- Ты главное скажи, - перебил какой-то мужик. - Кенгуру видела?
- Видела. Мы в национальный парк…
- Карман есть? - снова перебил мужик.
- Есть, - озадаченно ответила Юлька.
- Значит, все в порядке! Можно жить!.. У меня червонец за подкладку завалился, - обернулся он к соседу, - гадюка говорит: заначил!..
- Да расскажи толком про Австралию-то! - не унимался дед.
- Как другая планета, - начала Юлька. - Все наоборот. Даже машины по другой стороне ездят. Я на переходе во все стороны смотрела, - не поймешь, откуда появится. Один раз идем с девчонками по Пит-стрит - это центральная улица в Сити…
- Да что тебе Австралия, дед! - крикнул здоровенный усатый малый, уже изрядно набравшийся. - Что она есть, что нет! Ты в Хабаровске-то когда последний раз был?.. Ты вот скажи лучше, - прищурился он на Юльку, - правда, что народное звание не присвоят, если пяти мужей не было? - Он захохотал.
- Уймись, кобель! - замахнулась на него соседка.
Юлька досадливо сжала губы. Она не так представляла себе встречу с земляками, когда летела сюда через полмира. Собрались послушать про Австралию - так слушайте о том, чего сами никогда в жизни не увидите.
А ей рта не давали открыть, говорили все разом - о талонах на сахар, о рассаде, Горбачеве и ценах. Обновы для матери и сестер обсудили и не одобрили: "Пестровато будет". Фрукты тоже не произвели впечатления: авокадо - "паштет в кожуре", киви - "ничего, но яблоки не хуже будут", папайя и вовсе - "мыло земляничное".
- Юль! Юль! - давно пыталась докричаться до нее через стол конопатая девчонка. - Ты скажи - носят-то там чо?
- Да тебе-то что? Ты все равно здесь такого не купишь, - грубовато ответила Юлька.
- А вас по какой диете кормят там? - спросила другая.
- А?.. - Юлька глянула в окно и поднялась, стала проталкиваться к двери.
Мать попыталась остановить ее, махнула рукой и крикнула:
- Чего стаканы пустые? Витька, осталось там чего? Наливай…
Никто не обратил особого внимания на Юлькин уход.
Она вышла на крыльцо, притворила за собой дверь и встала, уперев кулаки в пояс. От калитки размашисто шагал моложавый красивый мужик, держа на отлете букет невесть откуда взявшихся в Руднике гвоздик. Он остановился перед Юлькой.
- Чего надо? - спросила она.
- Чего надо? - улыбнулся он. - На старшую вот пришел посмотреть. Имею право?
- Не имеешь, - отрезала Юлька. - Вали к своей бухгалтерше.
- Что ж ты такая суровая, Юлька? Сто лет уж…
- Вали, я сказала! И не ходи сюда больше, все равно ничего не выходишь. Даже если мать разжалобишь - все равно, приеду и выгоню!
- Ну пусти, Юлька, - улыбнулся отец. - Не позорь перед людьми-то…
- Перебьешься. Мать вытерпела… Иди, говорю! Полено сейчас возьму - на всю жизнь опозоришься!
Отец засмеялся, покачал головой.
- В кого ж ты уродилась такая?.. - Он пошел к калитке. Внезапно обернулся и весело крикнул: - Как там у вас: браво-о-о! - и метнул цветы в Юльку.
Гвоздики широко рассыпались по крыльцу, на ступеньках, в грязи…
В маленькой комнатушке сестер было жарко натоплено. Юлька и Зоя сидели с ногами на кровати под ковриком с оленями, шептались, чтобы не будить спящую рядом Катю.
- Не пойму я чего-то, Юль, - хрипловатым баском говорила Зоя. - Письма твои читаю… Любишь - люби. Чем он тебе мешает-то?
- Не так всё просто, Зойчонок, - Юлька задумчиво отвернулась к темному окну, положив сигарету на край блюдца. - Если бы это не было так серьезно - все так легко было бы: хочешь - люби, не хочешь - не люби… Понимаешь, он слишком много места занимает у меня в жизни…
Сестра вытащила сигарету из красивой пачки, прикурила от Юлькиной, затянулась, повертела в пальцах, разглядывая золотой ободок.
- Света была - от бога, а мне пахать надо и больше не думать ни о чем. Будто в метро бежишь вверх по эскалатору, который вниз. И так всю жизнь… - Юлька обернулась. - Ты что это делаешь?
Она хотела выхватить сигарету у сестры, но та спокойно отвела руку.
- Да брось ты, Юль… - улыбнулась она. - Ты что думаешь, я все маленькая девочка? Я уж работаю давно.
- Где?
- На швейной. В райцентре.
- А школа?
- Вечернюю кончу… Осенью замуж пойду.
- За кого? - совсем растерялась Юлька.
- Да был сегодня, усатый, Витька, - она тихо засмеялась. - Напился опять… И с отцом ты зря. Он уж два года с нами. Мать тебе все сказать боялась… К соседям ушел, чтоб праздник не портить.
- Что же ты, - сказала Юлька. - Ты же старшая осталась…
- А что я? Мы без него не прожили бы, - спокойно сказала Зойка. - Зря ты, Юль. Не лезь. Только-только по-человечески жить стали… И в Хабаровск тебе не надо. Если в Москве оставят - оставайся. А мы к тебе приезжать будем, когда выберемся.
Юлька подавленно молчала, не глядя на нее.
- Сколько там времени? - нажала подсветку на часах. - У-у, спать пора… - помолчала еще, сказала: - Поеду завтра.
- Ты ж говорила - на три дня? - удивилась Зойка.
- Премьера скоро. Работать надо.
* * *
Тесный дощатый аэропорт райцентра был переполнен. Люди спали, сидя на скамьях плечом к плечу, на полу на расстеленных ватниках, на чемоданах. Юлька с трудом разомкнула опухшие веки, подняла голову с унылого, мятого коалы, который служил ей подушкой. Подошла к девушке в голубой форме, одной на три окошка: "Касса", "Почта", "Диспетчер".
- Сегодня тоже не будет? - сдерживаясь, спросила она.
- Ну что я могу сделать? - устало ответила та.
- Не знаю! Спецрейсы у вас какие-нибудь должны быть? Начальство у вас летает? Райком, милиция, пожарники, санитары!
- Нет ничего, девушка…
- У меня премьера в Большом театре! - заорала Юлька. - Вы понимаете, что вам будет? Где начальник?
- Да чем вам начальник поможет? Он же не Господь Бог!..
- Привет российскому балету! - улыбаясь, к ним подошел мокрый с ног до фуражки молодой летчик, который дал Юльке порулить в "кукурузнике". - А я так и знал, что вместе полетим!
- Когда?! Когда-нибудь вообще можно улететь из вашей мухосрани?
- Тоже мне, столица! - обиделся летчик. - Не видишь - циклон идет, - кивнул он за окно.
- Летуны… хреновы! - Юлька поняла, что сорвется сейчас на истерику, и выскочила на крыльцо, изо всех сил грохнув дверью. Сигареты кончились - и "Данхилл", и московская "Ява", она стрельнула у мужика "Приму". Тот чиркнул спичкой, собираясь завести разговор про жизнь, но Юлька прикурила от своей зажигалки и облокотилась на перила спиной к нему, сплевывая липнущий к губам табак, тоскливо глядя в серую пелену дождя.
Дождь лил стеной, с навеса над крыльцом хлестали мутные потоки. На летном поле, раскисшем, как перестоявший на столе студень, выстроились друг против друга "кукурузники" и вертолеты. Юлька безнадежно глянула в небо - ни просвета…
Она вторые сутки сидела в райцентре, изнывая от тоски, тесноты и неподвижности. от ненависти к сгрудившимся вокруг людям, терпеливым и покорным судьбе, как стадо баранов. Можно было переночевать дома - попутки на Рудник шли одна за другой, но возвращаться Юлька не хотела. Восемь лет жила мечтой о доме, от письма до письма, собиралась работать в Хабаровске, а выяснилось, что дома-то она давно чужая - хоть дорогая, но гостья, что и без нее жизнь худо-бедно наладилась. Самое удивительное, что Юлька теперь понимала отца: думал переломить судьбу, сбежать от этого убогого, тусклого существования, где все безнадежно и неизменно до гробовой доски. Но не сумел, вернулся. А Юлька уже не вернется.
А ведь Наталья Сергеевна все это знала заранее, когда отпускала ее домой. Может, потому и отпустила.
Юлька вдруг почувствовала, что смертельно соскучилась по своей комнате в интернате, раздевалке и гримерке, по каждой половице в каждом зале. Господи, когда же кончится этот дождь? Неужели на свете бывает солнце?..
Она вернулась в аэропорт:
- Хоть позвонить от вас в Москву можно?
- Можно. Только долго ждать.
Юлька стояла в одинокой переговорной кабине, прижимая трубку к уху, закрыв другое ладонью.
- Связь по радио… - оповестил космический голос.
- Алло!.. Алло!.. Наталья Сергеевна! Это Азарова! Наталья Сергеевна, я опаздываю. Здесь погода нелетная, вторые сутки уже!
- Двадцать пятого "Жизель"! Ты что, с ума сошла?!
- Я и так, и так пробовала - никто не летает! Циклон какой-то. Говорят, еще дня на три.
- Циклон, - раздраженно повторила Наталья Сергеевна. - Где ты находишься?
- Алексеевский район, аэропорт Алексеевка. Триста километров от Хабаровска.
- Хорошо. Позвони через два часа.
Юлька повесила трубку. Она не сомневалась, что Наталья сегодня же вытащит ее отсюда - хоть на ракете. В крайнем случае отменит циклон.
Она вышла из кабины.
- Все? - удивилась девушка. - У вас четыре минуты еще.
- А можно другой номер набрать? - неуверенно спросила Юлька.
- Давайте быстрее, пока линия свободна. Какой номер?..
- …Связь по радио, - напомнил космический голос.
- Да, - сказал Игорь.
Юлька молчала, у нее бешено колотилось сердце. Трудно было говорить вот так - неожиданно, не собравшись, через всю страну, из переполненного зала, за оставшиеся четыре минуты…
- Алло!.. Слушаю!
Девушка вопросительно кивала за стеклом: не слышно?
- Привет, - сказала наконец Юлька.
- Здравствуй.
Теперь они молчали вдвоем.
- Что же ты не пришел меня проводить? - спросила Юлька. - Я тебя ждала.
- Я тебя тоже ждал… в тот вечер…
- Меня не отпустили. Но это уже не важно, - торопливо сказала Юлька.
- Это действительно уже не важно. Юлька! Я хочу сказать тебе одну вещь, только это долго и не по телефону…
- Я тоже должна тебе сказать…
- Алло, - вклинилась хабаровская телефонистка. - Заканчиваем!
- Ты когда прилетишь? - закричал Игорь.
- Не знаю. У меня двадцать пятого спектакль, ты подожди меня потом…
- Конечно! Я обязательно приду! Юлька…
- Разъединяю, - равнодушно сказала телефонистка.
* * *
Яркое солнце било в окна автобуса, квадрига Аполлона рвалась с портика Большого в высокое чистое небо, и первые зрители уже толпились у колонн.
"Икарус" остановился перед служебным входом. Первым на нижнюю ступеньку автобуса соскочил Гёнка Демин и уперся руками, сдерживая остальных.
- Демин, - прикрикнула Галина Николаевна. - Детский сад, честное слово!
Демина выпихнули из двери, следом начали выходить старшеклассники.
- Не вижу репортеров, - Астахов в модных черных очках с лейблом вполовину одного стекла огляделся и скорбно поджал губы.
- Этикетку сдери - может, увидишь.
- А цветов корзину не хочешь?
- А вон цветы. И кому бы это?
Поодаль стоял с цветами в опущенной руке Игорь.
- Илья - фас!
- Это Азаровой мальчик, - равнодушно сказала Ленка.
- Смотри, - Ийка показала глазами на Игоря. Юлька кивнула.
- Иди. Я догоню. - Она отдала Ие сумку, сунула руки в карманы куртки и медленно пошла к Игорю.
- Азарова, после спектакля наговоришься, - крикнула Галина Николаевна.
- Я сейчас, - не оборачиваясь сказала Юлька. Она подошла к Игорю, остановилась напротив, глядя под ноги. - Я же просила после…
- Долго ждать. Понимаешь, я все это время думал, - быстро, сосредоточенно заговорил он. - Мне было очень плохо без тебя…
- Подожди, - торопливо сказала Юлька. - Не надо. Я должна тебе сказать…
- Не перебивай. Сначала я… Я долго думал и понял одну простую вещь: я тебя люблю. Черт с ним, с твоим балетом. Я постараюсь его понять, раз это твое дело. Я буду ждать, сколько надо, сколько скажешь. Пусть будем редко видеться - все равно. Понимаешь: я тебя люблю…
Юлька молчала. Она не ожидала этого, и говорить теперь было еще труднее.
- Я тоже… хочу сказать тебе одну простую вещь… - начала она. Тоскливо глянула вслед уходящим одноклассникам, коротко вздохнула, собираясь с силами. - Я тебя не люблю… - она подняла глаза и улыбнулась. - Понимаешь, я просто устала. Надо было отвлечься. У нас так бывает. Советуют даже… А теперь все нормально. Ты извини… Ты не приходи больше, ладно? Ни сюда, ни в интернат. Я все равно не выйду.
- А обо мне ты подумала? - тихо спросил Игорь.
- У меня времени нет думать, работать надо, - засмеялась Юлька. - Извини, мне пора.
Она повернулась и пошла к дверям с застывшей, будто приклеенной к лицу улыбкой. Она знала, что Игорь смотрит вслед, и все быстрее шагала, чтобы не остановиться, не обернуться и не заплакать.
В белом подвенечном платье Юлька лежала на гробовой плите с безжизненно скрещенными на груди руками, вместо глаз темнели глубокие синие тени.
- Все в порядке? - негромко спросила Наталья Сергеевна.
Юлька чуть заметно кивнула.
Заработал подъемник, и Юлька, как привидение, встала среди крестов и надгробий. Она открыла глаза, холодно, надменно глянула в зал и шагнула вперед, чтобы властным жестом вызвать из могил прекрасных и жестоких виллис на полночный танец.
* * *
"…Напрасно ты волнуешься Зойчонок. У меня все в порядке. То, о чем мы говорили, давно позади. Я даже не сразу поняла - какой еще Игорь?..
Извини, что не писала - нет времени.
Я удачно станцевала Мирту на выпускном, и меня пригласили в Большой, не стажером, а сразу в основной состав. Осенью ездила с театром на гастроли: Франция, Италия Испания. Сейчас репетирую партии в двух спектаклях. Познакомилась с массой интересных людей, но подробно писать не буду - это все пока проходные варианты. В общем, сонная интернатская жизнь закончилась.
Девчонок не вижу, только Нефедова торчит у нас в корде. Чолпанка и Демин в "Классическом балете", Сергиенко в Центральном детском, Ийка вернулась в Тбилиси. Ильинская, говорят, звезда мюзик-холла, не вылазит из загранки. Неожиданно объявилась Света - она родила, разъехалась, как бочка, и стала невыносимо скучной, приезжала из Киева искать детское питание. Нина, кажется, до сих пор в больнице.
А теперь самое главное: я подписала контракт на три года и скоро улетаю в Австралию. Так что долго не увидимся. Ждите привет из солнечного Мельбурна.
Целую. Ваша Юля".