Я вышел на Круазетт в безопасность телевизионных огней. Рядом остановился лимузин с вымпелами "Эдем-Олимпии" - его дальнейшее продвижение застопорила толпа, которая вдруг выплеснулась на мостовую, словно волна, бьющаяся между причалами тропической гавани. Я отчетливо увидел Джейн на заднем сиденье между Аленом и Симоной Делаж. Все - в вечернем платье, на плечах у Джейн норковый палантин Пенроуза. Она смотрела в сторону моря, словно забыв о фестивале и погрузившись в собственные мысли о модемной сети и массовом медицинском тестировании. Она казалась усталой, но из-за этого еще более красивой, а я гордился ею и радовался, что я - ее муж, несмотря на все то, что сделала с нами "Эдем-Олимпия".
На откидном сиденье расположился Паскаль Цандер, не сводивший глаз с декольте Джейн. Он был пьян и вел себя нахально; грубовато жестикулируя, он говорил что-то Алену, которому, кажется, изрядно надоел. Симона держала Джейн за руку и, стараясь отвлечь ее от Цандера, комментировала ей на ухо поведение толпы.
Когда машина застряла в пробке, Ален что-то сказал шоферу. Передняя пассажирская дверь открылась, и из машины вышел Гальдер, одетый в изысканный смокинг с черным кушаком; на его манжетах поблескивали золотые запонки. Он заметил меня на ступеньках здания, скользнул взглядом по названиям фильмов на полотнищах, свешивающихся с балконов, и, чуть помедлив, взметнул в ночной воздух ладони, как будто обескураженный моим кинематографическим выбором на этот вечер.
- Пол, кто это был? - Франсес махнула вслед тронувшемуся лимузину. - Кажется, Гальдер…
- Джейн с Делажами и Паскалем Цандером. У нее был такой счастливый вид.
- Отлично, на просмотре никто не умер от скуки. Они едут на вечеринку на виллу Гримальди.
- Цандер, кажется, пьян. Слишком пьян для шефа службы безопасности.
- Кое у кого он вызывает беспокойство. Поговаривают, что его сменят. Пожалей меня, Пол. Мне нужно будет разговаривать с ним на вечеринке. Этим блудливым рукам самое место там, на крыше "Нога Хилтон", у самурая…
Я провожал взглядом удаляющиеся габаритные огни лимузина, и на какое-то мгновение мне показалось, будто Джейн оглянулась и посмотрела на меня.
- Вилла Гримальди? Я поеду с тобой.
- А приглашение у тебя есть?
- Я протараню ворота.
- Ты не видел тех ворот. - Она мрачным взглядом скользнула по моей грязной рубашке и кожаным сандалиям. - Я тебя могу туда провести, но без вечернего костюма нельзя.
- Они решат, что я - один из охранников.
- Все охранники одеты, как Кэри Грант. - Она размышляла, как найти выход из этого тряпичного тупика, чтобы я смог сыграть свою роль в ее сценарии. - Мы вернемся в Марина-Бе-дез-Анж. Там есть старый смокинг Дэвида. Думаю, тебе позволительно его позаимствовать.
- Старый смокинг Дэвида?.. - Я взял ее под руку. - Да, я бы его надел. У меня предчувствие, что он будет мне впору…
Глава 32
Смокинг мертвеца
Марина-Бе-дез-Анж укуталась в ночь, а искривленные фасады башен стали вместилищем еще большей тьмы - сновидений, мечтаний и секонала. Мы направились в Антиб по шоссе "эр-эн-семь" - слева от нас лежали пляжи Вильнев-Лубе. На волнах лавировал серфер, за ним наблюдали его жена и сын-подросток, расположившиеся возле автомобиля на галечном склоне. Парус, поймав переменчивый ветер, казалось, исчезал на несколько секунд, потом появлялся опять, словно возникал из какого-то разлома в пространстве - времени.
Морщась при мысли о предстоящей вечеринке на вилле Гримальди, Франсес наклонялась к баранке БМВ, следуя лучам фар, которые высвечивали крутые подъемы и спуски. Я откинулся на спинку пассажирского сиденья, и ночной воздух накатывал на меня стремительной волной, выдувая из смокинга остатки запахов Гринвуда.
Смокинг мертвеца оказался мне маловат - когда я его надел, швы под мышками затрещали. Франсес вытащила его из гардероба в своей спальне и прижала к плечам, не желая с ним расставаться. Она села на кровать и смотрела, как я разглаживаю помятые лацканы. Ткань впитала в себя запахи ушедших времен; воспоминания об обедах медицинского общества в Лондоне, дыме сигары и давно забытом лосьоне после бритья сочились из-под поношенной шелковой подкладки.
Но мне было на удивление удобно в докторских обносках. Я разглядывал себя в зеркале гардероба и чувствовал, что стал Гринвудом и уже начал играть его роль. Франсес смотрела на меня чуть ли не с благоговением: ей казалось, что в моей шкуре бывший любовник вернулся в ее спальню.
Я надел одну из ее спортивных белых рубашек и черный галстук из креповой шляпной ленты - и в конце концов был признан годным. Мы уже выходили из квартиры, когда я вспомнил про свои кожаные сандалии.
- Господи, Франсес! А мои ноги?!
- Ну? У тебя их две.
- Посмотри - пальцы словно клешни омара.
- Там будет полно народу. На них никто не обратит внимания. - Франсес бросила взгляд на пальцы моих ног. - Они у тебя приспособлены для хватания. Это наследственное?
Совершенно случайно у нее оказалась пара черных эспадрилий, которые мне пришлось подогнуть, чтобы они приняли нужную форму. В лифте, спускавшемся в подземный гараж, Франсес прикасалась к смокингу, пытаясь успокоить взволновавшегося призрака. Несколько секунд на ее лице было такое выражение, будто она видела меня в первый раз.
Мои собственные воспоминания о Гринвуде были не столь сильны. Ядерная доза болеутоляющего, которую я ввел себе в туалете, погрузила меня в приятную апатию. Пусть мир сам решает свои дела и разбирается с рехнувшимся доктором. Когда мы, миновав гавань и скромный многоквартирный дом, где провел свои последние годы Грэм Грин, добрались до Антиба, я подумал о двух азиатках, которые, будто фурии, сидели за этим столиком с байковой скатертью и охраняли свою уродливую пристройку к кинофестивалю, пока Гринвуд как по кругам ада бродил по этим видеоужасам.
Мы долго простояли под красным сигналом светофора у автобусного вокзала в Гольф-Жуане. Франсес одобрительно улыбнулась в натриевом сиянии фонарей:
- Отлично выглядишь, Пол. Даже собственная жена, чем черт не шутит, от тебя забалдеет.
- Я теперь сплю в детской. Она такая солнечная и веселенькая. Я словно вернулся в младенчество - меня охраняют Бабар, Тинтин и медвежонок Руперт…
- Очень миленькие. Это я помогла Дэвиду их расклеить.
- Зачем? Он же не был женат. Странная штука для холостяка.
- К нему приезжали друзья из Лондона.
- А девочки из приюта в Ла-Боке - они бывали у него в доме?
- Со своими дядюшками - время от времени…
- Арабские рабочие-эмигранты? В это трудно поверить. - По ровно вымощенной дороге, петлявшей между роскошными виллами, которые светились, словно призраки, в огне фейерверков, мы взбирались на вершины Суперканн. - Что за глупая идея с Алисой - давать такую мудреную книжку девочкам-подросткам. Он был Британский Совет в одном лице, и проку от него было не больше. Для этих крутых девчонок книжки про Алису все равно что китайская грамота.
- Так зачем ему это было нужно? Давай, Пол, напрягись… Явно же думаешь о преподобном Доджсоне и других его интересах.
- Мне это и в самом деле приходило в голову.
Мы добрались до виллы Гримальди и у ворот попали в натуральную пробку. В темноте важные гости, сидевшие в своих лимузинах, казались отпрысками свергнутых королевских династий. Охранники в формах "Эдем-Олимпии" взяли у Франсес приглашение и указали путь на дорожку, где она вверила свой БМВ целому отряду сверхуслужливых парковщиков.
Три выложенные мрамором террасы (нижняя - с бассейном) выходили на лужайку, спускавшуюся к заливу Ле-Напуль. Под нами лежали Канны - средоточие света; Круазетт спускалась к морю - словно огромный поток лавы, скатившись с горы, поджег кромку воды. Дворец фестивалей напоминал вторичную кальдеру, а вращающийся стробоскоп на его крыше выплескивал на Вье-Пор красочный фонтан.
Мы с Франсес двинулись вперед, ослепляемые вспышками неестественного цвета фейерверков. На террасы набилось пять сотен гостей, некоторые танцевали под африканскую музыку, другие угощались шампанским и канапе. На вечеринке царила атмосфера вымученного приятельства, иллюзия веселья, которая казалась частью сложного социального эксперимента.
На нижней террасе расположились наименее важные гости - начальники местных полицейских отделений, магистраты и ведущие муниципальные чиновники. Они и их ухоженные жены стояли, повернувшись спиной к Круазетт, и мрачно взирали на артистов, режиссеров и прокатчиков, расположившихся на средней террасе. Никого из артистов я не узнал - это были честолюбивые дебютанты, еще готовые брататься с публикой, но уже проявляющие нервную кокетливость знаменитостей, вынужденных мириться с тем, что никто их не узнает и не видел их внеконкурсных фильмов. Они же в свою очередь ревниво наблюдали за верхней террасой. Там находилась элита продюсеров, банкиров и инвесторов, которым приходилось сносить этот шум - коллективный гул неразборчивых голосов. Каннский кинофестиваль, как и фестиваль Американской киноакадемии в Лос-Анджелесе, мгновенно породнил их с заблуждением, будто кино и деньги - вещи между собой никак не связанные.
- Ну, гости-то здесь, - прокричал я на ухо Франсес. - А где хозяева?
- Эта вечеринка из разряда тех, на которых не бывает хозяев. - Франсес провела рукой по моему смокингу. - Мне пора работать, Пол. Надеюсь, ты найдешь Джейн. Если нет - можешь отвезти меня домой…
Она нырнула в толпу, и сразу же за ней потянулась свита похотливых ухажеров. Сориентировавшись, я понял, что она старается избежать куда как более серьезного обожателя, видевшего ее прибытие. С верхней террасы по ступенькам неуверенно спускался Паскаль Цандер, которого поддерживал вездесущий Гальдер с рацией в руке. На шефе службы безопасности был смокинг и галстук, но вид у него был растрепанный - одеваться ему явно пришлось в спешке. Он обильно потел и озирался, как водевильный актер, который, появившись через люк, вдруг понял, что оказался не на той сцене.
- Гальдер, - я поймал его за руку. - Джейн здесь?
- Мистер Синклер?.. - Удивленный Гальдер скользнул взглядом по моему смокингу, отметил потертые швы и английский покрой. Он заглянул мне в лицо, решив, что я неубедительно пытаюсь выдать себя за кого-то другого.
- Гальдер, моя жена?..
- Доктор Джейн? Она появилась два часа назад. Я думаю, она уже уехала домой.
- Она что, устала?
- Возможно. Фильм был длинный. - Гальдер отвечал уклончиво. - Ей нужно было… отдохнуть.
- Но она не заболела?
- Я не врач, мистер Синклер. Она была в порядке.
Мне на плечо опустилась тяжелая рука.
- Конечно, она в порядке. - Паскаль Цандер качнулся в нашу сторону и столкнулся с Гальдером. Потом выровнялся и прислонился ко мне, словно дирижабль - к причальной мачте. - Я видел ее пять минут назад.
- На вилле Гримальди? Отлично.
- Для меня не отлично. - Цандер покорно пожал плечами. - Найдите ее, мистер Синклер. Она хороший врач.
- Знаю.
- Знаете? - Цандер смерил меня косоватым взглядом, заинтересовавшись моим смокингом. - Да, вы - муж. Я ей звоню каждый день. Мы говорим о моем здоровье.
- У вас что-то не так?
- Все не так. Но не с моим здоровьем. Я наблюдаюсь у Джейн, мистер Синклер. Она берет у меня анализы мочи, изучает мою кровь, заглядывает мне во всякие интимные места.
- Она человек очень дотошный.
- Она очень серьезная женщина. - Цандер прислонился ко мне и грубо прошептал в самое ухо: - Как мужчина может жить с серьезной женщиной? У нее не хватает одного - постельного воспитания.
Он сжал мое плечо свое крупной рукой, потом, обретя равновесие, вдохнул ночной воздух. Ему все надоело, и он был пьян, но не так сильно, как делал вид, а еще он чувствовал, что Гальдер наблюдает за ним, как собака-охранник на поводке у нового хозяина. Как ни ловок он был, меня удивляло, что этого упитанного пляжного Берию назначили исполняющим обязанности шефа службы безопасности. Его сила заключалась в тактической нахрапистости.
- У людей в "Эдем-Олимпии" слишком много игрушек, - доверительно сообщил он и, взяв меня под руку, подвел к краю террасы, где оркестр и фейерверк производили не так много шума. Компания жен полицейских начальников принялась раскачиваться под музыку, пританцовывая вокруг своих снисходительных мужей; Цандер сделал брезгливый жест в их сторону. - Мне приходится быть их нянькой, их nounou, которая зовет их домой из садика. Мне приходится вытирать им сопли. А если попка грязная - то и попку. А они меня за это не любят.
- Вы знаете, где они прячут свои игрушки?
- Они слишком маленькие, чтобы играть в опасные игрушки. Уайльдер Пенроуз превращает их в детей. Это глупо, мистер Синклер. Если бы кто-нибудь отправился в Токио или Нью-Йорк и рассказал, в какие игрушки здесь играют… что бы они об этом подумали?
- Полагаю, они бы заинтересовались.
- Добрые имена их компаний… "Ниссан", "Кемикал Бэнк", "Ханивелл", "Дюпон". Они бы дорого заплатили, чтобы сохранить свои добрые имена. - Цандер показал на группку стоящих поблизости магистратов, по-судейски хранивших молчание, пока официант наполнял их бокалы шампанским. - Мы должны предоставить преступления профессионалам. Они счастливы работать на нас, но психиатрам они не верят. Психиатрия - для детей, которые писаются в кроватку…
- Поговорите с Пенроузом. Ему будет интересно это услышать.
- У него политические амбиции. В душе он - Бонапарт. Он считает, что теперь все - психология. Но его собственная психология… он никак не решится приступить к настоящей проблеме - собственной психологии. - Цандер, словно заинтересовавшись выделкой шва, помял пальцами лацкан моего смокинга. - Вы неплохо поработали, мистер Синклер. Столько всего узнали о вашем друге. Этот трагический английский доктор…
- Вы почти все и так знали.
- Я пытался вам помочь. Разве Гальдер не был полезен?
- Как и всегда. Он бы мог возглавить туристическое бюро. В последнем действии он отвел себе ведущую роль.
- Я об этом слышал. Он очень честолюбив - хочет занять мое место. - Он махнул Гальдеру, который наблюдал за ним с другой стороны бассейна. - Милый парнишка. Думает, что он - немец, так же как я думаю, что я - француз. Мы оба ошибаемся, но моя ошибка побольше. Он для французов nègre, а я - араб. - Он скользнул мрачным взглядом по собравшимся, потом взял себя в руки; он прекрасно осознавал собственную порочность, и это придавало ему уверенность. - Мы можем быть полезны друг для друга, мистер Синклер. Теперь, когда вы работаете на меня…
- Я на вас работаю?
- Естественно. Загляните ко мне, я вам расскажу кое-что о докторе Гринвуде. А может, и о ваших соседях…
Он, покачиваясь, пошел прочь сквозь толпу гостей, любезный и хитрый, таким он мне почти нравился.
За шефом службы безопасности наблюдали не только мы с Гальдером. На балконе третьего этажа виллы Гримальди, оглядывая собравшуюся на верхней террасе публику и поправляя запонки своей рубашки, стоял Ален Делаж. Рядом с ним был Оливье Детивель, пожилой банкир, сменивший убитого Шарбонно на посту председателя совета директоров холдинговой компании "Эдем-Олимпия". Они оба наблюдали за перемещениями Цандера, который продирался сквозь толпу, обнимая каждую улыбнувшуюся ему женщину. Детивель поговорил с кем-то по мобильному телефону, а потом вместе с Делажем удалился в дом. Несмотря на заверения Гальдера, я был уверен, что Джейн где-то рядом - на вилле Гримальди, как сказал Цандер.
Я поднялся по ступенькам на верхнюю террасу и направился ко входу, где стрелочки указывали расположение туалетов. Лакей в парчовой ливрее охранял лестницу, сверкая глянцевыми лентами своих белых перчаток.
- Toilettes?
- Tout droit, monsieur.
Дверь дамского туалета открылась, и оттуда вышла молодая немецкая актриса, ее подвижные ноздри ходили над верхней губой, как шланги, втягивая последние пылинки порошка. Она перекинулась несколькими словами с лакеем, дав ему возможность оценить ее декольте.
Я стал подниматься по лестнице, утопая по щиколотку в темно-бордовом ковре. Успел добраться до промежуточной площадки, когда лакей оторвался от созерцания прелестей актрисы и прокричал:
- Monsieur, c'est privé…
Стараясь не замедлять шага, я произнес:
- Monsieur Destivelle? Troisième étage?
Приветственным жестом он позволил мне продолжать движение: подниматься следом за мной ему было лень. Я помедлил на первом этаже; миновал роскошные гостиные с позолоченными карнизами и мебелью в стиле ампир. Столы в столовой уже были накрыты, серебряные приборы лежали на своих местах. Дверь в буфетную была отворена, и оттуда доносились голоса кухонного персонала, перекрикивавшие всплески музыки с террасы. Официант, который, напевая что-то себе под нос, расставлял серебряные графинчики на сервировочном столике, даже не обратил внимания, как я вернулся на лестницу.
Следующий этаж имел заброшенный вид, неосвещенные коридоры были перегорожены деревянными барьерами. Я направился на третий этаж, где площадка переходила в просторную приемную, освещенную люстрами под высоким потолком. Вблизи слышались голоса - мужские и многоязычные. В боковой комнате на лакированном столике лежали карты и аэроснимки, и я остановился, чтобы рассмотреть подробный план Вара между Ниццей и Грасом. Участки, помеченные красным мелком, предполагалось включить в "Эдем-Олимпию", которая таким образом становилась крупным городом - больше самих Канн.
Открытые двери передо мной выходили в парадную гостиную. На столике черного дерева стоял телевизор, перед которым развалился на позолоченном кресле мужчина в смокинге. Не оборачиваясь, тот поднял руку и поманил меня. Я приблизился к своему отражению в каминном зеркале; под мягким воротником одолженной Франсес рубашки у меня болтался креповый галстук - что твой поэтический шейный платок.
- Заходите, Пол… Я как раз надеялся, что вы меня здесь найдете.
Уайльдер Пенроуз любезно приветствовал меня, отрывая свое массивное тело от кресла. Как и всегда, я был поражен тому, насколько он рад меня видеть. Он поднялся и обнял меня, ощупал карманы моего смокинга, словно в поисках спрятанного оружия. Пошлепал ладошкой по моей щеке, прощая меня за маленький обман, с помощью которого я пробрался на виллу. И я снова понял, что мне здесь предназначается роль наивного и впечатлительного младшего брата.
- Присоединяйтесь-ка ко мне. - Пультом от телевизора он указал на ближайшее кресло. - Ну, как там вечеринка?
- Нелегкий труд. Нужно бы мне было позаимствовать у вас кресло-каталку. Лакей вам сообщил, что я иду?
- Охранник, Пол, мы здесь помешаны на охране. Вы приходите сюда в костюме убийцы и спрашиваете, как найти председателя. Вам еще повезло, что вас не пристрелили.
- Я ищу Джейн. Она где-то здесь.