- Сегодня все, это хорошо. Вот, коллеги, поступил документ сверху с требованием ужесточить борьбу с проявлениями антисемитизма, национализма, экстремизма и прочих проявлений в средствах массовой информации. На сегодняшний день у нас не так уж и много в городе подобных СМИ, но они уже в стадии судебных разбирательств. Ладно, с газетами этими разберутся, но мы совершенно без внимания оставили брошюры и книги. Сами понимаете, народ у нас образованный, пишущий, издать книгу сейчас может каждый. Цензура запрещена, поэтому мы должны очень деликатно подойти к этому вопросу. Заявления возмущённых граждан нам обеспечат национальные общины и правозащитники, остальное - в руках эксперта. Нам нужен эксперт, который бесстрашно будет находить разжигание межнациональной и религиозной вражды, экстремизм, покушение на конституционный строй и тому подобные проявления. Будет не справляться с объёмом работы, пусть подберёт себе группу коллег. Итак, я готов выслушать ваши предложения, я не местный, поэтому не очень хорошо знаю здешнюю науку.
Господа прокуроры зашелестели папками и записными книжками.
- Вот, например, мы сотрудничаем с Государственным университетом по кафедрам, - сказал господин в дальнем ряду и быстро сел.
- А мы в этих вопросах сотрудничали с покойным экспертом из Музея этнографии и чего-то ещё, - не вставая с места пробасил самый толстый прокурор.
- Ах, да, - оживленно сказал главный, - это тот эксперт, которого убили фашисты. Вот это и замечательно. Нам нужен эксперт именно из этого учреждения, так сказать, преемственность, омытая кровью. Вот вы, пожалуйста, и подыщите там нового эксперта, - главный пристально посмотрел на самого толстого прокурора, - и ещё, не ищите с очень высокой учёной степенью, достаточно кандидата наук, чтобы была заинтересованность расти, лучше женщину, у которой есть время. Да и ещё чтобы фамилия была славянской, чтобы избежать обвинений в предвзятости, а то нас и так всякие писаки пытаются обвинить в русофобии.
Толстый прокурор широко улыбнулся и про себя подумал: "Там таких одиноких, страшненьких и злых на всю страну хватит, а вот с нужной фамилией придётся поискать, а к фамилии надо и лицо соответствующее…".
- Я вас понял, товарищ главный прокурор, не беспокойтесь, я найду, что надо, - он опять улыбнулся и вытер шею изрядно полинявшим носовым платком.
- Вот и замечательно, а теперь перейдем к убийству таджикской девочки и негра, - главный отчаянно ударил ладонью по столу, - вот лезет из меня советское. Сейчас правильно надо говорить "чернокожего", тьфу, нет, надо говорить "африканца". И, пожалуйста, все это запомните, а то приходится читать и слышать из уст коллег "убили негра", ну просто, как в дурацкой песенке. Мы же толерантная цивилизованная страна…
Она поняла, что от неё требуется. Поэтому сразу согласилась, не забыв прибавить в уме к своему скромному окладу гонорар за экспертизы. Опыт работы с государственными службами у неё уже был. На третьем курсе университета ей предложил сотрудничество КГБ, и она, не раздумывая, ровненько написала "Даю согласие на…".
Русских националистов она ненавидела. Особую ненависть в ней вызывали интеллектуальные националисты, которые умело обосновывали свои взгляды и убеждения. Тут прокуратура и суды в её лице обрели настоящего, нужного кадра.
Андрей Пикин дописывал свою книгу, не подозревая, что на неё уже заготовлен инквизитор, который знает "этих философствующих фашистов". А ещё этот инквизитор не любил красивых людей. Она была глубоко убеждена, что здоровые и красивые люди не могут быть по-настоящему умными, что у них, возможно, даже нет полноценной души, так как, по её убеждениям, душа может родиться только в страданиях. И тут дело было не только в её увлечениях экзистенциализмом. В её сердце ныла незаживающая рана от неразделенной любви.
Она уже не могла сдерживать своё либидо, и на первом курсе института влюбила себя в умненького, но некрасивого мальчика. Молоденькая, но тоже некрасивая студентка понимала, что ей лучше "влюбиться" во что-нибудь равное. Так и получилось. Она принесла ему в жертву свою девственность, он же, измученный онанизмом, был счастлив начать нормальную половую жизнь. Её счастье продлилось меньше года. Красивая украинская девушка Марина, устав от жизни в общежитии и помня наказ мамы, решила обзавестись ленинградской пропиской и жильём. Самые лучшие перспективы на жилищные условия были у молодого человека будущей экспертши. Не прошло и трёх месяцев, как молодожены переехали в однокомнатную кооперативную квартиру супруга, подаренную его родителями. Отец некрасивого мальчика очень мечтал о симпатичных и здоровых внуках, поэтому сразу дал согласие на брак, дивясь южно-русской красоте невестки.
После двух недель слёз и нервного срыва она перевелась на другой факультет, чтобы не видеть предателя и разлучницу. Потом история повторилась. У ней завязался служебный роман с начальником её отдела, красивым и умным, но слабовольным тридцатилетним потомственным историком. Она быстро нашла к нему ключик, который открыл его слабость к сексу без особых усилий, не вставая из-за рабочего стола. Но когда в их отделе появилась симпатичная сероглазая блондинка с фигурой модели, её возлюбленный забыл о своей сексуальной слабости и преданным псом стал бегать за ней. Блондинка забеременела, и по законам советского жанра стала его женой. На этот раз переводиться никуда не пришлось, её вчерашний любимый шеф пошёл на повышение в другое ведомство, и в утешение она села в его кресло.
В тридцать два она вышла замуж не по любви за болезненного пятидесятилетнего профессора, который, к тому же, оказался бесплоден. Через девять лет он умер от рака, оставив в наследство квартиру и огромную библиотеку. Разочарование и полное одиночество толкнули её на фалоимитатор и в науку.
С первых же экспертиз она почувствовала себя государственным человеком - она сажала в тюрьму и закрывала издания. Именно заключения эксперта становились решающим доводом для принятия решения судом.
С особым наслаждением она делала экспертизы-приговоры на авторов с учёными степенями и званиями. При этом она даже чувствовала некоторое сексуальное возбуждение и могла в остервенении порвать "слабую" экспертизу и написать "сильную", в которой автор выглядел не размышляющим однобоко о проблемах межнациональных отношений, а конченым фашистом. Идеи русского национализма она считала явлением биологическим, и для неё они не могли быть предметом полемики. Она понимала национализм прибалтийских народов - вырвавшихся из СССР, она понимала еврейский национализм - народа, живущего в состоянии постоянного конфликта. Но русский национализм, по её глубокому убеждению, ничем не мог быть оправдан.
"Не хотят быть россиянами, будут экстремистами! Ведь говорят на русском языке, ходят в русские школы, все памятники и музеи на месте. Что им ещё надо?!", - спрашивала она у молодой судьи, ведущей "фашистское дело".
Правда, её иногда смущала низкая образованность следователей и судей. Но один осведомлённый чиновник пояснил ей, что более половины следователей и судей это вчерашний обслуживающий персонал. Электрики, уборщицы, секретарши, работавшие в учреждениях МВД и судов, попутно, не напрягаясь, заочно заканчивали ведомственные высшие учебные заведения и становились вершителями человеческих судеб. Немалую часть в этой армии дилетантов составляли дети "блатных" и "новых русских", покупающих курсовые, зачёты, экзамены, диплом. Такой материл очень удобен для вышестоящих в пирамиде власти. Чувствуя свою профессиональную ущербность, он податлив, исполнителен, готов на компромисс с совестью и законом. Невежество, безнравственность и непрофессионализм стали нормой в "демократической России", накапливая в обществе раздражение и озлобленность к власти.
Умерла экспертша неожиданно, не дожив до пятидесятилетнего юбилея одного дня. Врачи говорили, что "инсульт" и что "можно было бы спасти", если б вовремя оказали помощь, но жила она одиноко.
Хоронили её пышно, были венки и представители от института, прокуратуры, правозащитников.
Профессиональный правозащитник Рыбкин нарочито громко, чтобы слышали все, давал интервью какой-то газете. Тут же пристроились зарубежные телевизионщики: "Я абсолютно уверен, что её ранняя смерть на совести фашистов. Вы ведь помните, как два года тому назад на неё напали и ударили по голове, у неё было сотрясение мозга. И вот как последствие страшный инсульт. Я всегда говорил, что мы живём в фашистском государстве…". Рыбкин всегда знал, что нужно говорить и кому. С этого и кормился…
В стороне от похоронной процессии одиноко стояла худенькая женщина лет сорока пяти, по её узкому лицу текли слезы, она тихо шептала, сжав ладони на груди: "Господи, неужели ты меня услышал? Неужели мой невинный сынок отомщён?". Если бы господа из прокуратуры и правозащитники обратили внимание на эту женщину, они бы наверняка узнали раздавленную горем мать восемнадцатилетнего мальчишки, осуждённого за распространение написанной им брошюры "Россия у пропасти", которая, по мнению экспертши, была признана "разжигающей межнациональную рознь и призывающей к насилию". На втором году заключения, по официальным данным, мальчишка повесился.
Мать умоляла судью смилостивиться и дать условный срок. Та в коридоре суда шепнула ей: "Вы же слышали заключение эксперта, я ничего поделать не могу". После смерти сына не было и дня без проклятий матери в адрес разрушившего её жизнь "эксперта". Небеса обычно глухи к мольбам несчастных, но эти были услышаны…
Свою первую книгу Пикин писал долго, года три, понимая важность первой книги, которая составит репутацию автору и даст аванс на последующий интерес читателя. Книга Андрея Пикина "Психология русофобии" чудесным образом не только миновала проблемы с возможной цензурой, но и долгое время успешно продавалась в центральных магазинах города, пока "бдительные" читатели не сообщили в соответствующие органы о весьма спорном содержании книги. Так первый труд Пикина попала в список "не рекомендуемых к распространению изданий", который негласно получали все книжные магазины…
ПУТЧ ПОД ПАГАНИНИ
Глава девятая
Из Постановления № 1 Госудаpственного Комитета по чpезвычайному положению в СССР:
"В целях защиты жизненно важных интеpесов наpодов и гpаждан Союза ССР, независимости и теppитоpиальной целостности стpаны, восстановления законности и пpавопоpядка, стабилизации обстановки, пpеодоления тяжелейшего кpизиса, недопущения хаоса, анаpхиии бpатоубийственной гpажданской войны Госудаpственный Комитет по чpезвычайному положению в СССР постановляет:
1. Всем оpганам власти и упpавления Союза ССР, союзных и автономных pеспублик, кpаев, областей, гоpодов, pайонов, поселков и сел обеспечить неуклонное соблюдение pежима чpезвычайного положения в соответствии с Законом Союза ССР "О пpавовом pежиме чpезвычайного положения", и постановлениями ГКЧП СССР. В случаях неспособности обеспечить выполнение этого pежима полномочия соответствующих оpганов власти и упpавления пpиостанавливаются, а осуществление их функций возлагается на лиц, специально уполномоченных ГКЧП СССР.
2. Незамедлительно pасфоpмиpовать стpуктуpы власти и упpавления, военизиpованные фоpмиpования, действующие вопpеки Конституции СССР и Законам СССР.
3. Считать впpедь недействительными законы и pешения оpганов власти и упpавления, пpотивоpечащие Конституции СССР и Законам СССР.
4. Пpиостановить деятельность политических партий, общественых оpганизаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки.
5. В связи с тем, что Госудаpственный комитет по чpезвычайному положению в СССР вpеменно беpет на себя функции Совета безопасности СССР, деятельность последнего пpиостанавливается…".
Базунов и Чернин с семи утра сидели в кабинете Базунова в обществе "Знание" на Литейном. Генерал Чернин официально был в отпуске. Несмотря на глобальность события, на работу его не вызывали.
На столе Базунова лежала газета "Час Пик" с карандашными пометками на первой полосе. Чернин долго всматривался в пометки и ребус "Исторический пикник".
- Что это, Юра, за ребус странный?
- А это, мой генерал, газета от 24 июня, я все газеты, выходящие 24 июня, читаю как ребусы.
- Почему именно от 24 июня?
- 24 июня 1717 года в день святого Иоанна Крестителя произошло объединение всех масонских кружков в Великую ложу. С тех пор 24 июня признано днем рождения современного масонства, а Иоанн Креститель является его святым покровителем. Именно в этот день масонство зачастую передаёт важную информацию для своих посвящённых братьев.
- И что ты вычитал?
- Пока меня заинтересовал этот ребус. Я его расшифровать не могу, но чувствую, что здесь заложена важная информация, и она, как-то связана с днём сегодняшним. Одно я могу сказать точно, масонство открыто демонстрирует свои возможности. Поэтому всё, что сейчас происходит и произойдёт, может носить даже не государственный характер, а надгосударственный. И вообще то, как проходит этот "путч", мне напоминает Николу Паганини, - сказал Базунов, всматриваясь в дно кофейной чашки.
- Ты, Коля, эрудит большой, но при чём тут этот скрипач? - ухмыльнулся генерал Чернин.
- А при том, что Паганини был величайшим мистификатором. Помнишь известный эпизод из фильма, когда ему якобы враги подпилили струны и он сыграл на одной струне к великому восхищению публики. А ведь струны ему никто не подпиливал, хотя иезуиты и не давали ему спокойной жизни, как и смерти, но до струн и многого другого дело не доходило. Паганини был не только великим музыкантом и композитором, он ещё был и великим режиссёром-постановщиком собственных выступлений. Сочинение он написал для одной струны и выучил его на одной струне, поэтому рвущиеся подпиленные струны это, как говорят сейчас, "шоу". Вот и этот путч кем-то написан. Сейчас лопнет несколько струн, но музыка "демократических перемен" не затихнет, её сыграют на одной толстенной струне, на которой затем подвесят всю страну. Так что сейчас не "Лебединое озеро" Петра Ильича должно наводить тоску, а что-нибудь из Паганини - экспрессивное с громким лопанием струн. Это точнее бы отображало реальность.
- Тебе, Николай, надо книги писать. Конечно, не всё так гладко у этого ГКЧП начинается, но есть надежда сохранить страну целой. В шесть утра они только озвучили обращение. Ещё и семи часов не прошло, а ты уже паникуешь. Согласен, что музыку выбрали неудачно, целый день классику у нас крутят только по случаю похорон первых лиц. Кстати, тут информация доходила об уничтожении продуктов питания. Говорят, самосвалами закапывают колбасу и масло на помойках и в лесу, искусственно создают дефицит продуктов.
- Всё может быть. Вопрос, кто это делает, если даже ты, генерал КГБ, об этом знаешь на уровне слухов? Пятого августа "меченый" подписал проект "Договора о Союзе суверенных государств" - это уже начало распада. Если старая проститутка Александр Яковлев неделю тому назад вышел из КПСС, значит, партии осталось жить недолго. Эта лиса знает план ближайших событий. Вот и тебя на работу не вызывают, значит, ты априори уже уволен. Да и я, скорее всего, последние деньки здесь работаю. Всё, что можно, из документов я уже скопировал. Надеюсь, и ты проделал соответствующую работу. Ладно, пора дёргать информаторов. Чем там живёт столица? - сказал Базунов и принялся листать записную книжку.
- Я что смог, то и унёс вместе со списками осведомителей. Если узнают, мне не жить. Как только Бориску-алкоголика в июне президентом России выбрали, я почуял неизбежность беды. Хочется верить, что ГКЧП остановит этот бардак, - сказал генерал и нервно вырвал из брови торчащий волос.
- Подожди, Юра, я дозвонился, - Базунов, прижав трубку телефона плечом, стал быстро что-то писать в тетради. Через минуту он прервался и, грустно глядя на Чернина, стал читать:
"В 12.15 к нескольким тысячам граждан, собравшимся вокруг Белого дома, вышел Борис Ельцин, зачитавший с танка обращение. В 12.30 президент РСФСР подписал указ № 59, в котором квалифицировал создание ГКЧП как государственный переворот, а его членов - как государственных преступников и отменил действие всех распоряжений самозваного комитета на территории РСФСР".
- Вот так, Юра, "путч" провалился. Это же надо, с танка! Просто Ленин с броневика. Ещё пару часов следим за развитием этого спектакля и едем на дачу к моему хорошему другу. А то, неровён час, нас тут с горяча и пристрелят…
Звонок телефона оборвал рассуждения Базунова. Он прильнул к трубке и обречённо кивал, многозначительно поджимая губы. Затем Базунов резко бросил трубку.
- Ну с-суки! Ты представляешь, Собчак заявился в наш Генштаб на экстренное заседание. После беседы Самсонов вышел, как побитая собака, а Собчак - хозяином ситуации. И это наш командующий войсками округа? Там, на заседании, кстати, был и твой шеф Курков и наш Гидаспов. Всё, генерал, поехали. Тут и правда до беды не далеко. Они сейчас под шумок в упоении своих побед могут и головы оторвать "проклятой гэбне".
- Да, сломать Самсонова не просто, морской пехотинец в прошлом. Тут действительно Собчак, наверное, приоткрыл карты, дав понять, что это театр, а не переворот, - сказал Чернин, застёгивая пиджак на все пуговицы.
- Мои худшие предположения оказались верными. Ведь Собчак по сути своей наглый, но не храбрый. И если он пошёл в Генштаб, то с полной подстраховкой в Москве. Источник говорит, что Собчак кричал матом на всех. По некоторым данным, Собчак, будучи в Париже, 17 июня озвучил для журналистов похожий сценарий возможного переворота в СССР. Я к начальству с утра не могу дозвониться, даже по спецсвязи. Ты тоже на работе не нужен. Они, оказывается, слушают речь Собчака, вместо того чтобы его арестовать и ввести чрезвычайное положение в городе. Мы - брошенные солдаты, армий у нас нет, командовать некем, - сказал Базунов и начал собирать бумаги со стола.
- Армия есть у Самсонова, но он не способен на самостоятельный поступок. Если бы в Ленинграде упереться, то Москва дрогнет.
- Да, Юра, вот таких командующих мы вырастили. Нам было удобно находить послушных холопов партии, а вот когда понадобилось защищать партию в сложных условиях "верные сыны" её предают. Холоп и лакей будет обслуживать новых победителей, у них чутьё на власть. Ладно, поехали. У нас там будет возможность позвонить куда угодно. Но сначала заедем в Гостиный двор, я попросил отложить мне пластинку Паганини в исполнении Когана. Там в отделе музыки работает такая очаровательная продавщица, знаток классики, и всё при ней. Ох, где мои сорок лет, ну даже пятьдесят, - Базунов похлопал себя по вполне упитанному животу и разочарованно вздохнул.
- А без Когана и Паганини нам не обойтись?