Еле вспомнил девушку с такси и разочарованно присвистнул… Ничего себе… Завод железобетонных конструкций… А он думал, что она – юрисконсульт на частной фирме типа той, где Марина работала…ЖБК…Такой себе заводик в той ржаво-грязной части города, где дымит-не передымит. А с проходной сунутся тетки в облезлых норковых шляпах образца семидесятых прошлого столетия и хриплые мужики с серыми лицами… Когда-то он ехал трамваем тем районом и удивился, почему в окнах цехов вместо стекла вставлены какие-то ржавые металлические пластины? Присмотревшись, он понял, что это все-таки стекла. Только такие грязные и задымленные, что издали похожи на ржавый металл. "Вам нужно было написать заявление о том, что вы отказываетесь от вскрытия…", – донесся издали звонкий голос Марты Васильевны…
Долго он еще обдумывал детали своего будущего бытия. В конце концов, голова его склонилась на грудь, отяжелела и мужчина заснул. Без малейшего сочувствия Луна еще некоторое время присматривалось к нему, а потом окончательно исчезла за тучами.
… Олег Томашенко спал и ничего не знал о том, как во время вскрытия офтальмолог Дюдяев висел над душой Смидовича, и как потом он чуть не захлебнулся слюной, когда узнал, что смерть наступила от разрыва двенадцатиперстной кишки. Он не знал, что патологоанатом в протоколе указал, что "причиной интоксикации стал разлитый перитонит" и отказался переписать протокол, несмотря на то, что Семенова грозилась закатать его в асфальт, угрожала своими связями в городском отделе здравоохранения (которые, кстати, позволяли ей появляться на работе на несколько часов да и то не каждый день, чтобы отдаватьсяподработкам в частном кабинете). Главврач шипела, что он не найдет себе работы даже подметайлом в радиусе 1000 километров и сконает на улице как последняя собака. А сорокадвухлетний Смидович, неудачник с точки зрения общества, переступал с ноги на ногу как школьник и вспоминал одного своего приятеля-садовника, у которого был такой хозяин, который плевал на всех главврачей мира, и что надо спросить у того приятеля насчет работы. И когда главврач выкипела в своих криках, Смидович пробормотал: "Co to bendze…Co to bendze…" А потом себе и ответил: "Nie bendze niczego" .
Собственно, Олег даже не знал, кто такой Смидович. Собственно, главврач Семенова, как оказалось, тоже не знала кто такой Смидович.
Зато она знала, что говорила. В первом же медицинском справочнике, попавшем под руку, можно было прочитать, что в таких случаях допустимый срок диагностического наблюдения и консервативной терапии – две часа. Летальность неоперированных больных составляет 100%, а не распознается разрыв двенадцатиперстной кишки из-за неадекватного доступа или недостаточной настойчивости части хирургов.
Часто вторая. Марина
1.
Марина Кулакова родилась в рабочем поселке, в обычной советской семье. Отец ее, мрачный и немногословный, работал слесарем на прокатном стане. Он любил читать книжки о партизанах и выпить в компании таких же друзей-заводчан. Однако ссор дома он никогда не устраивал, а имел привычку, добравшись до своей квартиры, украдкой пробираться до своей кровати и там мирно засыпать. Ни он никого не трогал, ни его никто не беспокоил. Мама была портнихой в ателье мод, шила там убогую одежду "по точкам" или выкройкам журналов "Работница" и "Крестьянка". Первенец Кулаковых после армии остался на севере России, там женился и завел детей. В отчий дом он наезжал нечасто, а родители гостили у него один только раз.
Среди ровесников Марина ничем особым не отличалась, кроме как упорством и усидчивостью. Педагоги всегда приводили ее в пример, к чему приводит напористость в обучении.
В выпускном классе девушка оказалась за партой с первой на районе красавицей Криницкой. Отец красотки занимал должность директора мясокомбината, из-за чего она пользовалась непререкаемым авторитетом среди одноклассников. Вокруг нее всегда клубилась толпа воздыхателей, да и учителя были не прочь полакомиться дефицитными на то время колбасными изделиями. Особенно продвинулась в этом деле классная руководительница Валентина Моисеевна. Учеников в свой класс она выбирала исключительно по потребительским нуждам: детей заведующих столовыми, поваров и начальников цехов. Кулакова протиснулась в "элитарный" класс как дочь модистки. Сначала девушки только сидели вместе, но со временем сдружились. Под большим секретом Криницкая жаловалась ей на классную, которая частенько захаживает к ним домой и сидит там до тех пор, пока не высидит себе палочку колбасы.
Тем не менее, дружба с первой красавицей длилось недолго. Как-то на уроке физики Кулакова получила записку, написанную "доброжелательной" левой рукой. Кто-то намекал, что Криницкая ходит с ней исключительно ради эффекта " красавица-дурнушка". Марина покраснела, изорвала записку на мелкие кусочки и выбросила ее под парту. Недолго думая она разорвала с Криницкой всякие отношения и несколько недель приходила в себя от пинка фатума. Вечерами она вглядывалась в свое отражение, которое изрекало ей, что девушка по имени Марина Кулакова – довольно невзрачная: росточка невысокого, глаза немного выпуклые, губки тонковатые, а нос мог бы быть и поменьше. Но с этим можно было как-то мириться… Больше всего Марину огорчало ее мужское телосложение – широковатые плечи и узкие бедра.
Горевать – время терять. Выпросила маму сшить пару пышных юбок, и диспропорция телосложения визуально выровнялась. А тут и пора вступительных экзаменов наступила. Сутками девушка горбилась над учебниками и таки добилась своего – оказалась в списке студентов строительного института. Не то, чтобы она всю жизнь мечтала вырисовывать эти мелкие строительные чертежи с черточками и рисочками – просто конкурс там был гораздо меньше, чем в других институтах. Счастливые родители растроганно рюмсали – в их рабочей семье положено начало высшему образованию.
По распределению Кулакова попала в проектный институт, досиделась там до 24 лет и поняла, что надо что-то делать. К тому времени отец умер, а мама из ателье ушла и шила на дому. Вереницей сунули к ней клиентки, которым она шила непритязательные цветистые платья, длинные байковые халаты и шелковые брючные костюмы. Девушке надоело слушать вечерами стук швейной машинки, и она записалась в туристический клуб. С присущим ей маниакальным упорством Марина добросовестно посещала вечерние курсы, выбиралась в походы, раскладывала костры, ставила палатки. И, надо признать, не без успеха. Если Боженька и наложил на Кулакову венец безбрачия, то отступил, не в силах сопротивляться ее напористости. Вздохнул старик про себя легенько, перекрестился да и перенес венец на голову какой-то нерасторопной девицы, вбившей себе в башку, что браки происходят на небах. Пусть ждет теперь бедолашная, пока кто-то потащит ее в загс…
Наконец Марина отлучилась от фамилии Кулакова, и это была самая блестящая партия, которую можно было придумать для такой невидной девушки. Но во что это ей обошлось – о том она некогда никому не рассказывала. Даже приятельницам из проектного…
В туристическом клубе она сориентировалась не сразу. Уже во время первого похода в Крым поняла, что не одна такая умная. Но со временем повеселела: за веснушчатых и скуластых, крикливых и тихонь ребята чуть ли не бились в нелегких полевых условиях. Романтические вечера с костром, запах хвои, пение птиц и нежный рассвет делали свое, и после каждого похода туристы недосчитывались своих членов пропорционально количеству сыгранных свадеб. Кулакова изучала каждый марьяжный случай, анализировала свои ошибки, но все было напрасно.
Девушка уже окончательно потеряла надежду, когда глаз ее остановился не на ком- нибудь, а на инструкторе, на которого никто особенно не зарился, считая эту высоту недосягаемой. И здесь ее упорство и настойчивость пригодились как нельзя кстати. Следующие полгода, в жару и в стужу, она выходила своими ноженьками Крым, Грузию и Молдавию. Правдами и неправдами присоединялась к группам, которые водил этот инструктор, а несколько раз даже брала отпуск за свой счет. В походах она кормила его пирогами, пасла глазами, не отлучалась ни на шаг и, в конце концов, добилась своего – красавец-инструктор мало-помалу к ней привык… Но самое главное, что после наступления близких отношений Марина не расстегнулась ни на одну пуговицу, а даже наоборот – усилила свои старания. К тому времени она многого насмотрелась и поняла главный ляпсус этой фазы – требовать капризным голосом кофе в палатку. Нет, право на ошибку у нее было точно такое, как и у сапера. Она продолжала подниматься вместе с первыми лучами солнца, собирала ветки, рубила дрова, разжигала костер. А когда инструктор просыпался, ему неизменно подавался ароматный кофе, сваренный на чистой родниковой воде.
В конце концов, вместе со звуками марша Мендельсона ушли в прошлое грязные палатки, клещи, комары и ненавистные внеочередные дежурства возле костра. Выцарапавшись на верхнюю ступеньку Дворца счастья, Марина не выдержала и от излишка эмоций весело топнула ногой. Сутулый пожилой фотограф развел руками и покачал седой головой: "Все после регистрации так топают… Только до церемонии что-то никто не осмеливается". Со временем Марина родила сына и погрузилась в семейные дела.
…Бывшего туристического инструктора звали Олегом Томашенко. Он преподавал историю в техническом вузе, подавал надежды, а в перерывах между походами писал кандидатскую диссертацию. Марине удалось убедить мужа, что теперь, когда с туризмом покончено и как она надеется навсегда, следует уделять больше внимания диссертации. Муж пытался возразить, что с туризмом не все покончено, и она может сидеть дома, сколько пожелает. Но Марина решительно прекратила эти туристические потуги. Сама она больше никогда ни в какие горы не полезет, ей хватит того, что она намерзлась на холодных землях, но и мужа не отпустит. Иначе, как пришел, так и уйдет. Там в тех лесах еще девиц осталось немерено.
Она накупила мужу однотонных рубашек, каждый день клала перед ним с утра чистую, и понемногу из безалаберного хлопца в джинсах получился солидный преподаватель. Со временем он успешно защитился и получил должность доцента.
После декретного отпуска Марина возвратилась в проектный институт, но с началом перестройки дела в семье Томашенко пошли неважно. Зарплата была до того низкой, что питались одними кашами, а на работу ходили пешком. Спас друг детства мужа Димка Леоненко. Он взял Олега к себе правой рукой на фирму, переправлявшую на экспорт заводской металл, и жизнь супругов Томашенко наладилось. Приобрели музыкальный центр, видик, телевизор Sony, приоделись. А потом даже махнули в круиз по Средиземному морю. Это была сказочно! Роскошная архитектура Барселоны! Ницца с ее Английской набережной и уютными узенькими улочками старого города! Флоренция, где творили Данте, Микеланджело, да Винчи… А из Неаполя они поехали на экскурсию в Помпею… Сицилия поразила маслиновыми рощами и цитрусовыми садами. А Рим…. Ох, Рим! Там ее мужа чуть не украла одна горячая римлянка…
Все это было чудесно, но надо было и о себе позаботиться. Нищий проектный институт надоел как горькая редька, да и специальность хотелось иметь более престижную. Марина заметила, что Димке не везло с главными бухгалтерами: он менял их как перчатки, обзывал идиотками или аферистками. И она поступила на курсы бухгалтеров. Дима быстро перехватил ее телодвижения и как-то посреди дружеской беседы принялся вдалбливать, чтобы и мысли никто не допускал относительно семейственности на работе. Ни его сестра, ни жена, ни дети – никто никогда не будет путаться в офисе под его ногами.
Марина намек поняла, но долго не огорчалась, а пошла работать помощником бухгалтера по первому объявлению на заборе. Ручьи слез пролила она над своими первыми балансами и отчетами, но в который раз упорство и усидчивость победили. Как-то баланс не сходился на 2 гривни 97 копеек. Можно было выкинуть эту незначительную сумму в "помойную яму" (так тогда называли счет 88 "Фонды специального назначения") и забыть о ней навсегда. Но Марина презирала бухгалтеров, которые делали подобным образом. Неделю она потратила на поиски исчезнувших копеек: перебрала сотни накладных, актов, рисовала самолетики и наконец нашла. В мятом халате, нечесаная и со спутанными волосами она выскочила в зал, где муж с сыном смотрели футбол, и завопила как оглашенная: "Сошелся! Баланс сошелся! Я таки нашла эти проклятые 2,97!". Не отводя глаз от экрана, муж невесело констатировал: "Поздравляю… Теперь ты стала настоящим бухгалтером…".
На Миллениум судьба преподнесла ей заслуженный подарок – приглашение на должность главного бухгалтера фармацевтической фирмы. Когда Марина переступила порог кабинета на четвертом этаже особняка в центре города, у нее перехватило дыхание. Осторожно нырнув в мягкое кожаное кресло, она замерла… Перепугано вбирала в себя свежие запахи новой мебели светлых обтекаемых форм, прислушивалась к тихому шуму работающего компьютера последней модели… Суровые черные сегрегаторы, выстроившиеся за стеклянными витринами, ласкали глаз. Зеркальный потолок придавал интерьеру легкость и раздвигал пространство, а в уголке на память от предшественницы ей досталась кадка с огромной китайской розой.
Марина встала и на цыпочках приблизилась к окну. Растворила окно, и в кабинет сразу же ворвался шум и крики с детской площадки городского парка. Какие-то шаткие сомнения понемногу закрадывались в душу. Потянет ли она эту должность? Придется много работать, чтобы постичь нюансы фармацевтической бухгалтерии, которые она, честно говоря, совсем не знала. Но через мгновение она овладела собой и откинула все свои колебания. Обратного пути нет… За дверями ждали указаний подчиненные, а директор – ну о-о-о-очень милый, о-о-о-очень, и так полагается на ее компетентность. Так и сказал: "Наведете порядок, Марина Алексеевна – озолочу!"
…Она подняла трубку и уверенно пригласила бухгалтерок зайти на первое совещание. Чтобы там ни было, такими шансами судьба не разбрасывается.
2.
Сорок лет, время подведения итогов, Марина Томашенко встретила с миром и покоем в душе.
…Напевая, она мелко нарезала колбасу на салат "Оливье", размышляя над недавно прочитанным выражением из женского журнала: "Высокая зарплата и престижная должность не способны удовлетворить даму, если у нее нет мужа, который ее обожествляет, а также уютного и хорошо обставленного дома". Ее это, слава Богу, не касается. Есть и престижная работа, и семья, и уютная, хорошо обставленная квартира. Осталось только сохранять то, что есть. Правда, она мечтала о даче, но пока что…. не получается. Должность ее оплачивалась неплохо, но не настолько, чтобы приобрести приличную дачу, достойную для отдыха и приглашения соответствующих гостей. А у мужа в последнее время дела не очень… Полгода назад Димин дядя умер от инфаркта, и их фирму от кормушки отстранили. Заработанные на металле деньги друзья вложили в торговлю: Димка приобрел магазин в центре города, а Олег – два киоска на окраине города. Марина не раз упрекала мужа тем, что его лучший друг дурит его, и вот – пожалуйста. Ведь работали вместе! Муж ей объяснял, что он таки был на фирме не пайщиком-концессионером, а нанятым работником и в свое время получал немало, если она не забыла….
Марина вздохнула и высыпала нарезанную розовую колбаску в хрустальную салатницу. Это – святая правда. Олег не имел никакой предпринимательской жилки и мог работать лишь под чьим-то руководством и выполнять четко поставленные задачи. Поэтому и в его киосках торговля шла не лучшим образом…
Тем не менее, мужем своим Марина гордилась. Таки он был презентабельный, с ним не стыдно было выйти на люди и прогуляться по магазинам. На улице она не раз ловила завистливые взгляды женщин и еле сдерживала себя, чтобы не показать язык этим глупым цаплям. Каждому – свое! Сложив руки, ничего не добьешься. Сколько комаров она перекормила – не пересчитать. И она имеет лишь то, что получила по праву, включая умного и красивого мужа. А что умного, то умного. После банкротства фирмы он все свое свободное время тратил на чтение книжек. Марине случалось слышать его споры с Димой или с кем-то из старых приятелей на тему истории или политики, и она сознавала, что ни одна из ее подружек не имела такого сообразительного спутника жизни, за исключением тех, которые не имели мужей как таковых. И хотя имидж его портили два облезлых железных киоска во дворах спальных районов, она старалась это скрывать, а на вопросы сильно любознательных врала, что Олег работает в торговой фирме.
Сама Марина в сорок лет выглядела намного более привлекательной, чем в молодые лета. Она научилась пользоваться косметикой, посещала сауну, где вместе с коллегами по службе неутомимо надраивала себя скрабами, медом и разнообразными кремами. Правда, она немножко поправилась в последнее время, но это только улучшило ее формы: бедра округлилась, и фигура казалась более или менее пропорциональной.
.. В кухню забежал сын и спросил, какие тарелки ставить на праздничный стол. Марина с любовью провела взглядом его тонкую фигуру. Как время летит! Игорьку уже 13 лет! Возраст, когда ребенок все больше времени пропадает на улице, а домой приходит все позже и позже. Марина всей душой любила сына. Для него в ее лексиконе не было слова "нет". Собственно, а ради кого она работала день и ночь? Недавно приобрели компьютер последней модели, мобильный телефон…. И дача, которую она когда-нибудь купит, – тоже останется сыночку!
Через час она сидела в пошитом мамой шелковом голубом платье за накрытым столом в радужном расположении духа. Заботливо подкладывала гостям салат "Оливье", селедку под одеялом, мясо по-французски… На десерт приглашенных ждал шоколадный торт. Гостей было немного: мама, двоюродный брат с женой, две незамужние подружки с проектного института. Первая – старая дева, вторая – давно разведенная, сама воспитывавшая сына. И, конечно же, Димка (как же без него?) со своей домохозяйкой, которую Марина в душе презирала за то, что она в мужнины дела не вмешивалась и даже больше – закрывала глаза на все его походеньки. "Копейки сама не заработала и не знает, что такое работа",- обычная реплика Марины по поводу Димкиной жены.
Как и положено на таких мероприятиях гости пили, ели, разговаривали. Затем, как и положено, немножко потанцевали. Брат с женой посидели недолго и ушли, ссылаясь на какие-то неотложные дела. Вечером Марина вызвала такси для мамы и подружек с проектного, заплатила таксисту деньги и выпровадила их по домам.