонам, ругались в тамбурах. От Домодедова долго не могли отъехать. Поезд дёргался и останавливался, машинист что-то неразборчиво кричал в динамик, с кем-то переговаривался. Потом вроде поехали, но опять встали. Мой сосед второй раз пошёл в тамбур разбираться с несколькими сцепившимися там. Вернулся.
- Ты поп? - спросил меня.
- Нет.
- Дай рублишко.
Я засмеялся:
- А если поп, тогда сколько?
- Тогда? Ну… червонец… Попы обычно богатые…
- Это обычно. А вообще есть разные.
Он удивлённо на меня взглянул:
- Точно. Разные есть.
- А может, я богаче любого попа?
- Ну, этого я знать не могу, - сказал он, - а вот то, что ты из этих, - это видно. И с иностранными гражданами дружишь, как говорится… Ну, ты меня понял…
- Нет.
- Очень плохо, если нет. Придётся тебе объяснить… Вот если рублишко дашь, я тебе скажу такую одну военную тайну, которую ты любому иностранцу (если он, конечно, не дурак, ты понял?) - продашь за миллион долларов, а может, и больше, если не будешь дураком. Ну, дашь?
- На вино?
- На свечку Богу!
- Сначала скажи, потом дам. Может, твоя тайна копейки не стоит.
- Во деловой!
- А ты какой? Богу свечка, а натовской военщине, значит, пойдёт козырь на руки, так? А на что тогда твоя свечка?
Он покрутил головой:
- Ну, ты… Ты меня не понял! Вот ведь… чудак… Это ж самая главная тайна! Самая вот точная… В ней - всё. Ты услышишь когда её - ты будешь, как пузырь, - понял? - молчать!.. Потому что ты увидишь, что это всё - пиздец… Ой, я прошу прощения… Ведь я-то не дурак, я-то вижу, что ты человек настоящий… духовный, как говорится. Я видел таких, не думай… Вот почему я и говорю… Тебе не миллион. Это - тьфу! Нет, ты будешь - как святой, - будешь молчать, правильно я говорю?
- А ты? За рубль?!
Он дёрнулся и даже завыл от нетерпения и досады:
- Да не в рубле дело! Эк, вот гриб сидит! Не хочет понять… А ещё с бородой! Видимость одна!.. Другой бы бежал за мной: "дядя, расскажи, дядя, покажи!.." Вот сейчас выйдем в Белых Столбах, я тебя прямо приведу на то место и ткну тебя лбом, чтоб ты знал…
- Куда это?.. Да я не собираюсь с тобой выходить, мне до Барыбина.
- До Барыбина? Я сам барыбинский, так что ты мне не говори, не надо… А здесь я работал двадцать лет. Дежурным по переезду. Двадцать лет, ты понял?
- Ну и что?
- А то! Ты думаешь, почему мир у нас, а? Уже больше сорока лет! Думаешь, переговоры и всякая там хуета? Да как бы ни воняли, они не могут ничего сделать, не могут войны развязать. Потому что мир заговорён, понял? И запечатан. Вот так… И я знаю, где эта печать!
- Где? В Белых Столбах?
- Да! Да, чтоб ты знал! На переезде, с левой стороны. Там лозунг "МИРУ - МИР" - по бетону… И - никто не знает! Потому что таких тысячи по всей стране. А этот - один. Поди отгадай… А если его взорвать…
- Ты-то как узнал?
- Был случай… Ладно, расскажу… Это давно было. Один человек у меня ночевал в будке. Ну, такой человек, духовный, ты понял? Архинадрап… или как его, я уже забыл…
- Архимандрит?
- Во, ты знаешь. Только он был в обычной одежде. Скрывался. ИПЦ - знаешь такую контору?
- "Истинно-православные", что ли?
- Ну. Они - подпольщики. Вот он ко мне ночью постучался, ты слушай… Я пустил… Он много мне рассказывал… А под утро… Там как раз бетонировали… опалубка из досок… Он вышел - и долго там стоял, молился или что, я не знаю. Потом приходит и говорит: "Ты смотри, это место береги. Здесь, говорит, напишут "Миру - мир" красной краской, и здесь теперь - на твоём переезде - будет тайная печать, никому, говорит, не известная, только тебе одному я говорю, чтобы, не дай Бог, кто эту печать не повредил, а то в тот же час будет всемирная военная катастрофа".
Я рассмеялся как-то вдруг облегчённо.
- Что ты? Не веришь?
- Нет, конечно. Из твоего же рассказа выходит, что это лажа.
- Как так?
- Ну, как тебе объяснить… Ты должен сам это чувствовать. Ведь если есть такая точка - печать, как ты говоришь, да? - она никак, ну, никак не может быть связана с этими словами: "Миру - мир".
- Это почему?
- Ну, почему-почему… Потому что слова - это - Ну как тебе объяснить…
- Э-э, не пизди… Что - это? - Он взглянул в окно и вдруг схватил меня: - Выходим!
- Куда… куда…
- Белые Столбы! выходим! - Он поволок меня в тамбур.
- Куда… иди сам… я дальше…
- Пошли, пошли…
Какая-то мысль мелькнула, и я не стал упираться. Почему?.. так и не понял. Мысль забылась тут же, к моей большой досаде. Мы вышли.
Электричка отъехала. Народ шёл по платформе. Что-то переменилось… Неподвижная твердь под ногами?.. Что-то переменилось… Воздух вечерний, тёплый?.. закат?.. Незаметно, но сразу - что-то окружило нас совсем по-другому… Предстоящее время хождения куда-то и потом ожидания следующего поезда (полчаса? час?)?.. Он замолчал и больше не тянул меня. Может, серьёзно обиделся - или теперь обдумывал, что я успел последнее сказать в вагоне… Мы уже подходили к переезду.
- Слова, говоришь?.. - буркнул он. - А вот мы сейчас проверим, что это за слова… Гадом буду… Валька! - крикнул он в открытую дверь будки - и там тотчас появилась сухая старуха в жёлтой замасленной безрукавке. - Доброго тебе здоровьица, на посту, как говорится. Дай-ка мне лом на пять минут.
- Здорово. Ты как здесь? - сказала она, оглядывая не его, а меня.
- Мимо проезжал. Дай лом.
- Зачем это?
- Бутылку пива открыть с приятелем!
- Ещё чего! - Она глянула на него. - Вот дурень-то…
- Не твоё дело - "чего - почему"! - Он сам полез в будку. - Говорят - нужно!.. Отдадим сейчас…
- Да вы что… куда… - Она, вероятно, думала, что мы будем кого-то убивать (или между собой драться?). Испугалась. Лом, конечно, дала, но сунулась идти за нами. Её задержали какие-то сигналы на пульте - звонки, лампочки…
Мы двинулись вдоль путей и шагов через двадцать остановились. "МИРУ - МИР" был перед нами - красный на побеленном, что ли, бетоне.
Он протянул мне лом, я принял.
- Ну?
- Что - ну?
- Что дальше? - Я смотрел на него.
- Бей! - Он кивнул.
- Ах вот что!.. - Я оглядел лозунг внимательней, но ничего особенного в нём не обнаружил.
- Ну?.. Слова, значит?..
- Что - слова?
- Ты бить - будешь?
- Нет, конечно, - сказал я равнодушно и протянул лом ему назад.
- Нет, ты рубль мне теперь гони, а не лом! - крикнул он с настоящей злобой (даже без торжества, без радости).
Я достал кошелёк. Уже открыл, заглянул туда, ища рублёвку или мелочь, но вдруг…
- Стоп, ну-ка стоп! - сказал я и опять посмотрел на лозунг.
- Что ещё?
- А - Афган?
- Афган?..
- Да. Афган. Это - как, а?
- Афган - это муравьи, - сказал он очень уверенно и просто, - если уж это тебя так волнует…
- Какие муравьи?
- А вот какие… - Он взял у меня лом и ковырнул у нижнего края плиты, - сразу посыпались, побежали, закопошились суетливые точки на откосе. - Видишь? Они там всё небось подточили, скоро крошиться начнёт… Чего им тут надо, гадам этим, я убей не пойму… А говорят, есть порода, которая питается прямо бетоном. Ты слышал?.. По телевизору, что ли, передавали про них…
- Нет, ничего я не слышал. Не знаю.
Собака
- Подожди, - сказал Боря. - Всё непонятно. Давай сначала. Ты долго её не видел перед этим?
- Три месяца.
- Так. Зашла, говоришь, на работу. Во сколько?
- Часов в одиннадцать. Я только пришёл с оперативки. И я не один был в комнате. Толян, Костя… ещё кто-то, не помню…
- Узнали её?
- Конечно. Поздоровались. Ещё говорят: какая ты стала красивая.
- Так что в ней было не так? Что, ты говоришь, тебя удивило?
- Очень сильно накрашена. Глаза, губы. Я не уверен, но, по-моему, даже нарумянена…
- А стрижка?
- Обычная. Но потом, когда вышли в коридор -
Тут я опять запнулся. Голова закружилась: настолько резко возникло то чувство и настолько оно, как ключ в замок, вошло в нынешнее… Теперь повернуть - -
- Ну что, что? - гнал Боря.
- Мне показалось, что она была как-то ненормально возбуждена. Движения странные… Слишком резкие, что ли. Совсем ей не свойственные.
- А голос?
- Голос был немного выше. И напряжённее. Но я приписал это возбуждению тоже. Я не спрашивал…
- Понятно. Дальше что? Что она сказала? - Постарайся точнее.
- Ну, дословно я не могу теперь… Сказала, что ей надо срочно уехать. А подруга уехала на море и оставила ей собаку.
- Какая подруга?
- Не назвала. Просто подруга.
- Точно помнишь?
- Да. Она сказала только кличку собаки, чтобы я мог гулять… Берта.
- Так. И надолго она собиралась слинять?
- На несколько дней.
- Что значит "на несколько"! Ты же должен был планировать своё время.
- Кажется, речь шла о неделе. Но я сказал, что смогу только раз в день: после работы, вечером…
- Ну ладно. Теперь давай про квартиру. Что она говорила?
- Ничего. Предупредила, что сделала перестановку и чтобы я не удивлялся и… ничего… не трогал… И при этом она - -
- Спокойно, спокойно! На, выпей.
- Ну, как?
- Здорово! Ты, Боря, просто - -
- Стараюсь… Теперь давай: "при этом она -"
- Дёрнулась… Ты понимаешь, какая-то гримаса… и почти не успел заметить… Но только…
- Что?
- Только мелькнуло чувство - я не успел его осознать, а сейчас, задним числом, понимаю… - что этому выражению лица нет никакого названия, потому что… ему ничто не соответствует из переживаний…Ты понял?
- Как-то где-то улавливаю… А что ключ? он у тебя сейчас?
- О господи!.. Я совсем забыл!.. Ох ты, подожди… Должен быть… Куда ж я его…
Я стал судорожно шарить на себе. Потом кинулся к куртке, достал свои ключи. Того не было.
- Ладно, неважно, хрен с ним, - сказал Боря нарочно пободрее. - Оставил там, должно быть.
- Да, наверное. Я же вылетел оттуда, как - -
- Ты и сейчас хорош.
Боря открыл окно и закурил. Шум улицы и гарь здесь были вечные. Они немного рассеивали. "Он правильно делает", - подумал я.
- Продолжай про квартиру. Когда ты туда вошёл, что там было?
- Видишь ли, мне и раньше её вещи казались немного… слишком блестящими… Поэтому я не очень удивился, тем более она предупредила… А перестановки она делала каждый год.
- И всё же она зачем-то предупредила.
- Ну, было много просто новых вещей. На кухне какой-то комбайн, вытяжной шкаф… Холодильник почти до потолка, я таких не видел… в комнате акустическая система - совершенно чудовищная… всюду какие-то причудливые лампы, трубки дневного света…
- Ты не трогал? Не пробовал всё это включать?
- Нет… Честно говоря, я не особенно и разглядывал. Я старался оттуда скорей уйти.
- Боялся?
- Не то чтобы боялся… Как бы тебе сказать… У блеска должна быть определённая мера, некая граница, за которой вещи начинают терять свою естественность… Она и раньше не чувствовала этой меры, а здесь мне показалось, она дошла прямо до какого-то надрыва…
- То есть она шла в этом направлении?
- Боря, я не знаю… Ведь я только один раз зашёл и глянул мельком… Я теперь вот пытаюсь вспомнить ощущение… Сразу выбежала собака в переднюю… Я только заглянул в кухню: есть ли у неё еда. Там ещё стояла кастрюля геркулесовой каши, довольно свежей… Поискал поводок. Поводок был в комнате…
- А какая собака?
- Колли. Кажется, молодая… Очень ухоженная.
- Пошла с тобой? не рычала?
- Нет, вполне дружелюбная и воспитанная.
- Сколько было времени?
- Около восьми. Очень жарко. Все окна закупорены. Духота… Шторы были не задёрнуты, и за день так всё раскалилось - какое-то пыльное марево… Я подумал: потом я ей открою, а то она сдохнет в этом климате со своей длинной шерстью… Ну и повёл её на канал купаться. Самому захотелось окунуться… Купались с полчаса. Она побегала. Потом возвращаюсь - ключа нет. Ну, выронил, стало быть, из брюк, когда раздевался. А где там найдёшь в песке? Пришлось вести её к себе…
- Ключ был без брелка?
- Да, просто ключ - плоский, жёлтенький.
- И где ж ты его нашёл сегодня?
- Вот в джинсах за отворотом. - Я показал на штанину. - Стал утром вытряхивать песок - как он туда заскочил - трудно понять… Но теперь-то уж… всё может быть… я даже не знаю… Налей ещё рюмку… Но я не особенно и думал, я сразу только: "а! ну, вечером отведу домой!"
- С облегчением?
- Вроде да.
- А почему?
- Ну, как-то… Немного досадно было, что потерял…
- Но ты точно уверен, что ключ был тот самый?
- А какой же? - Не знаю! Я уже ничего не знаю… Слушай, а ты уже меня начал анализировать, да?
- А что мне - -
- Правильно делаешь…
- Нет, погоди, а что мне остаётся? Передо мной только ты и твои слова… Э-э! давай, старый, не комплексуй, всё нормально. Хлопни вот и переходи к финалу. Только не мямли, а то я сам свихнусь с тобой… Чётко, жёстко, документально: минимум эмоций, максимум подробностей… давай.
- Постараюсь… Пришёл с работы… Да, она ждала прямо под дверью и скулила. Думаю: наверно, очень нужно… Прицепил поводок и сразу повёл. Она сперва потащила, но потом, когда я отпустил, почти не бегала. Мы и прошлись-то минут пятнадцать - до её дома - ну вот… Поднялись на этаж… хочу открыть… ключ не лезет… Я как-то… что такое? так как-то ещё ткнул его… стоп, стоп - ещё поглядел на номер квартиры… Почему я не держал поводок? Она сзади - шур-шур - лапы - побежала… на площадку и… на лестницу куда-то… Я: "Берта!" - повернулся к ней, вышел… Лифт шумит… Останавливается… двери… и - Ида… У меня дыхание прервалось на какое-то время… Да… Погоди…
- А она-то удивилась?
- Ой… тут я вряд ли… я как-то смутно… Подожди, сейчас… Вроде и удивилась. Но она была просто страшная: усталая какая-то, серая. Взглянула: "Ты откуда?… ты что?.. ты ко мне? - вот так как-то вяло. - Ну заходи", - пошла вперёд. Я: "Постой, пёс убежал… пса надо…" - "Какого пса?" - не оборачиваясь… дверь отпирает… - "Берта куда-то…" - "Что?.. Я очень плохо себя чувствую, ты извини. Ничего не соображаю… Заходи…" Ну, и я уже не знаю, как - вроде в тумане… "Ты сегодня вернулась?" - "Откуда?.. Чай будешь пить? Ну, заходи…" - "Куда ты позавчера…" - "Куда?" И вдруг я понимаю, что всё старое… Мы уже стояли в кухне, и - ничего нет… Я… А она вдруг обернулась, посмотрела, да так резко вдруг, злобно: "Ты чего! ты чего!" - на меня… Ну, я бросился назад, выскочил на улицу, не помню как…
- Так, ну вот теперь хоть что-то проясняется, - сказал Боря. - Хотя по-прежнему трудно…
Он снова взял папиросу, прошёл по комнате к двери, потом обратно.
- Непонятно, почему ты всё-таки не спустился сперва за собакой.
- Не знаю… Я как-то…
- Ты уже понял, что её нет? Сразу?
- Не знаю…
- Или она намеренно вела тебя за собой, в квартиру?
- Да нет как будто… Понимаешь, я был настолько - -
- Нет, я всё же не понимаю. Какой-то сути я здесь не улавливаю… Вот именно этого момента: чего ты так испугался? Ну, сели бы пить чай, ну и спросил бы прямо, что было и чего не было. Ведь ты был спокоен… Хм… спокоен до какого момента? ну-ка вспомни точно - -
- До… кажется, до - как ключ не подошёл к двери… И потом всё, как лавина… поехало - и - Боря, я испугался - всего… всего вместе!
- Ладно… Хотя я думаю, ты испугался ещё раньше… знаешь, старый, я тебе так скажу: я не вижу никакой необходимости тебе у меня ночевать… Даже наоборот. Сейчас поедем вместе на твою хату, посмотрим. И, если будет нужно, я там с тобой заночую. Потому что надо кончать с этим делом. Ты понял?
- Да, пожалуй…
- Пошли, пошли…
- Пожалуй, ты прав…
- А хочешь, - продолжал он, выйдя на улицу, - сейчас зайдём к тебе, а после к Иде. Давай?
- Да она уже спит, наверное.
- Ага! Вот это уже - молодцом! Ничего, мы её разбудим.
Но когда спустились в метро, немного примолкли. Вагон шумел, и каждый задумался.
- А я тебе тоже… могу… я не рассказывал, что со мной было в армии?
- Нет.
Но он вдруг раздумал рассказывать.
- Ладно, после…
Ехали совсем молча.
Я как будто и не выпил ничего. Опять темнота пошла наползать. И чем ближе, тем гуще. Опять мысли все улетели, как пузырьки из стакана, - словно кто-то крутит меня.
- Давай мне ключи, я открою, - сказал Боря, когда уже шли по лестнице.
Открыл.
Я за ним.
- Свет включи… здесь, справа…
- Ну… И что? -
Всё спокойно. Постояли в прихожей, оглядываясь.
Он сунулся в комнату, зажёг там свет. Я зажёг на кухне…
Дверца под раковиной была открыта, и помойное ведро стояло на полу посередине.
- Боря!!! - завопил я.
Он подбежал, и мы увидели в ведре четырёх мёртвых щенков.
Живые ученики
Кондратий сказал:
- Вы не смущаетесь, когда видите, и правильно делаете. Когда я читаю, я действительно смущаюсь, но это происходит не оттого, что я вижу буквы, а то, что за ними: смысл и всякое там.
Ученики сказали:
- Нам принесли мёртвую женщину.
- Она не могла здесь взяться, - сказал Кондратий.
- Однако же нам принесли, - повторили ученики.
- Откуда она? - спросил Кондратий.
- Не знаем.
- И что вы хотите сказать?
- А то, что бес соблазняет нас, когда мы глядим на неё.
Кондратий опустил глаза и подумал.
- Её надо предать погребению, - сказал он после молчания.
- Мы не осмеливаемся, - ответили ученики. - Сделай это.
- Я не готов на неё смотреть, но сделаю это ради вас. Где она?
- Мы поднесли её ко входу в пещеру.
- Вы несли на руках?
- Именно так.
- Кто нёс?
- Все по очереди.
Кондратий вышел и, прикрыв глаза триперстием, взглянул на неё.
- А кто убил?
- Мы не знаем, - сказали ученики. - Убил кто-то, кто был с нею прежде.
Кондратий стал заступом разбрасывать песок. Ученики запели молитву. Женщина была старуха. Её маленькое, костлявое, сморщенное на солнце тело было совершенно обнажено. Ей, может быть, не довелось дожить и до тридцати лет, но это была старуха, как водится в тех областях Египта и близлежащих стран.
Женщина испустила вздох и застонала.
- Дайте мне воды, - произнесла она и села, не открывая глаз.
Кондратий, отложив заступ, пошёл в пещеру и вернулся, неся кружку, наполненную водой до половины. Женщина стала жадно пить, не открывая глаз.
- Кто из вас молился сейчас о том, чтобы Бог воскресил её? - спросил Кондратий учеников.
Они молчали, объятые ужасом.
- Я помолюсь, и, если Бог захочет, Он откроет мне, кто это сделал. Но для вашей души полезнее, чтобы вы сами сказали.
- Оставь их, - сказала женщина, не открывая глаз. - Я сама молилась о том, чтобы Бог меня воскресил.
- Зачем?