Бажоный [Повесть] - Геннадий Аксенов


Эта повесть о нелегкой судьбе подростка. Немало горького выпало на долю Василька, оставшегося сиротой. Но это не погасило света в его душе, не убило доброго отношения к людям и всему живому в его родной лешуконской тайге. В этом главная ценность повести.

Содержание:

  • Сирота - Часть первая 1

  • В тайге - Часть вторая 4

  • Прощание - Часть третья 17

  • Текст задней обложки 20

Геннадий Павлович Аксенов
Бажоный

Сирота
Часть первая

Темнота мягко укутала деревню, и она затаилась на длинную осеннюю ночь, слившись с окружающим ее лесом.

Тишина. Лишь ветер-озорник треплет доску изгороди дома, белеющего в темноте новым срубом.

По улице, меся грязь резиновыми сапогами, идет сторожиха Анисья Николаевна. Ей давно за шестьдесят, но свою ночную службу, она несет исправно, зарабатывая на пропитание.

Старушка живет одна-одинешенька, если не считать полосатого рыжего, как тигр, кота, в хорошую погоду обычно сопровождающего свою хозяйку во время ее ночного дежурства.

Деревенские ребятишки прозвали кота Аншуковым по фамилии Анисьи Николаевны. Впрочем, как повелось исстари, в Лебском половина жителей с такой фамилией. Вот и дом с белым срубом тоже Аншуковых.

Сторожиха подошла к изгороди, у которой хлопала на ветру доска. "Надо будет сказать Васильку, чтоб прибил".

Неожиданно, рыкнув, под ноги старушке бросилась черная собака.

- Ах ты, сатана проклятущая! Как напужала, окаянная! - замахнулась на нее палкой-колотушкой Анисья Николаевна. - И, даже оправившись от испуга, она все еще продолжала ворчать: "Из-за тебя, черная бестия, все невзгоды. Сколько людей со света сжила, нечистая сила. Вот и малец сиротинкой остался. А какие добрые люди были!".

Черный пес, признав сторожиху, юркнул под крыльцо, а едва начало рассветать, он стремглав помчался в сторону кладбища, откуда вскоре донесся его вой.

Каждое утро пес прибегал сюда, пытаясь разрыть могилу недавно похороненной хозяйки. И ее тринадцатилетнему сыну приходилось ежедневно наводить здесь порядок. Только ему и удавалось увести своего Шарика домой.

Младшего Аншукова - Василия - в деревне все называли Васильком. И правда, он был похож на этот полевой цветок: белокурые, вьющиеся волосы и на нежном лице голубые-голубые глаза.

С постели его подняло мычание коров, которых гнали на пастбище. Прильнув к стеклу, Василек оглядывал колхозное стадо, заполнившее всю улицу. Вот они - Зеница, Зорька, Верба, Рита, Красавица. Он не только знал коров по кличкам и внешнему виду, но и изучил характер каждой.

"А где же наша Маруся?" - искал взглядом паренек. И тут же увидел, как ко крыльцу свернула крупная пятнистая корова с большим выменем. Она не прошла мимо своего дома, и парнишка выскочил ей навстречу.

- Маруся! Марусенька! Домой пришла! - протянул он ей вареную картофелину. Корова слизнула языком угощение с ладони и стала тереться о руки Василька.

Теперь корова стояла на колхозной ферме, и доила ее Фелицата. Маруся в сутки давала литров пятнадцать - двадцать, и Василек ежедневно приносил домой двухлитровый бидончик молока. Куда парню больше!

Увидев идущих позади стада пастухов, парнишка хлопнул корову по боку.

- Иди, иди, Марусенька, на пастбище! Пощипли вволю травки. Придет зима - еще наголодаешься на ферме.

Послушная корова вклинилась в стадо. А Василек, взмахнув рукой, поприветствовал знакомых пастухов: дядю Петю и окончившего в этом году семилетку - Филиппка.

Недавно Василек также гонял на пастбище коров. Но две недели назад у него умерла мать, и его пока на работу не посылали.

Беда за бедой обрушивалась на семью Аншуковых, живших небогато, но дружно. Первым ушел из жизни израненный на войне отец. Затем погибла на лесозаготовках старшая сестра Василька - Зина.

Колхоз на зиму выделял лесопункту людей и гужевой транспорт. Сезонники рубили лес, сами вывозили его на лошадях к реке и сплачивали в плоты, состоящие из пучков - десятков бревен, связанных проволокой. А весной, во время паводка, пароходы вели плоты к лесозаводам Каменки.

Начальник лесопункта был доволен работой сезонников: местных людей, приученных к труду с детства, не сравнишь с рабочими по оргнабору, многие из которых и лес-то видят впервые и топор до этого в руках не держали. И колхозники на работу в лесопункт шли охотно: там сезонникам выдавали спецовку - валенки, телогрейку, ватные брюки и рукавицы, а также платили деньги. В колхозе же, как ни трудись, кроме трудодней-палочек в ведомостях получать нечего.

Зину назначили в бригаду рубщиков леса сучкорубом. Восемнадцатилетняя бойкая девушка сразу приглянулась всем и быстро освоила обязанности. Карзать - обрубать сучки и стаскивать их в кучи, а под вечер сжигать - для нес было делом привычным. Приходилось и раньше лес рубить для строительства своего дома.

Доброе слово о дочери радовало материнское сердце. Да и для семьи Зинина зарплата была немалой поддержкой.

Без мужика дом строить - дело сложное. Рубить стены, выделывать в окнах косяки, вставлять двери мастера должны, а их кормить-поить надо, да и деньги за работу платить. Вот тут и помогли Зинины заработки.

Не забыла сестра и о брате. Когда под Новый год собрались всей семьей, мать достала из шкафа блестевшее лаком ружье - "ижевку" двадцатого калибра.

- Вот, сынок, тебе подарок от Зины. Вырастешь не забывай ее.

Какая это была радость для Василька! Будет у них теперь весной и осенью на столе и утка, и тетера, а иногда и зайчатина. Ружье - это великое приобретение в семье. Тогда никто и подумать не мог о приближающемся несчастье.

Февраль выдался вьюжным, снега навалило целые горы, и большой план оказался под угрозой срыва. Все старались, работали и в выходные, но с малой отдачей.

Знали, что в ветреную погоду рубить нельзя. Но сезонники хотели заработать, и бригада, в которую входила Зина, направилась в делянку.

Легко, как шустрая белочка, прыгала девушка по наваленным соснам и елям, весело звенел на морозе ее топор. Сверху сыпался снег - голову не поднимешь. Невдалеке бригадир с помощником валили пилой деревья. То ли Зина слишком близко подошла к вальщикам, то ли переменившийся ветер неожиданно опрокинул дерево в ее сторону, но отломившийся на морозе от поваленной сосны сук ударил девушку по голове. Из носа и ушей ее хлынула кровь.

В сознание Зина так больше и не приходила, хотя по дороге до деревни в санях, еще стонала. А затем утихла навсегда.

Декабрьские и январские холода так проморозили землю, что могилу на всю глубину пришлось вырубать топором и крошить ломами.

В последний путь комсомолку Зину Аншукову провожали с почестями: школьным горном, барабанами и флагом.

На кладбище мать горько плакала у гроба дочери.

- Прости, мое солнышко, не сохранила я тебя!..

Василек с Раиской с трудом увели ее домой.

Тяжело переживала семья утрату. И особенно надломила смерть Зины мать. В сорок два года Матрена Панкратьевна поседела, стала молчаливой. Спасала только работа. Дел на ферме было невпроворот: начались отелы, не хватало кормов. Истощенные коровы от слабости не стояли на ногах, их с двух сторон подвязывали к жердям.

Чтобы как-то поддержать скот, доярки ходили за хвоей в лес. Василек не раз помогал им: нарубят они с матерью молодых елочек, обкарзают с них ветки-лапки зеленые, нагрузят полные санки и тянут к скотному двору. Там хвою заваривают в чанах, и голодные коровы едят ее, лишь крупные палки в кормушках остаются.

Ранним утром уходит Матрена Панкратьевна на работу, а вечером позже всех с фермы возвращается. Вся ее жизнь на скотном дворе проходит без выходных и отпусков. Да и ночью нет ей покоя: горюет она о Зине. "И за что ей судьба такая выпала? А от судьбы разве убежишь? Кому что суждено - не обойдешь, не объедешь", - думает, ворочаясь в постели, мать.

И о младшей дочери она тревожится. В последнее время не дает ей покоя мысль: "А что, если Раиску в город отправить? Пусть учится. Хотя одна из их семьи с образованием будет. Не всем же им в колхозе от рождения и до смерти, как каторжным, загибаться".

Семилетку Раиска закончила на "четыре" и "пять". Знает мать, что дочь мечтает поступить в техникум связи. Но понимает, что колхоз ни за что не отпустит нужного ему работника. "Так ведь за неделю всех распустить можно, - скажет председатель. - А кто государству будет сдавать молоко, масло, мясо? Кто будет выращивать картофель, капусту, лук, морковь, рожь, овес, ячмень? Кто заготовит необходимые для скота корма?". Нет, не может она, организатор колхоза, член правления, просить, чтобы отпустили ее дочь на учебу в город.

И все же расспрашивала Раиску, что пишет ей о городской жизни подруга, которая с грехом пополам все же вырвалась из деревни в Архангельск. Да и без руки вернувшийся с войны сосед Егор Ефремович постоянно подзуживал ее.

- Уж ты, Матренушка, постаралась бы выхлопотать для Раисы разрешеньице в город. Девка она умная, пусть специальность получит. Что ее ждет, если не уедет в город учиться? Разве что тебя заменит на ферме или выйдет замуж за лесоруба и будет, как Зина, лес рубить. А его сколько ни руби - не будешь богат, а будешь горбат… С тобой же Василек останется. Не успеешь оглянуться - парень мужиком будет. А отслужит в армии - женишь. Опять же невестка тебе в помощь. А пойдут внуки - вот где твое веселье-то!

Матрена Панкратьевна соглашалась с соседом, но когда представлялась возможность поговорить с председателем, язык у нее не поворачивался.

Как-то уже в середине лета на пастбище, что в шести километрах от деревни, подкатил на "козлике" секретарь райкома Бобрецов. Лебская ферма по надою молока и сдаче его государству была на первом месте в районе. И прямо на дойке секретарь вручил дояркам и пастухам почетные грамоты и медали. А лучшая доярка района Матрена Панкратьевна Аншукова была награждена орденом. "Лучше бы денег дали, чтоб детям одежку купить", - подумала она. Но орден приняла, поблагодарила и пообещала трудиться, не жалея себя. И сразу же, положив в карман халата коробочку с орденом, юркнула с ведром под корову Красулю - дойку же не остановишь.

А в это время животновод, молодая, языкастая, Анна Дмитриевна Лешукова возьми да и брякни секретарю:

- Старшая дочь Матрены Панкратьевны погибла, работая сезонницей. А младшая, окончив семилетку, очень хотела бы в техникуме связи учиться. Мать тоже не против, но просить не станет - таков у нее характер. Может, вы поможете, товарищ секретарь? - Секретарь помнил о несчастном случае в лесопункте.

- Помочь надо! - обратился он к председателю колхоза. - Людей в колхозе, конечно, не хватает. Но и учиться надо, если желание и способности имеются. Деревне специалисты тоже нужны. Пусть девушка едет!

Вскоре Раисе оформили документы, и она уехала поступать в Архангельский техникум связи. Экзамен сдала, получила стипендию, о чем и написала домой.

Письма от нее из Архангельска стали приходить регулярно. Раиса писала о своей учебе, о том, где побывала в городе, о своих новых знакомых. Заканчивая второй курс, на вечере, она познакомилась с Григорием, моряком дальнего плавания. Он увлек девчонку рассказами о тех странах, в которых побывал, делал ей заграничные подарки. И вскоре Раиса написала домой письмо:

"Мамочка, что делать? Вот уже месяц, как я дружу с Гришей. Он закончил Архангельскую мореходку. Родители у него старенькие, живут в поселке в красивом деревянном домике из двух комнат. Гриша у них - единственный. Он был женат, но пока ходил за границу на полгода и более, жена загуляла. С ней Гриша разошелся. Высылаю вам фото вместе с ним, с моим Гришей. Учусь хорошо. За меня не беспокойтесь, ведь мне восемнадцать…".

- Раиска! Доченька моя! - мать разглядывала фотографию и не верила своим глазам: это ее Раиска, такая счастливая, улыбающаяся, в яркой кофте - видать, жених подарил. Да и у Григория вид в морской форме бравый.

Одно беспокоило Матрену Панкратьевну: возрастом Григорий лет на десять старше дочери, повидавший жизнь человек. "А может, это и к лучшему, что старше, - успокаивала она себя. - Крепче будет любить и беречь, не бросит с ребенком. Раиса и жизни-то еще хорошей не видела. А с родителями Григория ей будет легче мужа из плаванья ждать. Им она непременно понравится. Ее Раиса умеет и вязать, и чинить, и стирать - с детства приучена. Опять же опрятна, чистоту любит. И обед, бывало, приготовит не хуже меня. Насчет этого не стыдно будет тестю в глаза смотреть. Есть девки - с детства в деревне живут, а ни лошадь запрячь, ни корову подоить, ни с домашними делами управиться не умеют. Взять хотя бы Таню Моськину… Мои Зина и Раиса не такими выросли. - При воспоминании о погибшей дочери непрошенная слеза покатилась по щеке. - Ясно, Зину, ту не вернешь из сырой земли, а Раиска - девка на выданьи. Коли возьмет Григорий замуж, пусть выходит".

- Мам, ты что, так и будешь в одежде у порога сидеть? - прервал ее раздумья вернувшийся из школы сын.

Покормив Василька, Матрена Панкратьевна зажгла десятилинейную керосиновую лампу.

- Пиши, сынок, ответ Раиске.

И принялась диктовать:

"Твое письмо нас порадовало. Насчет дружбы с Гришей - тебе жить, тебе и думать. Дружить не запрещаю. Одно хочу сказать - не принеси в подоле. Больше месяца встречаетесь, а он мужик. Если у него серьезные намерения и он любит тебя, пусть сватается. Зарегистрируйтесь и дружно, живите, как люди. Век в девках не будешь, и если замуж берет, иди. О нас не думай. Мы с Васюткой как-нибудь проживем. У нас изба для жилья есть и ладно, не в чужих людях. Васютка обнес вокруг дома изгородь, летом сделаем крыльцо. Двор пока рубить не будем, пусть растет Василек. Осенью пойдет в седьмой класс. Школу закончит - и из одного чугунка есть будем. Ружье есть - так когда утку или тетерку на суп подстрелит, а удочкой рыбы на уху наловит. Перебьемся. Дальше учить не смогу. Десятилетка за двести километров от деревни, нужны деньги. А где я их возьму? Трудодни не пошлешь. Это дома учиться можно: свои грибы, картошка, капуста, лук, ягоды да молоко. На следующее лето надо двор дорубать, чтоб сено хранить под крышей. Хотя у меня и у самой топор из рук не выпадет, но придется мужиков просить на помощь. После твоего отъезда за два года один раз ходила с Васильком в кино. Смотрели в клубе картину "Свинарка и пастух". Очень понравилось. Баско живут люди - не то что мы мучаемся. Привет тебе от Егора Ефремовича и Маланьи и доярок Фелицаты, Людмилы, Фени, Розы, а также от дяди Василия и тетки Феклы. Пиши. Ждем ответа, как воробей лета".

Васютка, запечатав конверт, сбегал и опустил письмо в почтовый ящик, висящий на углу правления колхоза. А через месяц пришла телеграмма: "Мама Васютка ждем на свадьбу 1 мая целуем Раиса Гриша".

Довольная Матрена Панкратьевна вместе с телеграммой показывала всем и цветную фотографию Раисы с Гришей.

Бабы-доярки радовались вместе с подругой:

- Молодец, Матрена, что отправила дочь учиться. Бог счастье дал Раисе.

Лишь Танька Моськина долго глядела на фотографию, а потом, прищурившись, презрительно так сказала:

- По лицу-то так не ахти какой красавец. Только что городской, да с усами. Мой друг Витька Гольчиков гораздо красивей…

Слова ее больно задели Матрену Панкратьевну.

- С лица-то не воду пить! Зато грамотный он! - выхватила она из рук девки фотографию.

И как ни просили, больше никому не стала показывать ее.

"Уж моя Раиска оболтуса не полюбит, стоит ли злиться на беспутную девчонку, которая так на всю жизнь и останется в деревне", - успокаивала она себя.

На свадьбу Матрена Панкратьевна с Васильком не поехали - причин тому было предостаточно. В апреле началась распутица. Мезень после ледохода вышла из берегов, залила проселочные дороги, снесла нa ручьях деревянные мосты. Пешком до районного центра и за неделю не доберешься. Да и билет до Архангельска на самолете в сто рублей обойдется. А кто их даст? В колхозе за прошедший год по тридцать копеек на трудодень насчитали, так что не знаешь, как концы с концами свести. И с подменой не просто: кто согласится, если корма на исходе и отелы идут. Как ни велико желание побывать у дочери на свадьбе, да выхода нет.

Поговорив с сыном, Матрена Панкратьевна дала Раисе телеграмму: "Поздравляем живите дружно приехать не сможем распута ждем гости целуем мама Василий".

Первое время после свадьбы письма от Раисы были частыми и радостными. Мать и брат с нетерпением ждали ее на летние каникулы. Но неожиданно Раиса сообщила: "Из общежития ушла и переехала к родителям Гриши на третий лесозавод. Приехать на лето не могу, буду работать почтальоном в поселке. Последний курс закончу заочно. Муж пока не работает". И решительно попросила: "Денег мне, мама, больше не высылай. Я уже взрослая…".

- Чует сердце мое неладно у них… - высказывала свою тревогу Матрена Панкратьевна сыну.

На крыльях бы велетела она к кровинушке своей. Но что о ней подумают люди? Скажут: "Орден получила, дом построила, дочь замуж выдала - и коров по боку. На гулянье в город потянуло! А мы за нее отдувайся, вкалывай до седьмого пота". Нет, так она не поступит.

Не спится ей по ночам. Прислушиваясь к ровному дыханию набегавшегося за день сына, она встает с постели и медленно бродит от дверей к окну и обратно, горько размышляя: "Счастье моей Раисы, видать, корова языком слизнула. Вот Татьяна Моськина - та от работы не надорвется и в замужестве не ошибется. В молодости нагуляется, да и мужика работящего отхватит. Я же научила своих детей одному - честно работать, уважать труд. Может, неправильно воспитывала? Чересчур следила, чтоб не гуляли да девичью честь берегли. И вот результат: она последние деньги на Раису извела, чтоб ее выучить, а та учебу оставила. И как это можно, чтобы молодой мужик женился и не работал? Когда ж тогда трудиться, как не молодому", возмущалась Матрена Панкратьевна.

Тревога в душе все усиливалась: И как дальше жить? У Василька одна рубаха-перемываха, штаны в заплатах. Хорошо, остались от Зины валенки да фуфайка, иначе не в чем было бы зимой выйти. Голь мы перекатная, - всплакнула женщина, упав на кровать.

Вспомнилась фраза из Раискиного письма: "Мама, мне денег больше не высылай". Что ни говори, а дочь у нее с характером. Если что не так получилось, так это от того, что к городской жизни она непривычна.

Дальше