Вдруг у Кондзо отвисла челюсть: они же все заодно! Точно! Этот Мондзабуро, лисья морда, ухмылялся у него за спиной с самой первой репетиции, они с Нарикомая всё время перешёптывались и пересмеивались. Договаривались о чём-то. Но за ниточки дёргает, разумеется, Яматоя. Он в театре важная шишка. Только Яматоя мог организовать такой крупномасштабный заговор, в который втянули даже рабочих сцены. Кунихиро, "адъютант" Кондзо, должен был сопровождать его до гримёрки, но в последнюю минуту его послали разбирать реквизит. Такое распоряжение мог отдать только человек уровня Яматоя. Дьявол! Но что толку дёргаться - сейчас всё равно ничего не исправишь. Через несколько минут его выход, и, похоже, он не состоится.
- Если тебе суждено жить, ты должна принять жертву Синобу и посвятить жизнь служению Будде в искупление того, что должно быть сделано. Какая ирония, что Синобу носит такое имя!
- Уйти от мира. Это как раз то, что мне следует сделать.
- В самом деле, несчастливое имя.
Из-за занавеса послышался голос: "Тоята вернулся!"
Кондзо в отчаянии закинул голову. Диктор наверху объявил его выход, даже не проверив, на месте ли он! Если актёра не видно за кулисами, надо же кого-то послать его искать! Или сам диктор должен… Дьявол! Его тоже втянули в заговор! Кондзо сделал несколько шагов, наткнулся на статую Дзидзо, повалил её и сам упал. Дьявол! Костюм его был весь в пыли и пропитался потом. Нельзя в таком виде на сцену! А Нарикомая и Мондзабуро продолжали на сцене диалог. Похоже, им было весело. Ещё бы! Они же знали, что он в ловушке.
- Что такое? Тоята вернулся?
- А Синобу?..
- Тогда, пока дело не сделано…
- Мы должны держать всё, о чём говорили сегодня…
- …в секрете! - проговорили оба в унисон.
- С возвращением, Тоята!
Далее в тексте пьесы следовала ремарка: "Слышится кашель".
Выход Кондзо. Что делать?! Что делать?! Он как-то умудрился выдавить из себя:
- Кх-е-м!
Слышат они его? Итикава отчаянно барахтался в кучах бутафорского хлама, пока не наткнулся на стену аппаратной. Чёрт! Он бродит по кругу! Над ним сейчас как раз центральный сектор сцены. Уж теперь-то он не собьётся! Кондзо резко повернул назад и двинулся прямиком туда, где по его расчётам должна была находиться гримёрная. А Нарикомая и Мондзабуро тем временем продолжали развлекать публику:
- Синобу! Я слышала, мой брат вернулся, но что-то его не видно.
- А как дела у господина Тояты?
- В последнее время он часто бывает на телевидении. Может, ещё не вернулся.
Было слышно, как зрители покатились со смеха. Кондзо налетел на что-то твёрдое и рухнул на пол лицом вниз. Не в силах больше выносить происходящего, он закричал так громко, что, казалось, горло разорвётся:
- Здесь! Я здесь! А-а-а! Госпожа Синобу! Принесите, пожалуйста, мои извинения вашей матери.
- Откуда звучит этот голос?
- Будто из-под земли.
- Да, определённо он исходит из-под земли.
- Или из бездны Преисподней?
- Этот слабый голос…
- …может принадлежать только…
- Кондзо Итикаве! - закончили вместе Нарикомая и Мондзабуро.
Крякнув от возмущения, Кондзо подпрыгнул на месте. До каких пор они будут делать из него посмешище! Он заметался, как испуганный кролик, опять налетел на что-то и снова упал. Схватившись за ушибленную ногу, запрыгал на другой туда, где маячил тусклый свет. Там должна быть лестница.
- Ива-сама! - Кондзо бессильно опустился на пол. Перед ним стоял макет миниатюрного храма, посвящённого богу каменотёсов Ива Даймёдзин. При постановке "Истории о призраке из деревни Ёцуя с дороги Токайдо" Кондзо и другие участники проекта молились перед этим храмом, а потом его задвинули в подвал. Он был украшен красными вымпелами, в ритуальных светильниках по обе стороны сооружения тускло горели лампочки.
- За что ты проклял меня, Ива-сама? Я не сделал ничего плохого. Прости, если что-то не так. Спаси меня от этой муки! - умолял Итикава, складывая в мольбе руки и кланяясь, пока наконец не разрыдался. А на сцене продолжали злословить:
- Ему в голову ударил его чахлый талантишко, вот он и начал хвастаться, какой он популярный.
- У этого гнуса хватает наглости насмехаться над нашей труппой.
- Вот и сейчас он отпускает где-нибудь шуточки в наш адрес, не считаясь с правилами нашей профессии.
- Не-е-т! Неправда! Я здесь! Иду!
Кондзо поднялся с колен и увидел прямо перед собой статую богини Инари, по бокам которой стояли две лисицы. Уставившись пустыми глазами в темноту, выставив перед собой руки, он, пошатываясь, двинулся вперёд, уже не разбирая направления и шепча слова из своей роли, словно боялся их позабыть. Скоро шёпот перешёл в бессмысленное бормотание.
- Я не хвастался. Просто шутил. Только на телевидении. Больше нигде. Я молился Ива-сама! И лисичкам кланялся! Ива-сама! Инари-сама! Сделайте так, чтобы они прекратили издеваться!
Куда он попал? Кондзо шёл и шёл, удивляясь окружавшему его огромному пространству. Оглядевшись, он понял, что находится уже не на цокольном этаже театра, а в каком-то подвале. И сцены под ним точно нет. Коридор с бетонными стенами и потолком. Может, это соседнее здание? Нет, кругом валялись корзины, бумажные фонарики и другой реквизит. Значит, это всё-таки театр? Из затянутого проволочной сеткой окошка донёсся до боли знакомый шум поезда подземки. Кондзо прижался головой к решётке, из глаз его текли слёзы.
- О-о, боги! - молился он. Говорят, самое плохое всегда случается с хорошими людьми. Неужели это и меня касается? Что плохого я сделал? Ходил на телевидение? Что здесь такого? Какая тут гордыня? Шутил, пытался как-то развлечь людей. И всё. Но я не прогуливал репетиции, провожал гостей за кулисы на открытии сезона, показывал им всё. Скажите, если я не прав, я сделаю как надо. Только простите меня!
Сидя в "Ночном ходоке", команда "Premiere 21" говорила только об одном - Кондзо Итикава пропал в подвале Кабуки-дза и так и не вышел оттуда. Идзуми обсуждал сделку с бизнесменом по фамилии Сасаки и появился в клубе позже обычного. Увидев, как он направляется к ним, пересекая по диагонали танцпол, Юмико Ханава жестом указала ему на соседнее кресло. Идзуми, полагая, что в этой компании его уже считают за своего, подошёл и сел с ней рядом. Касивадзаки, Осанаи, Сибата и Нисидзава с ухмылкой переглянулись. Все были убеждены, что Идзуми - раб Юмико. Однако её меньше всего интересовало, кто что думает, сегодня куда интересней была судьба Кондзо Итикавы.
- Говорят, другие артисты устроили против него заговор, - возбужденно выдохнула Юмико, продолжая разговор, прерванный появлением Идзуми. - Так их мир устроен: когда кто-то становится популярным и попадает на телевидение, коллегам это не нравится и его начинают травить.
- Но как можно не вернуться оттуда до сих пор? - спросил Касивадзаки, недоумённо хмуря брови. - Сколько дней прошло.
- Должно быть, он уже того… то есть, я имею в виду, умер, - понизив голос, проговорила Сибата, изо всех сил стараясь не показать удовольствия, которое доставлял ей этот разговор. Всякий раз, когда она слышала, что кто-то умер, её охватывало необъяснимое возбуждение. Такая натура у этой девицы.
Касивадзаки бросил на неё сердитый взгляд.
- Что с тобой? - спросил он с усмешкой. - Чего это ты так вырядилась сегодня? Зачем этот яркий красный костюм? Тебе что - шестьдесят лет?
- Знаешь, говорят, его голос ещё слышно оттуда, - проговорил Нисидзава полушёпотом, явно стремясь напугать Касивадзаки, который был трусоват. - Искали его, искали - и никаких следов, но, когда стоишь на сцене, из подземелья еле-еле доносится: он там свою роль шпарит.
- О боже! Нет, нет, нет! - затрясся Касивадзаки. - Мне теперь кошмары будут сниться. Не хочу! Не нужен мне этот Кондзо!
- Он там бродит, - выдохнул Осанаи. - Всё-таки человек был на пике славы и мог бы взлететь ещё выше. Его с этим миром многое связывает.
- Извините, но откуда вы знаете, что Кондзо-сан умер? - робко вступил в разговор Идзуми. Вокруг исчезновения артиста поднялся большой шум в газетах и на телевидении, поэтому Идзуми был в курсе дела. - Он пропал всего неделю назад. Вдруг он ещё жив? Сколько случаев, когда люди выживали, проведя много дней без воды и пищи. Может, он заблудился и не может выбраться.
- Верно, - поддержала его Юмико. - Я знаю. Видела, что у них там под сценой творится. Такой бардак, страшное дело. Настоящий лабиринт. Там всё время кто-то теряется. Мне директор говорил.
- Кондзо Итикава, актёр кабуки, обречён скитаться под сценой вечно, как привидение, - страшным голосом проговорил Нисидзава, стремясь напустить страха на Касивадзаки.
- И сегодня седьмой день как он исчез. Его призрак может явиться сюда… - подхватил Осанаи.
- Бу-у! - воскликнула Юмико и неожиданно хлопнула Касивадзаки по спине. Тот тут же повалился на стол, смахнув на пол поднос со стаканами и столовыми приборами.
"А что, если подземные этажи всех зданий соединены между собой?" - думал Кондзо, продолжая свои блуждания в подвалах Кабуки-дза. Точнее, по цокольному этажу. Вообще-то в цокольных этажах обычно размещаются торговые галереи, где полно народу. Однако Кондзо видел перед собой лишь холодный и безжизненный бетонный коридор, освещённый еле тлеющими аварийными лампами. Ни одной живой души. Нет, это не знакомый мир, в котором он жил. Тогда что? Он умер? Кондзо не помнил. Что же это? Тусклые отблески подсознания? Сумерки его иллюзий? Впереди мелькнула вертикальная полоска света. Что бы это могло быть? И что значат доносящиеся оттуда приглушённые звуки - признаки жизни? Привлечённый светом и голосами, Кондзо, весь дрожа и еле волоча ноги от усталости, устремился вперёд.
Он подошёл к двери. Что там, за ней? Ясно, что он не в реальном мире, а в зазеркалье. А что там? Ад? Кондзо трясло как в лихорадке. Открыть дверь? Что он теряет?
Коридор кончился. Что сейчас может быть хуже для него? Только смерть. Он и так всё равно что мертвец. Такая вот ситуация. И если вдруг за этой дверью кто-то развлекается, веселится, это же замечательно! Он не в том положении, чтобы стесняться.
Дверь была металлическая, типа той, что стояла в аппаратной под сценой. Стальная ручка обожгла холодом. Кондзо решительно надавил на неё и широко распахнул дверь. Перед ним открылся блестящий мир - смех, кокетливые женские голоса, звон стаканов, ароматы жареного мяса и женских духов. Это был "Ночной ходок".
Едва Маюми Сибата и писатель Ёсио Торикаи вышли из гостиничного номера, как у лифта их перехватили два каких-то типа. Один сжимал в руках фотокамеру, у другого - коротышки - зубы выпирали вперёд и изо рта с каждым словом вылетали капельки слюны.
- Я видел, как вы выходили из номера, - заявил коротышка в лихорадочном возбуждении.
- А вы, собственно, кто такой? - потребовал объяснений Торикаи, очень гордившийся принадлежностью к писательскому цеху. Этот тип обращается с ним как с каким-нибудь клоуном, умудрившимся пробиться на телевидение! Торикаи изо всех сил старался заслонить Сибату от объектива мускулистого партнёра коротышки, который щёлкал затвором с частотой пулемётной очереди. Девушка пряталась за спиной писателя, зубы её отбивали чечётку.
- Ха-ха-ха! А ты ещё не понял? Я репортёр. Иллюстрированный еженедельник, - напирал коротышка. - Ну и как долго это у вас?
- Так вам нужна информация? Тогда надо было сначала договориться о встрече, - сказал Торикаи, нажимая кнопку лифта.
- Ого! Ты только посмотри, - расхохотался репортёр. - Я вижу, ты не просекаешь ситуацию. - Он бросил взгляд на Сибату через плечо Торикаи. - Вы познакомились на "Premiere 21", ведь так? С этого всё началось?
- Я буду разговаривать с вами, когда мы договоримся о встрече. Вы получите всю информацию.
- Ты же женатый, так? Жене, значит, изменяешь?
- Я же сказал: при встрече! - У Торикаи перехватило дыхание. Он выразительно посмотрел на коротышку и отпрянул от него. - Ты что, дебил?!
Фотограф продолжал щёлкать фотоаппаратом. "Раз они так себя ведут, и я буду так же", - подумал Торикаи.
Краска прилила к лицу репортёра - реплика Торикаи явно его задела, но он тут же взял себя в руки.
- То есть я могу написать, что ты не захотел отвечать и сбежал?
- Я же сказал: будет тебе ответ. Сколько можно повторять? Бог мой! Как у тебя изо рта воняет!
Двери лифта разъехались в стороны.
- Держись от нас подальше. Задохнуться же можно, - воскликнул Торикаи, толкая репортёра и фотографа, вознамерившихся войти в кабину вместе со своими жертвами.
- Так и напишу: испугался и убежал! - прокричал вслед Торикаи и Сибате репортёр, злобно буравя их вдруг сразу потемневшими глазами.
В лифте больше никого не было. Сибата расплакалась, Торикаи привлёк её к себе.
- Если их журнальчик принадлежит "Бунгэй", я сумею заткнуть им рот.
- Когда они это напечатают, как ты думаешь?
- Если смогут, то на следующей неделе. Или через неделю.
- Бедная твоя жена.
Торикаи решил пока ничего жене не рассказывать. У них будет время вдоволь наговориться после выхода журнала. А может, ещё обойдётся. Хотя, конечно, надо быть готовым к худшему. Потому что реально помешать публикации он не мог. Не такой уж он большой писатель. Если этот репортёришка раструбит о его связи с Маюми, начнётся настоящий ад. Восстановление отношений с женой может занять целую вечность. Тут уж будет не до писательства. Но это для него самое главное, важнее ничего нет! Жену Торикаи любил, но если всё же придётся развестись, как-нибудь переживёт. Он привык к этой мысли после того, как впервые переспал с Сибатой. Или, по крайней мере, думал, что привык.
У Мамору Касивадзаки было ощущение, что он провалился в Преисподнюю. За следующие два концерта ему не заплатят ничего. Его менеджер Осанаи, который организовал концерты, получил аванс и сбежал, а отвечать за всё должен он, Касивадзаки. Как он мог доверять такому человеку? Недаром у них говорят, что от лучших менеджеров можно ожидать самого плохого, а Осанаи был очень хорошим менеджером. Менеджеры, которые обирают своих клиентов, рано или поздно возвращаются в бизнес, находят, к кому присосаться, и делают вид, будто ничего не случилось. "Так устроен этот мир", - думал Касивадзаки, слоняясь в одиночестве по своей квартире и не зная, куда себя деть.
С тех пор как он увидел призрак Кондзо Итикавы, Касивадзаки будто сглазили. Такого ужаса он никогда раньше не испытывал. В тот вечер привычная компания из "Premiere 21", как всегда, сидела в "Ночном ходоке". Разговоры о судьбе Кондзо уже потеряли свою остроту, но Касивадзаки почему-то то и дело с тревогой поглядывал на то место на диване, где обычно сидел пропавший актёр. Все пребывали в миноре. Особенно подавленной выглядела Маюми Сибата - еженедельник всё-таки написал о её шашнях с Ёсио Торикаи.
- Ну чего ты раскисла? - утешал Сибату Осанаи. Он ещё не скрылся с деньгами Касивадзаки, но наверняка уже подумывал о том, как лучше это сделать. - Если и вправду хочешь стать актрисой, сейчас самый подходящий случай. А хочешь иметь личную жизнь - забудь о телевидении. Может, тебе лучше в театр.
- Погоди, - оборвал его Нисидзава. - Пускай она пока в шоу поработает как следует. У нас такой план. Не надо человека с толку сбивать.
У Нисидзавы настроение было тоже поганое. Он обнаружил, что его жена заняла большую сумму у ростовщиков и потратила на сумки от "Луи Виттон" и костюмы от "Шанель", и сейчас отчаянно ломал голову, как погасить долги, которые всё росли из-за процентов.
- Эти типы никак от меня не отвяжутся, - сказал Нисидзава. - Звонят каждый день. И ещё этот осакский говорок… "Думаэшь, палучится нас кинуть? Да мы тваю ка-а-зу в публичный дом прададим. Не знаешь, на каго нарвался!" А на днях явились на телестудию, чуть не подрались с охранниками. Не понимают, что ли, что я никогда с ними не расплачусь, если работу потеряю?
- Похоже, ты в самом деле не понимаешь, на кого нарвался, - заявила Юмико, которая в своё время делала специальный репортаж о кредитных акулах и знала эту тему очень хорошо.
- Я так от этого устал, - со вздохом продолжал Нисидзава. - Уже боюсь домой возвращаться, потому что они могут под дверью караулить.
Ну, по крайней мере, здесь их вроде не видно. - Слова Нисидзавы будто о чём-то напомнили Юмико. Она с тревогой оглядела зал и вздохнула. - Мне бы кто посочувствовал. Прямо плакать хочется. Я пошла в полицию - там меня подняли на смех: мол, раз вы звезда телевидения - вот вам типа довесок к славе. В первый раз я увидела этого козла на встрече с моим фан-клубом. Все слушали меня, открыв рот, я шутила - они смеялись, хлопали. Всё было классно, весело. Потом все по очереди стали ко мне подходить, чтобы представиться, и каждый старался как-то выделиться, произвести на меня впечатление. Только этот стоял в углу с хмурой улыбочкой и молчал. Мне он сразу не понравился. Похоже, с того самого момента ему втемяшилось, что я его жена, поэтому дальше он так себя и вёл. В следующий раз он появился через месяц. Мы сидели утром с мужем, завтракали. Он у меня обычный служащий, на работу уходит рано - ещё восьми не было. И тут этот тип открывает дверь, говорит: "Доброе утро, Юмико!" и направляется в комнату. Наверное, я забыла запереть дверь, когда выносила мусор. Я вся побелела. Увидев его, муж воскликнул: "Ты кто такой, чёрт побери?" Этот ненормальный рассмеялся и говорит: "Я как раз собирался тебя об этом спросить!" Потом подходит ко мне: "Ты всегда так очаровательно выглядишь, Юмико. Ну, будем завтракать". И садится за стол! Муж страшно разозлился, схватил его за шиворот и выволок на улицу с криком: "Пошёл отсюда, псих!" Тот совсем не сопротивлялся и только твердил: "Я муж Юмико! Что ты делаешь? Убери руки!" С тех пор он появляется регулярно, через два дня на третий, независимо от того, который час, дома муж или нет. Если меня нет, просто стоит у подъезда и ждёт. В полицию заявление написала, конечно. Установили, кто он. Какой-то Судзуо Ямагата. Но арестовать его они вроде как не могут - особого вреда он не причинил, оружия при себе не носит. Они считают, что у него навязчивая идея, то есть не в порядке с башкой, но очень боятся, что на них наедут правозащитники, скажут, что полиция нарушает права человека. Короче, он может делать, что хочет, и от этого заводится всё больше и больше. Приходит на телестудию, дожидается меня в вестибюле. Я так боюсь: а вдруг он меня зарежет? В последнее время на него смотреть страшно - настоящий псих, он нас ненавидит, кричит. Как мне всё это надоело! Прямо не знаю, что делать. Хоть бы кто помог!