– Да уж знаю, знаю, как вы любите сунуть нос везде, куда можно и куда нельзя. Но будьте осторожны, чтобы не попасть в какую-нибудь неприятность. Эти, – она показала пальцем в потолок, – не любят, когда их дурачат. Если раскусят, кто вы на самом деле, – раздавят, глазом не моргнув. Уж я знаю…
Вдруг она замолчала, как будто вовремя спохватившись, и, докурив сигарету, сказала:
– Файно. Будут вам девочки.
В субботу утром к дому пани Алины подкатил блестящий "Икарус" с зашторенными окнами. Из автобуса вышел элегантный молодой человек в отутюженном костюме, галстуке и темных очках. На сияющих мештах играло солнце. Думаю, читатели уже догадались, что это был я.
Я бросил Мыколе, который вышел вслед за мной:
– Подожди здесь, покури, хозяйка не любит нежданных гостей.
Мыкола также был одет в костюм и уже ничем не напоминал мента. Но было хорошо заметно, что костюм недавно куплен, потому что Мыкола время от времени вытягивал руки, поправляя манжеты, и нервно передергивал плечами.
Я вошел в дом и с удовольствием убедился, что все барышни были наготове. Глаза так и разбегались, мечась от одних ног к другим, скользя по притягательным личикам и ныряя в декольте.
– Пан Юрко, – проурчала пани Алина, – перед вами цвет моей школы. Я поручаю вам мои самые дорогие сокровища. Отвечаете головой.
Сокровища ошеломляли красотой. Казалось, что я попал на международный конкурс красоты. Десять пар очаровательных глаз прикипели к нам, и я чувствовал себя так, будто попал под свет десяти ярких прожекторов. Они прожигали меня насквозь, они выворачивали меня изнутри, словно варежку, и казалось, что тело мое – аквариум.
Голос пани Алины поднял меня на поверхность:
– Кофейку?
Я кивнул. В комнату вошел молодой парень с подносом. Что-то в его манере двигаться показалось мне странным, но через секунду я уже забыл о нем. А еще через несколько минут я выплыл в сопровождении сногсшибательных одалисок, одетых не крикливо и со вкусом, на улицу. Мыкола галантно помог каждой из них войти в автобус и объявил:
– Внимание! Шторы не отдергивать, в окна не заглядывать. Такой нюанс.
Девушки недовольно загалдели: как же так, ехать в полутьме?
Тогда Мыкола включил свет и магнитофон. Девушки успокоились.
Мне все же страшно хотелось поглядеть, куда мы едем. Но, как на беду, одна половина ветрового стекла была загорожена темной кабиной водителя, а вторая – занавеской, которая тянулась от задней стенки кабины до поручней возле дверей. На боковых окнах висели тяжелые шторы, между которыми не было щелей; казалось, что едешь в катафалке. Мыкола сидел сзади и следил за порядком. Путешествие длилось минут сорок, и я заподозрил, что привезли нас на партийную виллу в Янов. Об этом месте отдыха руководящей элиты мне уже приходилось слышать легенды.
Наконец автобус остановился, все насторожились и прислушались к скрежету железа. Это открывались ворота. "Икарус" вполз во двор, и позади снова прозвучал скрежет.
– Приехали! – объявил Мыкола.
Солнце в первую секунду ослепило меня. Когда глаза привыкли, я увидел огромную усадьбу, обнесенную высоким металлическим забором. Вокруг зеленел густой лес. Теперь я был почти уверен, что мы в Янове. Усадьба раскинулась в парке с развесистыми кустами роз и свечками туй, с зелеными пышными лугами и беседками, теннисным кортом и бассейном. В глубине белело двухэтажное здание с четырьмя башенками и двумя пузатыми колоннами перед входом. К особняку вела дорожка из бетонных плит, по обе стороны лохматились кусты самшита, а за кустами цвели полные гудящих пчел и бабочек клумбы. Все это было заботливо подстрижено, выровнено и выглажено, как на покойнике.
– Хотел бы так жить? – подмигнул мне Мыкола. – Скажи – красота?
Я что-то промычал невыразительное. Понятие красоты у нас было явно разное.
– У вас есть еще два часа времени, – крикнул он девушкам. – Можете гулять, играть в теннис или купаться в бассейне, мне все равно. Но через два часа вы должны собраться возле брамы… А ты иди со мной, – бросил он мне и двинулся в направлении здания.
Дом не подавал никаких признаков жизни. Хоть бы шелохнулась какая-нибудь занавеска на окне – ничего. В воздухе висела тишина, обрамленная шелестом леса.
Мыкола нажал на массивную медную клямку.
Оказавшись в просторном холле, мы изумленно осматривались. В глубине холла с двух сторон бежали на второй этаж лестницы, высоко, чуть не под потолок, тянулись ветвистые фикусы и рододендроны. Справа и слева растекались широкие коридоры. С центра потолка свисали белые застывшие сопли, изображающие люстру. На стенах мчались охотники на конях и трубили в рожки, а впереди них летели испуганные серны.
Неожиданно раздались шаги, и на лестнице появился какой-то тип лет за сорок в черном костюме с бабочкой под квадратной челюстью. А его пронзительный взгляд, которым он старательно облапал мое лицо, дрожащая усмешка толстых губ на все лошадиные тридцать два и холодная потная ладонь вызвали во мне неприятные воспоминания. Именно такие типы внимательно вчитывались в мои рукописи и отвечали такой же усмешкой на каждое мое возражение.
Мыкола бросил волшебное слово "наш", кивая на меня, а я незаметно вытер ладонь. Господи, чьим я только не был за эти дни! Сколько разных людей проявили ко мне доверие, а я их безбожно обманывал. Преследуя лишь одну-единственную цель – разузнать что-нибудь сенсационное.
– Значит так, – сказал тип. – На вас лежит еще одна ответственная миссия – проследить, как будут накрываться столы. Все должно быть строго по меню. Чтобы никаких проколов. А я еще должен за раками поехать. По дороге встречу гостей и проведу сюда.
Говоря это, он подвел нас к большому глобусу, откинул его верх и указал на богатейший бар.
– Выпейте… И приступайте.
Но пока он не вышел, ни я, ни Мыкола не притронулись к бутылкам.
Я налил себе мартини, а Мыкола – хеннесси.
– Я слышал, что Щербицкий каждый день выпивает по четыреста граммов хеннесси, – сказал он, причмокивая. – Хотя, как по правде, я не чувствую какого-то особенного кайфа. А ты?
– Мартини как мартини. Слишком сладкое. Лучше я его разбавлю сухим шампанским…
Только мы успели принять по келишку, как дом моментально ожил, из глубины коридора вынырнули какие-то люди, тянущие длинный стол.
– Ну, я пошел расставлять столы, – сказал Мыкола. – А ты мотай на кухню.
Однако на кухню я почему-то не спешил и, поднявшись по лестнице, попробовал исследовать, чем живет второй этаж. Но он ничем не отличался от обычных гостиничных коридоров, а двери были заперты.
– Фу, как неинтересно, – возмутился я вслух и вдруг услышал чей-то шепот.
Я замер и прислушался. Шепот доносился справа, а через мгновение послышалось еще и легонькое постукивание в дверь.
– Вы один? – услышал я женский голос.
– Ну, один.
– Кто вы?
– А вы кто?
– Вы знаете, где ключи от комнат?
– Нет.
– Так вы нездешний.
– Нездешний.
– Выпустите меня.
– Как же я вас выпушу?
– Ключи в конце коридора. Там висит картина с этими… ну, как их?.. Амурчиками, что ли… За картиной дверца. Там ключи.
Когда я отпер дверь, то увидел шикарную комнату в коврах, а посреди нее – овальную широкую кровать. Справа – дверь в лазничку. Перед зеркалом расчесывалась дородная панночка, налитая до самых краев здоровьем и сексом. Она протянула мне руку.
– Вера.
Я назвал себя.
– Выпьете?
И, не дожидаясь ответа, открыла бар. Выбор был тот же, что и в глобусе.
– Чинзано, – произнес я таким тоном, как будто чинзано было для меня обычным, как чай.
– Я тоже его люблю. Садитесь.
Вера налила бокал, и когда я уже начал лакать это буржуйское чинзано, подхватилась и бросилась к двери. Все произошло в считаные секунды. Мне удалось поймать ее лишь за дверью.
– Выпусти меня! – зашипела она разъяренно, оказавшись снова в комнате. – Выпусти! Слышишь?
– Спокойно. Я не могу тебя выпустить. Мне совершенно не хочется вмешиваться в ваши порядки. Если тебя кто-то здесь запер, то, видимо, имел для этого какие-то основания.
– Все вы такие! – начала всхлипывать она.
– Если ты имеешь в виду мужчин вообще, то я с тобой согласен. Но если речь идет об администрации этого уважаемого заведения, то меня это не касается. Тот, кто должен был тебя выпустить, уже ушел. А когда придет, то легко выяснит, куда ты девалась. А так, между нами, его рожа не вызывает доверия.
– О, это такая сволочь! Я бы его… – Она даже заскрипела зубами, а потом зацокала ими по бокалу, допивая свое вино.
– Почему он тебя запер?
– Почему? Очень просто. Хочет, чтобы я на ночь осталась. Я уже одну ночь с ним провела. Больше не могу. Что я скажу мужу?
– О, так у тебя еще и муж?
– А чему ты удивляешься? Почему у меня не может быть мужа?
– При твоей профессии?
– При какой такой моей профессии? Что ты знаешь о моей профессии? Может, ты думаешь, что я проститутка? Да?
– Ну, извини, если я ошибся.
– Я секретарша. Понимаешь? Нормальная советская секретарша. Мой муж в командировке. Сегодня после обеда приедет. Ты представляешь, что меня ждет?.. А этот меня просто терроризирует! Силой забрал вчера с работы и привез аж сюда, к черту на кулички.
– Как называется эта местность?
– Что? – удивленно взглянула Вера. – Так ты даже не знаешь, где… Какого же ты лешего голову морочишь? Кто ты такой?
– Это ты мне морочишь. А я тут по службе.
– По службе?! И не знаешь, где ты?
– Меня привезли в автобусе с зашторенными окнами.
– А-а, так ты бармен? Или повар? – В эти слова она вложила все свое презрение ко мне.
– Должен тебя разочаровать. Ни то ни другое. Я привез девочек для развлечения. И не таких, как ты, секретуточек, а…
– Заткнись! Немедленно меня отсюда выпусти! Если не выпустишь, я все расскажу Додику!
– Какому еще Додику?
– А тому самому, которого ты тоже боишься! Такое у него прозвище. Но я его еще и не так называю. И он мне все прощает. Все на свете… Потому что знает, что спать он может только со мной. Только со мной! Никто его больше не вытерпит! Он же с дефектом! – И она неожиданно рассмеялась, да так истерически, что мне пришлось налить ей еще. – У нас с ним очень специфические отношения, ха-ха-ха! А потому он меня обожает. А я его ненавижу. Он меня повсюду преследует! Я уже хотела уволиться с работы, чтобы его больше не видеть… Не уволили. Ужас какой-то. Еще и угрожает, что у мужа моего будут неприятности. А у него такая работа, что… вообще, зачем я тебе все это рассказываю?.. Ты же все равно мне ничем не поможешь. А может, ты и не лучше Додика… Слушай, я дам тебе стольник! Хочешь? Уже даю. Выпусти!
– Нет.
– Ну и дурак!
– Ну что ж, тогда я пошел.
– Ну и вали, жлоб! А я все ему расскажу!.. И как ты ко мне приставал! А он знаешь, какой ревнивый? Он тебя убьет! Лучше меня выпусти! Или бежим вместе!.. Ты же видел его – он на все способен.
– Спасибо, что предупредила, но я все-таки тебя запру. А ты примерно через час открой окно и начни верещать, как недорезанная. Я подговорю своих девочек, чтобы они устроили панику. Мол, куда они попали, что за крики, и т. д. Мыкола будет тебя успокаивать. А ты ему скажи, что будешь орать и тогда, когда гости приедут, если он не уговорит Додика выпустить тебя.
– Тогда меня Додик затащит в такую комнату, откуда уже никто не услышит.
– Не затащит. Девушки забастуют и не сядут за столы, пока не убедятся, что тебя отпустили… Все вполне правдоподобно. Ведь они будут волноваться, чтобы и с ними кто-нибудь подобного не выкинул.
– Это для тебя правдоподобно, но не для Додика… Ну что ж, хорошо. Твой план, может, не так и плох. Если он удастся, стольник твой.
Я опять запер ее, положил ключи на место и спустился в холл.
Кухня была в левом крыле в огромном зале, выложенном бледно-розовой плиткой. Работала, очевидно, прекрасная вентиляция, потому что меня не встретили ни густой влажный пар, ни горячий удушливый воздух. Посередине стояла широкая плита, на которой скворчало и шипело, убегало и клокотало. У стен белели столы. Четверо поваров при моем появлении, как по команде, замерли, словно ожидая распоряжения.
– Продолжайте! – крикнул я небрежно, но когда не заметил никакой реакции с их стороны, сообразил, что брякнул глупость. Ведь я обратился к ним по-украински. – Продолжайте, продолжайте, – исправился я сразу по-русски, и тут же воочию убедился, как "велик и могуч русский язык", потому что повара снова засуетились, забегали, а кастрюли отозвались дружным звоном крышек.
Мой взгляд упал на кусок ватмана, на котором красовалась надпись: "Меню торжественного обеда 11 июля 1978 года":
Соусы:
с ветчиной, каперсами и шампиньонами
соус из белого вина
грибной
Бутерброды:
с красной икрой
с черной икрой
с ветчиной
горячие с грибами
Салаты:
из сельдерея, яблок и орехов
из крабов
из дичи и спаржи
зелень
Закуски:
помидоры, фаршированные печенью трески
огурцы с крабовой начинкой
севрюга копченая
балык осетровый
судак под маринадом
форель заливная
устрицы в тесте, жареные
раки вареные
поросенок с хреном
ассорти мясное
семга
форель
осетр заливной
лосось
Первые блюда:
солянка из дичи
борщ с копченым гусем
бульон из перепелок
уха рыбная
Вторые блюда:
щука фаршированная
заяц в сметане с яблоками
мозги в соусе
перепелки фаршированные
жаркое из оленя
утки дикие копченые
антрекот
ростбиф
зразы
Коктейли:
"Охотничий", "Ереван", "Игристый", "Абрау-каберне"
Вина:
"Кахетинское белое", "Цоликаури", "Черный доктор", "Нежность", "Киндзмараули"
"Хванчкара", "Чхавери", "Токай", "Шампанское", "Малага", "Мартини", "Чинзано"
"Бадель-вермут".
Крепкие напитки:
коньяки, водка, ром, джин, виски, текила, пиво чешское
Десерт:
торт апельсиновый, торт ореховый, торт-безе, сырник лимонный
пирог яблочный, пирог вишневый, пирог абрикосовый
Кофе, чай
Забегая наперед, скажу, что позже я это меню стащил себе на память. А сейчас молча пускал слюнки и думал, не буду ли я скоро похож на буриданового осла, который растерялся перед двумя стогами сена, не зная, с которого начать, да так и остался голодным. Меня же будут ждать десятки стогов с господского стола.
– Фиу-фить! – послышалось за спиной.
Я оглянулся – это одна из барышень изумилась, как и я, "торжественному обеду". Это была высокая стройная панна с длинными пепельными волосами. Сказать, что она была красива, это не сказать ничего. Она была настолько красива, что я проглотил вместе со слюной весь свой словарный запас. Таких на улице не увидишь. Ее большие карие глаза улыбались мне, а в их глубине плясали искорки. Как я не заметил ее раньше?
– Как ты сюда попала? – наконец выдавил из себя я.
– А ты? – ответила она, смеясь.
– Я должен следить за ними. Чтобы все было в порядке.
– А-а… А я просто гуляю. Смотрю – дверь, вот и вошла.
– И много вас тут таких гуляющих?
– Я одна. Все остальные во дворе.
– Сюда нельзя посторонним. Идем.
Я вывел ее в холл, подвел к глобусу и предложил выпить.
– А там есть кампари? – поинтересовалась она.
– Возможно, и нет.
Но там было и кампари. Я наполнил ее бокал, а себе налил токая, мы сели в кресла за густейшим вазоном так, чтобы нас не было видно.
– Жаль, что я не прихватил какой-нибудь сумки, – вздохнул я. – Можно было бы одну-две бутылочки спионерить.
– Зато я прихватила, – сказала она таким тоном, будто занималась этим невинным делом всю сознательную жизнь. – Ты сейчас подумаешь: вот какая она запасливая, она, наверное, уже руку набила. Правда?
– Я сразу догадался, что ты у нас с опытом.
– А сюда без опыта не попадают. Как вот только ты умудрился, не знаю.
– А почему ты думаешь, что у меня нет опыта?
– Потому что я тебя знаю. Ты же бывал у пани Алины раньше. Забыл, как меня раздевал?
Я немедленно вспыхнул румянцем, узнав ту самую блонд-особу. С виду ей было лет двадцать, не больше. Лицо чистое и невинное. Ничего не выдавало ее профессии.
– Ну что ж, тогда выпьем за встречу… Из твоих подруг меня больше никто не знает?
– Нет. Можешь не волноваться. Так какая бутылка тебя интересует?
– Свистнешь для меня?
– Почему сразу свистнешь? Мне подарят. Еще и не одну.
– Тогда чинзано и шерри.
– Будет сделано, мой повелитель! – прощебетала она, сложив ладони на груди, как в индийском фильме. – Кстати, меня зовут Дзвинка. Как зовут тебя, я знаю. Даже читала твою поэму, которую ты подарил пани Алине… Сейчас-сейчас, как там… Э-э… "Вічне мигтіння світів попри тебе і намагання пізнати свій… Довкола кружляють дикі вертепи гермафродитів, сексотів, повій…"
– Я тронут до слез, что моя поэма входит в вашу учебную программу.
– М-м… Нет, это скорее внеклассное чтение. Я много читаю, если хочешь знать.
– Может, ты еще и студентка?
– Представь себе. Окончила третий курс медицинского университета.
– Неплохо. Пани Алина устроила?
– Да уж не родители. Они у меня скромные учителя. Но деньги я заплатила свои.
– Сколько?
– Тебя и это интересует?
– Просто я подумал, что ты могла расплатиться и натурой.
– С ума сошел! Мединститут – это рассадник сплетен. Лучше заплатить законные пять тысяч и успокоиться.
– А что родители? Догадываются, чем ты занимаешься?
– Умгу… Но я с ними не живу. Достали. Думают, что я уже скатилась в самую пропасть.
– А ты еще не скатилась?
– Что-о? И это ты мне говоришь? Он, видите ли, изучает жизнь! А может, и я изучаю жизнь? Не подумал? Может, у меня тоже талант?
– Неужели литературный?
– Чтоб ты знал! Я стихи пишу!