- И тем не менее, я пошел в кухню и сразу же обнаружил, что Симкокс, Скаддер и миссис Уэтеролл не конфирмованы. Для Симкокса и миссис Уэтеролл я могу что-то устроить. Случай со Скаддером гораздо серьезнее, поскольку у меня нет времени подготовить его как следует до отплытия, даже если удастся уговорить епископа.
Миссис Дарем старалась выглядеть озабоченной, но Морис, которого она по-своему любила, засмеялся. Она предложила мистеру Борениусу снабдить Скаддера запиской к какому-нибудь священнику за границей - должен же быть там какой-нибудь.
- Да, но передаст ли он эту записку? Он не проявляет враждебности к церкви, но удосужится ли он? Если бы только вы мне сказали, кто из ваших слуг конфирмован, а кто нет, то этой коллизии не возникло бы.
- Слуги такие небрежные, - промолвила старая леди. - Они мне ничего не рассказывают. Тот же Скаддер предупредил Клайва о том, что увольняется, тоже совершенно внезапно. Его зовет к себе брат. Поэтому он решил ехать. Мистер Холл, посоветуйте, как поступать при такой коллизии: что бы сделали вы?
- Наш юный друг осуждает церковь в целом, воинствующую и победоносную.
Морис начал заводиться. Если бы пастор не выглядел столь отталкивающе, он смолчал бы, но выносить то, как эта косоглазая морда глумится над юностью, он не мог. Скаддер чистил его ружье, поднес его чемодан, вычерпал лодку, собирался в эмиграцию - он хоть что-то, но делал, тогда как благородия сидели сиднем и придирались к его душе. Даже если он и выпрашивал чаевые - это естественно, а если нет, если его извинения были искренними - тогда что ж, он неплохой паренек. И Морис решил высказаться во что бы то ни стало.
- Как вы думаете, он будет регулярно причащаться после конфирмации? - спросил он. - Я вот совсем не причащаюсь.
Миссис Дарем замурлыкала что-то под нос: это уже не шло ни в какие ворота.
- Но вы получили возможность, - возразил Морису пастор. - Священник делает то, что в его силах. Если он не сделал того, что мог, для Скаддера, то, следовательно, виновата церковь. Вот почему я придаю такое значение тому, что вам, вероятно, кажется мелким.
- Я, конечно, ужасно глуп, но, видимо, понимаю: вы хотите быть уверены, что в будущем вина ляжет на него, а не на церковь. Ну что ж, сэр, быть может, это и есть ваше представление о религии, но у меня, да и у Христа, оно совсем иное.
То было одно из блестящих его выступлений; после сеанса гипноза его мозг познал мгновения необычайной мощи. Однако мистер Борениус оказался крепким орешком. Он любезно ответил:
- Неверующий всегда имеет ясное представление, какой должна быть Вера. Мне бы хоть половину его уверенности.
Затем он встал и вышел. Морис проводил его кратчайшим путем через огород. К стене прижимался предмет их дискуссии, как пить дать, поджидавший одну из горничных; казалось, в этот вечер он рыскал по всей усадьбе. Морис его и не разглядел бы, такой густой стала тьма - это мистер Борениус потребовал от Скаддера тихого "Доброй ночи, сэр", обращенного к ним обоим. В воздухе благоухал тонкий запах фруктов, что дало вящий повод заподозрить молодого человека в краже абрикоса. Запахи витали повсюду в ту ночь, несмотря на прохладу, и Морис возвратился аллеей, чтобы вдыхать аромат вечерних примул.
И вновь он услышал осторожное: "Доброй ночи, сэр", и, чувствуя расположение к нечестивцу, ответил:
- Доброй ночи, Скаддер. Мне сказали, что вы эмигрируете.
- Есть такая задумка, сэр, - донесся голос.
- Что ж, желаю удачи.
- Спасибо, сэр, это так непривычно.
- Плывете в Канаду или в Австралию, полагаю?
- Нет, сэр, в Аргентину.
- Замечательная страна.
- Вы бывали там, сэр?
- Разумеется, нет. Меня вполне устраивает Англия, - сказал Морис, двинувшись с места и опять зацепившись за мостки. Глупый разговор, пустяковая встреча - и, тем не менее, они гармонировали с темнотой, с тишиной ночи, они устраивали Мориса, и когда он шел обратно, его сопровождало ощущение благополучия, которое продолжалось, пока он не приблизился к дому. В окне он увидел миссис Дарем - расслабевшую, безобразную. Но как только он вошел, она моментально привела себя в порядок, и он тоже натянул маску. Они обменялись парой жеманных фраз о том, как он съездил в город, после чего разошлись по своим спальням.
Морис за минувший год привык плохо спать, поэтому он всегда ложился с уверенностью, что грядущая ночь станет ночью физических усилий. События последних полусуток взволновали его, они сталкивались в его мозгу. То это был ранний подъем, то поездка в компании Арчи Лондона, то визит к врачу, то возвращение; а за всем этим скрывался страх, что он сообщил доктору не все, что обязан был сообщить, что он упустил в своей исповеди нечто жизненно важное. И все-таки - что? Он составил свою записку вчера в этой самой комнате, и тогда она вполне удовлетворила его. Он начал тревожиться - а это мистер Ласкер Джонс ему запретил, ибо вылечить склонных к интроспекции гораздо сложнее. Предполагалось, что Морис будет лежать, как земля под паром, и ждать, когда во время транса в него посеют внушения, но ни в коем случае не беспокоиться, прорастут они или нет. Однако он не мог не тревожиться, и Пендж, вместо того чтобы оказать притупляющее воздействие, казалось, возбуждал больше, чем прочие места. Какими живыми, сложными были его впечатления, как обвивало его мозг сплетение цветов и фруктов! В эту ночь, в наглухо зашторенной комнате, он мог видеть то, что никогда не видел, например, дождевую воду, вычерпанную из лодки. Ах, если бы добраться туда! Убежать в темноту, но не темноту дома, которая замыкала человека среди нагромождения мебели, а в темноту, где ты свободен! Пустая мечта! Он заплатил врачу две гинеи для того, чтобы плотнее сдвинуть шторы, и очень скоро, в коричневом кубе такой же комнаты, рядом с ним будет лежать мисс Тонкс. Закваска того гипнотического сеанса продолжала действовать, и Морису чудилось, что портрет меняется то по его воле, то против, от мужского к женскому, а он вприпрыжку бежит через футбольное поле к месту купания… Он простонал в полусне. Было в жизни кое-что получше этого вздора, вот только иметь бы это: любовь, благородство, большие пространства, где страсть объяла покой, - пространства, недоступные ни одной науке, но которые существовали вечно, иные в зарослях леса, под сводом волшебных небес, и друг…
Он действительно спал, когда вдруг вскочил и широко раздвинул занавески с криком: "Приди!" И проснулся от этого крика; зачем он это сделал? В парке на траве лежал туман, из которого стволы деревьев поднимались, точно указатели фарватера в эстуарии близ его самой первой школы. Было изрядно холодно. Он вздрогнул и сжал кулаки. Взошла луна. Под ним располагалась гостиная, и работники, чинившие черепичную крышу над выступом, оставили лестницу прислоненной к карнизу его окна. Зачем они это сделали? Морис покачал лестницу и вгляделся в лес, но желание пойти туда исчезло, как только появилась такая возможность. Что толку? Он слишком стар, чтобы искать развлечений в сырой траве.
Но, едва он лег в постель, послышался легкий шум, шум столь интимный, что он мог возникнуть в недрах его собственного тела. Казалось, он пылал и потрескивал - и видел, как верхушка лестницы подрагивает на фоне лунного неба. Вот появились голова и плечи человека, затем пауза, потом к подоконнику очень осторожно прислонили ружье, и некто, с кем он был едва знаком, приблизился, стал рядом с ним на колени, прошептал:
- Сэр, это вы меня звали?.. Сэр, я знал… Я знал, - и прикоснулся к нему.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
XXXVIII
- Мне лучше сейчас уйти, сэр?
Ощущая паскудный испуг, Морис сделал вид, будто не слышит.
- Однако, спать нам нельзя. Неудобно, если кто войдет, - продолжал тот с приятным расплывчатым смехом, от которого Морис почувствовал расположение и в то же время робость и грусть. Он выдавил в ответ:
- Ты не должен звать меня сэр, - и смех зазвучал опять, словно снимая все трудности. Мнились понимание и обаяние, и все-таки беспокойство усиливалось.
- Можно узнать твое имя? - неловко спросил он.
- Я Скаддер.
- Знаю, что Скаддер… Я имел в виду твое имя.
- Тогда, значит, Алек.
- Ничего себе имечко.
- Имя как имя.
- А меня зовут Морис.
- Я видел вас, мистер Холл, когда вы в первый раз приехали, кажется, во вторник. Вы на меня так сердито глянули, и так нежно.
- А кто это был тогда с тобой? - спросил Морис после паузы.
- Это всего-то Милли да ее кузина. А потом, вы помните, в тот вечер рояль стало заливать водой, а вы все маялись, все хотели выбрать книгу по вкусу, да так и не стали ее читать, или стали?
- Как ты узнал, что я не читал книгу?
- Видел, как вы глядели в окошко. И на следующую ночь видел вас тоже. Я был тогда на лужайке.
- Ты хочешь сказать, что всю ночь простоял под тем жутким дождем?
- Да… смотрел… о, это ничего, кому-то надо присматривать за усадьбой, ведь так? Я скоро отсюда уеду, можно и потерпеть.
- Как я с тобой был груб в то утро!
- О, это ничего… Простите, что спрашиваю, но эта дверь заперта?
- Сейчас запру.
Поворачивая ключ в замке, Морис почувствовал, как к нему вернулось ощущение неловкости. Куда его уносит, от Клайва - в чье общество?
Вскоре они заснули. Сначала они спали отдельно, словно близость смущала их, но ближе к утру началось движение, и проснулись они в объятиях друг друга.
- Мне лучше всего сейчас уйти? - повторил он, но Морис, к которому ранней ночью прокладывал дорогу сон "что-то не так, но станет лучше", наконец отдыхал совершенно. Он бормотал:
- Нет, нет.
- Сэр, в церкви прозвонили четыре, вы должны меня отпустить.
- Морис, зови меня Морис…
- Но в церкви…
- К дьяволу церковь.
Тогда он сказал:
- Мне надо помогать готовить площадку для крикета, сегодня же матч, - но не пошевелился и, как казалось в серых утренних сумерках, гордо улыбался. - У меня есть птенцы… Лодка готова… Мистер Лондон и мистер Фетерстонхоу рыбкой ныряли за кувшинками. Они говорили мне, что все молодые джентльмены умеют нырять, а я так и не научусь. Мне кажется, не пристало, чтобы голова была под водой. Я называю это утопиться в расцвете лет.
- А меня учили, что если я не намочу волосы, то заболею.
- Ну и что? Знать, вас не тому учили.
- Видимо, так… Как и все прочее, чему меня учили. Так мне сказал школьный учитель, которому я привык доверять, когда был мальчишкой. До сих пор помню, как мы шли с ним берегом моря… Ах, ты, Господи! И начинался прилив, и небо хмурилось… - Mopиc помотал головой, прогоняя остатки сна, и тут же почувствовал, что его дружок от него ускользает. - Ты что это, зачем?
- Сегодня игра в крикет…
- Причем тут игра в крикет? Ты уезжаешь за границу.
- Ладно, мы еще раз сыщем возможность, прежде чем я уеду.
- Постой, я расскажу тебе свой сон. Мне снился мой старый дед. Он был чудак. Интересно, что бы ты о нем сказал? Он считал, что мертвые улетают на солнце, и в то же время он очень дурно обращался со своими подчиненными.
- А мне снилось, что меня хотел утопить преподобный Борениус, а сейчас я должен идти, не могу толковать о снах, вы же понимаете, не то мне попадет от мистера Айрса.
- Алек, а тебе когда-нибудь снилось, что у тебя есть друг? Ничего больше, а просто "твой друг", он старается помочь тебе, а ты - ему. Друг, - повторил Морис, вдруг став сентиментальным. - Кто-то, кто остался бы с тобой на всю жизнь, а ты - с ним. Наверно, такое может быть только во сне.
Однако время для речей миновало. Слышался классовый зов, дырка в ковре могла вновь открыться с восходом солнца. Когда Алек был уже у окна, Морис позвал: "Скаддер!", и тот обернулся, точно дрессированная собачонка.
- Алек, ты замечательный парень, мне с тобой было очень хорошо.
- Поспите еще, вам некуда торопиться, - добродушно сказал он и взял ружье, что охраняло их сон всю ночь. Пока он спускался, верхушка лестницы подрагивала на фоне рассветного неба, затем замерла. Послышался едва уловимый хруст гравия, легкий скрип калитки, что разделяла сад и парк, затем все стало так, словно ничего не было, и абсолютная тишина наполнила коричневую комнату, пока не пришло время нарушить ее звукам нового дня.
XXXIX
Морис отпер дверь и тут же метнулся в постель.
- Занавески раздвинуты, сэр, прекрасный день, сэр, прекрасный день для матча, - сказал Симкокс в некотором возбуждении, входя в комнату с чаем. Он посмотрел на темноволосую голову, единственное, что виднелось у гостя. Ответа не последовало, и, разочарованный тем, что мистер Холл не жалует его утренней беседой, он забрал смокинг с аксессуарами и унес их чистить.
Симкокс и Скаддер, двое слуг. Морис сел и выпил чашку чая. Теперь надо подумать о каком-нибудь симпатичном подарке для Скаддера. Ему хотелось что-то подарить, но что? Что можно преподнести человеку его положения? Уж конечно не мотоцикл. Потом он вспомнил, что тот эмигрирует. Это упрощало задачу. Однако его лицо сохраняло озабоченный вид, ибо он пытался понять, удивился ли Симкокс, когда обнаружил, что дверь заперта изнутри? И еще: был ли какой-нибудь подвох в его словах "Занавески раздвинуты, сэр"? Под окном раздавались голоса. Он попытался еще вздремнуть, но какие-то люди вторгались в его покой.
- Что вы наденете, сэр? - спросил Симкокс, возвратясь. - Наденьте сразу фланелевый костюм для крикета, это лучше, чем твидовый.
- Хорошо.
- И курточку, сэр?
- Нет… Не беспокойтесь.
- Очень хорошо, сэр. - Он разгладил пару носков и в задумчивости продолжал: - О, я вижу, наконец-то убрали лестницу. Давно пора. - Морис заметил, что верхушка лестницы, видневшаяся на фоне неба, исчезла. - Могу поклясться, она была тут, когда я приносил вам чай, сэр. Впрочем, нельзя поручиться наверняка.
- Нельзя, - согласился Морис, с трудом поддерживая разговор и чувствуя, что он теряет всякие ориентиры. Он испытал облегчение, когда Симкокс покинул комнату, но облегчение, омраченное мыслями о миссис Дарем, о том, что надо выйти к завтраку, и о подходящем подарке для своего нового дружка. Чек не годится, чтобы не возникло подозрений, когда тот захочет его обналичить. Когда он одевался, струйка беспокойства набрала силу. Не будучи денди, он имел обычный для джентльмена из предместья набор принадлежностей туалета, и все они казались теперь чужыми. Прозвучал гонг, и, уже собираясь спуститься к завтраку, он заметил шлепок грязи, присохший к подоконнику. Скаддер был осторожен, но недостаточно. У Мориса кружилась голова, он чувствовал слабость, когда, одетый во все белое, наконец спустился, чтобы занять свое место в обществе.
Письма - их собралась целая куча, и все порядком скучны. От Ады - крайне вежливое. Китти пишет, что мать выглядит переутомленной. От тети Иды - почтовая карточка, та хочет знать, положено ли шоферу выполнять приказания, или он может не подчиняться? Деловая ахинея, циркуляры насчет благотворительной миссии в интернатах, извещение об учебных сборах территориальной армии, письмо из гольф-клуба и из ассоциации защиты собственности. Просматривая их, Морис комически поклонился хозяйке дома. Когда та едва отозвалась, он с жаром заговорил, но миссис Дарем волновали только письма, адресованные ей. Однако он этого не знал, и его несло дальше по течению. Всякое человеческое существо казалось ему новым и пугало его: он говорил с племенем, нрав и число которого были неведомы и даже чья пища отдавала отравой.
После завтрака Симкокс возобновил атаку.
- Сэр, поскольку мистер Дарем отсутствует, слуги считают… Вы оказали бы нам большую честь, если бы стали нашим капитаном в предстоящем матче "усадьба против деревни".
- Я не крикетист, Симкокс. Кто ваша лучшая бита?
- У нас нет никого лучше, нежели младший егерь.
- Тогда сделайте капитаном младшего егеря.
Симкокс помялся и вымолвил:
- Дела всегда идут успешнее под началом джентльмена.
- И скажите ему, чтобы поставил меня в хвосте, чтобы мне отбивать не в первую очередь, а, скажем, восьмым, но только не первым. Передайте ему это, так как я все равно раньше времени на поле не появлюсь.
Морис прикрыл глаза, ощущая недомогание. Возникало чувство, о происхождении которого он старался не задумываться. Обладай он религиозным мышлением, он назвал бы это раскаянием, однако он сохранял душу свободной, несмотря на смущение.
Морис ненавидел крикет. Крикет требовал точности удара, на которую Морис был неспособен, и хоть он часто это делал ради Клайва, играть с социальной неровней не любил. Футбол другое дело - там он проявил бы себя, но в крикете его могла переплюнуть любая деревенщина, и он считал это неприличным. Услыхав, что его команда выиграла жеребьевку, он еще полчаса не выходил на поле. Миссис Дарем в компании нескольких друзей уже сидела под навесом. Все были очень спокойны. Морис, присев на корточки, наблюдал за игрой. Все происходило точно так же, как в прежние годы. Остальные игроки его команды были из прислуги. Они собрались в дюжине ярдов поодаль вокруг старого мистера Айрса, который считал очки: старый мистер Айрс всегда считал очки.
- Капитан поставил себя первым, - сказала какая-то леди.
- Джентльмен никогда так не поступил бы. Меня очень занимают подобные мелочи.
Морис возразил:
- Очевидно, капитан, у нас лучший игрок.
Она зевнула и тут же начала критиковать: у нее было предчувствие, что этот человек излишне самонадеян. Ее слова лениво падали в летний воздух. "Он собирается эмигрировать - удел энергичных", - сказала миссис Дарем, и это вывело их на политику и на Клайва. Уткнув подбородок в колени, Морис размышлял. В нем поднималась волна неприязни, но он не знал против чего ее направить. Говорили ли дамы, блокировал ли Алек свечи мистера Борениуса, хлопали ли деревенские или не хлопали - он чувствовал себя несказанно подавленным, словно проглотил неизвестное лекарство, словно разрушил свою жизнь до основания и не ведал, что готово рухнуть в следующий миг.