Глядите, любимые старики, на чем катаются теперь ваши дети. Красиво катаются, с шиком. А вот живут бестолково.
Позвонил Алисе. Услышал ровный, чуть насмешливый голос. Да, я жду тебя, все в порядке, не торопись.
Я не буду торопиться. Но я быстро. Очень быстро.
4. Воскресенье, 21.25–00.00
Ресторан был полон. Звенела посуда. Похохатывали нетрезвые дамы. Кто-то мокрогубый и шикарно одетый орал в телефон замысловатые фразы про откаты и боковики. В углу потный тапер с серьгой в ухе негромко распутывал - на рояле с западающей клавишей си-минор третьей октавы - хулиганский, но весьма уместный блюзик. На заднем плане в табачном дыму реяла физиономия Шуйского. Банкир торопливо сел спиной к залу, коротко потребовал у подскочившего официанта воды. Поднял глаза на Алису - она изучала его задумчивым взглядом. Ощущался некий холодок. Обиделась, понял Знаев и попробовал беззаботно улыбнуться.
- Все в порядке? - спросила девушка. - Да.
- Ты бледный.
- Немного понервничал.
- Уже поздно. Тебе надо поесть.
Заботливая, подумал Знаев с ожесточением и мгновенно испугался. Это же моя Алиса, зачем я так о ней? Дурак я, надо было в машине посидеть, десять минут хотя бы, повторить испанские числительные, резиновый бублик потерзать, согнать с лица тревогу, перестроиться - девчонка здесь ни при чем, совершенно…
- Прости, - пробормотал он. - Кое-кто подкинул мне проблем. Получилось, что я испортил тебе вечер.
- Вовсе нет. Вечер замечательный. Я от души повеселилась. Опять подходил твой пьяный знакомый.
- Шуйский?
- Наверное. Комплименты говорил целый час. Оплатил мой счет.
- Шуйский оплатил твой счет?
Алиса кивнула и состроила комическую гримасу. Не слишком ли много претендентов на мою девушку? - подумал Знаев, свирепея. - Куда лезет этот недалекий говнюк? Может, начистить ему рыло, аккуратно, в туалете? Оторвать правое яйцо от левого?
- Когда я на него смотрю, - сообщил банкир, яростно поелозив задом по стулу, - я вижу идиота, которому деньги противопоказаны. Он ведь никакой не Шуйский. Он только по маме Шуйский, а по паспорту - Вова Резинкин, уроженец города Сызрань. И он, этот самый Вова Резинкин, когда-нибудь дождется. Он в этом кабаке по десять тысяч долларов в месяц оставляет. Бухает исключительно "Гленливет". Двенадцатилетний. Такому Вове Резинкину не место в центре одного из крупнейших городов мира…
- Не злись, - попросила Алиса.
- Он сильно рискует, этот Вова Резинкин, - продолжал Знаев, комкая салфетку. - Он никто, и звать его никак. Завтра я позвоню знакомым ребятам, они профессиональные рейдеры, с опытом… Дам им наколку на Вову Резинкина. Подробную. Да еще и профинансирую, через третьих лиц. Они парни суровые, они отберут у него его дом в три месяца, на законных основаниях, пятьдесят штук отступных сунут и вытолкают в шею. И это будет очень правильно! По-божески! По-человечески. Украсть и пропить - вот его судьба. Его место не в кабаке дорогом, а в Потьме, в бараке для ссученных. Эта паскуда за все годы на баночку краски не потратилась, чтоб подновить фасад собственного здания! Бездельники, жлобы, дураки, неэффективные люди, любители халявы - все эти медленные должны валить отсюда подальше, в степи, в тундру, в экономически отсталые регионы. Пусть там сидят при свечах и водку жрут, а не путаются тут под ногами… Я с девяностого года по лезвию хожу, я годами света белого не видел - и что, все это теперь только для того, чтобы кормить Вову Резинкина?
- Перестань.
Знаев выдохнул.
- Хорошо. Извини. Будешь еще что-нибудь? Десерт, кофе?…
Вечер, однако, продолжал катиться в тартарары. Едва банкир заставил себя перестать думать про Шуйского-Резинкина, как на связь вышел другой важный, но несимпатичный субъект.
- Ты меня искал?
- Искал, - железным голосом ответил Знаев.
- А я - тебя.
Голос Солодюка был странный. Старый приятель неумело маскировал враждебность елейностью.
- Чего меня искать? Я или на работе, или дома. Говори, чего хотел.
- Ты много лет продавал мне наличные, - стал с ходу пенять Солодюк. - И вдруг взял - и перестал. Так не делают.
- Еще и не так делают.
- Я готов предложить тебе хорошую цену. Шесть процентов. Даже шесть с половиной.
- Ничего не будет, - лаконично ответил банкир. - Ни за шесть, ни за шесть с половиной. Лавочка закрыта.
- Подумай, Сергей Витальевич.
- Когда ты вернешь долг?
- Давай так: я верну долг, и работаем дальше.
- Долг ты мне вернешь по-любому. Но работать мы с тобой не будем.
- Но мы же работали! Десять лет! Плечом к плечу! А теперь, значит, возьмем и разбежимся?
- Да.
- Ты, Сергей Витальевич, полжизни продавал наличные. С девяносто третьего года. И продолжаешь продавать, я уверен. Все продают, и ты продаешь. С заднего крылечка. Что, не так?
- Нет, не так.
- Врешь ты, Знайка. Старому боевому товарищу - врешь. Ты просто не хочешь со мной сотрудничать.
Банкир опять стал выходить из себя. Он не любил подобных бесед. Кому какое дело, чем он занимался в тот или иной отрезок жизни?
- Слушай сюда, - спокойно сказал он. - Если ты еще раз поднимешь эту тему, да еще по телефону, - ты больше никогда до меня не дозвонишься, понял?
- А что я не так сказал?
- Верни мне долг.
- Продай мне нал.
- Пошел к черту. Никакого тебе нала. Ни копейки. А деньги чтоб завтра были.
- Будут. С процентами. Ты ж мне давал под проценты?
- Хочешь принести еще и проценты - приноси. Не принесешь - я не обижусь. Все, пока. Я занят.
Знаев швырнул телефон на стол.
- Поехали отсюда.
- Куда? - спросила рыжая.
- Ко мне.
- Нет, - мирно, но твердо ответила Алиса. - Мы поедем домой, но не к тебе. Ко мне. Отвези меня. Я у тебя загостилась. Я хочу домой. Мне пора.
Пережитый банкиром испуг был очень велик.
- Как "пора"?! - вскричал он, обильно потея. - Куда "пора"?
Мокрогубый и шикарно одетый - он сидел за два столика от банкира - опять стал громогласно живописать подробности очередной взятки. Деньги он называл "ресурсы".
- А ресурсы есть у тебя? - кричал он. - Там только с ресурсами подходить надо! И строго через меня! Сначала ресурсы, потом разговоры! Ресурсы на стол - и они все подпишут! Двадцать процентов от суммы тендерной заявки!
- Завтра понедельник, - заметила Алиса. - Мне надо на работу. И тебе тоже.
Знаев почувствовал, что дрожит.
- Какая работа? При чем тут работа? Ты что, решила меня бросить? Оставить одного?
- Мы увидимся завтра. Вечером.
- Я не выдержу до завтра! Я твой начальник - я даю тебе отпуск! С завтрашнего дня! Оплачиваемый! Три недели хватит?
- Прекрати. На тебя смотрят.
Банкир распрямил спину.
- Кто? Этот мудак, который только что наболтал на весь кабак на десять лет строгого режима? Алиса, не уходи сегодня. Пожалуйста.
- Пойдем в машину. Там договорим.
На неверных ногах Знаев добрел до автомобиля. Упал в кресло. Оказавшись рядом, рыжая интимно положила легкую ладошку на его шею.
- Куда ты ездил сейчас?
- По работе. Там… это… Кое-какой вопрос выскочил, неприятный…
- Понятно. - Алиса убрала руку. - Отвези меня домой.
- Нет. Я не могу без тебя. Не ходи завтра в офис. И я тоже не пойду.
Девушка засмеялась:
- Ты? Не будешь завтра работать?
- Банк - мой, - мрачно сказал Знаев. - Хочу - работаю. Не хочу - не работаю. Завтра я работать не буду. Съезжу утром, на часок, пока ты спать будешь… К одиннадцати вернусь…
Из дверей ресторана вывалился давешний знаток коррупционных технологий. Огляделся, пометил место плевком. Пошатываясь, побрел: пешком, к метро. Медленно.
- Я поеду с тобой, - вздохнула рыжая. - Я поеду к тебе. Но ты должен мне сказать, где был, пока я ждала тебя. Скажи мне, где ты был, и я поеду к тебе.
- Меня вызвал клиент… Срочный вопрос…
- Отвези меня домой.
- Нет.
Алиса прикусила уголок губы.
- Тебя не клиент вызвал. Тебя вызвала твоя жена. Что-то случилось - с ней или с вашим ребенком, - и ты помчался на подмогу. Очень быстро. Бросил все и полетел решать проблемы в бывшей семье. Не спорь! Я тоже не девочка малолетняя. Я общалась с женатым мужчиной. Задолго до тебя. Я знаю, какое бывает лицо у человека, когда ему вдруг звонит жена и говорит, что произошла неприятность. Я не обижаюсь на тебя за то, что ты мне соврал… Соврал и соврал, ладно… Меня другое сейчас волнует. Ты говоришь мне: "будь со мной, Алиса", "не бросай меня, Алиса" - а сам срываешься на подмогу женщине, с которой год как развелся. Тогда кто для тебя Алиса? Девочка для баловства? Зачем ты так поступаешь? Зачем она звонит именно тебе? Ты, вообще, развелся с ней или не развелся?
- Развелся.
- Тогда почему ты мчишься туда по первому звонку?
Знаев решил рассказать, как все было, - но промолчал.
- Я уверена: ты там бываешь чуть не каждый день. Деньги привозишь, с сыном общаешься. Может, даже мусор выносишь. В миллионерских своих туфлях. Угадала?
- Нет. Мусор не выношу.
- Все равно! Вы разошлись - на этом все. Ты хочешь начать новые отношения - разорви старые. Совсем. Полностью. Не езди туда. Оставь их в покое. Если не можешь - отвези меня тогда к маме, и прекратим наши… нашу… Все прекратим. Я уволюсь завтра же. Я тебе благодарна, я замечательно провела время, все было великолепно, и ты был великолепен, я эти три дня на всю жизнь запомню… Но продолжать отношения не хочу.
Знаев завел двигатель и тронулся.
- Там мой сын, - хрипло объяснил он. - Я его люблю.
- Если бы ты его любил и в нем нуждался, ты бы не бросил семью. А раз бросил, ушел - оставь их. Пусть там будет новый муж, новый отец… Ты не первый, кто разводится. Я понимаю, ты быстрый, ты думаешь, что и там успеешь, и здесь отметишься… И с Алисой переспишь, и сына навестишь… Но мне этого не нужно.
- Прошу тебя, - сказал Знаев, - сегодня был плохой день… Давай сделаем так, чтобы он хорошо закончился.
Рыжая промолчала.
Приехали в самый благодатный момент вечера, когда лучи солнца пролегли едва не параллельно земле. Приехали уже остывшими. Почти простившими друг друга. Во всяком случае, Знаев простил. Почти.
- Я попрошу тебя… - он состроил извинительную гримасу, - ты чем-нибудь займись, кино посмотри или музыку послушай, или прогуляйся… Воздухом подыши и все такое… А я тебя покину. Ненадолго. Мне надо побыть одному.
- Это обязательно? - холодно поинтересовалась рыжая.
Ладно, подумал банкир, она имеет право на небольшой нажим. Но и мы не будем так сразу поддаваться. "Разорви отношения", "пусть там будет другой отец" - на эту тему я у тебя совета не спрашивал, дорогая моя девочка с золотыми волосами.
- Да, - твердо ответил он. - Обязательно.
И ушел в кабинет.
Прикрыл дверь. Аккуратно, без малейших признаков демонстративности. Еще не хватало, чтоб я что-то кому-то демонстрировал. Все, что нужно, давно продемонстрировано. Всем. И себе тоже.
Постоял, поразмышлял. Сорвал с себя пропотевшую рубаху. Помахал руками. Покрутил шеей. Добыл из кармана эспандер, стал сжимать - так быстро, как только мог, пока сустав не свело судорогой. Захотел швырнуть резинку об стену, но сдержался, и этот отказ от малозначительного, но грубого поступка придал сил. Нормально, держусь, контролирую себя. Говорят, эмоции надо выплескивать - ерунда. Кто их не копит, тому нечего выплескивать. Кто хочет извлекать из самого себя полезные мелодии, тот должен уметь себя настраивать. Это вам скажет любой гитарист.
Он закрыл глаза.
Нет, ребята. Вы хорошие, веселые, красивые. Я вас всех люблю. Я вас, может быть, даже уважаю. Но вы не втянете меня в ваши мелкие игры, в вашу возню, в разговоры о том, кто кого сильнее обидел или не так понял. В пыхтение медленных. Я Знайка, я очень быстрый. Там, куда вы только собираетесь, мне уже надоело. Вы открываете рот, чтобы что-то спросить, - а у меня уже готов ответ на ваш вопрос и все последующие. Вы упрекаете меня в том, что вам со мной трудно. Но кто обещал, что будет легко? Покажите, где написано, что человек должен жить легко. Вы обвиняете меня в том, что я летаю, как ракета, вы умоляете меня притормозить - с какой стати? Попробуйте сами жить хоть немного быстрее. Я не намерен тормозить. Я не для этого разгонялся. Ответьте мне, все, сколько вас есть, одним словом, на простой вопрос: РАЗВЕ У КОГО-ТО ИЗ ВАС ЕСТЬ ЗАПАСНАЯ ЖИЗНЬ?
Никому не уступлю. Никого не буду слушать. Жизнь - моя. Все ее секунды принадлежат мне. Зачем крадете?
Вот самые быстрые в мире люди: спортсмены, бегающие сто метров. Они умеют дышать полной грудью. Их тела - образцы совершенства. Их шаг широк. Чем шире шаг, тем быстрее бег. Почему у них не учитесь?
Вот гроссмейстеры, играющие блиц. Их мысль подобна молнии. Они принимают решения в доли секунды. Упражняют свой мозг десятилетиями. За это им хорошо платят. Не жлобы, не медленные болваны, - платят те, кто действительно понимает, насколько важно уметь быстро думать.
Здесь - колодец, откуда человечество извлечет эликсир вечной жизни.
Люди будущего будут необычайно быстры. За один день они будут способны совершать столько поступков, сколько их предки совершали за год. Они будут организованны, точны, мобильны и эффективны; технологии сбережения времени они станут усваивать с пеленок. Человеческий разум не сможет подчинить природу, не подчинив себе собственные внутренние резервы.
Не старайся быстро пахать - сажай злаки, которые быстро всходят.
Полнота жизни не в том, чтобы втянуть носом свежий воздух и хрюкать от наслаждения. Полнота - в поступке. Действуй, и самый лучший кислород сам войдет в тебя.
Не бойся ошибиться, количество всегда переходит в качество, потому что это одно и то же.
Чтоб понять глубину пропасти, надо бросить камень. Бросивший тысячу камней знает глубину тысячи пропастей; не бросивший ни одного камня сам упадет в первую же пропасть.
Дураки говорят: "Живи быстро и умри молодым". Это позорный лозунг, изобретенный медленными. Кто живет быстро, тому некогда умирать. И даже думать о смерти. О смерти незачем думать, с ней и так все ясно. Медленные кормят свою смерть размышлениями о ней - быстрые думают только о том, как стать еще быстрее.
Знаев подошел к окну, уперся лбом в прохладное стекло. Сгущались сумерки, пора было включать свет в парке. Десятки светильников - одни на высоте трех метров, другие у самой земли - превратят мрачный лес в уютный лабиринт дорожек, ведущих к беседкам, к декоративным водоемам с переброшенными через них мостиками, к фонтанам и альпийским горкам. Однако мысль о том, что отходящую ко сну дикую красоту одним незначительным движением пальца можно превратить в декорацию, вдруг показалась банкиру неприятной.
К черту декорации.
Воскресный вечер - главнейший, самый важный отрезок недели, период полного расслабления, вялых раздумий о неконкретных категориях, окончательной подзарядки батарей перед прыжком в суматошный понедельник - был разрушен. Все, что мог теперь сделать банкир, - добить его, дотоптать до конца. Необязательно владеть ситуацией, чтобы обернуть ее себе на пользу. Потери неизбежны. Только глупцы и перфекционисты считают, что от рассвета до заката все должно идти строго по плану. Уметь мириться с потерями - тоже искусство. Им овладевает только тот, кто терял много раз.
Так он успокаивал себя, расхаживая от стены к стене и специально сильно гримасничая, чтоб избавиться от ощущения, обычно называемого "кровь ударила в лицо". Но успокоиться не сумел. Желудок знакомо рванулся вверх, к горлу, Знаев успел добежать до туалета, переломился в поясе и отдался во власть сильнейшего приступа тошноты.
Когда отдышался и промыл заслезившиеся глаза, вспомнил последний визит к психиатру. Вы абсолютно здоровы, сказал врач, миниатюрный дедушка с разночинной бородкой. На зависть. Но вы почему-то все время держите себя вот так, - и он сжал ладонь в кулачок. Учитесь отпускать себя. Найдите место, где вас никто не станет трогать, и пробуйте достигать состояния покоя…
Знаю, сказал ему Знаев. "На свете счастья нет, а есть покой и воля". С тех пор, как Пушкин это написал, прошло сто восемьдесят лет. Десять поколений русских людей повторяют эту фразу. Где он, покой, уважаемый доктор?
Где ж ему быть, как не внутри вас.
А я, видите ли, хочу иметь его снаружи! Внутри меня он есть. Внутри меня - порядок, тогда как вокруг - хаос. Это страшно, доктор. Аз есмь война. Между тем, что снаружи меня, и тем, что внутри. Как мне жить дальше?
Как все живут, так и вы живите.
То есть я должен принять и смириться?
Да. Если не хотите, чтоб дважды в день вас выворачивало наизнанку. Эти ваши приступы… вы ведь не рвотные массы извергаете из себя. Вы извергаете свой внутренний порядок в окружающий вас хаос. Звучит парадоксально, но вполне достоверно. Именно так в данном контексте я бы истолковал ваш недуг. Однако на деле ваш внутренний, метафизический порядок, будучи извергнут, обращается всего лишь в желчь. Ничего другого вы, как существо из плоти и крови, извергнуть не умеете.
Чертов демагог, подумал в тот раз банкир, вкладывая купюры в руку эскулапа. Что ты знаешь о хаосе? Или о покое? Да и о желчи? Что может быть проще, чем отыскать место, где меня "никто не станет трогать"? Если я есть война между одним и другим - значит, война пылает в любом месте, где я нахожусь.
…Ладно, сказал он себе. Войны тоже бывают разные. Вечер не погиб. Черта с два я позволю погибнуть куску собственной жизни! Если получилось так, что сегодня я занимаюсь выяснением отношений со своими бабами, - значит, выясним все до конца.
Вышел из кабинета. Рыжую отыскал на террасе - она стояла, держась за перила, едва заметно покачиваясь, и смотрела, как тонет в темноте лес.
Он потер ладонью лицо, помедлил и сказал:
- Мне надо кое-что тебе рассказать. Кое-что… очень важное.
- Рассказывай, - не поворачиваясь, тихо разрешила Алиса.
- Пойдем в дом.
- Хорошо…
Он включил свет, изучил ее лицо - оно было безмятежным и задумчивым. С расстановкой сообщил:
- Тебе будет неприятно это слышать. Но ты должна дотерпеть до конца. Возможно, когда ты все узнаешь, ты больше никогда не захочешь меня видеть.
Тяжело ступая, он прошел в кухню, принес стул.
- Присядь.
Рыжая повиновалась.
- Тебя… - Знаев сглотнул, - наняли на работу в мой банк не просто так. Тебя наняли, чтоб использовать. Втемную. У меня есть клиент, он же друг молодости… Акционер моей фирмы. Давным-давно, когда я делал банк, он помог мне. Не сильно, по мелочи, но помог. Ты видела его. Ты знаешь, кто он такой. Его фамилия Солодюк.
Девушка осторожно кивнула. Знаев продолжал, делая осторожные, скупые жесты, как будто боялся что-то разбить: