История правдива от начала и до конца. Потому что дорога состояла из бесчисленных гладких камней, так что искать здесь было воистину бесполезным делом. Мои родители не на шутку расстроились, ибо бриллиант в обручальном кольце моей матери был вынут из каблука туфли моей бабушки - это единственное место, куда нацисты не додумались заглянуть, когда они с моим отцом и его братом бежали в Америку. Но даже это еще не чудо, хотя нечто от чуда тут, безусловно, есть. Чудо - отнюдь не то, какими неисповедимыми путями бриллианты попадают в каблуки башмаков, начиная с того, как образуется кусок, как его там, углерода, что ли? - а может, какое-то доисторическое существо нашло свою гибель в болотах Африки? - и кончая продавцом бриллиантов в Германии или каким-нибудь домашним приспособлением, например, парой портновских ножниц, которые моя бабушка держала в одной руке, а в другой - тот самый башмак. Бабушка с мрачным упорством все-таки нашла выход из окружающего кошмара. Все эти вещи еще не чудо, по крайней мере не в данной конкретной истории.
Чудо заключается в том, что я нашел пропавший бриллиант, нашел десяток лет спустя в одной книге.
Позади дома пологий холм плавно переходил в долину, а вдалеке величественно возвышался Талиезин… Миссис Бут схватила одну руку другой, а потом посмотрела на меня, посмотрела таким взглядом, словно узрела привидение. Она явно запаниковала. Сначала она нервно ощупывала обручальное кольцо на левой руке, и мне пришла в голову совершенно бредовая идея, будто она в ужасе из-за того, что я все еще не связан брачными узами.
- Пропал мой бриллиант! - вскрикнула она. - Я потеряла бриллиант с обручального кольца! Наверное, обронила где-то на газоне.
Все, кроме Софи, обступили ее, глядя на осиротевшее золотое кольцо, чьи острые зубы теперь впивались в воздух.
- Искать бесполезно, - произнес мистер Бут. - Все равно что пытаться найти иголку в стоге сена.
И мы все перевели взгляд на темный газон, что, казалось, простирался до самого вечернего неба.
- Нам его не найти! - сокрушалась миссис Бут. И тогда Харри попросил фонарик.
[…]
- Нашел! - донесся голос Харри с другого конца газона. - Если не верите, идите посмотрите!
Миссис Бут стояла растерянно, будто опасалась обмана. На ее лице читалось искреннее желание поверить, словно кто-то сказал ей, что она сейчас станет свидетельницей чуда.
В воздух вместе с карманным фонариком вновь поднялась тощая рука Харри, приглашая остальных присутствующих подойти поближе.
- Советую вам посмотреть на него, прежде чем мы поднимем его с земли.
Один за другим присутствующие опустились на колени и, прижавшись щекой к траве, смотрели туда, куда указывал световой луч. Бриллиант поймал этот луч и превратил в огненный цветок. Темноту пронзили желтые, зеленые и белые всполохи, ничем не уступающие по красе радуге или северному сиянию. Казалось, будто передо мной некое природное чудо, которому еще нет названия… и я надеялся, причем надеялся наивно, что Харри не станет поднимать бриллиант, что все согласятся оставить его лежать там, в траве, чтобы мы могли любоваться его волшебным сиянием.
Наивно или нет, но наша поисковая партия действительно оставила бриллиант лежать там, где все мы могли любоваться его волшебным сиянием. Всякий раз, когда я перечитываю эту часть книги - а именно роман Полы Шарп "Вороны над пшеничным полем", - я знаю, что бриллиант по-прежнему там. Прибавьте это чудо к тому, что действие романа происходит в еще одном Талиезине, в городе Спринг-Грин, штат Висконсин, который также далек от Аризоны, как стихи о любви далеки от нее самой. Как нечто такое совсем крошечное способно преодолеть гигантские расстояния? Как мог бриллиант выпасть из обручального кольца моей матери на гравийную дорожку Талиезина в Аризоне, чтобы неожиданно очутиться на газоне Талиезина в романе Полы Шарп?
Кое-кто скажет, что чудеса - это творение рук божьих, но только не в этой книге (Бог в ней появляется лишь один раз, в обличье старшей сестры в рассказе "Кратко", где она пьет ром из хороших бокалов и бессовестным образом флиртует с парнем, которого хочет кто-то другой). Я разыскал эту самую Полу Шарп, чтобы расспросить ее о чуде, и должен признаться: как показала моя беседа с ней, она не имела о нем ни малейшего понятия.
Пола Шарп: Не имею ни малейшего понятия. Это всего лишь крошечная часть рассказанной мною истории.
Дэниэл Хэндлер: Только не для меня. Мне бы хотелось написать на эту тему эссе, если вы не против.
Пола Шарп: Вы хотите написать на эту тему? В таком случае у вас глаз сороки, если вы считаете, что бриллиант представляет нечто такое, о чем можно написать.
И верно, нужен глаз сороки, чтобы разглядеть бриллиант на гравийной дорожке в Аризоне, где происходит моя история, чтобы затем перенести его через всю страну на газон на склоне холма в Висконсине, где происходит другая история, поэтому я снял с полки томик Т. Р. Биркенхеда под заглавием "Сороки. Среда обитания и особенности поведения черноклювых и желтоклювых сорок".
Яркие, хитрые и агрессивные - вот три слова, которые обычно используются при описании сорок, и все три на редкость точны. Редко какие птицы, обитающие вне зоны тропиков, способны внешне конкурировать с сороками: их радужное черно-белое оперение вместе с удлиненным хвостом делает внешность этих птиц легкоузнаваемой и неповторимой. Хитрость сороки, возможно, является следствием враждебного к ней отношения со стороны человека… Неудивительно, что сороке пришлось взять на вооружение подпольный образ жизни, отсюда ее репутация хитрой, изворотливой птицы, сороки-воровки.
Итак, в этой книге сороки хитрые и изворотливые, они сторонятся нас с вами, чтобы избежать враждебного в себе отношения. Наверное, именно поэтому вы их раньше не замечали. Тем не менее они здесь: воздух был полон запахов и птиц (курсив мой), но именно любовь - я в этом почти не сомневался - проникала в мои легкие, эти соседи и конфиденты сердца.
Они были повсюду, сороки, выискивая глазами блестящие предметы и унося их в своих клювах. Ведь как иначе можно объяснить кулон у Джо, который тот получает в рассказе "Очевидно", или же конверт, который Хелена находит в рассказе "Не особенно". Вы можете следовать за ними на протяжении всей книги, перелетая с газона на газон, подслушивая в кафе или лежа в постели, сидя в лесу или в глуши или же высовываясь из окна такси, пытаясь поймать последние слова:
Даже эта п т и ц а (разрядка моя), не обращая внимания на китаянку, когда что-то можно съесть или принести в гнездо, скажет вам это на своем птичьем языке.
Следить за птицами - все равно что ехать вслед за такси, а не за пассажиром. С тем же успехом можно привлечь внимание читателя к слову "китаянка", которую я впервые заметил в нью-йоркской подземке, где и начинается эта книга. Мы с женой как-то раз вечером возвращались домой и, как обычно, о чем-то препирались. Я сказал жене, что брошу ее и уйду к китаянке, которая сидит в дальнем конце вагона метро. И я действительно встал и подошел к этой женщине, которая сидела, не замечая того, что происходило рядом. Вскоре мы с женой уже хохотали во весь голос, стоя в разных концах вагона. Домой мы вернулись вместе, счастливые, и та китаянка больше никогда не возникала в нашей с ней жизни вплоть до того момента, когда я приступил к работе над этой книгой.
В более раннем варианте все действующие лица "Наречий" - даже та китаянка - собрались вместе на вечеринку и решили сыграть в игру. Игра эта называется "Наречия" потому что без игры вечеринка сводится к угощениям и людям, которые беседуют между собой, а этого, надо сказать, в книге и без того предостаточно. Один из присутствующих покидает комнату, остальные выбирают наречие. Человек возвращается и велит остальным разыгрывать вещи на манер этого слова, и это тоже другое название игры. Люди спорят остервенело, делают кофе быстро, и неизбежно наступает момент, когда алкоголь бьет в голову, и народ ведет себя похотливо, и мы все заинтересованно наблюдаем, как водящий заставляет двоих извиваться на полу, якобы танцуя или ведя машину, пока наконец он не угадает все, что они загадали. Похоже на шарады, хотя и не совсем так. Играете, пока не надоест. Никто не ведет никакого счета, потому что нет никакого смысла фиксировать то, что каждый делает. Вы могли бы проследить за птицами на протяжении всей книги или же могли следовать по пятам за совершенно незнакомым вам человеком, которого заметили, когда сидели в такси, или же следить за тем, как разливаются коктейли со страниц сборников рецептов коктейлей, и от них на протяжении всей книги остаются пятна, или же следовать за популярными песенками, имеющими обыкновение застревать в голове, или же следовать за самими людьми, хотя вы наверняка можете их перепутать, поскольку в этой книге многие из них имеют одинаковые имена. Вам никак не проследить сразу за всеми Джо, или всеми Дэвидами, или женщинами по имени Андреа. Вам ни за что не последовать за Адамом, Аллисон или Китом до Сиэтла или до Сан-Франциско или же - целых три тысячи миль, такое расстояние подвластно разве что птице - до Нью-Йорка. В любом случае все это не так уж и важно. Если вы последуете за бриллиантом в кольце моей матери из Африки до Германии, а потом в Калифорнию, Аризону и Висконсин в каблуке туфли моей бабушки или в клюве сороки, на гравийной дорожке или в написанном кем-то еще романе, в центре Земли, откуда извергаются вулканы, вы забудете про чудо, забудете про то, как и почему бриллианты оказываются на пальцах. Потому что главное - не в бриллиантах, не в птицах, не в людях и не в картофеле. Существительные - не самое главное. Главное - наречия, то есть то, каким образом происходят те или иные вещи. То, каким образом люди любят, несмотря на катастрофу, и вы только взгляните - нет, серьезно, взгляните! - ящики с картофелем внесли-таки внутрь кафе! Внесли не просто так, пришлось прорезать пластик - разрезать ярко, хитро, агрессивно, взять хотя бы три этих наречия, что не попали в книгу, - но картофель действительно вносят в кафе. Вот настоящее чудо! Такое случается не с каждым - как в жизни, поскольку некоторые люди погибнут, прежде чем они обнаружат что-то блестящее, или же некоторые из них все испортят, а другие просто поймают птицу не того полета, - однако некоторые обретут любовь. Непременно кое-кто найдет ее, например, в такси, найдет ярко, хитро и агрессивно или любым другим способом.
Не особенно
Хелена до сих пор не получила ни единого письма. То есть ей лично, на ее имя, не пришло ни одного письма, вот и это тоже было адресовано не ей. Потому что на конверте имя не значилось, стоял лишь номер ее квартиры. Конверт был пухлым, словно кто-то прислал миллион долларов. Хелена не могла найти тому причин, но нашла же она однажды в кинозале пятидесятидолларовую бумажку, причем тоже без видимых на то причин.
- Посмотри, что я нашла! - сказала она тогда своему мужу, американцу по имени Дэвид. Сама она была англичанкой, и звали ее Хелена. Порой эта разница воспринималась как необъятный океан, порой как узкий проливчик. Хелена подождала, пока они дойдут до парка, после чего добавила: - Когда я была в кино.
- Мифический зверь, - произнес Дэвид. - Скорее всего единорог. Почему-то мне именно так кажется. Мы не могли бы сейчас обсудить, как я доберусь до аэропорта со всеми вещами, которые мне непременно надо с собой взять?
Дэвид в данный момент работал в Канаде, то есть у него там была какая-то работа, и вот теперь Хелена держала в руках конверт, на котором не было ее имени. Она села на любимый стул (у нее еще был самый любимый) и составила план:
Если в конверте купюры достоинством в один доллар - пойду в кино.
Если в конверте пятидолларовые купюры - куплю огромную бутылку шампанского и выдую ее всю, пока дурно не станет.
Если в конверте двадцатидолларовые купюры - шампанское, обед и сапоги с витрины.
Если в конверте десятидолларовые купюры - шампанское, а также обед или сапоги на мой личный выбор.
Если миллион долларов - куплю Англию.
Увы, в конверте оказалось письмо, а не деньги. Деньги почему-то обходят нас стороной. У Хелены же денег не было и не предвиделось. У нее была работа, с которой ее уволили, когда кончились деньги, и вот теперь деньги оставили ее окончательно, причем вместе с мужем, правда, тот всего лишь уехал в Канаду. В этом Хелена почти не сомневалась. Хелена закурила, тоже не сомневаясь, и открыла ящик комода, чтобы взглянуть на пару лежащих в нем паспортов. Они с мужем были гражданами разных стран, а в отношении граждан есть какие-то законы, хотя, возможно, она и ошибается. А может, верно другое - любовь упорхнула вслед за деньгами. На столике лежала газета, где было напечатано интервью с одним человеком, который что-то взорвал. Никогда не угадаешь, зачем люди делают те или иные вещи.
Дорогая Андреа!
Я потерял твой номер телефона, зато запомнил твой адрес. Пишу тебе, чтобы сказать, что я до сих пор вспоминаю наши с тобой ночи бурной любви. Думаю, детка, ты тоже их вспоминаешь. Ты - огненная лава, вот ты кто. Помнишь, как я тебя тогда классно оттрахал? Я собираюсь на "Маскарад черного слона". Встречай меня там, и мы все начнем с тобой no-новой, как в той песне, киска.
Люблю и целую, Тони.
Конверт потому такой пухлый, что письмо было сложено вокруг фотографии голого мужчины, сделанной голым мужчиной. Голый мужчина стоял перед зеркалом, держа фотоаппарат напротив мошонки. Пенис у него был внушительных размеров и свешивался вниз. Выражение его лица (мужчины) было слегка задумчивым, словно он не мог решить для себя, продолжать ему это дело дальше или нет, если кто-то в ближайшее время не переспит с ним. К тому же Хелена не знала, какую песню он имеет в виду, поэтому села в ванну, приклеив письмо и фотографию липкой лентой к другому концу, чтобы получше их рассмотреть. На том конце ванны оставались следы от других писем и фотографий, которые она уже приклеивала сюда раньше. Ночи бурной любви. Огненная лава. А вот имя, надо сказать, вполне заурядное - Андреа. Почти как Дэвид; правда, Хелена подозревала, что существуют и другие имена. Она встала из ванны, потому что ей захотелось пописать, что в последнее время превратилось в настоящую проблему.
А еще зазвонил телефон.
- Это Дэвид, - сказал Дэвид. - Я звоню из Канады.
Хелена открыла ящик.
- Скажи мне, супруг, - произнесла она. - Канада - это заграница?
- Разумеется, - ответил Дэвид. - Как и Англия.
- И там все как в Англии? - спросила Хелена, глядя сначала на фото мужа в загранпаспорте, затем на фото голого мужчины.
- Почти, - сочувственно ответил Дэвид. - Например, погода. Послушай, я дам тебе телефон отеля, но тут возникла небольшая загвоздка с заказом номера, поэтому он может быть не на мое имя, а на имя компании.
Хелене ни за что не вспомнить имя компании. Она помнила лишь одно: оно какое-то дурацкое.
- А все остальное как? - поинтересовалась она. - Как работа?
- За что, по-твоему, мне платят деньги? - ответил Дэвид.
- Именно это я никак не могу взять в толк, - сказала Хелена. - Я, например, понятия не имею, за что мне платят деньги, потому что денег у меня нет. Дэвид, мы с тобой на мели, и как мне теперь делать покупки, когда у меня на дне сумочки звенит лишь какая-то мелочь.
Говорят, будто даже у бедных есть чувство собственного достоинства, а вот голос Хелены в телефонной трубке этого самого достоинства был напрочь лишен.
- Опять психуешь? - участливо поинтересовался Дэвид. - Прими ванну.
- Скажи еще одну вещь, - плаксиво попросила Хелена. - Всего одну-единственную вещь. Кто до меня жил в этой квартире?
- Ты сама это прекрасно знаешь. Андреа, - ответил Дэвид и выразительно вздохнул. Вздох был такой долгий и выразительный, что при нынешних тарифах на междугородные разговоры стоил как минимум один американский доллар. - А кто до нее, понятия не имею. Какие-нибудь первые переселенцы в солнечную Калифорнию, Золотая лихорадка и все такое прочее. Кстати, я говорил тебе, что она водит такси?
- Андреа?
- Мне так рассказывали.
- А тебе завидно, - сказала Хелена и расплакалась, что тоже было немалой проблемой. - Вернее, мне. Потому что я не способна даже водить такси. Ты ее любишь.
- Ты бы тоже могла водить такси, если бы тебе за это платили.
- Только не в городе, - отозвалась Хелена. - Только не в городе, не в бедняцком квартале.
- Ладно, киска, мне пора, - произнес в трубке голос Дэвида. - Работа, сама понимаешь. Я тебя люблю. Купи себе что-нибудь. Например, сок.
- Он стоит семьсот тысяч долларов, - ответила сквозь слезы Хелена. Теперь она уже рыдала вовсю.
- Тогда купи тот, что подешевле, - посоветовал Дэвид. - Андреа, в принципе оно даже к лучшему, что я побуду здесь, в Канаде. Мы с тобой последнее время часто ссорились. Нам нужно отдохнуть друг от друга.
- Никакой это не отдых! - закричала Хелена. - Я здесь, и ты называешь меня Андреа, потому что ты сейчас с ней!
- Именно это я и хочу сказать, - ответил Дэвид. - Пока!