- Все-таки скажите, - не унимался Анатолий, - где вы, отец Флавиан, таких "православных" сектантов видели, или знаете?
- Да, вот, например, недалеко от нашего прихода, километрах в восьмидесяти, в соседней епархии, целый Б-ский монастырь!
- Девяносто три километра по спидометру, - уточнил я.
- Как Б-ский монастырь! - поразился калужанин. - Это же наш, православный монастырь, там даже старец какой-то был, я так слышал, или и сейчас есть!
- Есть "старец", - подтвердил Флавиан, - именно этот "старец", а правильнее будет сказать "лжестарец", или "младостарец", целый православный монастырь в секту и превратил, в настоящую тоталитарную секту, если уж пользоваться современным термином.
- Что значит "тоталитарную", - спросил Анатолий, - чем она от простой, не тоталитарной секты отличается?
- Тем, что в простой, или "классической", секте человеку просто предлагают некое религиозное учение, отличное от обычных, традиционных религий. Уверовавшему в это учение предлагают стать членом их общины, или организации, оставляя за человеком право выхода из нее в любое время, не покушаясь на его имущество и состояние, а ограничиваясь умеренными добровольными пожертвованиями.
Тоталитарная же секта происходит от слова тотальный, то есть всеобъемлющий, я бы даже сказал, всепоглощающий. Именно такую власть над своими членами, точнее сказать - "адептами", стремятся приобрести лидеры тех религиозных организаций, которые мы называем "тоталитарными сектами". Причем не просто власть над религиозной стороной жизни человека, но и над всем его существом: сознанием, поведением, имуществом, телом и душою.
А уж для получения такой власти над людьми лидеры "тоталитарных" сект сознательно идут на ложь, подтасовку, психологическое и физическое насилие над своими адептами, используя при этом самые различные способы воздействия, включая оккультизм и современные научно-психологические разработки вроде нейролингвистического программирования или промывания мозгов, порой даже просто гипноз.
Прошедший такую массированную - тотальную - обработку адепт становится безвольным, бессознательным рабом своего руководителя, источником обогащения, удовлетворения его властных амбиций или сексуальных вожделений. Причем адепт все время должен быть уверен в "святости" своего лидера и его праве совершать с самим адептом все вышеупомянутое.
- Да ну! Просто ужас какой-то вы, батюшка, рассказали, - поежился Анатолий, - неужели такое может твориться в православном монастыре?
- К сожалению, не только может, но и реально творится, - вздохнул Флавиан, - эту общину уже и православным монастырем называть-то просто кощунственно. Ведь что такое, по определению, православный монастырь? Это семья, соединенная евангельской любовью ко Христу и друг к другу, во главе которой стоит пастырь и наставник, сам эту Божественную любовь стяжавший и своих чад духовных этой любви обучающий!
А во главе Б-ского монастыря стоит одержимый самомнением и властолюбием старый священник. Бредовые раскольничьи измышления он противопоставил учению Церкви, обманом и запугиванием удерживает в подчинении своих одураченных и безвольных послушниц, вынуждает их распространять его "старческие откровения" об Антихристе и последних временах в среде многочисленных паломников этой древней исторической обители.
А если кто-то пытается от его духовной тирании освободиться, на того сразу падают проклятия, анафемы и наказания, вплоть до заключения в холодный подвал с крысами на хлеб и воду для "покаяния". Кто пытается остатки здравого смысла сохранить, сбегают. К нам на приход уже несколько таких беглянок каяться прибегали, много рассказали интересного...
На твой вопрос, почему сейчас такое оскудение настоящего благодатного старчества, что тебе сказать? Мне повезло, я еще нескольких настоящих старцев застал при их жизни, даже пообщаться счастье имел. С батюшкой Николаем на острове, со старцами Гавриилом и Селафиилом в Троицкой лавре, с несколькими в Печорах...У одного из них и спрашивал то же самое: отчего благодатных старцев сейчас так мало?
- И что он вам ответил? - не выдержал Анатолий.
- Старцев, сказал он, сейчас нет, есть только старики! А старцев нет, потому что нет послушников истинных, готовых своей воли отречься и волю Божью из уст старца принимать. Перевелись послушники, не дает Господь и старчества, больно себялюбивыми стали люди, даже церковные...
- Грустно как-то! - вздохнул Анатолий. - А я-то думал, что, может быть, хоть на Афоне настоящего старца увижу!
- Да, может, и увидишь, - утешил его Флавиан, - если на то воля Божья есть! Ты помолись так: "Господи! Если есть на то Твоя святая воля, сподоби меня встретиться с благодатным старцем!" Сказано в Евангелии: "просите, и дано будет". Если человек чего-то духовно правильного и для себя душеспасительного искренне хочет и у Бога просит - обязательно дает ему Господь! Проси, если считаешь, что для спасения души тебе встреча со старцем нужна, проси без сомнения...
- А и попрошу, батюшка, - решился Анатолий, - вот возьму и помолюсь, как вы сказали!
- Пришли! - прервал беседу грубый я. - Ксиропотам!
Перед нами поднялись стены монастыря.
ГЛАВА 5
Янис
Путь от Ксиропотама к Дафни, в отличие от пути к Ксиропотаму от Пантелеймона, шел все время под гору, спускаясь к побережью, причем по широкой, бетонированной не по-советски, автомобильной дороге, соединяющей Дафни и Кариес. Под гору идти было легче, но...
Весь путь по открытой дороге был основательно прожжен полдневным средиземноморским солнцем, а это, знаете ли, в июле ближе к пятидесяти по Цельсию! Даже я со своей поджарой комплекцией был близок к расплавлению, а уж что доводилось претерпевать "широкоформатному" Флавиану, страшно было и представить! Даже надоедливый Анатолий перестал мучить батюшку своими расспросами.
Слава Богу, хоть не так далеко было идти, не более полутора-двух километров! Но все равно, когда мы вошли на территорию порта, я всерьез боялся, не хватанул бы батюшку опять инфаркт или инсульт, выглядел он плоховато.
Орлиным взором углядев среди немногочисленных зданий на набережной небольшую таверну, я твердой рукой направил к ней наш отряд и, затащив Флавиана в глубь помещения, быстро усадил его на свободное место в углу. Затем кинулся к сидящему за столиком неподалеку седовато-курчавому греку, комплекцией почти не уступающему Флавиану, одетому в светло-голубую широкую футболку с лакостовским крокодильчиком на кармане и поношенные спортивные брюки с вытянутыми коленками. С солидностью, явно выдающей в нем хозяина заведения, он что-то вычислял на калькуляторе, делая пометки в лежащем перед ним блокноте.
- Please! Water! Как это по-гречески... Металлико неро! - вспомнил я изучавшийся мною в самолете словарь-разговорник.
- Вы можете говорить по-русски! - подняв голову, сверкнул веселыми глазами солидный грек. - Димитрий! - Он повернулся к стоящему за стойкой невысокому сухощавому парню. - Дай батюшке большую бутылку воды из холодильника!
- Без газа! - уточнил я.
- Пожалуйста, - также по-русски ответил Димитрий, доставая из холодильника большую запотевшую бутылку минеральной воды, - вот, стаканы возьмите! С вас один евро.
"Везде наши!" - отметил я про себя, доставая из кармана портмоне.
- Вы русские? - поинтересовался я у хозяина, напоив Флавиана и убедившись, что он, вероятно, всё-таки выживет после нашего марш-броска под палящим солнцем.
- Почему русские? Мы греки, понтийские греки! Просто жили раньше в Советском Союзе, потому и говорим по-русски! - ответил мне он.
- А! Вы, наверное, тоже из Грузии! - вспомнив о Марии, предположил я.
- Почему из Грузии? - возмутился из-за стойки Димитрий. - Почему все считают, что все понтийские греки приехали из Грузии?
- Ну, - смутился я. - Мария на набережной, водитель Григорий, они из Грузии...
- Янис из Казахстана. - Димитрий показал рукой на хозяина заведения. - А я из Краснодарского края России! Но мы все - понтийские греки!
- Простите-извините, - поднял я руки, - я думал, что слово "понтийские" означает какой-то район в Грузии, где живут греки!
- Понтийские - значит морские, точнее, приморские, живущие около моря, - раздался голос Флавиана. - Изначально так называли греков, живущих в городах-колониях на побережье Черного моря, по-гречески - Понта Эвксинского. А уж с побережья Черного моря они и расселились по всей территории бывшей Российской империи, впоследствии ставшей СССР.
- Это правильно, батюшка все правильно говорит! - закивал Янис.
- А то все заладили - Грузия, Грузия, - да я там и не был никогда! - удовлетворенно проворчал Димитрий.
- Вы не жалеете, что переехали сюда, в Грецию, - снова поинтересовался я, - все-таки жизнь пришлось начинать сначала, в новых условиях?
- Конечно не жалею! - удивился вопросу Янис. - Здесь хорошая жизнь, у меня бизнес хороший!
- Вы имеете в виду эту таверну? - уточнил я.
- Почему только таверну? - рассмеялся он. - У меня здесь маленькая гостиница есть, два катера скоростных как такси ходят! Надо будет по морю быстро куда-нибудь доплыть, обращайтесь! Звоните, и Янис вас из любого места на Афоне куда надо доставит!
- Вот! Это актуально! - зашевелился в углу Флавиан. - Янис! Вы разрешите записать ваш телефон?
- Конечно! Вот, возьмите. - Янис подал Флавиану листок с телефоном. Его небритое округлое лицо светилось довольством и самоуважением.
- А можно ли попросить... - Флавиан осторожно покосился на меня.
- Не можно, - отрезал я со сталью в голосе, - я тиран и самодур, поэтому никакого кофе тебе, батюшка, не будет! После такой прогулки по жаре! Да, мать Серафима...
- Все! Сдаюсь! Не надо про мать Серафиму! - грустно вздохнул Флавиан.
- То-то же! - победно резюмировал я.
Янис и Димитрий заулыбались.
То было в прошлый визит. А нынче, подплывая к Дафни, я сразу увидел на пристани величественную фигуру с курчавой шевелюрой, в которой заметно прибавилось седины. Янис был в фиолетовой, слегка вылинявшей, футболке и тех же видавших виды спортивных штанах, однако достоинство, с каким он отдавал кому-то распоряжения, одновременно разговаривая по радиотелефону и держа под мышкой пакет, скорее соответствовало бы наличию на нем генеральского мундира и брюк с лампасами.
- Почетному генерал-губернатору Дафни наше почтение! - приветствовал его я, сойдя по трапу на набережную (Флавиан с Игорем, сидя в машине, ожидали своей очереди съехать с парома).
- Ну ты уж скажешь! - сверкнув веселыми глазами, изобразил смущение на своем широком небритом лице "генерал-губернатор". - Здравствуй, здравствуй!
- Пирожки слоеные с картошкой есть? - вопросил я.
- Есть! Конечно есть!
- А со шпинатом? И с луком?
- Все есть, дорогой! Заходи, там Димитрий за стойкой!
- Катера плавают? Как с клиентом?
- Хорошо с клиентом! Только успеваем поворачиваться!
- А экономический кризис?
- Какой кризис? Не знаю никакого кризиса! У меня здесь нет кризиса! - Янис мечтательно вздохнул. - Я тут хотел вертолет прикупить, хороших людей перевозить, даже Димитрия на летные права выучил! Не разрешили...
- Ну не беда! - утешил его я. - Можно не вертолет, другое что-нибудь, подводную лодку например...
- Подводную лодку? - поднял брови Янис. - Надо подумать...
Пока Игорь свез с парома на афонскую землю моего дорогого батюшку, я уже успел отовариться у Димитрия пакетом со слоеными пирожками: с картошкой, шпинатом, луком, сыром и с яблоками!
Пикап медленно пробрался сквозь толпу оживленно загружающихся на микро- и просто автобусы, а также в пикапы и джипы отнюдь не лощеного новорусского вида паломников и монахов с их рюкзаками, сумками и коробками. Дорога начала подниматься вверх, обогнула Ксиропотам, поползла дальше к Кариесу.
- Батюшка! Давайте заедем по дороге в Семионовскую келью, к нашим русским ребятам? - Игорь повернулся к Флавиану. - Тут недалеко, рядом с Кариесом!
- А кто эти ребята, Игорь? - поинтересовался Флавиан.
- Русские, иеромонах Херувим москвич, пятнадцать лет на Святой горе, иеродиакон Фома из Сибири, тоже более десяти лет здесь. А еще с ними сейчас монах Лука, старичок занятный, бывший сиромаха, год назад к ним прибился, тот и вовсе около тридцати лет на Афоне. Он уже и сам забыл, откуда он, или говорит, что забыл, но "г" у него конкретно украинское!
- Игорь! - вмешался я. - А что есть "сиромаха"?
- Бродячие монахи, Леша, бомжи, можно сказать, афонские, которые не живут в каком-то конкретном месте, монастыре, скиту или келье, а путешествуют по всему Афону от одной обители в другую, в основном по панегирам.
- Панегирам? - переспросил я.
- Панегир - это праздничная служба, - пояснил Игорь, - что-то вроде наших престольных праздников. В этот день, по афонской традиции, в обители, где панегир, обязательно принимают всех. Разместят, накормят, причем в панегиры и трапеза ставится праздничная, побогаче, чем обычно, даже с вином. Вот многие сиромахи этой традицией и пользуются, там подкормятся, тут выпьют за здравие насельников, здесь отоспятся, глядишь, и год прошел!
- А зимой-то как же? - удивился я.
- А что зимой, - ответил Игорь, - зимы здесь короткие, снег всего на несколько дней в году выпадает. Уж если у нас, в России, бомжи находят, как перезимовать, то тут это вообще не проблема! Бывалые сиромахи всегда знают, где строительный вагончик пустует, где ничейная келья не сильно разрушена, где какой-нибудь келиот за харчи и кров работенку подбросит и т.д. и т.п. А по теплу так тебе под любым кустом келья!
- А чего же они в монастырях не живут? - продолжал удивляться я. - Там и стол, и кров, и молитва!
- Добавь еще и послушание, и терпение немощей братии, и жизнь не по своей воле, а по благословению! - добавил Флавиан.
- Так, батюшка, - поддержал его Игорь, - хотя есть и среди сиромахов истинные подвижники, которые саму идею сиромашества - "не иметь где главу преклонить" - в реальный подвиг претворяют. Такие сиромахи этот подвиг по благословению своих старцев несут, у них же и окормляются регулярно. Но я больше таких "подвижников" встречал, у кого психология бомжа: пусть быт неустроен, зато никому не подчиняюсь и никакой ответственности ни перед кем не имею! Сам себе монастырь!
- А что же этот Лука, он монах? Священник? - спросил Игоря Флавиан. - Какой он жизни?
- Да я его почти и не знаю! И сами ребята толком ничего сказать не могут - он добрый, не ленивый, не болтлив, все время улыбается, но не "блаженненький", глаза умные. Спит в бытовке на огороде, ковыряется все время на грядках и в теплице, ну и на подхвате, если чего надо - безотказен! На все службы ходит, сидит в уголке в стасидии, дремлет, ест мало, вина не пьет... Даже и не знаю, что еще сказать!
- Ну, кое-что ты уже сказал, - задумчиво протянул Флавиан.
- Только, батюшка, - встрепенулся Игорь, - хорошо бы по дороге к ним в Кариесе продуктовый магазин посетить, а то у ребят, поди, вас и угостить нечем, голодно живут!
- Как голодно? - удивился я.
- Элементарно голодно! Едят, почитай, одну траву с огорода, какая там у них сейчас по весне уже выросла! Спонсоров у них стабильных нет, был один, келью им хорошо отремонтировал, храмик келейный отреставрировал в лучшем виде да и разорился в кризис этот. Теперь они живут в евроремонте и едят траву с огорода. Иеродьякон Фома по дереву режет, как продастся в Кариесе что-нибудь из его рукоделья, у них праздник - хлеба купят, крупы какой-нибудь, масла. Так и живут!
- Вот дела! - поскреб затылок "постник и воздержанец" Алексей (это я). - Как я теперь в Критикос зайду?
- Ногами, - ответил батюшка, - заворачивай, Игорек, к магазину!
ГЛАВА 6
Гун-фу-ча
- Вот эти кексы, кажется, свежие! - Я вытащил со стеллажа продуктовой лавки в Кариесе ароматно пахнущую упаковку. - Отче, берем?
- Зачем им кексы? Давай лучше блок консервов "Тунец в собственном соку" возьмем! - Игорь отобрал у меня выпечку. - Для ребят банка тунца это кастрюля супа на троих!
- Хорошо! Давай тогда два блока тунца, и блок горбуши, и еще осьминогов пару баночек в томатной заливке!
Словом, наш диспут завершился несколькими объемистыми пакетами с макаронами, крупами, консервами, бутылками с оливковым маслом и еще какими-то продуктами. Венцом стал свежемороженый упитанный октопус килограмма на полтора весом. Флавиан расплатился пластиковой картой, выданной ему перед отъездом Семеновым сыном (моим начальником) Гришей "на карманные расходы".
Приложившись к главе апостола Андрея в Андреевском скиту на выезде из Кариеса, мы двинулись в сторону Семионовской кельи. Покрутившись минут пятнадцать по серпантину вычищенных грейдером грунтовок, мы вынырнули из леса на небольшую полянку. В центре маленького огорода с подмосковного вида грядками и большой пленочной теплицей, посреди полянки, стояло приземистое двухэтажное здание. Пристроенная к нему небольшая церковка-экклесия была покрыта новой чешуйчатой крышей из серой каменной плитки.
- Приехали! - объявил Игорь, остановив машину против двери и вылезая из-за руля. - Вон они, батюшка, у теплицы! Пойдемте, я вас познакомлю!
- Пойдем! - отозвался Флавиан, вылезая из машины.
- Батюшка! - воззвал я. - Вы идите знакомьтесь, а я пока сумки разгружу, октопуса надо в морозильник убрать, пока не подтаял!
- Кухня в коридоре направо, вторая дверь, - сказал Игорь, уводя Флавиана к теплице.
- О'кей! - бодренько отозвался я и, нагрузившись пакетами, вошел в двери кельи.
Кухню я нашел сразу, из открытой второй справа двери мягко мурлыкало то ли радио, то ли что-то на него похожее на иностранном языке. Подойдя ближе к двери, я услышал:
- Ни хао лао, дзынь, дзынь, дзынь! Сейчас мы будем пить лундзынь! Дзынь, дзынь, дзынь!
Встряхнув головой, я прислушался повнимательнее, не заходя в кухню.
- Ни хао лао, дзынь, дзынь, дзынь! Сейчас мы будем пить лундзынь! Дзынь, дзынь, дзынь!
Пение было тихим и нежным, я бы даже сказал - проникновенным.
Не укладывая в голове слышимое (мало ли, может, я уже стяжал такую афонскую харизму, что меня бесы звуковыми "прилогами" искушают!), я просунул голову в дверной проем и осторожненько заглянул в помещение кухни, предполагая увидеть что-нибудь духовно опасное.
Увидел я нечто похожее на призрак - высокого худого монаха, в полинялом подряснике, безрукавке-полурясе, фетровой шапочке-капе и стандартном афонском поясе с большой круглой пряжкой. Луч света, проходящий сквозь полузашторенное окно, освещал его некими мистическими бликами.
Взгляд прищуренных, поблескивающих хитринкой глаз из-под густых черных бровей был устремлен на лежавшую перед ним на столе горку малюсеньких загадочных чашечек, плошечек и чайничков. Мистический монах любовно перетирал их полотенцем и, таинственно улыбаясь из-под черных усов над негустой, черной же бородкой, нежно мяукал:
- Ни хао лао, дзынь, дзынь, дзынь...
Мне стало как-то не по себе - мало ли какое искушение! - и я, тихонько поставив пакеты со снедью под двери, пятясь задом, удалился в недоумении.
Выйдя на улицу, я сразу же столкнулся нос к носу с подходящим к дверям Флавианом и тремя незнакомыми мне монахами, очевидно хозяевами кельи, сопровождаемыми Игорем, несущим оставшиеся в багажнике сумки.