- Отлично! Сейчас я вас туда и доставлю! А я заночую у грека знакомого, Кириака, у него брат монах в Ксенофонте, и он всегда любых афонцев на ночлег с радостью принимает, как греков, так и русских. Это отсюда недалеко.
Мы въехали на маленькую площадь перед древней византийской башней, повернули налево по набережной, нырнули в переулок и остановились перед маленьким, уютного вида отелем со светящейся вывеской "HOTELMAKEDONIA". Игорь, первым выскочив из машины, принялся выгружать из нее наш багаж, я кинулся ему помогать. Дверь отеля открылась, и из нее вышел невысокий, интеллигентного вида, приветливый грек, хозяин гостиницы Стелиос.
- Калимера (Доброе утро (греч.)), Стелиос! - приветствовал его грузно спрыгнувший с высокой подножки пикапа Флавиан.
- Калимера, патер (Доброе утро, отец (греч.))! Калимера! - заулыбался тот в ответ. - How are you? (Как вы? (англ.))
- Поли орео (Все замечательно (греч.))! - тоже улыбаясь, ответил Флавиан.
- First floor for father! Only first floor! (Первый этаж для отца! Только первый этаж! (англ.)) - завопил я. - У него ноги больные!
- О key! О key! (Хорошо! Хорошо! (англ.)) - все так же улыбаясь, закивал Стелиос. - Only first floor! - И взял у Игоря рюкзак Флавиана.
Нам на двоих с батюшкой достался самый удобный номер на первом этаже. Расположившись и приняв душ, мы с Флавианом переоделись в чистую одежду и переглянулись.
- Батюшка! Есть у меня такое ощущение... - начал я издалека.
- Сейчас прозрю, - улыбнулся Флавиан, - октопусы в "Критикосе"?
- О! Да, отче, они! Они самые! - Я закатил кверху глаза. - Я так и вижу, как они призывно машут нам своими поджаристыми щупальцами!
- Хорошо, - кивнул мой добрый батюшка, - пойдем ужинать в "Критикос".
Через полчаса и состоялся тот самый "богословский" диспут, с которого было начато это повествование (смотри начало первой главы).
ГЛАВА 2
Мария
- Батюшка! Здравствуй! А мы с Микаэлой гадаем издалека, ты это или не ты? Алексей! И ты с батюшкой приехал!
- Здравствуй, Мария! - в один голос возгласили мы с Флавианом.
Про Марию надо рассказать особо. Есть в каждой среде свои неподражаемые, знаковые личности, без которых колорит этой среды теряет свою яркость и самобытность. Есть и вокруг Афона своеобразная "околоафонская среда", состоящая из самих монахов-афонцев, паломников всех видов и национальностей и местных жителей, в основном занятых обслуживанием и монахов, и паломников, не считая, конечно, обычных отдыхающих сезонных туристов. Есть среди местных жителей Мария.
Еще в первый наш приезд в Уранополис, получив в "Проскинитон Графионе" афонские паспорта-диамонитирионы, мы метались по набережной в поисках не сразу приметной билетной кассы афонского парома. После третьего или четвертого прохода мимо невысокой, несколько старше среднего возраста гречанки, сидевшей за маленьким столиком около холодильной витрины с мороженым, мы услышали от нее на нормальном русском языке:
- Батюшка! Здравствуйте! Вы, наверное, кассу ищете, вам билеты на корабль нужны? Вы на Афон плывете?
- Слава Богу! - вырвалось у нас. - Вы нам покажете кассу?
- Вот она! - Женщина указала на соседние двери, в одной из которых было открыто окошко кассы. - Вы в первый раз здесь, батюшка?
- В первый!
- Вы не стесняйтесь, батюшка, обращайтесь ко мне, если что-то понадобится!
Через пять минут, купив билеты, мы уже сидели - я на раскладном стуле, Флавиан на диванчике - под тентом кафе ISALOS, уплетая ванильное мороженое, запивая его кофе по-гречески и разговаривая с гостеприимной хозяйкой по имени Мария.
- Мария! Вы так хорошо говорите по-русски, вы из России?
- Я из Грузии! Мы понтийские греки, нас много жило в Грузии, там моя родина!
- А давно вы переехали в Грецию?
- Да, около двадцати лет, наверное.
- И вам здесь нравится?
- Да куда ж денешься...
- А почему вы переехали сюда? Захотели жить на исторической родине?
- Война. Гамсахурдия. Тех, кто не грузины, стали убивать. Из нашей деревни все уехали. К нам пришли грузины и сказали: "Кто не уедет, того убьют". Мы все уехали...
- Не будем об этом, Мария, - вмешался в наш разговор Флавиан, заметив, как погрустнели глаза Марии, - мне сказали, что здесь можно купить русифицированную сим-карту для разговоров с Россией по льготному тарифу с мобильного телефона, это правда?
- Конечно, правда! Вам нужна такая карта? Пойдемте, я покажу вам, где такую карту можно купить!
Мария привела нас в соседний переулок к небольшому магазинчику.
- Мария! А где можно найти хорошее оливковое масло, жена просила взять на обратном пути для детей? - подключился опять я.
- Я вам покажу, где купить! Подходите ко мне на обратном пути, я вам все покажу, попрошу, чтобы вам продали то, что получше!
- Мария! А если мы захотим на обратном пути взять машину, чтобы в несколько святых мест по дороге в аэропорт заехать, вы нам поможете?
- Конечно, помогу! Найду вам машину, без проблем, тут у меня все знакомые! Жилье могу частное найти, если захотите еще приехать, недорого, если что-нибудь понадобится, вы обращайтесь, я помогу! Я всем батюшкам помогаю, я люблю батюшек... Да, вам пора уже идти! Вон ваш паром уже стоит, не опоздайте!
- Увидимся на обратном пути, Мария!
- Заходите!
Ну, вот и на этот раз мы зашли, конечно, к Марии после октопусов в "Критикосе".
- Мороженое будете, батюшка?
- Конечно, Мария! Вот Алексею двойную порцию фисташкового, если я не ошибаюсь, ты его в прошлый раз заказывал?
- Склоняюсь перед вашей памятью, отец Флавиан! Еще сок апельсиновый, со льдом! Большой стакан!
- Хорошо, - кивнула, записывая заказ, Мария, - а вам, батюшка?
- Воды из холодильника большую бутылку и чашку кофе по-гречески...
- Маленькую! И некрепкого, - грозно глядя на своего духовного отца, уточнил я. - А сперва таблетки: две беленькие и одну красную!
- Хорошо, - вздохнул Флавиан, - маленькую и не очень крепкого! Доставай аптеку, Леша...
Вскоре мы уже наслаждались, каждый своим заказом, сидя на крытой веранде с видом на тихое прозрачное Эгейское море. Двойная порция мороженого в исполнении Марии, после октопусов и тазика (греки почему-то называют его тарелкой) греческого салата, кажется, была с моей стороны ошибкой... Но я старался!
- Благословите, отче! Вы не разрешите к вам подсесть? Вы ведь русские? Паломники на Афон? - к нашему столику подошел приличного вида человек, лет около сорока, с небольшой аккуратно подстриженной бородой, в темной рубашке с длинными рукавами и черной "охотничьей" жилетке с множеством карманов.
- Бог благословит! Присаживайтесь! Вы правы, мы русские и едем на Афон. А как ваше святое имя?
- Владимир, раб Божий... - Он присел на раскладной стул рядом со мной. - Вы на Святую гору впервые?
- Второй раз, - отозвался Флавиан, - а вы?
- Я в первый! Потому и дерзнул присоседиться к вам, я ведь тут ничего не знаю, в Уранополисе.
- В Уранополисе главное - знать Марию! - откомментировал я. - Остальное она все сама организует! Мария!
- Вы что-нибудь будете заказывать? - появилась около вновь прибывшего гостя хозяйка кафе с блокнотом.
Владимир заказал мороженое и кофе. Разговор продолжился.
- А вы, отче, собираетесь подниматься на вершину? - спросил Владимир.
- Собираюсь, - кивнул Флавиан.
- Чего?! - не веря своим ушам, подпрыгнул я. - Какая вершина, батюшка? С вашими ста сорока килограммами на артрозных ногах, ишемией, стенокардией и перенесенным инфарктом?
- Ты еще атеросклероз сосудов забыл, Леша, и артериальную гипертензию! - уточнил Флавиан. - Но на вершину мы пойдем все равно, так надо! Нет, ты, конечно, можешь подождать меня внизу, в скиту Святой Анны, например...
- Ага! - озверел я. - Вот прям щас! А кто ваши "мощи" с горы спускать будет, когда вы там "отрешитесь от бренного тела"? Кто их в Покровское в цинковом гробу повезет, для всенародного поклонения и погребения?
Я вытащил из кармана мобильный телефон.
- Все! Звоню матери Серафиме, и пусть она, как лечащий врач, на вас епитимию накладывает!
- Леша, убери телефон! Нечего старого человека волновать! - Флавиан был спокоен и решителен, я понял, что вершины нам не миновать.
- Понял! - смирился я. - Пусть меня потом ваши прихожане мученической смерти предадут! "Нет больше той любви..."
- Да ладно, Лешка! Даст Бог - прорвемся! - подбодрил меня Флавиан.
- Теперь я понимаю, батюшка, почему ты меня заставил покупать эти самые шипастые кроссовки для нас с тобой, - осенило вдруг меня, - и палки, телескопические...
- А вот это очень правильно, батюшка! - поддержал Владимир. - Палки очень нужны, особенно на спуске! Я, когда в горах Тибета к Шамбале поднимался...
- Куда?! - подпрыгнули уже мы вдвоем с Флавианом.
- К Шамбале, - словно про поход на шопинг в "Ашан", спокойно отозвался Владимир.
- Вы там были?
- Был. В горах Тибета.
- И Шамбалу видели?
- Нет. Шамбалу не видел. Я в группе единственный был православный, и, хотя внешне старался никак не выделяться, про себя постоянно творил молитву Иисусову, "Отче наш" читал, "Богородице Дево, радуйся", архангелу Михаилу молитву и другие разные молитвы, которые помнил наизусть. Так что интересно, наш опытный проводник, буддист, заблудился. Ходил вокруг какой-то горы, ходил, потом потерял все свое буддистское бесстрастие, начал злиться и ругаться.
"Не могу, - говорит, - входа в долину найти, хотя много раз там был. Кто-то нас не пускает!"
А потом, на обратном пути, злобно так на меня посмотрел и сказал: "Это ты мне своими "мантрами" помешал!"
- Однако! - переглянулись мы с Флавианом.
- Владимир! А зачем вы вообще туда пошли, если уже тогда были православным христианином? - спросил Флавиан.
- Из-за младшего брата, Коли. Он, когда в бизнесе себя уже реализовал, причем вполне успешно, начал духовные ценности искать и увлекся буддизмом, религией "бон" и вообще восточными культами. Меня с моим православием всерьез не воспринимал, "слишком примитивно", мол.
А тут какие-то друзья его в экспедицию потянули в эту самую Шамбалу, мол, есть проверенные люди, которые там уже побывали и "просветление" получили. Он, конечно, загорелся. Ну, я в компанию и набился, чтобы там за ним присмотреть. Все же брат младший, не дай Бог ему там как-нибудь "мозги скрутят".
- Не скрутили? - поинтересовался я.
- Не скрутили, - ответил Владимир, - когда в отель вернулись, Коля меня спрашивает: "Почему проводник сказал, что ты ему мантрами помешал? Ты какие мантры читал?" Я ему и сказал какие! Он теперь тоже православный, женился недавно на дочке священника, на заочное отделение в семинарию поступать собирается...
- Значит, не зря ваш Коля по горам тибетским полазил, все-таки получил там свое "просветление"! - подытожил разговор Флавиан.
- Получил... - подтвердил Владимир.
- Батюшка! - Мария поставила перед нами блюдо со свежевымытым виноградом. - Угощайтесь, за это денег не надо, это от меня! Только сорван, это из виноградника моего соседа!
Вокруг нас шла обычная вечерне-курортная жизнь уранополисской набережной, уже стемнело, под тентами веранд кафе зажглись светильники с энергосберегающими лампами.
Бродивший между столиков гармонист с коробочкой от йогурта для сбора гонорара, кажется, нашел русских клиентов. С соседней веранды полились "Амурские волны", плавно переходящие в "Севастопольский вальс" (недавно он явно "окучивал" немцев на другой веранде, где слышались марши типа "Дойчинен зольдатен...").
Вечер был мягкий, сквозь негромкий гул голосов отдыхающих и закусывающих еле слышно пробивался слабый плеск прибоя, сопровождаемый нежным запахом морской воды.
Мы молчали, каждый думал и переживал что-то свое, пощипывая с кистей сочные виноградины.
- Брат Алексий! А не совершить ли нам "чинопоследование опочивания"? - прервал молчание Флавиан. - Завтра день напряженный будет!
- Вы правы, батюшка! - отозвался Владимир. - Благословите на сон грядущий!
Флавиан благословил.
- Встретимся завтра на пароме!
Попрощавшись с Марией, мы отправились в свой отель. По дороге я негромко напевал "Welcome to the hotel Makedonia!" на мотив "Отеля Калифорнии" группы "Иглз", Флавиан что-то обдумывал, перебирая четки.
Ну а с "чином опочивания" вышло как всегда!
- Леш! Ты ложись, - несколько виновато сказал батюшка после прочтения нами в номере молитв на сон грядущим, - а я еще немного на балконе с четками посижу!
- Хорошо, - строго разрешил я, - немного! И зелененькую таблетку прямо сейчас! Мне за тебя перед матерью Серафимой отвечать! Сам сказал, что завтра день напряженный!
- Давай зелененькую, - вздохнул Флавиан и потянулся за стаканом воды.
ГЛАВА 3
Достойно есть
Вот и верь потом этим батюшкам!
Я проснулся в полседьмого утра по греческому времени, заметьте, своевременно переставленному на моих, как их называет Иришка, "водолазных" часах (а что?! в инструкции же заявлено, что до ста метров глубину держат!). Флавиан все так же сидел на балконе с четками, так же, как я видел его перед сном! Постель его была даже не разобрана! Я сдержался...
- Леша, иди сюда! - увидев, что я проснулся, позвал Флавиан. - Ты послушай, как местные голуби кричат! Совсем не как наши!
Действительно! Я прислушался и услышал гулкое: "У-ууу! У-ууу!"
- И еще сов много летает, - доложил о своих наблюдениях батюшка, - причем они здесь маленькие какие-то!
Мы собрались, добродушный Стелиос накормил нас завтраком, в "Проскинитоне" получили наши афонские паспорта-диамонитирионы. Затем взяли билеты на паром и успели отметиться у Марии "отходной" порцией мороженого (двойной фисташкового, как вы, наверное, догадались) и маленькой чашечкой некрепкого кофе!
Затем погрузились на паром, предварительно покидав рюкзаки и сумку в кузов подъехавшего пикапа L200 с Игорем за рулем.
Все! Поплыли!
Паром афонский! Это отдельная тема...
Во-первых, их несколько.
В прошлый раз мы плыли на Святую гору на "Сотиросе", что по-гречески "Спаситель". Обратно в Уранополис нас вез паром, названный по имени главной святыни протатского храма в Кариесе иконы Божией Матери "Аксион эсти" - "Достойно есть".
Если кто не знает, напомню эту историю. В столице Афона Кариесе (русские обычно называют это поселение Карея), названной так потому, что расположена в некоторой впадине между горными хребтами, есть храм Успения Пресвятой Богородицы, построенный в 335 году императором Константином на месте языческого капища. Сейчас это - главный соборный храм Кариеса, рядом с ним расположен протат или Кинотис - афонский "парламент", и потому этот храм называют еще протатским.
Несколько веков назад неподалеку от Кариеса была небольшая келья, в которой подвизался один благочестивый "геронда" - старец - со своими учениками. Однажды он с несколькими учениками отправился на всенощное бдение в честь Богородичного праздника в Успенский храм. В келье же оставался только один молодой послушник, который, когда пришло время молитвы, зажег свечи перед необыкновенно красивой иконой Пресвятой Богородицы и приготовился петь ей службу.
Внезапно в двери постучали, и в келью вошел незнакомый монах благообразного обличья и попросил разрешить ему присоединиться к молитве. Они стали молиться вместе. Когда наступил момент богослужения, в который пелась песнь Пресвятой Богородице "Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, Сущую Богородицу Тя величаем!", незнакомец попросил остановить службу.
- Там, откуда я пришел, - сказал он, - эту песнь поют так: "Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего! Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, Сущую Богородицу Тя величаем!"
- Как прекрасны эти слова, - восхитился молодой послушник.
- Дай мне пергамент, и я запишу их тебе! - предложил незнакомец.
- У нас в келье нет ни пергамента, ни чернил, - огорчился послушник.
Тогда незнакомый "монах" взял лежавшую там каменную плиту и, словно по мягкой глине, пальцем написал по камню слова священного песнопения.
- Отныне всегда пойте так! - объявил он и вышел за дверь. Молодой послушник кинулся вслед за необычным гостем, но, распахнув дверь, не увидел никого. Снег, засыпавший крыльцо кельи по самую дверь, не хранил на себе ни одного отпечатка ног "монаха".
Возвратившийся старец, осмотрев чудесную надпись на каменной плите, сказал: "Это был архангел Гавриил! Говоря "откуда я пришел", он имел в виду Небо!"
Плита с текстом новой молитвы была представлена совету старцев в Кариесе, затем послана Вселенскому патриарху в Константинополь. А на Святой горе и по всей Святой Православной Церкви до сих пор воспевают чудную архангельскую песнь "Достойно есть яко воистину...".
Паром до Афона в этот раз оказался гораздо больше, современнее и комфортабельнее. В его большой каюткомпании (или как уж там это правильно называется) стоят многочисленные мягкие диваны, между ними столики, мощный кондиционер нагоняет прохладу, здесь также есть отдельное помещение для духовенства и монашествующих, солидно все так, прямо "европаром"!
А называется он то ли в честь русского монастыря, то ли из любви греков к самому святому (это скорее) - "Агион Пантелеимонос"! Как и наш русский монастырь, приятно для русского сердца!
В углу кают-компании небольшой прилавок все с тем же орлиноносым молодым греком, что "нес послушание" буфетчика и на двух других паромах. Он, как и прежде, преисполнен самоуважения, неторопливо засовывает в рифленый электропресс тосты с беконом и сыром внутри, наливает машинный кофе, выдает из холодильника "неро" (воду), колу или "Фанту", снисходительно рассчитывается, небрежно бросая сдачу на прилавок.
Я таки смог ему объяснить на моем подзабытом английском, что для батюшки тосты нужны "only cheese" (только с сыром), а бекон из них нужно выложить и положить в два других, для меня (Игорь вообще от тостов отказался). Бармен, наконец-то осознав, что от него требуется, сделал перекладку лепестков бекона с таким видом, будто он вкладывает в тост подметку от старого ботинка, и небрежно сунул наши тосты в машинку для запекания. Ничего, мы, русские, народ привычный, еще помним легендарное "вас много, а я одна!".
Дождавшись заказа, я отнес наши тосты вместе с "неро" для батюшки, кофе для Игоря и "Фантой" для меня на столик. И обнаружил, что, пока я работал снабженцем, к Флавиану с Игорем присоединился некий тип, довольно агрессивно что-то доказывающий моему батюшке. Тип был одет как западноевропеец, и у него был здоровенный профессиональный фотографический кофр. Я присел и прислушался.
- А я вам говорю, - с убежденностью президента США, выступающего с трибуны перед выборами, вещал "еврофототип", - что христианство потерпело к концу второго тысячелетия своего существования сокрушительное поражение! Все! Христос для мира - мертв!
- Это ваш мир мертв для Христа! - не удержавшись, вставил я.
Не обращая на меня никакого внимания, он продолжал: