- Ну, ты ему нужен только для детских акций, легких развлечений. А сегодняшнее - серьезное. Пенроуз был здесь? Обычно он не ходит на вечеринки.
- Франсес, расслабься. - Пытаясь ее успокоить, я снял ее нетерпеливую руку с переключателя скоростей. - Он сидел наверху, смотрел свои видео. Отвратительное зрелище - его терапия теперь сплошное насилие.
- Так сделай что-нибудь. Сегодня на приеме было человек шесть старших судей.
- И несколько полицейских комиссаров. На многих из этих видео - моя физиономия. Я не хочу провести следующие десять лет в марсельской тюрьме. И потом, они предпочитают ничего не замечать. Они ни за что в этом не признаются, но верхушка французского общества - расисты до мозга костей.
Мы выехали за ворота виллы Гримальди на горную дорогу. Франсес, хотя и нервничала, машину вела медленно, не торопясь переключаться со второй передачи. Я откинулся на сиденье, подставляя грудь набегающему потоку ночного воздуха, чтобы он унес запах Цандерова одеколона.
Когда мы добрались до поворота на Валлорис, Франсес остановилась под зеленым сигналом светофора. Не поворачивая головы, указала в зеркало заднего вида.
- Что там, Франсес? Поехали.
- За нами машина.
Я оглянулся на дорогу, выхваченную из темноты очередным залпом фейерверка. К нам приближался автомобиль, вихляя от обочины к центральной линии, словно водитель плохо видел в темноте, - но при этом у него был включен только ближний свет.
- Что это?
- Все в порядке. Он ищет какую-нибудь виллу.
- Нет. Он едет за нами. У него номера "Эдем-Олимпии".
Машина - серый "ауди" - была ярдах в пятидесяти от нас, когда свет сменился на красный. Франсес отпустила сцепление и рванулась через пустой перекресток, повернув направо к Гольф-Жуану. Водитель "ауди" проехал перекресток на красный и в последний момент повернул следом за нами, задев левым колесом за бордюрный камень.
Я показал на первое же ответвление:
- Сворачивай здесь налево. Он проскочит прямо.
Мы свернули в проулок и поехали вдоль маленьких домиков, окруженных густыми садами. В свете наших фар сверкали отражатели на дисках припаркованных машин. "Ауди" остановилась, словно водитель потерял нас, а потом свернула за нами и возобновила неспешное преследование.
- Ты права, - сказал я Франсес. - Он едет за нами. Возможно, это один из дружков Гальдера - ведет за тобой обычное наблюдение. Никакой он не профессионал - мы скоро оторвемся от него.
- От него? Может, это женщина.
- Джейн? Да она была такая удолбанная - даже кран в ванной не могла закрыть. И вообще, ей на нас наплевать.
Я приник к двери и смотрел на "ауди" из-за подголовника. Машина, вихляясь, преодолевала крутой подъем, ее боковое зеркало задело припаркованный фургон. Водитель взял себя в руки и выровнял машину, но скоро заложил очередной виток синусоиды.
Впереди замаячило "эр-эн-семь" - ярко освещенное прибрежное шоссе, соединяющее Канны и Гольф-Жуан. Мы проехали под виадуком и притормозили на въезде. В янтарном сиянии натриевых фонарей я увидел, как наш преследователь остановился в тридцати ярдах за нами. Из водительского окна высунулась рука и попыталась поправить разбитое боковое зеркало.
- Франсес, у тебя усталый вид… - Мне стало жалко ее, и я попытался взять дело в свои руки. - Притормози-ка здесь, а я выйду и поговорю с ним.
Но Франсес нажала на газ и выехала на береговую дорогу к Жуан-ле-Пену и Антибу. Она сидела, вцепившись в баранку, и время от времени, словно убегая от ночи, оглядывалась через плечо.
- Франсес, остановись.
- Не сейчас, Пол. Наш друг не один.
В хвост "ауди" пристроились два мощных "мерседеса" - такие же точно лимузины, как мы видели на вилле Гримальди. "Ауди" не отставала от нас, и "мерседесы" - сомкнутым строем, с затененными фарами - тоже выехали на "эр-эн-семь". Водитель "ауди" словно не замечал своего черного эскорта и продолжал возиться с поломанным креплением зеркала.
Мы миновали старый дом Али Хана за железнодорожными путями - разрушающийся призрак в стиле арт-деко высоко над морем. Железнодорожные пути пересекала объездная дорога, которая вела в гавань и к отмелям Гольф-Жуана. Франсес набрала скорость, и маленький БМВ ракетой прорезал тьму, едва касаясь колесами неосвещенной щебенчатой дороги. В последний момент, когда мы подъехали к железнодорожному мосту, она сбавила ход. Теперь "ауди" отставала от нас на сотню ярдов; водитель явно был раздражен тем, что "мерседесы" пытаются скинуть его с объездной. Я увидел, как он погрозил кулаком через открытое окно, как замигали его фары, когда похожий на танк лимузин ударил его в бампер.
- Тормози! Резче! - Я перегнулся через Франсес и выключил наружные огни, затем перехватил у нее баранку и направил машину наискось через дорогу. Мы влетели на парковку "Тету" и с визгом покрышек остановились, напугав молодого сторожа, дремавшего в открытом "бентли".
"Ауди" пронеслась мимо нас, ее дюжий водитель сутулился над баранкой, а за ним, включив на полную мощность фары, сигналя и маневрируя, мчались два "мерседеса" - ни дать ни взять гонки колесниц.
Говорить Франсес не могла - у нее перехватило дыхание, и она успокаивающе махнула рукой сбитому с толку сторожу. Она полулежала в темноте, глядя на посетителей прибрежного ресторана через дорогу. Хотя вид у нее и был ошарашенный, она, казалось, испытывала облегчение, словно прокатилась на захватывающих дух американских горках и теперь была готова воссоединиться с прогуливающейся толпой.
- Пол. - Она пригладила волосы, чувствуя, что я с интересом смотрю на нее. - Что это такое?
- Ничего… Поехали. Они направляются к Жуану. Давай за ними.
- Зачем? Мы их, слава богу, потеряли. Эти большие машины смотрятся страшновато.
- Они гнались не за нами. Их цель - "ауди". Ты была права. Это "ратиссаж"…
Под взглядом встревоженного сторожа мы покинули парковку Тету и взяли курс на Гольф-Жуан. Несмотря на фестиваль, большинство ресторанов, расположенных на набережной, закрылись на ночь. С вечеринки на яхте расходились визитеры, нетвердыми ногами ступая по трапу, - гости похожего на плавучее кладбище белого городка, сиявшего желтоватым светом.
- Их нет. - Франсес вглядывалась в темноту в поисках поворота. - Давай вернемся на "эр-эн-семь".
- Они впереди. Я хочу знать, что будет.
- Да забудь ты об этом! Ты видел, кто сидел за рулем "ауди"?
- Какой-нибудь усталый дантист, возвращающийся домой.
- Он преследовал нас. Почему?
- Тебя, а не нас. Полуночная блондинка возвращается с фестиваля домой со своим сутенером. Наши виджиланте, наверно, засекли его, и он им не понравился. Он похож на магрибца - они дадут ему урок расового уважения.
Франсес неохотно ехала по темной набережной. У восточной оконечности Гольф-Жуана, на том самом месте, где когда-то стояла фабрика керамики, которую я посетил вместе с родителями, вырос новый жилой комплекс. "Ауди", преследуемая одним из "мерседесов", мчалась по кольцевой развязке. Чуть не опрокидывая лимузин на бок, водитель бодал "ауди" сзади. Второй "мерседес" заблокировал выезд на дорогу к Гольф-Жуану. Его фары освещали жестокую игру, приватное дерби выживания под пальмами. На дороге лежали осколки задних фонарей "ауди", рассыпавшиеся, как угли костра, когда на них наезжали покрышки.
- Притормози, - я попытался привести Франсес в чувство; она при виде происходящего на дороге, казалось, совсем потеряла голову. - Он хочет удрать по прямой.
"Ауди", сбив бордюрный камень, вырулил с объездной и направился к Жуан-ле-Пену. Два "мерседеса" пустились за ним, их двигатели по-слоновьи взревели, фары выхватывали из темноты свою жертву.
- Франсес, поехали.
- Зачем? - Она недвижно сидела за баранкой, не поднимая глаз на лобовое стекло. - Они сумасшедшие, Пол…
- Они пытаются быть сумасшедшими - в этом-то все и дело. Нам нужны еще улики против них.
- Улики? - Франсес никак не удавалось включить передачу, наконец я взялся за рычаг и послал его на место. - Ко всему тому, что уже есть?
- Езжай.
Мы последовали за свихнувшимся кортежем по береговой трассе. На песчаный пляж набегали волны и вскипали пенными разрывами вокруг мусора - банок из-под пива и забытых резиновых ласт, валявшихся там, где когда-то стареющий Пикассо играл с Дорой Маар и ее детьми. Вращающийся луч ле-гарупского маяка прочесывал берег, высвечивая закрытые кабинки ларьков и низкий волнолом.
Франсес сбросила газ, когда один из лимузинов поравнялся с "ауди" и попытался столкнуть его с дороги; второй тем временем наезжал сзади, а потом притормаживал, бодая его в задний бампер. Слева от нас, за веткой железной дороги, стоял жилой комплекс Антиб-ле-Пена. Над одним из балконов горел единственный огонек - там, в квартире за семью замками, сидела какая-нибудь страдающая бессонницей соседка Изабель Дюваль. Я скользнул взглядом по балконам, но тут меня отвлек шум экспресса Ницца - Париж, внезапно возникшего из темноты. Он оглушил нас лязгом стальных рельс и скрылся в ночи.
От неожиданности Франсес на миг потеряла управление машиной, словно черная пустота, образовавшаяся за последним вагоном поезда, засосала в себя БМВ. Наконец она сжала баранку и закричала:
- Смотри! Сейчас свалится!
- Где?
Она показала на дорогу впереди, где тревожно моргали стоп-сигналы. "Ауди" перепрыгнула через бордюрный камень, ударилась о волнолом и подлетела вверх, а потом свалилась вниз на береговую полосу.
Я схватился за руль, оттеснив Франсес, и направил БМВ на пешеходную дорожку. Два "мерседеса" развернулись и замерли и, выключив фары, на несколько мгновений исчезли в темноте. Мы остановились у заброшенного бара, деревянные стены которого были обклеены выцветшими объявлениями, возвещавшими о джазовом фестивале в Жуане. Я заглушил двигатель и вышел на волнолом. Франсес неподвижно сидела на водительском месте, уставившись на приборный щиток. Она уронила руку на рычаг ручника, словно считая, что это ее неумелая езда привела к катастрофе.
Оставив ее в машине, я пошел вдоль берега, ступая по кромке холодной воды, которая тут же пропитала веревочные подошвы эспадрилий. Я побежал по темному песку, чувствуя, как в разошедшиеся швы гринвудова смокинга проникает ночной воздух.
"Ауди" лежала брюхом кверху на мелководье, из-под капота выбивалось пламя. Когда вода отступила, я увидел тело водителя - его заклинило под задним сиденьем, к стеклу пассажирского окна прижималась рука. По поверхности воды, волновавшейся вокруг машины, плавали умирающие языки огня.
Из первого "мерседеса" вышли двое в смокингах, приблизились к кромке воды, и один из них, дождавшись луча ле-гарупского маяка, начал снимать сцену видеокамерой. Когда я, запыхавшийся, в разбухших эспадрильях, был от него ярдах в двадцати и остановился спиной к огням Гольф-Жуана, он направил объектив на меня. Я пошел им навстречу, показывая на водителя, застрявшего в машине, но парочка взобралась наверх и скрылась в своей машине.
- Пол! Помоги ему!
По песку бежала Франсес, держа в руках туфли на высоком каблуке. Видно было, как ходят ходуном ее шейные мышцы, когда она ловит ртом ночной воздух. Она шагнула в набегающие волны и махнула туфлями в сторону машины:
- Боже мой! Они его убили!
Волны ударили по нашим коленям - я успел подхватить оступившуюся Франсес и вытолкнуть ее на берег, преодолевая откатный вал. На дороге со стороны Гольф-Жуана показался автомобиль с мигающим маячком. Приблизившись к горящей машине, он остановился.
- Пол, это полиция… Расскажи им.
- Это не полиция. - Из автомобиля вышли люди. - Эта та самая карета скорой помощи, что ты заказывала. Мы видели ее у виллы Гримальди.
Мы стояли у кромки воды и смотрели, как санитары вытаскивают из "ауди" мертвое тело. Это был крупный, тучный мужчина лет пятидесяти, и, глядя на него, можно было подумать, что его бледное тело несколько дней пролежало в воде. Смокинг держался на нем одним рукавом, как крыло утонувшей птицы. Санитары уложили его на спину и начали делать ему искусственное дыхание. К лацканам белых халатов были приколоты бирки с именами санитаров и телефонным номером службы скорой помощи в Тулоне.
Заглянув через их плечи, я узнал побелевшие черты Паскаля Цандера.
Я посмотрел в глаза шефа службы безопасности. Совсем недавно такие проницательные и хитрые, они теперь уставились в никуда, а плоские зрачки стали похожи на пустые окна. Все сведения о его профессиональной жизни, секретных кодах и маленьких подлостях смыло море. Один из санитаров, молодой блондин, сложенный как серфингист, показал на мою ногу, и тут я понял, что стою на руке Цандера. Я взглянул на короткие пальцы - на их коже отпечаталась подошва моей эспадрильи - и осознал, что всего несколько часов назад они, быть может, ласкали грудь моей жены.
Оставив попытки воскресить мертвеца, санитары вернулись в машину, закурили сигареты и связались с кем-то по своей рации. Я слышал, как хрипловато дышит Франсес, стоящая рядом со мной, потом повернулся и увидел, что она бежит по песку к своей машине.
- Франсес, подожди! Мы вызовем полицию.
С ее туфлями в руках я направился к БМВ, но, когда до него оставалось футов пятьдесят, я услышал рев двигателя. Франсес, показав мне, чтобы я не мешался, преодолела бордюрный камень и направила машину мимо кареты скорой помощи. В слабом свете, отраженном волнами, я видел ее лицо - от пережитого оно стало похожим на какую-то застывшую маску. Она объехала два лимузина и помчалась к Жуан-ле-Пену.
За эспланадой Гольф-Жуана, приблизительно в миле от места трагедии раздался вой полицейской сирены. Водитель второго "мерседеса" вышел из машины и, открыв пассажирскую дверь, поманил меня. Я скользнул взглядом по лежащему на песке мертвецу - его дородное тело как-то съежилось. Когда волна наплывала на берег, рукава его смокинга всплывали, посылая морю сигнал о смерти. Я прижал туфли Франсес к лицу, вдыхая аромат надушенных стелек и свежий запах морской воды.
Шофер ждал, пока я взбирался на волнолом. На нем была куртка для боулинга, а под ней - смокинг, и, подойдя ближе, я узнал его лицо и светящиеся глаза.
- Гальдер? Вы что здесь делаете?
- Пора уезжать, мистер Синклер.
- Так это вы вели машину? Я думал, вы Цандера охраняете…
Я махнул в сторону мертвеца на песке - его обнаженный торс лизали волны. Лицо Гальдера было непроницаемым. В свете фар приближающегося полицейского автомобиля он был похож на свидетеля происшествия, которому все это уже успело надоесть - и перевернутая "ауди", и покойник, и волны. Слишком занятый своими мыслями, чтобы отвечать на мои вопросы, он дистанцировался от любых оценок происходящих событий.
- Мы уезжаем, мистер Синклер, - кивнул он на открытую дверь. - Вам лучше поехать с нами.
Из двери высунулась чья-то рука и, как клещами, ухватила мое запястье. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и сел в машину.
- Пол… - Ален Делаж показал мне на откидное сиденье. - Я рад, что мы вас дождались. Я так и сказал Джейн - вы к нам присоединитесь.
Его спокойное лицо светилось в лучах фар полицейского автомобиля. Когда я сел, он улыбнулся дежурной улыбкой спасателя, протянувшего руку тонущему.
На заднем сиденье лицом ко мне бок о бок сидели Джейн и Симона Делаж, видеокамера лежала у них на коленях. На Джейн был все тот же черный шелковый халат, и она дремала на плече Симоны. Узнав меня, она приветственно подняла руку и сложила свои бескровные губы в какое-то слабое подобие улыбки. Я понял, что все еще держу в руках туфли Франсес Баринг, и поставил их на пол рядом с Делажем.
В полумиле за нами маячок полицейской машины выхватывал из темноты стоящие на берегу лачуги. Когда Гальдер завел двигатель "мерседеса", я постучал в стекло за его спиной.
- Ален, сюда едет полиция. Мы должны поговорить с ними.
- Не сейчас, Пол. - Делаж дал знак Гальдеру. - Санитары все им расскажут. У вас был нелегкий день…
Он откинулся к спинке сиденья и показался мне крупнее и увереннее, чем прежде. Перевернутый "ауди" сполз на большую глубину, и санитары вернулись на берег. Они встали на колени рядом с мертвым шефом службы безопасности и взяли кровь на анализ у него из бедра. Смокинг Цандера наконец-то отделился от его руки. Он поплыл прочь, прокладывая себе путь среди волн, разводя рукавами, как пловец брассом, в открытое море - там безопаснее.
А мы устремились в еще более глубокую ночь.
Глава 34
Аннотация и танго
- Мистер Синклер, вы нам очень помогли. - Сержант Жюко помедлил у двери, засовывая свой блокнот в карман куртки. - Паскаль Цандер был близким другом каннской полиции.
- Да, он говорил… Я рад сообщить вам все, что мне известно…
Я пожал руку молодого детектива и взглядом проводил его до машины. Он остановился у "ягуара", восхищаясь его обводами, а потом опустился на колено у заднего крыла. Его взгляд профессионала был привлечен чем-то необычным, может быть - неоплаченной квитанцией за парковку, засунутой за ручку багажника. Маленьким ножом он соскоблил чешуйку краски с хромового бампера, потом поднял ее к солнечному свету и успокаивающе махнул мне рукой. Вмятины и царапины на видавшем виде кузове "ягуара" были слишком уж незначительны - едва ли машина перенесла серьезное столкновение. Злополучная чешуйка краски, должно быть, откололась от двери пенроузовской машины, которая все еще выставляла напоказ свою открытую рану - как дуэлянт, гордящийся полученным шрамом. Да и потом, сержант Жюко понимал, что я никак не мог столкнуть "ауди" в море, да еще задним ходом.
Стараясь сохранять спокойствие и чувствуя облегчение после первой утренней инъекции, я так же дружелюбно махнул сержанту, дождался, когда он уедет, и поковылял назад к бассейну. Я разглядывал свое отражение в воде, пытаясь как-то примириться с тем, что битых двадцать минут разговаривал с сержантом, но так ничего и не сказал ему об истинных причинах смерти Цандера.
Рекламный самолет совершал свой утренний облет "Эдем-Олимпии", зазывая желающих в тир для стендовой стрельбы в горах за Грасом. Я лежал на топчане, чувствуя, как вина и боль выходят из меня через колено. Легкая струйка пара поднималась над влажным отпечатком ноги Джейн, оставшимся на кафельной плитке. Глядя на крошечные следы ее предплюсны, я вспомнил о туфлях Франсес Баринг с их запахом пальцев и полуночного моря - теперь они, завернутые в полиэтиленовый мешок, лежали в багажнике "ягуара".
За пять дней, прошедших со смерти Цандера, Франсес ни разу не появилась в офисе. Ее секретарша сказала мне, что та взяла двухнедельный отпуск, но ее телефон в Марина-Бе-дез-Анж был отключен. У меня в ушах все еще стоял ее полный ужаса крик, когда она признала в мертвеце Цандера, я все еще видел ее искаженное лицо, когда она в панике, ничего не видя вокруг, бежала к своей машине. Мне нужно было встретиться с ней и попытаться каким-нибудь образом уверить, что смерть Цандера была несчастным случаем. Себя в этом я уже успел убедить.