Юля уже уселась за стол своей начальницы и проворно заработала ножницами, с хрустом нарезая бумагу на почти идеально ровные полоски. А Антон снова не в силах был оторвать глаз от ее круглых коленок, светящихся под столом.
Юля, перехватив этот жадный взгляд, улыбнулась уголками полных губ и слегка порозовела.
– Да, меня Юлей зовут. Вот, приступай, – сказала она, положив на края стола первую стопку бумажных полосок. – Да постели сначала на полу газетку… ага, вот эту.
Гулко сглотнув, Антон дрожащей рукой сгреб со стола "Красную Звезду" и бумажные полоски и, неловко опустившись на коленки, постелил газету на деревянный крашеный пол. Затем он разложил перед собой сразу несколько полосок, отвинтил присохший колпачок с пузырька с клеем и стал поливать тонкой струйкой бумажные ленты.
А сам при этом лихорадочно думал, как же ему воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы, наконец, расстаться со своей застарелой невинностью. В роте, как ни послушаешь кого в курилке, у всех пацанов на гражданке было уже по три-четыре женщины. Один Антон, как он сам честно признался, еще ни разу, ни с одной, чем вызывал насмешки сослуживцев. Хотя он и подозревал, что не один он такой в роте. Но сознался-то он один!
7
– Ой, что ж ты делаешь-то, а?
Антон вздрогнул и обернулся – Юля стояла у него за спиной, слегка склонившись над ним и обволакивая его ароматом своих духов, запаха каких он еще не слышал. Ну, понятно, она жена офицера, который может позволить себе дарить ей хороший парфюм. Кстати, чья же жена Юля? Она совсем еще молодая, а в их части офицеров моложе тридцати лет не было.
– Зачем так много клея льешь? – продолжала выговаривать ему Юля. В руке у нее вдруг оказался кусочек ватки. – Эх ты, неумеха! Дай-ка пузырек сюда!
И молодая женщина, такая теплая, живая, желанная, благоухающая свежестью и тонким запахом духов, опустилась коленками рядом с Антоном на газетку и, соприкасаясь с его плечом своим, отчего Антон тут же вспотел, стала понемногу выдавливать клей на ватку и этой ваткой легкими движениями промазывать бумажные полоски.
– Ну, не жди, бери их и клей! – скомандовала она.
Антон поспешно взял одну полоску за край, рывком поднялся с пола и устремился к окну. При этом промазанная клеем бумажка качнулась в воздухе и прилипла к его гимнастерке.
– Боже мой, да ты точно ничего не умеешь! – всплеснула руками Юля. Она поднялась с пола и, осторожно перехватив из забинтованной руки Антона своими наманикюренными пальчиками бумажную полоску, отлепила ее от рукава гимнастерки. Затем, повернувшись к окну, слегка привстала на цыпочки, отчего и без того не длинная ее юбка уехала кверху, максимально обнажая стройные и слегка полноватые ноги, стала старательно приклеивать бумажную ленту с левого верхнего угла, приговаривая при этом:
– Вот так надо, вот так!
Обтянутая серой юбкой упругая попка ее при этом слегка подавалась то вперед, то назад.
Антон окончательно потерял голову и обхватил Юлю сзади под неожиданно мягкой и податливой грудью и прижался к ней всем телом.
Он стоял, содрогаясь и бессвязно шепча в ее пылающее ушко:
– Юля, Юленька, я тебя полюбил с первого взгляда!
А ее рыжие душистые волосы щекотали ему губы, лезли в нос.
– Ого! – сказала Юля. – Какой бойкий! Вот уж не ожидала…
8
Но тон, каким это было произнесено, подсказывал Антону, что именно этого Юля и ожидала от него. Хотя зачем это ей, неплохо, надо полагать, устроенной, нужно было от безвестного солдата, Антон не понимал, да и не хотел понимать.
Они оба были молоды, а кому еще, как не молодым, совершать безрассудные поступки? Да и, может, ей вовсе несладко было замужем за своим офицером, иначе откуда у нее этот плохо замазанный гримом синяк?
– Погоди, – повернувшись к почти уже сомлевшему Антону и вскользь целуя его, прошептала Юля. – Надо бы закрыться…
– Так нас уже, похоже, заперли! – вспомнил Антон подозрительную возню у двери вышедшей последней соседки Юли.
– Как закрыли? Ключ же мне оставили! – переполошилась Юля.
Она метнулась к столу главбухши, передвинула с места на место какие-то бумаги, заглянула под стол и досадливо прикусила нижнюю губу.
– Галка, не иначе. Вот сучка! Шутить надо мной вздумала! Ну, и что мы теперь делать будем?
– Как что? То, что начали.
Все еще разгоряченный Антон потянулся к Юлии.
– Погоди, – отстранилась от него Юля. – Боюсь, как бы эта дрянь Галка не стукнула моему мужу, что я тут не одна в кабинете…
– А зачем ей это надо? И кто твой муж?
– Ты сказал, что ты из третьей роты?
– Ну, из третьей, – еще ничего не понимая, подтвердил Бельский.
– Вот твой командир, майор Срухов, и есть мой муж… А эта дрянь уже давно неровно дышит к нему.
– Абалде-е-ть! – только и протянул Антон, с новым интересом и некоторой опаской разглядывая Юлю. – Такая молодая, и за этим абреком…. Это он тебе фингал поставил? За ним не заржавеет!
9
Кабардинец Срухов, и в свои сорок лет остававшийся горбоносым и черноусым красавцем, был если и не легендой их батальона, то притчей во языцех.
Он еще несколько лет назад служил где-то в ракетных войсках. Но из-за буйного норова и неистощимой любви к горькой его турнули в стройбат.
Однако и здесь, имея уже майорские звезды на погонах, дальше ротного Срухов продвинуться не мог. Ему вроде прочили должность заместителя командира части, но на какой-то штабной вечеринке он умудрился смазать по морде самому комбату подполковнику Федину, что навсегда остановило рост его военной карьеры.
Говорили, что от Срухова уже сбежали две жены – он был жутко ревнивый, и чуть что, колотил их почем зря. А теперь, видать, опробовал свои кулаки уже и на третьей жене. И как она, такая молодая и красивая, могла клюнуть на тараканьи усы этого монстра? И где он ее только нашел?
Последний вопрос Антон, сам того не заметив, задал вслух.
– Да ваши офицеры постоянно у нас в Островском околачиваются, – с горечью сказала Юля. Антон уже знал, что Островское было ближайшим от их части райцентром и родиной того самого Островского, что написал хрестоматийную "Грозу" и прочие пьесы про купеческую жизнь.
– Я в кафе работала, вот там меня, дуру молодую, он и охмурил. А сейчас не знаю, как от него избавиться – грозится, что все равно найдет меня и убьет…
– Пусть только попробует! – отважно сказал Антон. – Я тебе дам адрес, поедешь ко мне домой в деревню, мама встретит тебя как родную. А вернусь из армии, поженимся. Ты мне очень нравишься!
Бельский обнял Юлю, притянул ее к себе и зарылся лицом в ее теплых, щекочущих волосах. Руки его скользнули по узкой спине к шикарным, обтянутым гладкой тканью юбки бедрам, жадно сжали их.
И тут, как в плохом кино, за дверью послышался звук приближающихся шагов. И торопливые шаги эти были явно мужские.
– Асланбек! Это точно он! – шепотом сказала Юлия, резко отстранившись от Антона и побледнев так, что даже веснушки на ее лице стали бесцветными. – Молчи, что бы он ни говорил. Не станет же он дверь ломать…
10
Шаги между тем затихли под их дверью. Слышно было лишь, как шумно и прерывисто дышал стоящий за ней – так дышать мог только майор Срухов, когда он был возбужден; так же он дышал на утренних разводах, когда по каким-либо причинам злился на свою роту, а потом орал чуть не до посинения, срывая на подчиненных похмельное настроение. А иных мог и поколотить.
Так что бойцы своего командира откровенно не любили и побаивались.
Заробел сейчас и Антон, представив, что может случиться, если майор Срухов обнаружит здесь, за закрытой дверью свою жену наедине с рядовым из своей роты. Застрелить он их, конечно, не застрелит – пистолета у него нет. Но накостылять может.
Конечно, можно и сдачи майору дать, хотя при больной правой руке это будет не просто. Тогда стулом, что ли, огреть его по башке? И пусть потом отправляют в дисбат или куда там положено при таких делах?
– Юля, ты здесь? – видимо, все же расслышав подозрительный шорох в бухгалтерии, взволнованно спросил тот, кто был за дверью – и это был, несомненно, Срухов, голос принадлежал ему.
И стал нетерпеливо дергать за ручку и одновременно пинать ее сапогом. Хлипкая дверь затрещала.
– А ну открывай, а то я сейчас дверь выломаю!
– Да здесь я, здесь, Асланчик! – с досадой отозвалась его жена. – И незачем дверь ломать. Тебя же сюда Галка послала? Она что, ключа тебе не дала?
Срухов, видимо, вспомнив про ключ, выматерился, и спустя несколько секунд дверь распахнулась, и Срухов вырос на пороге с возбужденным красным лицом, грозно топорщащимися усами.
Антон поправил сбившуюся пилотку и забинтованной рукой взял "под козырек".
– Здравия желаю, товарищ майор! – унимая внутреннюю дрожь, звонко поприветствовал он Срухова.
Срухов яростно сверкнул желтоватыми белками глаз с красными прожилками капилляров ("Опять пил" – констатировал Антон), и рявкнул:
– А ты что здесь делаешь, а?
– Разрешите доложить: по приказанию старшины Павлюченко произвожу это… как его…
– Да окна его послали к нам оклеить, – вмешалась Юлия. – Ну, а я вызвалась помочь твоему солдатику – у него вон рука повреждена.
11
– А почему ты не на работах? – все еще сердито, но уже сбавляя тон, продолжил допрос своего солдата, силясь вспомнить его имя, командир роты.
– Так у меня освобождение, товарищ майор, – помахал забинтованной рукой Бельский. – Знаете, какую мозоль мне срезал сегодня фельдшер Куклин? Вот такенную, как юбилейный рубль! А старшине на глаза в роте попался, вот он сюда меня и послал.
– Зачем же вас Галина Викторовна заперла? – совсем уже успокаиваясь, спросил Срухов, усаживаясь на стул и закуривая.
– А это ты сам у нее спроси! – фыркнула Юлия. – И главное, тут же побежала тебе докладывать! Вот дура-то! А скажи-ка мне, драгоценный мой муж, почему она побежала к тебе, а? Чего она добивается?
Юля перешла в наступление и не давала опомниться явно растерявшемуся мужу, только что собравшемуся устроить допрос с пристрастием, зачем это именно его жена вызвалась помочь этому сопляку, да еще его подчиненному, и осталась с ним наедине в кабинете. А теперь ему самому пришлось отбиваться от не на шутку разошедшейся жены.
– Да откуда я знаю, чего ей надо? – буркнул Срухов. – Это ваши бабские терки. Наверное, отомстить тебе за что-то хотела.
– А я вот знаю, чего ей надо! – почти взвизгнула Юля. – Она давно уже на тебя глаз положила, вот и вбивает клин между нами, думает, что ты меня бросишь и к ней уйдешь. Это ты ей повод даешь, всякий раз комплименты ей отпускаешь, кобелина!
– Так я всем комплименты говорю, Юлечка! – слабо защищался майор. – Что, я их тебе, что ли, не говорил?
– Говорил, говорил, вот я, дура, на них и повелась, – вздохнула Юля. – А сейчас на других баб опять заглядываешься, а на меня уже руку начал поднимать. Вот за что ты меня позавчера ударил?
– Но я же уже извинился, Юлечка! Ну, хочешь, на колени встану перед тобой? Мамой клянусь, больше такого не повторится!
Майор даже вскочил со стула, как бы намереваясь встать на колени, но остался стоять.
12
Утрясая свои семейные проблемы, Срухов и его жена, казалось, напрочь забыли, что находятся в кабинете не одни.
Антон сначала с любопытством слушал эту перепалку, потом заскучал.
– Товарищ майор! – кашлянув, сказал он. – Так я могу идти?
– Куда это ты пойдешь? – тут же вскинулась Юля, и Антон ее не узнал: это была уже не та милая и нежная Юленька, в которую он только что, вот всего десять минут назад, был влюблен до беспамятства, да и она ответила ему взаимность.
Сейчас перед ним стояла раздраженная конопатая баба с искаженным от злости лицом. Нет, не зря ей Срухов, видать, поставил фингал.
– А окна кто заклеивать будет? Бумагу я тебе нарезала, дальше управишься сам. Мы с товарищем майором сейчас пойдем домой обедать, а ты работай. Скоро наши женщины вернутся. Сдашь им работу, вот тогда и пойдешь.
– Слышал, рядовой? Выполнять! – весело и с облегчением скомандовал майор, почувствовав, что дела у них пошли на лад!
Он приобнял жену за узкие плечи, и они, тесно прижавшись друг к дружке, почти в ногу вышли из кабинета.
– А, чтоб вас!.. – разочарованно сплюнул на пол Бельский и растер плевок сапогом. – Пропал, на хрен, мой обед!
И усевшись на корточки, стал ваткой наносить клей на чистую бумажную полоску…