Андрей выскочил из-за стола, привычно сунул руку в карман брюк:
- Остынь, мужик.
И более спокойно и твёрдо сказал:
- Тут всё в порядке: она уедет со мной. Мы так решили, а ты, видать, не только на ноги - на голову больной. Убери нож, я сейчас соберусь и уйду.
Ссора с Борисом Извековым расстроила Масленникова, расстроила и его планы. Каков Отелло! Псих недостреленный! Нужна новая кандидатура в председатели, это было ясно. Вновь из глубин сознания всплыл кирпичный облик Авдея Кутепова. Вот ведь паук: оплёл Андрея сетью интриг. Всё-всё тонко рассчитал. Поссорил его с Извековым, тем самым кандидатом в председатели колхоза, которого рекомендовал райком. Спутал с Александрой, сестрой кулака Фёдора Агапова. И теперь, как не крути, он и есть единственный кандидат в председатели, которого, впрочем, и без рекомендаций здесь изберут большинством голосов. Станет он председателем и Андреем Масленниковым, инструктором райкома, вертеть будет как пешкой, потому как очень много про него знает такого, что партией не прощается. Хотелось выть и кусать локти. Но должен быть выход. Думай, Андрей, думай.
Идти было некуда, и ноги привели его на гулянку.
На знакомой полянке уже толпилась молодёжь. Парни гурьбой курили, с опаской покосились на приезжего. Девчата, поджидая гармониста, разучивали какой-то модный танец. Александры Агаповой не было. Андрей развязно подошёл к девушкам.
- Дарю, - прикрепил на кофточку одной из них раскалённый лист осины, ощутив под пальцами упругость груди. Из девичьих глаз брызнули фонтаны ликования.
- Научите, - сказал он.
- Давайте.
Девчатам нравились его смелость и обходительность, взяли уполномоченного с двух сторон за руки. Одаренная им сказала:
- Парами не обязательно. Два нажима на одну ногу с припаданием, - Она показала. - Можно вперёд, назад, с поворотами. И за руки держаться не обязательно. Начали.
Движения оказались лёгкими, похожими на игру. Были в этом танце свобода, веселье, азарт.
Показалась Санька. Андрей помахал ей рукой. Девушка рядом потупилась, чтобы скрыть укор и зависть, самовозгорающуюся в её глазах, и поджала губы. Масленников сильнее пошёл ногами, и правой, и левой, и с поворотами, топнув и хлопнув себя по бёдрам, замер перед Санькой.
- Во как!
Дни стояли ещё тёплые, но земля уже остыла, а ночи начинались и заканчивались туманами, которые выползали из глубины леса. В тот вечер небо обложило хутор мелким, нудным, моросящим дождём. Андрей завлёк Саньку к кособокому дому Авдея Кутепова.
- Ну, нельзя нам в избу, пойми Авдей Спиридоныч, - шептал Масленников хозяину, оглядываясь на Саньку. - Не расписаны мы, слухи пойдут. Ну, как в районе узнают. Ты и сам того, языком-то не очень.
- Могила, - сказал Авдей, провожая гостей в малуху.
- Ты не думай, я не вертопрах какой. С Александрой у нас будет всё честь по чести, а ты будешь посаженным отцом на свадьбе.
- Рад за вас, молодых. И свадьбе буду рад.
Ушёл, вернулся с керосиновой лампой, закусками на тарелке, прикрытой полотенцем. - Отдыхайте.
В малухе было тепло и сухо. Андрей потянул Саньку на широкую кровать.
- Нет-нет, мне нельзя, - смутилась девушка. - Я лучше пойду. Проводишь?
- Что сегодня с тобой? - расстроился Масленников.
- Я теперь больная.
- Вот так новости! - растерялся он и отступил. Вдруг догадался. - Дура! Так бы и говорила: больная по-женски. Ну, хорошо, айда так полежим.
Он прибавил в лампе огня и затянул Саньку на кровать.
У неё были ровные белые зубы, припухлые губы, мохнатые детские ресницы и серые, чуть насмешливые, глаза.
- Меня, Шурочка, на вашем хуторе уж дважды пытались убить.
- Ой! Да ты что? - она подняла голову, подперев её рукой. Другая рука нежными пальцами гладила его шею.
- Вчера кавалеры твои, а сегодня Борис Извеков, твой контуженный на голову воздыхатель. Но, видишь, я жив. Умереть легко. Перестань дышать и лежи спокойненько.
Он смотрел на Саньку задумчиво и вдохновенно.
- А вот жить для дела, жить и бороться вопреки всему - это всегда тяжело. Не бойся - живи!
Он обнял её тёплые плечи, притянул к себе. Целуя, пытался запустить руку под подол, расстегнуть на груди кофточку, но Санька после упоминания о Борисе Извекове построжала, каждый раз останавливала его и смотрела не то чтобы с упрёком, но как-то неодобрительно.
- Что ты, милая, жмёшься?
На улице моросил всё тот же нудный дождь, и хлюпала под ногами размокшая земля. Прощаясь у её дома, Андрей выдохнул Саньке в лицо:
- Ох, и будет у меня хлопот с твоим братцем.
Семья у Авдея Кутепова оказалась многочисленной - где только прятал прежде? Пригласив уполномоченного завтракать, хозяин сел во главу стола, обвёл домочадцев строгим взглядом, произнёс глухо:
- С Богом!
Андрей вдруг почувствовал, что прежнего подобострастия перед ним у Авдея уже нет. От этого тревожно засосало под ложечкой.
Санька Агапова с утра не находила себе места, на каждый стук и бряк вздрагивала, оборачивалась к двери или бросалась к окну: кто идёт? К полудню страх и обида переполняли душу - обманул! Не развеселила и случайно подслушанная сцена. Заглянул соседский парнишка.
- Мишка! - Нюрка, младшая сестра, потащила его в чулан. - Молодец! Здорово, что ты пришёл. Знаешь, почему здорово? Потому что мы с тобой ещё не целовались. Последнее время меня стало тянуть целоваться. Я почти со всеми мальчишками перецеловалась, один ты остался. - И снова ткнула кулачком мальчишку поддых.
Тот охнул и сдался.
Мишкина мать, перехватив Наталью Тимофеевну у колодца, жаловалась:
- Как я измучилась! Мой-то вбил себе в голову и твердит: бросим всё - уедем на юг. А не поедешь, грит, один умотаю. Это, Тимофеевна, твой сын его подбивает.
- Причём тут Федя? Ты Ивана в коротком поводке держишь, вот он и взбрыкивает. А не зря люди говорят: привязывай козла на длинную верёвку, не то вместе с колом убежит. А мой сын не ходит чужими дорогами, за это я им и горжусь.
- Да кабы знать, которые наши-то, - ответила Марья Духонина усталым, охрипшим от ругани голосом. Взор её уходил в запредельную даль.
- Я думаю, - сказала она, - если скромно, не выпячиваясь, работать, то и в колхозу можно жить.
- Так ведь, действительно, кабы знать…
Женщины увлеклись разговорами о бедах своих, а шустрый воробей скакал и чирикал на дужке ведра и, как бы ненароком, ляпнул в воду белое пятно. Тут его и прогнали.
Андрей помнил об обещанном сватовстве, но дела цепко держали его и вели мимо Санькиного дома. Разгадав планы Авдея Кутепова, он решился на ловкий, как ему казалось, политический ход. После завтрака он пошёл к Фёдору Агапову и, начистоту выложив свои сомнения, предложил тому возглавить колхозное правление. Упрямый мужик отказался, не долго размышляя.
- Но почему? - Андрей был раздосадован и удивлён.
- Совесть будет спокойнее.
- Значит, ты из тех, которые с чистой совестью? Небось, в сундук прячешь, нафталином пересыпаешь? Знаешь, что на твоих похоронах скажут? "Ушёл от нас человек с чистой совестью, можно сказать, с неиспользованной".
Масленников буравил Фёдора почти ненавидящим взглядом.
- Похвальна твоя скромность, товарищ Агапов. Но и не надо мне свою совесть выпячивать - на бахвальство смахивает.
- Тебе-то что за дело?
Воробьи в лужице во дворе устроили купание, прощаясь с погожими деньками. Браво скакали в воду, выпрыгивали на бережок, дружно отряхивались и желали чего-нибудь поклевать. Мужчины молчали, угрюмо посматривая на них, думая каждый о своём.
Иван Духонин тут как тут, вошёл с огорода.
- Что для русского человека сладостнее задушевной беседы? А вы молчите, как две буки.
Масленников, вспомнив имя балагура, буркнул неожиданно:
- Иван, тебя баба бьёт?
- Было, - признался Духонин и смутился, почесал лоб.
- Весёлый ты мужик, Иван, прямой, искренний, только бабой сильно запуганный.
Такой поворот Духонину не понравился. Никем он вовсе не запуганный. Он кому хочешь может сказать, что захочет, и за словом в карман не полезет. С чего это товарищ уполномоченный так подумал? Но Масленников не давал ему времени на оправдания, сыпал вопросами:
- Детей у тебя много?
- Три, - Духонин показал три пальца с большими и грязными ногтями.
- И куда ты с ними надумал? Как прокормить правишь? Встречал я таких, что в город от коллективизации подались. Специальности никакой - рады самой грязной работе. Жилья нет - в землянках ютятся, кому повезёт - в бараках. Спрашиваю: "К этому стремились, мужики?" А они плечами пожимают: "Не в ентим дело".
- Дак и не трогали бы их на своей-то земле, - глухо проговорил Фёдор, и растерявшийся было Иван энергично закивал головой.
- Устал я с вами, мужики, - устало сказал Масленников. - Вы чисто как телята, тыкаетесь, тыкаетесь и всё мимо ведра.
- Это вы нас хотите в овец записать да в одну стайку согнать, чтобы стричь гуртом, - голос Фёдора накалился.
Масленников кинул в него пронзительный взгляд, хотел было сказать о том, что иным место не в стайке, а на бойне, но сдержался, досадливо покривившись. Повернулся к Ивану.
- Везде теперь в почёте коллективный труд и отдых. Новые хозяева фабрик и заводов новые традиции и празднества устанавливают. Дружно живут, душа нараспашку. А вы от зависти к соседу желчью исходите.
- А ты бывал на деревенском-то празднике? - Духонин переживал свою обиду и безуспешно подыскивал слова и тему, чтобы "отбрить" приезжего.
- Бывал, бывал, - отмахнулся Масленников и доказал. - Когда по утру то одна молодуха выскакивает из дома с подбитым глазом, то другая. Весело и громко так объясняют: "Я, подруженька, в темноте вчерась как о сундук ударилась". "И я, и я, только о печку". И мужики поцарапанные ходят, гадают: "Кум, ты случаем не помнишь, как это я удосужился?" И всем весело. Все друг дружку жалеют, целуются. Удался праздник!
И Фёдор, и Иван ухмыльнулись, отдавая должное Андрееву остроумию.
Баба с красными, словно ошпаренными коленями, мыла крыльцо. Увидав проходящего мимо уполномоченного, заохала, заахала, замахала руками, выскочила на улицу.
- Усовестите вы его, прицыкните… Он ведь пужливый. Так для виду хорохорится.
Заметив недоумение в глазах Масленникова, представилась:
- Марья я, Ивана Духонина…
- Ага. Кто это вам сказал, что принимаются в колхоз только мужики? Пишите заявление, мы вас примем, а он пусть катится ко всем чертям.
Марья отступила на шаг, прикрыла рот ладонью, округлив глаза. Наконец сообразила:
- Да чтоб у него брюховина присохла к горбовине. Я так и сделаю, а он нехай едет на свои юга…
"Пора кончать эту канитель" - думал Масленников, шагая к дому Авдея Кутепова.
Озорники
Злые языки утверждали, что выбился в люди Авдей Спиридонович Кутепов лишь благодаря многочисленной родне, преобладавшей среди населения хутора Волчанка, умаляя его личные качества. Но нимало были удивлены глубиной и парадоксальностью Авдеева мышления члены бюро районной партийной организации, утверждавшие его во главе правления колхоза имени Семёна Буденного.
- Русский мужик беден издревле, - заявил новоиспеченный председатель, - свыкся с этим положением. Поблажки теперь пойдут лишь во вред. Не работается на сытое брюхо, не работается.
Колхозникам о своих поездках в район он докладывал иначе:
- В Увелке бывал, на полу спал и тут не упал.
Распродав скотину, уехал из хутора Фёдор Агапов с семьёй. Его брошенный дом стал колхозной конторой. Исстари заведенный уклад на хуторе мало чем изменился. Разве что болтать и спорить стали больше по каждому вопросу, но на то оно и коллективное хозяйство, чтобы решать сообща. За разговорами и дел немало переделали. Распахали межи, вместе отсеялись. С весны заложили общественный коровник. Готовились к сенокосу. Жизнь в хуторе стала независтной. Если и хвастали чем теперь, так собаками иль огородами.
Был прекрасный летний день. Природа ликовала. Воробьи чирикали и с собаками дружно купались в пыли, неохотно уступая дорогу. Варвара Фёдоровна Извекова с тарелкою малосольных огурцов шагала к правлению. Была она женщина полная, белокурая, с высокой грудью, румяными щеками и пухлыми, алыми, словно вишни, губами. Мужики, оглядываясь ей вслед, частенько поговаривали:
- Ишь, толстомясая, попку-то нагуляла.
Хоть и привлекала Варвара Фёдоровна мужские взгляды, но куда ей было до молодой вдовы Полины Усольцевой. При среднем росте была та полна, бела и румяна, имела большие серые глаза навыкате, не то застенчивые, не то бесстыжие, пухлые крашеные губы, густые хорошо очерченные брови, тёмно-русую косу до пят и ходила по улице "белой утицей". Сам Авдей Спиридоныч, пообвыкнув в председательской должности, подъезжал к ней с предложением:
- Хочешь, молодка, со мной в любви жить?
- А на что мне тебя, пердуна старого? - отвечала Полина, с наглостью смотря ему в глаза. - У меня от молодых отбоя нет.
Только и было сказано между ними, но смолчавший Авдей разобиделся не на шутку, невзлюбил вдову и стал всюду притеснять её работами и попрёками. И до того довёл бабёнку, что однажды в пьяном виде орала она на всю улицу:
- Ай да председатель! От живой жены из постели улизнуть хочет, словно таракан, без спросу в другую норовит.
Авдей Спиридоныч не привык вступать в бабьи перепалки, оставил это право жене, нахохлившейся вороной наскочившей на вдову, но и от своего не отступался.
- Что, дурья башка, надумалась? - спрашивал он Полину перед тем, как объявить ей вновь придуманное утеснение.
- Ишь как тебя, старого кобеля, раззадорило! Иль к должности твоей полюбовница полагается? Так вези бумагу из района - глядишь, и уступлю, - огрызалась вдова.
- Ладно, - угрюмо вздыхал Авдей, - подождём.
Через день-другой опять подступался:
- Ну, чего ты, паскуда, жалеешь?
И даже Полины ухажёры, которых она умела привечать не ссоря, выговаривали ей:
- Вам, бабам, привычно - могла бы и потерпеть. Ежели он тебя с хутора сживёт, куда пойдёшь? А то, гляди, до нас доберётся.
- Не справедливо это, - тихо плакала вдова. - Не люб он мне.
- Ну-ну, гляди. Только как бы от справедливости твоей на рожон не наткнуться…
Полина уж и к ведунье в Петровку хаживала, сметанкой, салом кланялась, но бесполезно.
- А таков он человек, что все ходы и выходы знает, Одно слово - прожженный, - шамкала старая ведьма.
Варвара Фёдоровна осуждала Полькино вдовье беспутство, Авдея Кутепова жалела, как оклеветанного. Ему-то на распробу и принесла она тарелку огурцов:
- Попробуйте, Авдей Спиридоныч, малосольненьких. У нас на Волге огурчики - первейшая зелень с грядки.
На минуту председатель, восседавший за широким столом, задумался - а эта зачем пожаловала? - потом указал Извековой на свободный стул, отодвинул тарелку на край стола и продолжил разнос подгулявших вчера мужиков. Те глухо покашливали, прятали глаза, переговаривались меж собой:
- Этак он, братцы, вконец нас завинит.
За их спинами таилась ещё одна хуторская вдовушка - Стюра Малютина. Худо умытая, растрёпанная, полурастерзанная ещё после вчерашнего, она представляла собой тип бабы - халды, отлынивающей от работы, вечно хмельной, походя ругающейся и пользующейся каждым случаем, чтобы украсить речь каким-нибудь непристойным словом. С утра до вечера звенел над хутором её голос, клянущей всех и всяк, сулящий беды и напасти. Авдея Кутепова она боялась, а теперь, чувствуя вину, готова была провалиться сквозь землю, чтобы избежать его лютого взгляда.
- Кто зачинщик? Выходи.
После минутного колебания мужики решились исполнить это требование начальства:
- Выходи, Стюрка, чего запряталась.
Её вытолкали вперёд.
- И ты здесь? - удивился Авдей, будто только что увидел.
Стюрка робко взглянула на председателя и, встретив его полный осуждения взор, впала в состояние беспредельной тоски. Примолкли зеваки, сбившиеся в контору, перестали толкаться мальчишки, облепившие открытые окна - все ждут председателева решения. Егорка Агапов тут же, скалится неприрученным псом. Сердце его кровью обливается, видя, как загажен Фёдоров дом и подворье. Не любы ему ни Авдей Кутепов, ни Стюрка Малютина, то крикливая и скандальная, а теперь будто воды в рот набрала. Ждёт от неё Егорка взрыва, криков и проклятий, напрасно ждёт. А ведь ещё вчера во хмелю, подбоченясь, ответствовала увещеваниям председателя:
- Я и Егоровна, я и Тараторовна…
И свидетель он, как судорожным шагом шёл от неё Авдей Кутепов и бормотал под нос:
- Ну, я тебя уйму, я тебя уйму!
Что ж теперь? Смотрит Егорка на председателя и ненавидит его всем сердцем. Вспомнились слова Фёдоровы на прощании:
- Господи! Да легче мне на казаков спину гнуть в батраках, чем с Авдюшкой за одним столом…
- Айда за мной!
Мальчишек с окон будто ветром сдуло. Собрались в беседке в углу сада.
- Робя, Варвара на "огурчики" приглашает. Кто со мной?
В огород к Извековым забрались с задов от леса. Ползком по картофельной ботве до самой навозной грядки. Худые грязные ручонки шарят среди лопушистых листьев, крутобокие огурцы, словно зелёные поросята, пузырят рубашки.
Егорке мало этого озорства.
- Шуруйте, я щас, - машет он рукой и крадётся к раскрытому окну дома. Коленку на завалинку, подтянулся, заглянул. Борис Извеков пьяный (никогда прежде замечен не был) сидел за столом, перед ним початая бутылка, стакан и всё те же малосольные огурцы в тарелке, со смородиновыми листьями на боках. Порой голова его ослабевала и тыкалась носом в стол. Тогда он вздрагивал всем телом, встряхивался, плескал из бутылки на дно стакана, махом опрокидывал его в рот и замирал, уставившись куда-то невидящим взглядом.
Борис не был противен Егорке, как, например, Авдюшка Кутепов, даже наоборот, как бывший активный участник войны, крепко пострадавший на ней, вызывал в мальчишеской душе сочувствие и уважение. Но подспудно парнишка чувствовал какую-то тайную связь и влияние его на Саньку, отчего сестра не раз тайком плакала. И за эти слёзы он готов был мстить Извекову. Каверзы, одна подлей и смешней другой, вихрем пронеслись в Егоркиной голове. Но, сбитый с толку необычным Борисовым поведением, мальчишка незамеченным удалился.
В конторе по-прежнему много народу, хотя действующие лица поменялись.
- Дядя Авдей, мама огурцов прислала, - хитро улыбаясь, Егорка влез в окно. - Хотите?
- Хотеть отчего не хотеть, - председатель рассеянно посмотрел на извлекаемые из запазухи дары. - Святой водой вы их поливаете что ли - у меня на грядке лишь цветочки проклюнулись. Какие такие секреты?
- Жизнь прожить - не ложку облизать, - назидательно говорит Егорка и к немому восторгу ребятни вручает последний Варваре Фёдоровне, в беспокойстве заёрзавшей на своём стуле.