Черный автомобиль-универсал вывернул на Рю-Валентин и остановился рядом с фургонами. С водительского сиденья поднялась ухоженная женщина лет сорока, одетая, как стюардесса частной авиалинии. Она подошла к ближайшему фургону и заговорила с белокурым водителем, потом помогла Марии Антуанетте выйти из машины, поддержав ее за талию расшитого платья, и взяла ее зонтик, а девочка в шелковых туфельках перебежала в ее машину. Они растворились в ночи - девочка на заднем сиденье за женщиной-водителем, а фургон отправился следом, пригасив фары.
- Monsier?.. Çа va?..
Один из двух облаченных в кожаные пиджаки попечителей направился ко мне, словно собираясь поболтать о завтрашних футбольных матчах. Он закурил сигарету, сложив над медной зажигалкой ладони домиком - в свете пламени я разглядел его высокий польский лоб.
Школьница заметила меня, ее голова продолжала подергиваться в такт музыке. На ее лице появилась мимолетная улыбка, когда она вспомнила про мой выигрыш у гаражного автомата для приема денег за парковку. Она начала демонстрировать свои товарные качества - подняла подбородок, принялась поводить плечиками. Ожидая, когда я открою бумажник, она не сводила глаз с моих рук.
Я сделал жест в сторону няньки.
- Эй! Ждите меня с ней здесь. Я приеду на машине.
- Sept mille francs.
- Sept mille? Круто. Она, наверно, совсем еще маленькая.
- Семь тысяч франков… - Попечителю было лет двадцать. У него был такой же, как у девочки, заостренный нос и подбородок, и мне пришло в голову, что он может быть ее братом.
- Договорились. - Я открыл бумажник. - Наташа?
- Как вам угодно. Можно Наташа, можно Нина, можно Ниночка. Все равно семь тысяч франков. Ни "Мастеркард", ни платиновый "Амекс" не принимаются.
Я вытащил банкноты из бумажника. Я знал, что, как только девочка окажется в "ягуаре", ни один из этих ржавых фургонов за мной не угонится. Я протянул ему смятую пачку денег.
- Три тысячи сейчас, остальное потом.
- Потом? Когда вы вернетесь с небес? - Поляк отвернулся - с такими он дел не имеет. - Потом…
- Постойте! - Я достал из кармана ампулу петидина и протянул ему. - Посмотрите, вас это может заинтересовать…
Он в темноте скосился на этикетку, постучал по лобовому стеклу автомобиля и указал на фары. Девочка, продолжая дергаться под музыку, включила свет. Поляк прочел этикетку и окликнул двух парней, стоящих на дорожке перед задраенным складом строительных товаров.
Они направились в нашу сторону, их кожаные пиджаки казались маслянистыми в желтоватом сиянии уличного фонаря. Тот из двух, что был потоньше, вытащил сигарету из золотого портсигара.
- Гринвуд?
- Да, - раздался ответ по-русски. - Поликлиника "Эдем-Олимпии".
Дешевые зубы сверкнули, как меченая игральная кость. Я узнал русского, который схватился со мной на лужайке. Держа ампулу на ладони, он почти беззвучными шагами подошел ко мне. Я обратил внимание, что на нем была новая пара дорогих туфель с Рю-д'Антиб. Узнав меня и увидев, что я смотрю на его ноги, он сделал шаг назад.
- Мистер Синклер?
- Алексей… Мы уже встречались. В "Эдем-Олимпии".
- Я знаю. У вас моя туфля. - Он поднял ампулу к свету. - Доктор Гринвуд? Вы на его место?
- Точно. - Это был мой шанс. Я сказал: - Бесплатная клиника… У меня есть доступ к старым запасам. Метадон, диаморфин, петидин… столько, сколько вам надо. Я возьму машину и уеду с Наташей.
- Хорошо… - Он взглянул на девочку, игравшую с радиоприемником, потом сделал знак поляку - в темноте мелькнул огонек его сигареты. Поляк сильными руками схватил меня за плечи. - Но сначала мы возьмем ваши туфли, мистер Синклер…
Не веря своим глазам, он уставился на мои плетеные сандалии. Но тут свет затопил только что темную узкую улочку, словно кто-то включил рубильник и осветил сцену. На Рю-Валентин вывернули три "рейндж-ровера", проехали мимо нас, шлепая покрышками по булыжникам мостовой, свет их фар высветил двери и проулки. Проститутки, благообразные шлюхи и "вольвовские" дистрибьюторы замерли между заметавшихся теней.
Потом свет фар померк, и все бросились к Авеню-Сен-Николя. Из "рейндж-роверов" появились плечистые ребята в черных шлемах полицейской десантной бригады. На каждом из них была приталенная куртка - такие я впервые увидел на парковке у клиники. С дубинками в руках они набросились на толпу. Двое полицейских обрушили удары дубинок на спину и голову "вольвовского" дистрибьютора, свалив того с ног. Две ночные бабочки, за которыми я следовал из бара "Риальто", вынырнули из толпы - с юбочками, закатанными на бедра. Когда они рухнули на землю под ударами дубинок, раскинув ноги, я понял, что это мужчины.
Я упал на колени, поранив ладони осколками стекла от разбившейся ампулы. Ребята в шлемах двинулись дальше, и дубинки бешено замолотили по лобовому стеклу фургона. Школьница укрылась за баранкой. Не обращая внимания на кровавую бучу, она настраивала приемник и стряхивала с блузки осколки стекла. Она отчасти слизала со своих губ серебристую помаду, и под ее лакированной поверхностью я увидел содранную до мяса кожицу, словно ее укусил слишком страстный любовник.
- Наташа!.. - Пытаясь успокоить ее, я постучал в стекло со стороны пассажирского сиденья. На мое плечо легла чья-то рука.
- Мистер Синклер… пора уходить.
- Гальдер? - Я повернулся - передо мной стоял темнокожий охранник. Он неожиданно возник из темноты, нарисовался в створе ближайшего проулка, но по тому, как он нервно переступал с ноги на ногу, и по его неподвижному взгляду я ощутил, что с момента моего появления на Рю-Валентин он все время находился в двух шагах от меня. На нем были черные брюки, теннисные туфли и свитер, словно он весь день провел в Пор-ле-Галер среди собратьев-яхтсменов. Руки его были пусты, и он пригнул голову, когда футах в десяти от нас какого-то обескураженного араба, пытавшегося нащупать упавшие очки, свалили на землю удары дубинок.
- Гальдер! - Я ухватился за его свитер. - Вы тоже с полицией? Что здесь происходит?
- Пойдемте, мистер Синклер… Потом поговорим. - Гальдер ухватил меня за локоть и повел на дорожку за строительным складом. Он скорчил гримасу при виде моих пораненных рук и указал на ребят в шлемах в конце Рю-Валентин. Очистив улицу, они отступали к своим "рейндж-роверам". Один из водителей, сидя на своем месте и открыв дверь машины, снимал происходящее миниатюрной камерой. Я решил, что эти люди - какое-то вспомогательное полицейское подразделение или волонтеры, приданные отделу по борьбе с проституцией.
- Они возвращаются. Лучше нам переждать здесь. - Гальдер прижал меня к дверям и, закрыв мне рот рукой, заставил замолчать. - Не сейчас, мистер Синклер.
Фары "рейндж-роверов", снова включенные, освещали мощеную проезжую часть, на которой валялись туфли с тонкими каблучками, расшитые блестками кошельки, предметы нижней одежды и зажигалки. Алексей сохранил свои дорогие башмаки, но среди осколков петидиновой ампулы можно было заметить белые осколки зубов.
Командир отряда вел своих людей назад к машинам. Когда он стащил с себя шлем, я узнал Паскаля Цандера - он тяжело дышал, засовывая свою дубинку за ремень. Его полное лицо в пылу и поту насилия казалось еще грубее, его налитый кровью язык едва умещался во рту. Он прикрикнул на водителя с камерой, потом сплюнул на залитые кровью булыжники у своих ног.
Рядом с ним я увидел еще троих знакомых: доктор Ноймюнстер, управляющий немецким инвестиционным банком, который жил неподалеку от нас, профессор Уолтер, глава кардиологического отделения клиники, и американский архитектор Ричард Макстед, партнер Пенроуза по бриджу. Они стояли, прислонившись к "рейндж-роверам", и перекидывались шутками, словно охотники, только что загнавшие медведя и взбудораженные погоней, которая впрыснула им в кровь адреналин и породила чувство товарищества. Не прошло и нескольких секунд, как они исчезли, тяжелые машины дали задний ход, захлопали двери, фары выискали Авеню-Сен-Николя, и машины направились в Суперканны, где властвовала ночь.
- Мистер Синклер… Теперь можно идти.
Слова вместе с воздухом прорывались из его легких, пованивая чесноком, пряностями и страхом. Он старался успокоиться, умерить биение пульса; то, что я не попытался спровоцировать "охотников" в шлемах, он воспринял с явным облегчением.
- А как быть с девочкой? - Я показал на побитый фургон. - Не можем же мы ее оставить.
Наташа на водительском сиденье молча покачивалась из стороны в сторону. Осколки стекла бриллиантами сверкали на ее блузке. Казалось, она даже не заметила насилия, бушевавшего вокруг, словно ничто в жизни не могло ее удивить.
- Гальдер, мы должны отвезти ее в полицию.
Гальдер устало взял меня за руку.
- Ей лучше остаться здесь. За ней вернутся ее друзья.
- Друзья? Гальдер, она же ребенок…
- Сегодня был трудный день, мистер Синклер. Я отведу вас в гараж.
Когда мы ушли, на Рю-Жорес завыли полицейские сирены, и первые из босых проституток бросились за своими туфлями.
- Вы можете вести машину? Что-то вы неважно выглядите. - Гальдер помог мне сесть в "ягуар". - Давайте я вызову такси, а машину вы можете забрать и завтра.
- Я в порядке. - Правое плечо у меня болезненно ныло, и я только сейчас понял, что получил удар дубинкой. - Дубинки у них такие твердые.
- Они просто развлекались. - Гальдер показал на кровь, которая капала на пассажирское сиденье. - Вы порезали руки. Когда вернетесь, покажитесь врачу.
- Например, собственной супруге. - Я вытащил тряпку из бардачка. - Спасибо за помощь. Хорошо, что вы там оказались. Они хотели услышать, как трескаются черепа.
- Кому-то нужно за вами приглядывать, мистер Синклер. - Произнося эту мудрость, Гальдер кивал, обшаривая глазами машины в гараже. Его ноздри дрогнули, вдохнув запах выхлопных газов, но дышать он продолжал через рот. Судя по расширенным зрачкам, он был здорово испуган, и я понимал, что темная кожа подвергала его особой опасности.
- Этот русский, Алексей, и молодой поляк - они вернутся за девочкой?
- Конечно. Она для них ценный товар.
- Я видел, как ее повели на Рю-Валентин, - произнес я, пытаясь объяснить свое присутствие там. - Я хотел купить ее… понимаете, на час. Хотел отвезти ее в приют в Ла-Боке.
- Понимаю. - На лице Гальдера застыло подчеркнуто нейтральное выражение, это был взгляд охранника, который повидал в своей жизни столько чужих спален, что уже ничему не удивлялся. - Вы за нее беспокоились.
- Они попросили семь тысяч франков. У кого с собой бывают такие деньги? И что должна сделать девочка, чтобы их заработать?
- Ничего особенного. Вполне достаточно и того, что ей одиннадцать.
- Ей повезло, что "рейндж-роверы" прибыли вовремя. Что это за люди? Всей акцией руководил Цандер…
- Да. Это отряд особого назначения.
- Добровольная полиция? Они озабочены общественной нравственностью?
- Не совсем так. Рассматривайте это как своего рода… терапию.
- А болезнь - это Рю-Валентин? Разумно. Вы были с ними?
- Нет. Скажем так, я проходил мимо. - Гальдер вытащил ключи из моей окровавленной руки и вставил их в замок зажигания. Он перевел рычаг переключения скоростей в нейтральное положение и завел двигатель, вытащив заслонку, чтобы дать высокие обороты. Перекрывая шум работающих вхолостую карбюраторов, он прокричал: - Возвращайтесь в "Эдем-Олимпию". И пусть доктор Джейн посмотрит ваши руки.
- Фрэнк… - Я хотел поблагодарить его, но он уже выпрямился, недовольный тем, что не смог скрыть своего страха. - Я рад, что вы там оказались. Не знаю, как уж это получилось.
- Не волнуйтесь, мистер Синклер. Я следил за вами весь день. - Гальдер уставился на меня своим равнодушным взглядом, но потом смягчился и, когда я дал задний ход, выезжая с парковки, хлопнул по крыше у меня над головой. - Завтра я заеду за вами. Хочу вам кое-что показать.
- Что именно?
- "Эдем-Олимпию". На самом деле вы ее еще не видели…
Глава 19
Похищение
Сидя на веранде с pain au chocolat в руке, я наблюдал, как Джейн выбралась из бассейна и, оставляя за собой мокрый след, подошла к трамплину. Она высморкалась в ладонь и засеменила по доске, высоко поднимая ноги, как лошадь при выездке. Подпрыгнула в воздух, сложилась пополам, неловко распрямилась и, вытянув руки, вошла в воду.
Она вынырнула с недовольным видом и поплыла к бортику, но сил взобраться на него у нее не хватило, и она, расталкивая похожую на накипь пену, побрела к лестнице.
- Пол, дай полотенце… Ну что, наделала я шума?
- Детка, ты всегда производишь фурор.
- Я говорю - здесь, в бассейне.
- Очень немного. Ты вполне могла бы пронырнуть сквозь замочную скважину.
- Уже не могла бы. - Она нахмурилась, глядя на неуспокаивающуюся воду. - Ужасный был прыжок. Я совсем потеряла форму.
- Ты слишком много работаешь.
Она позволила мне запеленать ее в полотенце. Ее волосы прилипли к черепу, обнажив царапинку от сломанной шпильки, брови расправились, а побелевшие губы вытянулись в ниточку на бледном лице.
- Джейн, ты дрожишь. Наверно, обогреватель воды не в порядке.
- Я его вчера вечером выключила. Сегодня мне нужна трезвая голова. Очень трезвая.
- Снова комитеты? Постарайся принять одного-двух пациентов. Это поможет тебе расслабиться.
- Я уезжаю в "Софию-Антиполис". Возможно, мы объединим наши базы данных.
- Значит, их компьютеры сольются в экстазе с нашими.
- Это веление времени.
Она поцеловала меня холодными губами, слизнула языком кусочек шоколада у меня изо рта. Когда от прикосновения ее рук к моей спине меня передернуло, она отступила назад.
- Пол? Что случилось?
- Ничего страшного. Стукнулся спиной о дверцу машины.
- Бедняга. Это годы дают о себе знать. Как-никак, скоро полтинник. Пора тебе, Пол, оставить свой "Гарвард".
Я сидел на веранде, разделяя остатки булочки с воробьем, который следовал за мной по саду. Сеньора Моралес прибиралась в гостиной, до прихода горничных осторожно стряхивая пепел с подушек канапе.
Я добрался до дома в полночь и обнаружил, что входная дверь открыта. В гостиной висел густой запах конопли и сигарет - микроклимат сродни атмосфере в кратере вулкана. На кофейных столиках, исписанных какими-то странными закорючками, и коврах лежал пепел. Сквозь завесу марихуаны я ощутил слабый запах Симоны Делаж - характерный феромон снежной королевы.
Джейн спала, надвинув на лоб маску с эмблемой "Сабены". Стараясь не разбудить жену, я вымыл руки в ванной, пинцетом для бровей выловил осколки стекла из своих ладоней. В зеркало я увидел, что Джейн легла на бок и разглядывает синяки у меня на спине. Это трудно было назвать пробуждением - она пребывала в состоянии заторможенности, в наркотическом ступоре; я бинтовал себе правую руку, а она пыталась сфокусировать на мне взгляд.
- Пол?.. Ты что там делаешь?
- Собираюсь спать. Я тебя разбудил?
- Не могу уснуть. Ужасно устала.
- Я тебе что-нибудь дам.
- Я уже… Помогает расслабиться. Твоя спина?..
Она снова погрузилась в забытье, надвинула на глаза маску. Я сел рядом, дождался, когда ее дыхание выровняется. Может, вызвать дежурную бригаду из клиники? Попытался прощупать ее пульс - и обнаружил свежий след иглы на сгибе левой руки.
К утру она пришла в себя - глубокий диаморфиновый сон освежил ее. Готовя ей кофе до прибытия сеньоры Моралес, я слушал радиостанцию "Ривьера ньюс" - не передадут ли сообщение о происшествии на Рю-Валентин. Как я и предполагал, о рейде виджиланте в каннскую полицию так никто и не сообщил.
Боль в спине до конца не проходила, напоминая мне о дубинках, разбивших лобовое стекло фургона. Паскалю Цандеру и прочим "олимпийским" громовержцам насилие доставляло удовольствие. Просиживая целые дни в своих стеклянных дворцах, они с нетерпением ждали возможности проломить голову какому-нибудь сутенеру или трансвеститу, утверждая законы нового корпоративного пуританства.
Вот только судьба маленькой шлюшки, одиноко сидящей в побитом фургоне, никого не волновала. Да и мне самому еще не до конца были ясны собственные мотивы: я не знал, зачем преследовал маленькую Наташу от автомобильной парковки. Я думал о том, как она делает уверенный шаг в зловещую ночь, оставаясь при этом ребенком, которому для радости достаточно услышать звон монетки. Сидя за кухонным столиком, я вытащил из кармана мелочь - монетки, которые вызвали ее улыбку. "Эдем-Олимпия" была двигателем самообмана.
- Пол, Пенроуз приехал?
- Нет еще.
- Уже девять тридцать. Он должен отвезти меня в "Софию-Антиполис". Бог ты мой, меня обманул психиатр.
- Это удар по твоей профессиональной чести. Я сообщу о его неэтичном поведении в Медицинскую комиссию.
- Уайльдеру это понравится. Он ждет не дождется, когда его лишат права практиковать.
Джейн расхаживала в самом свежем своем нижнем белье, разглядывая костюмы и юбки, разложенные на кровати. Движения ее казались мне чуть неуклюжее обычного, но энтузиазм и энергия вернулись к ней, словно ее взбодрили мощным стимулятором. Восторгаясь ею, я был готов забыть наколовшуюся какой-то дряни молодую женщину, распростертую на подушках. Врачи, уверяла меня Джейн, часто пользуются успокоительными или стимулирующими средствами - это не опаснее, чем двойной джин или чашка кофе по-турецки. Она споткнулась о складку в ковре, и я поймал ее за руку:
- Джейн, может, тебе не стоит идти?
- Глупости. Это почему?
- Я вчера поздно вернулся - были проблемы с машиной. Кто к тебе приходил?
- Ален Делаж и Симона. Мы развлеклись - посмотрели один дрянненький порнофильм. Мне было никак не уснуть, и я приняла кое-что.
- Кажется, это тебе не на пользу? Прыгнула ты в самом деле неважно.
- Ну их в жопу, эти прыжки. Врач здесь я. - Джейн схватила меня за руки, ее негнущимся пальцам никак не удавалось справиться с повязкой на моей правой ладони. - Как прошел вчерашний день?
- Расследование еще немного продвинулось. Я ездил в Пор-ле-Галер и встречался с женами заложников.
- Наверно, это было нелегко. Они вели себя враждебно?
- Вовсе нет. Они знали Дэвида и симпатизировали ему. И до сих пор симпатизируют.
- Немного странно, правда? Ведь считается, что он убил их мужей. - Джейн содрогнулась при этой, мысли, потом протянула руку, чтобы разгладить мои брови, которые все еще топорщились после вчерашнего насилия. - Пора тебе плюнуть на всю эту историю.
- Почему? Я ведь почти ничего не узнал.
- Я об этом и говорю. Слишком уж ты погряз в этом. Все эти теории. Ты не расследуешь, а готовишь какое-то странное преступление. Похоже, у тебя вчера был трудный денек. Так что случилось?
- Я встретил Гальдера на Круазетт. Мы выпили за компанию пару рюмочек.
- Гальдера? - Джейн понюхала клинышек брюк своего костюма. - Он такой милый. Помогает мне парковать машину, и ошивается вокруг клиники, и так спокойно-спокойно смотрит. Он чего-то выжидает.
- Может, ты ему нравишься.