- Он обвинял меня в излишней снисходительности. Я была частью болезни, так глубоко поразившей "Эдем-Олимпию". Когда мы виделись в последний раз, он уже не мог скрыть своего отвращения ко мне. Я была его Хиндли или Розмари Вест, это я сделала его растленным библиотекарем. Он хотел уничтожить всех этих больных людей, играющих в свои сумасшедшие игры. Уайльдера Пенроуза, нашего доктора Смерть с обкусанными ногтями. Ги Башле, шефа службы безопасности, который возглавлял службу грабежей. Ольгу Карлотти с ее девочками по вызову. Шарбонно и Робера Фонтена с их расистскими планами. И всех других.
- Доминику Серру? Его помощницу по приюту. Она участвовала в педофильном бизнесе?
- Она занималась новыми кадрами. Ходила по приютам в окрестностях Канн и Ниццы и подыскивала новые таланты. Девочек, которые жили с "жестокими" дядюшками или имели венерические заболевания.
- И это врач? Не могу поверить.
- Она была уязвима. - Франсес сочувственно всплеснула руками. - Заурядная женщина, чувствующая приближение старости. Каждый день умирает частичка тебя. Она видела, что Башле теряет к ней интерес и удаляется, как лодка у затянутого туманом берега. Она на все была готова, лишь бы его вернуть. Пенроуз убедил ее, что здоровье управленческой верхушки зависит от специальных лечебных программ. Она с этим смирилась.
- А поэтому была включена в список целей. Значит, двадцать восьмого мая Дэвид совершил попытку очистить конюшни и покончить с изводившей его ненавистью к самому себе.
- Он хотел убить тех, кто его растлил. Должны были умереть, по крайней мере, пять или шесть человек, тогда скандал дойдет до прессы и замолчать его не удастся, - Франсес села рядом со мной и взяла мои руки в свои; лицо у нее было сердитое, как у уставшего ребенка. - Если бы он не пришел за мной, то, может быть, его план и удался бы. Он всего на несколько секунд утратил бдительность, но Гальдеру этого хватило, чтобы его застрелить.
- Не вини себя, Франсес. Ведь не ты нажала на спусковой крючок.
- Может, нажала и не я. - Пытаясь взять себя в руки, она вдохнула сосновый запах. - Но я должна закончить дело Дэвида. По "Эдем-Олимпии" продолжают расхаживать сумасшедшие. Пол, мне нужна твоя помощь.
- Я в твоем распоряжении. Но я пока не знаю, что мы можем сделать. Люди видят индексы Доу-Джонса и Никей и считают, что все в порядке. "Эдем-Олимпия" очень сильна.
- И слишком самоуверенна. Пенроуз и Ален Делаж считают, что их ничто не может остановить. Нам нужно достать видеозаписи специальных акций, и чем больше насилия в них будет, тем лучше. С их помощью можно обвинить всех - директоров больших компаний, охранников и местных полицейских, действовавших в свободное от работы время.
- И меня. Об этом тоже не стоит забывать.
- Ты - наблюдатель. Ты сидишь на заднем сиденье "мерседеса", пока эта банда делает свою работу. Мы сделаем копии с видеозаписей и направим их в штаб-квартиры "Шелла", "Монсанто" и "Тойоты".
- Именно это и собирался сделать Цандер. Пленки спрятаны на вилле Гримальди. Охрана там - муха не пролетит.
- Мы не собираемся взламывать замки. - Франсес раздраженно пнула носком туфли землю. - Ты близок к Пенроузу. Он тебе симпатизирует, потому что на тебя так легко произвести впечатление. Ты наполовину уверовал в его жуткие идеи. Поддакивай ему побольше, почаще участвуй в их акциях.
- Франсес, я не могу.
- Они не ждут, что ты будешь насиловать каких-нибудь старых шлюх. Просто пересядь на переднее сиденье "мерседеса". Помогай в планировании, предложи приглядывать за камерами. Так ты будешь поближе к записям. Выясни намеченные цели, особенно с расистским душком. Мы пошлем на место действия своих собственных операторов, каких-нибудь перебежчиков из Би-би-си. Рано или поздно Пенроуз сделает тебя своим помощником. Как и все великие мечтатели, он хочет иметь ученика.
- Тут ты права. Беда только в том, что, кажется, он его уже нашел.
- Тебя?
- Может быть.
- Пол, объясни, на что ты намекаешь.
- Я думаю о Джейн.
- Отлично. Она - любовница Симоны Делаж. Ален теперь в центре всех событий. Попробуй подобраться к нему поближе с помощью Джейн.
- Я не хочу использовать ее. Она - моя жена. Я хочу спасти ее и отвезти в Лондон.
- Ну и отвезешь. Пол, это единственный способ.
- Единственный способ, чтобы ее выставили за дверь. А потом надолго упрятали во французскую тюрьму. Нет, я не могу ее втягивать в эти дела.
- Справедливо. Но с чего вдруг такая забота о любимой женушке? - Франсес внимательно изучала меня своими на удивление трезвыми глазами. - Ты ведь спокойно наблюдал, как она превращалась в наркоманку.
- Она не наркоманка. Врачи много работают, и многие из них принимают что-нибудь, чтобы снять стресс. Она говорила об этом с Уайльдером - они контролируют ситуацию. А ты просишь, чтобы я втянул ее бог знает во что. Джейн…
- Дело не в Джейн! К ней это не имеет ни малейшего отношения. - Франсес потрясла меня за плечи, словно пытаясь разбудить спящего. - Ты думаешь о Пенроузе. Ты боишься повредить ему.
- Это неправда.
- Ты ведь и сам уверовал в его бредовую идеологию. Поэтому-то ты с самого начала и был таким пассивным. Они совратили твою жену, а ты сидел и смотрел. Я все время себя спрашивала - почему.
- Ты же сама говоришь, что я созерцатель.
- Причина не в этом. В глубине души ты считаешь, что Пенроуз прав и здесь зарождается новый мир, основанный на психопатологии. "Эдем-Олимпия" завораживает тебя. Эти огромные компании, чьи управляющие, как минотавры, сидят в своих стеклянных атриумах. Раз в год в жертву должны быть принесены шесть дев. Только гораздо чаще, чем раз в год. Каждый уик-энд - в закоулках Ла-Боки. Ну и что с того - кого волнует, что еще несколько маленьких шлюшек исчезнет в лабиринте?
- Меня волнует, Франсес. Я вижу изъяны в схеме Пенроуза.
- Неужели? - Она повернулась ко мне, словно впервые поняла, что я сказал. - Я знаю его гораздо лучше, чем ты.
- Не сомневаюсь. У тебя был с ним роман?
- Почти. - Она мрачновато кивнула собственным мыслям, выведенная из равновесия воспоминаниями. - Он помог мне после развода. Мне нужна была поддержка, а он не жалел своего времени. Уайльдер Пенроуз может быть очень привлекательным.
- Но и очень опасным?
- Он меня испугал. Как-то раз он весь лучился улыбками, был сплошное обаяние, этакий добрый великан с новым необычным взглядом на мир. А мгновение спустя он чуть не ударил меня. Я рассмеялась над ним по какому-то поводу, а он замахнулся кулаком. Я быстренько убралась.
- Он был боксером. Как и его отец.
- Он хотел стать боксером. Но что-то у него не получилось. Он как-то начал мне рассказывать эту историю - драка с вышибалой ночного клуба после вечеринки членов гребной секции. Вышибала был старый профи, перенесший мозговую травму, Уайльдер сразу это понял. Тот тип ничего не видел левым глазом…
- И Уайльдер его поколотил. Здорово, наверно, отделал?
- Здорово. Но дело было не в этом. Он увидел в себе всю эту подавляемую страсть к насилию - к тому виду насилия, который не понравился бы его отцу. И тогда Уайльдер решил: пусть эта его страсть находит выход через других людей, и стал искать систему, с помощью которой это можно было бы осуществить. Оказалось, что психиатрия словно придумана специально для него. Когда это его философское обоснование было готово, ему оставалось только сидеть и смотреть, как его пациенты расквашивают себе морды - все эти зачуханные директора вроде Алена Делажа, из которых он выковал доморощенных "нациков". Теперь Уайльдер считает себя новым мессией, а наша роль - воплощать его фантазии в жизнь. Цандер был прав насчет Уайльдера Пенроуза.
- Поэтому-то его и убили. - Я взял ее за руки и, прижав к себе, почувствовал, как бьется в груди ее сердце. Мы покинули обзорную площадку и направились назад к БМВ. - Давай-ка уедем отсюда, пока никто не заметил номер машины - у этих вдов острый взгляд. Послушай, что я тебе скажу. Дэвид умер ради того, во что верю и я. Я хочу, чтобы "Эдем-Олимпия" предстала перед судом. Я хочу, чтобы Уайльдер Пенроуз давал показания как главный свидетель обвинения.
Часть третья
Глава 38
Горный воздух
Над рядами гостей поднялся шумок аплодисментов - одобрительный шелест, едва слышный за парусиновым полосканьем шатра. Я сидел рядом с Пенроузом во втором ряду на позолоченном стуле и наблюдал за рассыпающимся в благодарностях Оливье Детивелем, председателем совета директоров холдинга "Эдем-Олимпии". С театральным жестом принял он серебряный мастерок, поданный ему на устланном бархатом подносе хорошенькой ассистенткой в небесно-голубом форменном платье.
Перед возвышением находилась недавно возведенная короткая секция будущей стены - цементный раствор между слоями кирпичей был еще свежий и влажный. В стену была вделана мраморная мемориальная доска, увековечивающая дату основания "Эдем-Олимпии Западной", более известной в международном деловом сообществе как "Эдем II".
Одетый в утренний костюм, упитанный и веселый, как отставной дамский киноидол, Детивель держал серебряный мастерок в наманикюренных руках. Он ослепительно улыбался этой избранной публике, зачерпывая раствор со специального столика. Досадуя на отвлекающие вспышки фотоаппаратов, осветительные лампы телевизионщиков и далекий звук рекламного самолета, он гордым движением воздел мастерок с раствором; ноздри его затрепетали, учуяв запах извести.
Пенроуз сидел, откинувшись на спинку, и хорошо поставленным шепотом вещал мне в ухо:
- Он что, рекламирует новый трюфельный паштет? Что он тут виляет хвостом, как метрдотель в "Максиме"? Раствор нужно класть, Оливье, а не дегустировать.
Пенроуз ослабил галстук; он явно скучал. Снял свой темный пиджак, демонстрируя широкие плечи и помятые рукава. Вгрызаясь в ноготь большого пальца, он не замечал гневных взглядов безукоризненно одетых женщин рядом с нами - жен представителей ривьерской элиты в их шляпках с лентами и платьях "от-кутюр". Громко напевая, он разглядывал зеленый луг, уходящий к самым Альпам.
Пенроуза радовала перспектива открытия нового бизнес-парка - еще одного места, где он сможет обкатывать свои идеи, и по пути сюда он был в отличном настроении. Он заехал за мной на виллу, такой небрежно-неотразимый в своем черном шелковом костюме; наклонил зеркало заднего вида, чтобы видеть себя, и повернул ключ зажигания. Вернуть зеркало на место он и не подумал, а от моих слов отмахнулся.
- Пол, для чего нам зеркало заднего вида? - спросил он, когда мы выезжали из анклава. - Нас ничто не обгонит, зачем же мы будем смотреть в прошлое?
А в будущем была вторая "Эдем-Олимпия", почти в два раза больше первой; она должна была представлять собой такую же смесь транснациональных компаний, исследовательских лабораторий и финансовых консультационных фирм. Участки за собой закрепили "Хёнде", "БП Амоко", "Моторола" и "Унилевер" - они инвестировали средства в долгосрочную аренду, тем самым фактически профинансировав весь проект. Подрядчики уже приступили к работам, сводя под корень каменные дубы и зонтичные сосны, которые помнили еще Римскую империю, пережили лесные пожары и военные вторжения. Природа, как того требовало новое тысячелетие, окончательно сдавалась под напором налогового рая и автомобильных парковок.
У кромки леса в ожидании застыли ряды тракторов и грейдеров, водители в готовности сидели в своих кабинах, словно танковый батальон перед парадом. Дерн местами был уже содран, и на бледную гранитную основу, прежде чем ее навсегда похоронят под миллионами тонн цемента, пролился на несколько мгновений солнечный свет.
- Прогресс наступает, Пол… - Мы вышли из машины, и Пенроуз направился к палатке с закусками. Он остановился и принялся разглядывать архитектурный макет, окруженный армией канапе. Уписывая анчоус, он с гордостью улыбался при взгляде на окруженные ландшафтной зоной офисные корпуса - ни дать ни взять Папа Римский эпохи Возрождения, рассматривающий макет будущей часовни и представляющий себе фрески, которых он никогда не увидит.
- Посмотрите-ка, Пол: новая Европа…
- Надеюсь, что нет, - парировал я. - "Эдем-два"? Это всего лишь очередной бизнес-парк. А вы говорите так, будто это новый "Град на верху горы" Уинтропа.
- Это и есть "Град на верху горы", не сомневайтесь. - У него, казалось, закружилась голова. - Сто городов на ста горах.
Когда Оливье положил мастерком раствор, гости разразились новым взрывом аплодисментов. Не пройдет и года, как над этой мемориальной доской поднимется десятиэтажная громада административного здания "Эдема II". Словно извещая о своем одобрении, взревели мощные двигатели бульдозеров и грейдеров. Издали донесся скрежещущий звук коробки передач, металлические траки вгрызлись в твердую породу, и парад желтых землеройных машин начался.
Детивель сиял, глядя на этот неспешный парад и призывая присутствующих аплодировать. Но вдруг его глаза обратились к небу. В полумиле к северу возник одномоторный самолет, который приближался к нам, таща за собой длинный зеленый вымпел, напоминающий волнующуюся змею. Он прошел над самой кромкой поросшей соснами горы, чуть не задев своим неубирающимся шасси крышу шатра. Вспугнув стаю ласточек, летчик нацелился на фалангу бульдозеров, явно идя на таран. Водители встревоженно озирались, и два огромных экскаватора уже сцепились в суматохе ковшами.
Но летчик нашел себе другую цель. Когда расстояние сократилось до четырехсот ярдов, он выпростал руку из-под открытого фонаря и выстрелил сигнальной ракетой. В воздух над палаткой с закусками взмыла пылающая звезда и рассыпалась шаром зеленоватых огней. Шар повис в воздухе, словно тающая люстра, а потом упал на автомобильную парковку; его зеленые угольки подожгли траву.
Гости начали подниматься со своих мест, заподозрив, что это воздушное шоу не предусмотрено официальной программой. Мужчины застегивали пиджаки, женщины, придерживая руками шляпки, раскашлялись, когда дымок сгоревшей ракеты достиг шатра. Мрачный Ален Делаж, снова превратившийся в испуганного бухгалтера, не мог дозваться своих помощников, которые, придя в себя, кричали что-то в мобильные телефоны.
Летчик изменил курс, покачал крыльями и стал описывать над площадкой круг. Боковой ветер скомкал его зеленый вымпел, который теперь завязался узлом, превратив рекламный призыв в нечитаемую ленту Мебиуса.
- И все? - Пенроуз сложил два пальца, приветствуя пилота. - Не очень-то густо.
- У него нет ваших ресурсов. Хотя, подождите… - Я показал на поросшие соснами верхушки гор. К нам приближался рокот спешащих наперегонки двигателей, наглядно демонстрировавших эффект Допплера. В долину спешили еще три рекламных самолета со своими вымпелами, а следом за ним шел еще один, отставший от строя - видимо, решил стать участником этого воздушного парада в последний момент. Я подумал, что летчики присоединились к этому акту протеста из чувства солидарности, покинув предписанные им коридоры над Лазурным берегом и встретившись над "Софией-Антиполисом".
Их тени обозначились на парусиновой крыше палатки над нашими головами, звуки их двигателей горохом рассыпались по корпусам грейдеров и бульдозеров. Металлические ковши усилили рокочущий звук - приглушенный гимн, исполняемый невольным шумовым оркестром. В воздухе трепетали вымпелы, рекламирующие супермаркет в Ле-Канне, магазин кухонной утвари и распродажу демонстрационных "рено" в Кань-сюр-Мере. Они пересекли дорогу "Д-103" и направились на свои обычные маршруты, покачав на прощание крыльями.
Летчик с зеленым вымпелом кружил над площадкой, дожидаясь, когда улетят его товарищи. За летчиком в открытой кабине сидел пассажир, и, когда солнце осветило фонарь, я мельком увидел светлые локоны, выбившиеся из-под старинного шлема и очков. Летчик, вполне удовлетворенный, сделал крутой вираж, резко набрал высоту и устремился к солнцу, отражая его свет лопастями крыльев.
Группки гостей заспешили к своим автомобилям, другие остались сидеть среди перевернутых стульев. Оливье Детивель стоял у мемориальной доски, тыча своим серебряным мастерком в пустое небо. Ален Делаж говорил с одним из полицейских начальников, а его люди пытались разблокировать выезд с парковки, где скопившиеся лимузины сердито гудели друг на друга.
- Маленькая неувязочка… - Пенроуз раскачивал в руке свой позолоченный стул, словно размышляя - не вскарабкаться ли ему в небо. - Это службе безопасности не по зубам. Вы лозунг успели прочесть?
- Подержанные "рено", какой-то супермаркет. Настоящие террористы.
- Пол, ну хоть на время оставьте ваши шутки. - Пенроуз помахал рукой, чтобы рассеять вонь отработанного авиационного керосина. - Я об этом летчике с ракетницей… Он был зачинщиком.
- "Эдем-два - вечная память". Вам это что-нибудь говорит?
- Чушь зеленая. - Пенроуз пожал плечами и снова уставился в небо, но я видел, что он раздражен. - Как бы то ни было, этот летчик высказался абсолютно недвусмысленно. Прогресс был приостановлен на долю микросекунды. И все равно, это неприятно. Такой важный день.
Забыв про меня, он направился к палатке с закусками. Несколько журналистов клевали что-то со столиков, наговаривая репортажи на портативные магнитофоны, но телевизионщики уже забирались в свои автобусы, готовые предоставить отснятые материалы в программы вечерних новостей.
Пенроуз прислушался к удаляющемуся гудению самолета, эхом отдававшемуся в долине - по направлению к берегу моря. Едва сдерживая раздражение, он высосал мясо из клешни омара.
- Пол, что это был за самолет? Хоть кто-нибудь, я надеюсь, успел записать регистрационный номер.
- Основной учебный самолет чешских ВВС. Скоростишка низкая, но летаешь с удовольствием.
- Уж удовольствие-то он получил, это точно. Вы узнали пилота?
- С расстояния четыреста ярдов? Летчики не оставляют в воздухе автографов.
- А я думал, оставляют. Возможно, его знает Франсес Баринг. Она на дружеской ноге с летчиками Каннского аэропорта. - Пенроуз поднес к носу филе копченого лосося и понюхал красное мясо. - Вы ее понимаете, Пол… Мне бы не хотелось думать, что она участвовала в этой глупости.
- Нет, не участвовала. Уайльдер, она дни и ночи трудится на "Эдем-Олимпию".
- Тут все трудятся дни и ночи - это ничего не значит. Люди впечатлительны, сильными чувствами можно заразиться прямо из воздуха. Вот чего "Эдем-Олимпии" никак не нужно, так это собственного зеленого движения. Почему никому не приходит в голову бороться за спасение цемента планеты?
- Я думаю, цемент и сам о себе позаботится.
- Позаботится? - Пенроуз уставился на меня так, словно я осчастливил его божественным откровением. Он проглотил канапе, взял из моей руки стакан вина и осушил его одним глотком. - Прекрасно, вот и позавтракали. Давайте-ка прокатимся над Грасом. В горном воздухе мне лучше думается…
Первые признаки мятежа были налицо, но проявились они совсем не так, как предполагал Уайльдер Пенроуз. Мы ехали к Грасу, а он все время поглядывал в зеркало заднего вида - не следят ли за нами. Уколы прошедших нескольких недель, пусть и булавочные - художества на стенах, изуродованные машины в гаражах "Эдем-Олимпии", - но все же оказались чувствительными даже для толстой шкуры корпоративного слона.