Самои - Анатолий Агарков 16 стр.


Десятка полтора хуторских мужиков вместе с уполномоченным вышли в поле обмерять колхозную землю. С холма в белом свечении неба открывалась широкая пашня. Тут и там приятно зеленела озимь. Мужики курили, кашляли и нещадно плевались. Иван Духонин успел уже потрудиться: локти и колени его одежды были испачканы жирной огородной землёй. "Наверное, зерно прятал", - с неприязнью подумал о нём Масленников. К обеду намерили три тысячи двести десятин.

- Ну вот, товарищи будённовцы, владейте, лелейте, богатейте. Садитесь-ка теперь за столы да пишите заявления в колхоз, чтобы честь по чести, всё по закону. Кто не грамотный - к Борису Извекову.

Авдей Кутепов, угадав минуту, завлёк уполномоченного к себе на гусятину. На похмурневшую жену тайком прицыкнул:

- Ты, кашу-то мешая, мозгой-то пошевеливай.

Украсил стол бутылкою и четырьмя стаканами. Разорвал лоснящегося гуся на добрые куски, уложил их в стеклянную узорчатую вазу, принесённую женой. Подошёл принаряженный Дмитрий Малютин, пропел с порога, завидев бутылку:

- Милый пей вино, как воду, только хум не пропивай,

Люби басеньких, хорошеньких - меня не забывай.

Авдей неспокойно хихикнул:

- Нечто ещё девками интересуешься?

- Зря смеёшься. Я девок завсегда любить буду. Любую заговорю. И товарищу приезжему - как вас по батюшке, не упомню - любую кралю присватаю. Девки и вино нужны, чтобы печаль снять.

Дмитрий поднял голову к низкому потолку. Лицо его преобразилось, словно бы потолка того не было, только даль небесная над всей землёй.

- За Россию! - сказал он строго и торжественно, - за колхоз наш! Хай процветают!

Масленников встал вместе с мужиками, выпил водку одним махом и стиснул пустой стакан до побеления суставов.

Закусив грибком и хлебом, Кутепов сказал:

- Да-а, девки у нас красивые. Хоть бабу мою взять. Ты, Митька, помнишь, как козлом вокруг неё скакал? Ой, помнишь, поди? Молодая-то она видная была…

Разговор их казался Андрею несуразным и по обстоятельствам, как бы несерьёзным. Тёмные они, думал он, инстинктами живут. Но то, что на хуторе они коноводят, ещё вчера подметил. И ещё тот, кто колхоз обязаловкой назвал, у кого жена такая писанка. Масленников хмыкнул сам себе - вот ведь какая тема бабская прилипчивая.

Хозяин выставил на стол новую поллитровку. Обняв за плечи своего приятеля, пропел:

- А нам бы подали, а мы бы выпили…

От его скрипучего пения, пьяного вида, водочного тепла и жирной гусятины Андрею захотелось спать.

- Чёрт, устал, засыпаю, - сказал он и засмеялся.

Дмитрий Малютин, ставший тоже хмельным, посмотрел на него затуманенным взором:

- Ты погоди чертыхаться. Святая вода ещё не кончилась, а потом мы на Гулянку пойдём. С тобой одна краля хочет познакомиться…

- Красивая девка, - подтвердил Авдей.

- Не то слово, - Малютин колыхнулся, как табачный дым от внезапного сквозняка, и, ткнув пальцем в пустой стакан, приказал, - налей.

- Мы ведь всё понимаем, - продолжал он, - тракторы, машины какие, вчерась ты говорил, всё же через вас… Мы уважим - нас уважат. Вперёд надо смотреть, в перстиктиву. Верно?

- Это ещё не скоро, - грустно сказал Авдей. - Сначала артель надо сколотить, чтобы без протиречи…. речитивых…. ретивых… Тьфу, чёрт! Ну, чтоб врагов не было, элементов разных. Верно?

- С большим удовольствием за это выпью, - поднял Масленников стакан, ощущая себя самым трезвым в компании.

- Здравствуйте, - негромкий девичий голос заставил замереть поднятые стаканы. В проёме дверей стояло нечто стройное, красивое, улыбающееся. - Кому из вас следует показать хуторскую Гулянку? Вы все уже пьяны и опять налили.

- Ишь, ворчит, - кивнул на неё Малютин. - Ещё не охомутала, а уж норовит взнуздать.

- Ты, Александра, не ври, - Авдей поднялся, выпрямился и слегка качнулся на ногах. - Нет здесь пьяных, крепкие мы мужики.

Малютин одним глотком опорожнил стакан, хлопнул его на стол, легко скользнул из-за стола, подхватил Саньку Агапову на руки, притиснул к груди, проблеял нежно:

- Любушка-голубушка, расцвела красавицей, а соображений на грош…

Санька взвизгнула и тут же притихла. Он, наверное, стиснул её так, что она хрустнула вся и обмякла. Дмитрий поставил её на ноги, поцеловал в шелковистую светлую маковку, потом поддал ей легонько коленом под зад, чтобы вновь оживилась. Девушка оправила нарядное платье, тряхнула косой.

- Так что садись с нами и не кукуй, - сказал Авдей. - Выпей. Мы за вас, девок наших да баб пьём, краше которых нет во всей России-матушке.

- Про девок ничего не скажу - согласна. А вот мужики умом ослабли. Колхоз какой-то удумали. Чтобы бабами сообща владеть что ли?

Масленников дёрнулся, будто от пощёчины. Малютин крякнул, хлопнув себя по мощным ляжкам, Авдей вскочил из-за стола:

- Ты, Санька, язви тебя, за языком следи. А лучше помалкивай, раз бог ума не дал. На-ка, выпей с нами…

Налил и подвинул гостье стакан. Она скромно прошла и присела за край стола напротив приезжего. Андрей заметил, что икры у девушки плавные, невыпирающие, колени закруглённые, оглаженные, щиколотки изящные, тонкие. Не было её на собрании. Вспомнил: наверное, певунья вчерашняя.

- Мудрецы плешивые, - со вздохом сказала она, беря стакан в руку.

И опять уполномоченный в её словах услышал намёк на высокий свой лоб с залысинами. Он уже стал побаиваться этой языкастой хуторской девахи. Но, чёрт, как красива! Насупился и надолго отстранился от застолья.

- Дядь Мить, спой, пожалуйста, - попросила Санька.

- Что тебе спеть, душа-красавица? Хочешь про любовь нескончаемую?

- Спойте, - закивала головой, но, взглянув на приезжего, вспыхнула вдруг, неловко толкнула стакан и ойкнула. Андрей стакан удержал, не дал ему упасть. Недопитая Санькой водка всё же выплеснулась и залила им обоим пальцы.

- Любовь, да ещё нескончаемая, - хохотнула она, доставая вышитый платочек. - Кому она нужна?

- Не скажи. Любовь нужду затмевает. - Дмитрий облокотился о стол, подперев кулаком щёку, открыл щербатый рот и запел удивительно чистым и приятным баритоном.

Масленников, слушая, откинулся на спинку стула и под столом рядом со своим увидел гладкое, как шёлк-атлас, розовое колено, и уже не в силах был оторвать заворожённого взгляда.

Зашевелились занавески в горницу. Не прерывая пения, Дмитрий поднялся и прошёл туда и, скрывшись, допел до конца. Когда голос его смолк, послышались восторженные восклицания хозяйки, звук отчаянного поцелуя и деловитый треск пощёчины, будто вяленую рыбу разорвали пополам.

- Эй, вы, там, - всполошился Авдей и тоже скрылся.

Санька посмотрела приезжему в глаза и поднялась.

- Я провожу, - засуетился Масленников.

Сразу за околицей начинался лес. Санька подняла Андрееву руку, прижала к сердцу, от такого движения её левая грудь приподнялась, округлилась туго:

- Тут у меня ноет. И не знала, что у меня сердце есть, и не думала. Мама говорила, заноет - тогда узнаешь, и места себе не найдёшь в беспокойстве, придёт время. Тебя как зовут-то? Все на "вы" да на "вы", а ты ведь молодой, только лысый немного. Чего молчишь? Имя-то у тебя есть?

- Андрей, Андреем меня зовут. - Масленников тщетно отводил глаза от Санькиной груди. Сердце её билось под его ладонью сильно и требовательно. Уполномоченный моргал, а его взгляд тайком шмыгал в вырез платья.

- Если бы вы, мужики, могли понимать хоть вот столечко…. - Санька вздохнула, выпустила его руку. - Или хоть бы догадывались, о чём девушки мечтают.

Андреева рука скользнула вниз по её упругому боку, но тут же поднялась, чтобы самостоятельно обхватить девушку за талию, притиснуть грудь в грудь. Санька сделала полшага в сторону и даже не заметила, что увернулась. Наверное, есть у женщин такой внутренний рефлекс, когда душу жжёт одно желание, а тело играет свою игру. В этот момент Масленников будто увидел себя со стороны: рядом со стройной девушкой - низенький, тощий, сутулый. "Боже, какой хорёк", - мелькнула отрезвляющая мысль. Только случай сослепу иль впотьмах мог свести их вместе. Он перевёл дыхание, воздух спасительно вошёл в лёгкие. Вытер о пиджак мокрые ладони, рванулся целоваться, но споткнулся и сконфузился.

- Я поцеловать тебя хотел.

- И больше уже не хочешь? - засмеялась Санька и легко увернулась от его рук.

Платье на ней жило как бы само по себе, со своими складочками, выточками и цветочками, но с одной только целью - сделать девичью красоту ещё более нестерпимой.

- Слышь, давай рядом посидим: тяжело мне на тебя сзади смотреть. - Андрей чувствовал, что если не заговорит, если не отвлечёт себя от разбушевавшегося желания - бросится на девушку и наделает непоправимых глупостей. - Это ведь случай, что я попал на ваш хутор, а не в какую другую деревню…. Никогда бы не узнал тебя, не выпала б мне встреча с тобой…

- А ты меня и не узнал ещё…

Масленников зажмурился от такого, как ему показалось, откровенного намёка, головой потряс и кулаком себя по лбу ударил, выбивая остатки хмеля. Остановил Саньку за локоть:

- Посидим, а?

- Где посидим? - спросила она ласково.

- Да хоть вот здесь.

- А зачем здесь сидеть, скоро гулянка начнётся? - девушка заглянула ему в глаза.

Андрея снова бросило в жар, вмиг вспотели ладони. Его руки рванулись её обнять, а ноги против воли подогнулись, и он бухнулся на колени, уткнувшись носом в подол. Санька положила на угловатый затылок тёплые ладони и прижала его голову к своим ногам. Его руки шмыгнули под подол платья. Кожа девичья нежная, страшно поцарапать. Из глаз Масленникова потекли слёзы умиления, не замечаемые им, как дыхание, освобождая его душу от недоумения, растерянности, страха и стыда. Санькины ласковые пальцы приподняли его голову, её губы коснулись лба, глаз, щёк, добрались до его губ. Масленников чувствовал в её ласках какое-то настойчивое указание для себя, но понять никак не мог: в маленькой плешивой голове ликовала любовь, сотрясая всё тело…

- Ну что? - спросила она, отстраняясь. - Пойдём?

Сбитый с толку, сморенный, растревоженный и влюблённый, он разволновался от нестерпимой потребности говорить, но молчал и смотрел на неё по-собачьи виновато.

- Чего ты? - спросила Санька едва слышно.

На полянке у околицы уж собралась молодёжь. Хрипела старая гармонь, косячок сухих листьев шелестел под ногами танцующих, забивался в жёсткую траву. Увидев приезжего под руку с Санькой Агаповой, гармонист заиграл вальс. К Масленникову подошла круглолицая девушка, и они единственной парой закружились на полянке. Поглядывая на Саньку, Андрей прижимал к себе партнёршу осторожно, как обряженную ёлочку.

Гармонист вальс оборвал, заиграл "Барыню". Вмиг в кругу стало тесно. Девчата, повизгивая, закружили подолами. Парни шваркнули кепки оземь, пошли вприсядку. Они рвали влажную землю кованными каблуками, выкручивали с корнями траву в замысловатой лихости плясовых коленцев. А когда утёрли мокрые лбы, гармонист заиграл новую мелодию. Санька потянула Масленникова в круг. Её пальцы больно впились ему в плечо, она вся прижалась к нему, плоско и сильно, слегка повиснув на нём. Сказала тихо с обидой и угрозой:

- Не смей, слышишь, не смей танцевать с другими.

Андрей улыбнулся.

Прощались в темноте возле её дома. Чтобы оторваться от желанного и покорного тела, Масленников втянул в себя холодную струйку воздуха, сложив губы трубочкой, потом судорожно хватнул его, словно муху хотел схватить на лету, как щенок, лязгнув при этом зубами. Отдышался и прохрипел:

- Ну, я пошёл.

- До завтра, милый.

Его поджидали. От плетня отделилась тёмная фигура и молча бросилась на Масленникова. Защищаясь, Андрей ткнул противника локтём в лицо. Удар получился хрясткий. Нападавший упал, отплёвываясь и матерясь. Масленникова тут же окружили парни, чуть ли не все, кого он видел на гулянке. Страх стальной рукой схватил его душу, замутил сознание. Они сейчас забьют его до смерти. Холодный пот шибанул по всему телу. Машинально он сунул руку в карман в поисках носового платка, и вся компания дружно отпрянула.

- Берегись, робя, щас палить учнёт!

Масленников овладел собой и обстановкой:

- Идите парни по домам. Я вас не видел, вы - меня. Будем считать, шутка не удалась.

И лежащему:

- Ты как, сам идти сможешь?

Тот поднялся, отхаркиваясь, размазывая по щекам кровь:

- Псих, ты мне носапырку сломал.

- Ну, прости друг, бывает. Главное, чтоб до свадьбы зажило.

Парни гурьбой пошли прочь, а у Андрея ещё долго не унималась дрожь в ногах.

До полудня следующего дня Масленников принимал от мужиков заявления в колхоз, писал таковые за безграмотных. Приметил, что к Извекову с такой просьбой никто не обратился. "Эге, брат, да не любят тебя на хуторе-то. Как председательствовать будешь?". И почему-то в памяти сразу всплыло кирпичное лицо Авдея Кутепова.

С теми, кто не спешил в колхоз, решил побеседовать лично.

Фёдор Агапов под навесом строгал доски. Отряхнув стружки, свернул и закурил самокрутку, смотрел на визитёра долго, дремотно, будто отдыхал взглядом на дураке.

- Рабочий лучше мужика живёт: времени больше свободного. Для того и создаются партией колхозы, чтобы уравнять труд в городе и селе. Отработал смену в поле иль на ферме - отдыхай культурно, развлекайся. А у частника, ну что за жизнь? Утром он в делах, днём в работе, вечером в заботе…

- А ночью? - почти не разжимая губ, спросил Федор.

- А ночью пьёт и бабу бьёт.

Самоуверенность оседлала Масленникова, как ощущение грузной, но полезной ноши. Он глубоко затянулся напоследок, затоптал окурок и уселся на колодину. Агапов усмехнулся. Усмешка скользнула по губам и спряталась в глазах. Скрипнула калитка, вошёл Иван Духонин.

- У тебя гости, Кузьмич? Не вовремя я. В другой раз…

Руки будто бы назад потянулись калитку отворить, а ноги уж несли его под навес.

- Теперь как, товарищ дорогой, кто в колхоз не войдёт, тех под корень топором?

- Откуда вы такие? - Масленников покрутил головой, отвечая Ивану и поглядывая на Фёдора, - Из какого тёмного болота? Нечто не уяснили, что для вас всё делается, в ваших интересах.

- Может это и так, только не хочется мне на Авдюшку Кутепова работать: не радетель он, горлохват и проныра. Высунуться хочет, а соображений ни на грош.

- Ну почему Кутепов? - смутился Масленников. - Не люб - избирайте другого.

- У нас половина хутора Кутеповых и степенных ни одного, все ёрные, как Авдюшка.

- Задохнётся он от своей жадности в колхозе, - сказал Федор и взялся за рубанок. - Посинеет и зенки на дармовщину повылазят.

На другом конце хутора шёл иной разговор.

- Думаю, он её только щупал, - делился своими сомнениями с Дмитрием Малютиным Авдей Кутепов.

- Нет-нет, - увещевал тот, - Он её на десяток годов постарше - неужто не уговорит? Да и девка порченая, что ей терять?

Будто устыдившись, продолжил:

- Безотцовщина, чего ты хочешь? Думаешь, Тимофеевне легко их одной тянуть. Ты вон сколько раз в день в чугун со щами заглядываешь? Не считал? А у них и такого не бывает.

- Будто бы. Ври больше. Даст им Фёдор голодать, как вол пашет. Поди, гусятину с бараниной почаще нас с тобой лопают. Санька вон, как краля наряжается. С каких щей?

- Санька - девка правильная, в корень смотрит и любовь зрит. Я вот мекаю, нет ей на хуторе жениха. Так что уполномоченный - это самое то, и Санька его не упустит.

- Ну, поглядим-посмотрим: крючок он заглотил, теперь ба не сорвался…

Широколобая, тяжёленькая и крепкая, с веснушками на щёчках возле носика, со светлыми кудряшками и тёмными ресничками двухлетняя дочка Леночка забавлялась у Фёдора на коленях.

- Смешно дураку, что рот на боку, - ругала Матрёна только что ушедшего Ивана Духонина. Взглянула на мужа, и нижняя губа её задрожала, потянулась к побелевшему кончику носа, но не заплакала, а, пересилив себя, спросила певучим грудным голосом:

- Ты что ж, решил покориться? Только знай, в колхоз ваш я не пойду. Возьму Леночку, и… куда глаза глядят.

Фёдор хохотнул, как прокашлялся:

- Пронырливый парень, этот уполномоченный. Не смотри, что весу в нём с барана, дерьма может навалить на целое стадо, - и задумался, оставив жену одну с её сомнениями и переживаниями.

Масленников в ту минуту шагал к Борису Извекову, думал о Фёдоре и завидовал ему, его красивой жене, трудовой, спокойной и обустроенной жизни. Вспоминал свою. Отец у него был добрым, мягким, пьющим человеком. Мать - сварливая, хвастливая, захлёбывающаяся в своих бесконечных и бессвязных скороговорках, причитаниях и всхлипах. И никто никогда не мог понять, о чём она плачет. Лишь только открывала рот, она тут же начинала давиться словами, рыданиями и ещё чёрте чем. Отец умер однажды, не дослушав её брани. Сестра его, приехавшая на похороны, покачала головой:

- Любимцы богов умирают молодыми.

И с тех пор Андрей, подмечая в себе материнскую разносистость, не пытался сдерживаться, боясь быть похожим на отца…

- Санька, - укоряла Наталья Тимофеевна дочь, - Был бы жив отец, как бы он посмотрел на тебя, беспутную?

- Если бы он был жив, я бы с приданым была, и забот о женихах не было. А теперь кто меня с голым задом посватает? Такой же беспартошный, чтобы всю жизнь спину гнуть и сдохнуть в землянке.

- Что же ты всё со стариками вяжешься? Ведь обманут.

- Молодые-то на эти дела проворнее. А приезжий и не старый вовсе, только серьёзный очень. С собой звал. Вот возьму и уеду….

К непогоде, должно быть, разыгрался ревматизм у Бориса Извекова в прострелянных ногах. Управившись по хозяйству, он залез под стёганное одеяло и молча страдал. Андрей Масленников, завершив свой обход по хутору, шумно ужинал с Варварой Фёдоровной. Разговор коснулся семьи Агаповых.

- Странное дело, у такого тёмного типа такая развесёлая и понятливая сестра. А что, хозяюшка, ежели вас сватьей попрошу быть - пойдёте Александру сватать?

Тупая боль в конечностях захлестнула голову и превратилась в лёд. Борис поднялся с кровати и двинулся на гостя, больной, серый, с округлёнными, остановившимися глазами и вздутой шеей.

- Повтори! - прохрипел он.

Андрей Масленников попятился от него, окаменев лицом, одинаково готовым и к улыбке, и к гримасе ярости.

Ещё владела собой Варвара Фёдоровна.

- Да вы что, сынки, нашли из-за кого петушиться. Да она - дурёха деревенская и тебе не пара, Боря.

И вдруг поняла, что ляпнула что-то такое, что могло не понравиться уполномоченному. Тот смерил её яростным взглядом. Борис взял со стола кухонный нож. Варвара Фёдоровна, взвизгнула и откинулась на стену в обморок, забыв закрыть глаза.

- Что у вас было? - Борис еле шевелил онемевшими губами. - Впрочем, если ты сейчас скажешь хоть слово о ней, я тебя убью. Лучше уходи.

Назад Дальше