- В промышленную зону, - поправила его Аллисон, и Стивен кивнул и выбросил окурок в окно. Они называли это место промышленной зоной южного Сан-Франциско по той же самой причине, что и я. Не потому, что это название населенного пункта или потому, что там все чем-то промышляют. А потому, что слова "промышленная зона южного Сан-Франциско" прилепились к горе, как та знаменитая вывеска в Голливуде, правда, без мишурного блеска, поэтому, если подъезжаете к ней со стороны аэропорта, когда ваша жизнь в Сиэтле повисла над вами черной тучей вулканического пепла, вы можете выглянуть из такси и подумать: "Вот здесь я буду жить. Здесь моя новая квартира".
- Поехали, - произнес Стивен. - Лучше за руль сяду я, потому что я лучше знаю, куда нам надо.
- Нам ведь надо всего лишь доехать до заправки, - возразила Аллисон.
- А куда, по-твоему, еще? - переспросил Стивен. - Куда мне еще, по-твоему, надо?
Он вышел из своей неподвижной машины и выпрямился. Аллисон дрожала на ночном ветру. А еще со стороны металлического забора доносился такой звук, словно какая-то из птиц решила, что это плохая затея. Или просто шумели деревья - может, они тоже дрожали от ночного холода.
- У тебя действительно закончился бензин? - уточнила Аллисон.
- Сколько раз мне повторять одно и то же? - вспылил Стивен. - Послушай, у меня был тяжелый день, ты собственными глазами видела, как я послал это дело подальше. Откуда мне было знать, что еще тебя придется тащить за собой. У меня были совершенно другие планы, хотя я сам толком еще не знал, куда поеду. Но я решил: так уж и быть, сделаю ей одолжение.
- Я думала, ты едешь домой, - промямлила в свое оправдание Аллисон.
- Для этого мне нужно сначала заправиться, - сказал Стивен. - Иначе никак. Кстати, за руль все-таки сяду я. Дай мне ключи.
- Не знаю, - возразила Аллисон. - Может, машину все-таки поведу я?
Но Стивен уже шагнул к водительской двери машины ее подруги, и Аллисон впервые заметила, что он прихрамывает.
- Ты уже один раз заблудилась, - сказал он и протянул за ключом руку. Ключ, конечно же, был у Аллисон. Он был зажат у нее в ладони. Пока она подходила к машине, пока протягивала ему ключ, мимо них не проехало ни единой души. Она протянула ему на ладони ключ, и в какой-то момент их руки соприкоснулись, и это было как в кино. Например, когда Ингрид Бергман дает ключ в руку Кэри Гранту, который должен спуститься в винный погреб, чтобы сразить нацистов. Аллисон и Стивен были не в кино. Они были на окраине промышленной зоны южного Сан-Франциско, которая уже сама по себе окраина, и в конце фильма любовь торжествует, несмотря на нацистов и отравленное молоко, а также несмотря на мужа, которого играл актер, чье имя Аллисон так и не запомнила. Сама она села на сиденье рядом с водительским, и ее ноги коснулись любимой музыки ее подруги, кассет, что валялись разбросанными на полу. Когда Стивен поворачивал ключ, в магнитоле играла все та же песня, несмотря на то, что они оба уже переместились в будущее.
- Ненавижу эту песню, - произнес Стивен, всматриваясь в боковое зеркальце и выворачивая машину на встречную полосу. Теперь многоквартирные дома были справа, а поле для игры в гольф слева, а вот дорога выглядела точно так же, что и раньше.
- Она просто была включенной, - ответила Аллисон. - Я ее специально не выбирала.
- Тогда выбери что-то другое, подними какой-нибудь диск или кассету с пола, - ответил Стивен. - Господи, не тачка, а развалюха.
Аллисон мысленно задалась вопросом, считать ей или нет слово "господи" - под ним не иначе как подразумевался Христос - вторым проявлением антисемитизма со стороны это парня, или же ее просто глючит после той первой фразы, брошенной в разговоре по телефону. Она нагнулась, подняла с пола кассету и нервным движением вставила ее в магнитолу. Хит недавних времен оборвался, а вместо него зазвучала песня, которой ни при каких обстоятельствах не стать хитом, даже несмотря на всю свою красоту. Это был романтичный напев, хотя и довольно ритмичный, и ритм этот пощелкивал и потрескивал, словно брошенный на ступеньки калькулятор.
- Еще хуже, - произнес Стивен. - Кстати, что это за песня? Такое впечатление, будто пищит какой-то педик в сопровождении ударной установки.
- Это кассета близкого мне человека, - сказала Аллисон. - И машина тоже близкого мне человека. И она оттого вся такая, что я попросила одного парня перегнать мне ее с вещами сюда из Сиэтла, чтобы самой прилететь самолетом. Но этот тип оказался совершенно ненормальный. И теперь я в толк не могу взять, почему не захотела перегнать машину сама.
- Представляю, - усмехнулся Стивен.
- И, пожалуйста, не употребляй при мне слово "педик". Особенно здесь, в Сан-Франциско. Кстати, почему народ так любит употреблять это слово? Вот ты, например, учишься в университете и употребляешь слово "педик".
- Я завязал с этим делом, - сказал Стивен, - оно не для меня.
- Ты ушел во время занятий в библиотеке, - возразила Аллисон. - Тебе не получить назад своих денег.
- Я не подавал заявления о зачислении на это отделение, - заметил Стивен. - Или ты решила, что я тоже ненормальный?
- Да, - ответила Аллисон, - ты тоже. Сейчас я почти уверена.
Снаружи дорога была точно такой же: все тот же уродливый забор, все те же огни безликих многоквартирных домов. Где она? Почему не осталась сидеть там, на составленных подковой стульях, почему не вцепилась в ногу библиотекарши, почему не заявила, что не сдвинется с места, пока ее не доставят домой и не накормят горячим ужином?
- Можно я скажу, что я о тебе думаю? - спросил Стивен и вынул из кармана очередную сигарету. - По-моему, тебе хватит собственных мозгов, чтобы самой найти выезд на автостраду, но ты слишком одинока и не хочешь возвращаться в пустую квартиру, вот ты и попросила, чтобы я тебе помог. Наверняка у тебя вот уже несколько месяцев никого не было. Ни друга, ни любовника.
- Неправда, - возразила Аллисон. - Все, что ты говоришь, - неправда, особенно про любовника. Кстати, у тебя полно собственных проблем.
- Согласен, я зол, но у меня есть на это причины, - ответил он. - Можно я здесь закурю? Прикуриватель исправен?
- Нет, - ответила Аллисон, - у меня есть спички.
Она открыла сумку и порылась среди полученных в библиотеке листков бумаги. Спички, как ни странно, нашлись. Мимо проплывал все тот же забор. Аллисон чиркнула спичкой и поднесла ее к сигарете, торчащей в уголке рта ее спутника.
- А где этот твой близкий человек? - неожиданно спросил Стивен вместо того, чтобы сказать "спасибо". - Он что, тебя бросил, этот твой приятель, а ты в отместку захапала его машину со всей его голубой музыкой?
- Опять ты про голубых, - вздохнула Аллисон. - Нет. К тому же это была подруга.
- Лесбиянка? - уточнил Стивен. - Собственно говоря, я ничего не имею против.
- Похоже на то, - ответила Аллисон. - Она была моим самым близким человеком. И до сих пор им остается.
- Как я понимаю, остальное меня не касается, - произнес Стивен, и Аллисон оторвала взгляд от собственных колен. Его взгляд метался туда-сюда по ветровому стеклу, хотя впереди ничего не было, лишь то, мимо чего они совсем недавно проезжали. Последняя фраза показалась Аллисон самой приветливой из того, что он сказал ей сегодня. Возможно даже, это была самая приветливая фраза с того момента, как хозяин квартирки Аллисон сказал ей, что на нее приятно посмотреть.
- И где же заправка? Мне пора выучить, что есть у вас в округе, если я хочу тут и дальше жить.
- Заправка будет через пару минут, - сказал Стивен. - Если они, конечно, отпускают бензин в канистру. Потому что кто знает, какие у них правила после катастрофы. Вдруг нам откажутся продать канистру бензина. После катастрофы у нас жуткая неразбериха. Народ творит что хочет. Ну, сама знаешь, бей евреев, отбирай у них деньги, а самих поджигай - пусть горят себе синим пламенем.
- Ты, случайно, не сидишь на наркотиках?
- Сижу? Разве на них сидят? - ответил Стивен и открыл рот с зажженной сигаретой, чтобы выпустить на волю смешок. От Аллисон не скрылось, что смешок был из разряда тех, что обозначают одновременно и скрытое извинение, и намек: мол, пора сменить тему разговора. Она знала немало Стивенов, но этот Стивен был первым, который усмехался таким смешком, начиная с того самого времени, когда она училась в школе. Тот Стивен сказал, что хочет пригласить Аллисон на маскарад, а потом вместо нее пригласил Лайлу. Или все было с точностью до наоборот. Аллисон запомнилось только выражение ее лица, когда они с Лайлой вдвоем ждали его у черного хода возле уродливой стенной росписи, которую они нарисовали для мисс Уайли. Наверное, была среда, потому что, когда они приехали в Еврейскую школу, кровь на рукаве у Лайлы вызвала настоящую сенсацию. Побить того Стивена оказалось просто, ну совершенно просто.
- Гляди, - сказал он, и на какое-то мгновение Аллисон подумала, что они доехали до заправки, однако снаружи ничего не было видно. - Гляди, - повторил Стивен и протянул руку к ее подбородку. Не прилагая особых усилий, он повернул ей голову, чтобы Аллисон посмотрела в его сторону. - Я имею в виду выражение лица. Не смотри на меня так, прошу тебя. А лучше расскажи мне что-нибудь, что угодно, первое, что придет в голову. Например, сон. Скажу честно, нынешняя ночка для меня не подарок.
- Для меня тоже, - произнесла Аллисон и постаралась отвести подбородок чуть в сторону.
- Именно это я и хочу сказать, - гнул свою линию Стивен. - Нам с тобой нет резона вести себя как посторонним людям.
- Уговорил, - согласилась Аллисон, а потом вновь произнесла: - Уговорил. Тогда скажи мне, что у тебя с ногой. Почему ты хромаешь.
- Я ушиб ногу, - солгал Стивен, - но я не это имею в виду. Ты ведь сейчас флиртуешь со мной. По-моему, внешне ты очень даже ничего. Ну ладно, давай говори, что хочешь.
Песня промурлыкала второй куплет. То есть они дошли до второго куплета. Хотя кто знает, может, это был уже припев, в котором певец утверждает, что не отпустит вас от себя, даже если вы будете настаивать, - и не надейтесь. Аллисон никогда не нравилась эта песня - в отличие от Лайлы, которая готова была слушать ее до бесконечности, постукивая ослабевшими пальцами по рулю - до тех пор, пока ей не запретили водить машину. Как жаль, что сейчас она не с Лайлой, что это не та ночь, когда они с ней катили куда-то по хайвею. То ли им надо было на какую-то вечеринку, то ли они просто наматывали мили по городу и ревели.
- Как бы мне сейчас хотелось быть в другом месте, - сказала Аллисон. - Только не здесь.
- Да ладно тебе, - произнес Стивен, вытащил кассету из магнитолы и - Аллисон отказывалась верить собственным глазам - швырнул ее в окно автомобиля. В этот самый момент из динамика раздался мужской голос, который заговорил про то, что он-де эксперт.
- Я эксперт, - заявил эксперт. - У меня по этой теме несколько ученых степеней.
- Ясно как божий день, что мы с тобой перепихнемся, - произнес Стивен. - Чтобы это понять, не нужно никаких степеней. Думаю, тут мы можем быть честны друг с другом.
- Послушай, - спросила Аллисон, - ты действительно выбросил кассету в окно?
- Это не твоя кассета, - произнес Стивен и довольно осклабился. Между зубов у него мелькнуло что-то черное - то ли черным был зуб, то ли этот самый зуб отсутствовал, и Аллисон неожиданно со всей ясностью осознала, что никогда не узнает, что там такое на самом деле. Она тихонько сбросила с ног туфли Лайлы, и те с легким стуком упали на рассыпанные по полу машины кассеты. Она была готова. Если понадобится, она бросит эти песни и даже эту машину - правда, машина не ее. У евреев это в крови - потихоньку, незаметно и, главное, быстро слинять из города. Потому что неизвестно, когда ситуация в очередной раз обернется против евреев, но как только такое происходит, бог мой бог мой бог мой, ты знаешь, что день настал. Аллисон увидела на повороте пятнышко красного света - словно призрак - и тотчас поняла, что в ее будущем настал момент, когда слово "сдержанная" к ней больше неприменимо.
- Все, с меня хватит, - сказала она.
- Разве я не говорил то же самое? - произнес Стивен. - Давай просто перепихнемся. Можно поехать к тебе или ко мне, как хочешь. Утром решим, что делать с моей машиной. А сейчас давай на все забьем, пока мы с тобой впереди.
- Позади! - воскликнула Аллисон, причем очень и очень громко, и Стивен моментально стрельнул глазами в зеркало заднего обзора. - Давай забьем, пока мы позади.
И машина, машина Лайлы сбросила скорость и замерла у обочины. Дверь распахнулась, и внутрь тотчас проник ночной воздух. Аллисон босиком вышла на гравий, а может, и на битое стекло, и сделала пару быстрых шагов по чьему-то газону.
- Разумеется, следует ждать очередную катастрофу, - вещал тем временем эксперт. - Или вы думаете, что это первый и последний вулкан, и больше мы о нем не услышим? Давайте не будем начинать с того, сколько людей по причинам, которые я только что перечислил, ненавидят свободу.
- Что? - вскричал Стивен. - Мы еще не приехали! Ведь это не моя машина!
Где-то позади на земле валялась сломанная кассета, но, как я уже сказал, Аллисон она никогда не нравилась. Потому что это была кассета Лайлы. Что касается ее, Аллисон, то она уж как-нибудь проживет и без кассеты. Разумеется, Аллисон не способна была заглянуть далеко в будущее. Собственно говоря, никто из нас не способен. В этой книге потому действуют только молодые люди, что я сам еще довольно молод. Я не знаю, что такое любовь для тех, кто уже немолод, и в каком возрасте больнее всего разбиваются сердца, и что с ними потом бывает, заживают они, или же, как я подозреваю, люди так и остаются жить с разбитыми сердцами, несмотря на то, сколько произошло катастроф.
- Ведь это даже не моя машина! - повторил Стивен. - Это даже не моя машина, и у меня есть один вопрос. Как ты собираешься добраться до дома, если ты не хочешь добраться до дома вместе со мной?
У Аллисон тоже имелся вопрос.
- Откуда мне знать? - крикнула она и широко развела руками, однако в этот момент эксперт воскликнул "О боже!", и программа прервалась рекламной паузой. Но Аллисон точно знала, что и как. Потому что хотя впереди нас и ждут новые катастрофы, нет смысла избегать те из них, что уже произошли, когда вы застряли где-то посреди ночного шоссе.
- Я поймаю такси! - заявила она. - Как я сразу не подумала!
- Ха! - усмехнулся Стивен. - Ты отдаешь себе отчет в том, что творишь?
И он кашлянул, так и не вынув изо рта сигареты, и в какой-то момент можно было подумать, будто он произнес "воистину".
- Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что творишь, воистину? - словно он был Шекспиром, сияя блеском славы из далекого прошлого.
Свет, разумеется, сделал свое дело. Красный свет остановки, и белый от лампочек, прикрепленных к стенам домов, и какой-то странный оранжевый свет в небе - все эти огни смотрели на Аллисон, а она тем временем сделала еще один шаг по мокрой траве, а потом еще один и еще. Это был не закат - тот странный свет, что озарял небо. К тому же Аллисон точно знала, что он освещал не западный небосклон. Ходить босиком, конечно, не дело, это ошибка, но поправимая. Она найдет бордюрный камень получше и станет на него, откуда будет легче поймать такси или - давайте посмотрим правде в глаза - любого другого спасителя, который встретится на пустынном шоссе. Если долго махать рукой, кто-нибудь наверняка остановится и довезет ее туда, куда нужно. Аллисон прищурилась, глядя на странное зловещее небо, и сделала еще один шаг, затем еще один, потому что в будущем - и это она видела со всей отчетливостью - такого больше не произойдет.
Истинно
Истина - часть моей истории. Несколько человек пытаются пронести в кафе огромное количество картофеля. Мне это известно потому, что я сам сижу в кафе, где происходит эта история. Картофель засыпан в ящики, а ящики сложены друг на друга в виде пирамиды и скреплены воедино, как сейчас принято, защитной пластиковой оболочкой - подобно ледяной паутине, наброшенной на нас самой Снежной Королевой, если бы этим картофелем были мы с вами, и мы лежали бы в ящиках, и если бы существовала Снежная Королева. Картофельная пирамида поставлена на колеса, и все равно картофель никак не может проникнуть в кафе. Не может, и все тут. Над этим невозможным проектом трудится немалое число людей. Они что есть сил упираются кулаками в ящики. Они просят тех, кто сидит за столиками, немного подвинуться, и несколько женщин тоже берутся за дело. Не все, кто трудится над этим невозможным проектом, работают здесь, в кафе, однако все до одного уверены, что смогут протиснуть огромную пирамиду картофеля в узкую-узкую дверь. Они заблуждаются. Проект невозможен не в том смысле, как невозможно взобраться на высокую гору или встретить свою единственную любовь в ночном клубе; он невозможен в том смысле, как невозможно воскресить человека из мертвых. Если картофель в конечном итоге попадет в кафе, это будет сродни самому настоящему чуду.
Но чудо случилось раньше, причем с предметом гораздо меньших размеров, нежели картофелина. Мне тогда как раз стукнуло семнадцать, и я был безнадежно влюблен. Дело происходило во время каникул в Аризоне. Я говорю на тот случай, если вам хочется знать, долгая это история или нет. Мы тогда поехали на экскурсию в Талиезин, в архитектурную школу, которую основал и спроектировал Франк Ллойд Райт, на которую и на которого мне тогда было самым откровенным образом наплевать. Потому что я был влюблен и не мог думать ни о чем, кроме любви, хотя она - Мисси Рубензик - не появляется в моей истории. Перед входом в школу простиралась дорога, и я с мрачным видом шагал по ней - по широкой полосе гравия, который был привезен сюда не иначе как с местной каменоломни, и эта полоса вела к зданию, внутрь которого мне совершенно не хотелось заходить. Где-то примерно на полпути моя мать, которая появляется в рассказе "В частности", где она вынуждена вместе с другими взрослыми делать совершенно бессмысленные вещи, а затем снова в рассказе "Ошибочно" при гораздо более жестоких обстоятельствах, заломила руки, после чего взглянула на меня с выражением полного ужаса на лице, словно я был привидением. Она явно запаниковала - нервно ощупывала обручальное кольцо на левой руке, отчего мне в голову пришла совершенно бредовая идея, что она в ужасе из-за того, что я все еще не связан брачными узами.
- Пропал мой бриллиант! - вскрикнула она. - Я потеряла бриллиант с обручального кольца! Наверное, обронила его где-то на дороге.
Все сгрудились вокруг нее, глядя на осиротевшее золотое кольцо, чьи острые зубы теперь впивались в воздух.
- Искать бесполезно, - философски заметил отец. - Все равно что пытаться найти иголку в стоге сена.