– Ого! Проститутка-поэтесса – это уже что-то новенькое… Хотя поэт-сутенер тоже не хрен собачий.
– Яке їхало, таке здибало, – рассмеялась Дзвинка.
– Но у меня все-таки опыт мизерный. Скажем, я на таком мероприятии впервые. А ты?
– Я не впервые. Но здесь еще не была, и никогда меня не везли в такой секретности, словно атомную бомбу… Наверное, придется развлекать каких-то старых пеньков. Не в курсе, кого именно?
– Партийных боссов. Несколько клиентов будет из Киева, один даже заместитель самого Щербицкого.
– Ого-го! Ну, уж так высоко я не взлетала. Хочу заместителя Щербицкого!
– Почему именно его? Разве тебе не все равно, с кем?
– Конечно, мне не все равно, кого оставлять в дураках.
– Оставлять в дураках? В смысле?
– Неужели ты думаешь, что я лягу спать со старым хрычом?
– А куда ты денешься? Мероприятие оплачено.
– Сразу видно, что ты зеленый… Если хочешь знать, то я за всю жизнь спала с пятью мужчинами. И только потому, что они мне нравились. Все они были молодыми парнями.
– Свисти своему будущему мужу, а не мне. Хотя, я думаю, ты этого делать не станешь, а просто воспользуешься традиционным рецептом пани Алины и отдашься на свадебном ложе с громким плачем и морем крови: "Ах, как мне было больно! Никогда не думала, что это такие эмоции!"
– Прекрати кривляться! Вполне возможно, что именно так все и случится. Но школа пани Алины потому и в почете, что, находясь здесь, девушка не изнашивается и не превращается в развалину. Я, скажем, с дедушками не сплю принципиально. Не сплю также с теми, кто мне не нравится.
– Не понимаю, как это у тебя получается. За что же тебе платят?
– Платят за удовольствие. Потом еще и благодарят от души. И даже прощенья просят… Что? Заинтриговала?
– Еще как! Может, расколешься?
– Расколюсь. А ты обещай, что возьмешь мои стихи почитать, а потом скажешь свое мнение. Хорошо?
– Договорились.
– Тогда слушай. Итак, если мне клиент не по душе – а еще не бывало, чтобы мне клиент нравился, – то я его элементарно надуваю. Потому что те, с кем я спала по-настоящему, были моими парнями, я с ними встречалась. И денег никаких, конечно же, не брала. А с клиентом поступаешь так… Сначала сеанс стриптиза, на котором он доходит до такой стадии, что чуть с ума не сходит. Этот сеанс длится достаточно долго. Клиент уже от нетерпения сам начинает раздеваться, но я ему запрещаю это делать. Позже начинаю раздевать его сама. Делаю это так же неспешно, постоянно его лаская. Клиент уже в трансе. Когда он наконец-то голый, мне достаточно всего лишь нескольких нехитрых манипуляций, и он готов. Тогда я делаю разочарованною мину и горько вздыхаю: "Ах-ах-ах! Как же вы так со мной поступаете? Довели до безумия, а теперь бросаете на произвол судьбы! О, я несчастная!" Тогда мой бедолага целует мне руки, просит прощенья за то, что так облажался, обещает в следующий раз показать себя настоящим казаком, и даже пытается загладить свою вину каким-нибудь ценным подарком. В следующий раз он просит у пани Алины уже другую девушку. И каково же его личное горе, когда и эта девушка проделывает ту же операцию. После этого клиента обуревает неимоверно страстная любовь к своей жене, которая верно ждет его с неизменными голубцами и ста двадцатью килограммами собственного живого веса. Или – если он помоложе – он идет к доктору и жалуется на свой дефект. В результате он все равно возвращается в лоно семьи. Таким образом, мы способствуем укреплению советских семей. Не так ли?
– Выходит, так.
– Тогда наш прогрессивный метод стоит воплотить в жизнь по всей стране, и по прочности семей мы опередим все страны мира уже в следующей пятилетке.
Мы вдвоем весело хохочем.
– Ты же понимаешь, – говорит Дзвинка, – что все выполняется намного тоньше, чем я тебе рассказала. Клиент просто ни о чем не догадывается. Только окончательно убеждается, что к профессиональным девочкам его организм непривычен, и больше рисковать не стоит. Особенно легко такие вещи удаются после подобных обедов, когда живот переполнен деликатесами и напитками. Главное сейчас – всячески подсоблять клиентам в их набивании желудков.
– Ну, хорошо, а как же украинский стиль любви? Как же вилла, о которой клиент будет помнить до смерти?
– А все это существует только для избранных клиентов. Пани Алина сама решает, кто из них заслужил посещение "Розы Рая", а кто – лишь то, чтобы ему поставили градусник.
– Какой еще градусник?
– Так вот – именно моя специализация и называется "поставить градусник".
– Ах, ну да – ты же у нас медик… Интересно только узнать, действует ли этот фокус и на молодых людей.
– Практически он действует на всех. Есть, конечно, аномальные случаи, но я их стараюсь предвидеть и предпочитаю не рисковать. В случаях, когда клиент вызывает сомнение, его обслуживают по всем правилам, но это уже делает кто-нибудь другой.
– А ты специализируешься исключительно на старперах.
– Какой ты догадливый. Налей мне еще. Спасибо.
– Не понимаю одного: зачем пани Алине нужны такие динамщицы, как ты?
– Это же элементарно: без таких, как я, она бы не справилась. Клиентура разрастается неимоверно, а количество девушек не безгранично. А главное – нехватка помещений. Пани Алина предпочитает получить раз в день крупную сумму, чем десять мелких. Вилла стоит дорого. Уикенд – пятьсот, а одна ночь – двести, а то и триста.
– Когда я утром зашел к вам, нам кофе принес какой-то парень. Кто это? Новый лакей или родственник?
– Что? Родственник? Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! Это же Ростик! Любовник пани Алины.
– Лю-бов-ник?
Я сразу почувствовал, что мне нужно запить эту весть винцом. Иначе я ее не проглочу.
– А что тут такого? – передернула плечами Дзвинка. – Иногда и пожилым женщинам надо. Ростик обслуживает не только хозяйку, но и широкую клиентуру – разных тетенек в возрасте. Кстати, зарабатывает на этом деле не хуже нас, а то и больше. Старые дамы очень легко увлекаются и умеют отблагодарить. Они не такие скупердяи, как мужчины. А кроме того способны разумно подойти к делу и мирно делить Ростика между собой.
– Так он живет у пани Алины?
– Да. Она его устроила в университет, одела с ног до головы. Чего ему не хватает? У него все есть. Деньги откладывает на книжку. А приехал из зацофаного села. Его коллеги по общежитиям кантуются.
Я закрыл глаза и представил себе старую даму, которая подкрадывается ко мне с горячими объятиями. Воображение нарисовало что-то бесформенное в виде белого холодца с синими прожилками. Мне стало ясно, что в этом направлении я бы карьеры не сделал.
– Неужели и этот Ростик ставит градусники?
– О нет, – рассмеялась Дзвинка. – С пожилыми дамами такие номера не проходят. Они же не напиваются. Скворечик работает на совесть.
– Это такое у него прозвище?
– Нет, такое прозвище у всех, кто обслуживает пожилых дам. Наш скворечик работает даже летом. Пани Алина с двумя подругами забирают его на море и там культурно отдыхают.
– О, так он супермен!
– Ну что ты?! Обычный парень. Разве старой женщине много надо?.. Пани Алина держит целый кагал скворечиков. Ты этого не знал? Она, наверное, немного этого стесняется. Но ведь во Львове так много одиноких старых женщин, которым нужно утешение! А некоторым хватает, чтобы кто-то пришел к ним и выпил кофе, поцеловал в щечку, сказал теплое слово, может, цветы подарил… им так приятно о ком-то заботиться! Причем, эта опека может длиться достаточно долго. Я знала случай, когда пани в возрасте усыновила своего любовника и, женив его на панне, оставила жить у себя. Что это была за идиллия – слов нет! Любовь втроем! Конечно, жена ничего и не подозревала. Думала – вот какая любящая мамуля! И повезло же мне со свекровью! Особенно ей нравилось всей семьей навещать пани Алину. Визиты эти происходили только по воскресеньям, когда не было занятий. Пани Алина шла со скворечиком заваривать кофе или спускалась в подвал за вином, а его верная жена с любимой свекровью сидели в гостиной на диване и рассматривали журналы мод… Возвращалась парочка с заметным румянцем на щечках, но молодая супруга была достаточно наивной, чтобы сложить такие очевидные слагаемые и получить шокирующую сумму.
– Можно у тебя еще кое о чем спросить? Что ты думаешь о будущем своей профессии?
– Я считаю, что проституцию победить невозможно. Женатые мужчины не отказываются от услуг путан, потому что путана, даже провинциальная, все-таки получает, пусть минимальную, информацию по эстетике, и этого вполне достаточно, чтобы почувствовать разницу между путаной и собственной женой. Ведь женитесь вы как правило на невинных девушках (по крайней мене, они убеждают вас в этом), так откуда же им знать о тридцати видах поцелуев?.. А если кто и знает, то, разыграв в брачную ночь комедию на тему "Ох, как мне больно!", уже не может выдать себя и ни с того ни с сего ошарашить мужа каким-нибудь особенным выкрутасом. А возьми такую элементарную прелюдию, как стриптиз, который у нас осуждается. Настоящая причина этого в другом – просто наше белье настолько изысканное, что лучше не демонстрировать его прилюдно. Но во Львове все-таки есть несколько частных стриптиз-баров, о которых милиция, может, и слышала, но отыскать не способна, поскольку на сеанс собирается узкий круг знакомых. Ведь невозможно ворваться в квартиру так, чтобы стриптизерша не успела накинуть на себя халатик.
Я глянул на часы – без пятнадцати час.
– Нам пора. Я хочу попросить тебя об одной вещи – там наверху женщина…
Я рассказал Дзвинке о Вере и попросил, чтобы она подговорила девушек разыграть сцену возмущения, когда раздастся крик из окна.
В час столы ломились от яств и напитков, а девушки с букетами возбужденно щебетали у ворот.
К своей обязанности проверять количество блюд я отнесся безразлично, ограничившись напоминанием, чтобы шеф-повар следил за списком. Но он исправно делал это и без моего напоминания.
И вот в эту праздничную минуту воздух разорвал истерический крик. Все присутствующие застыли, повернув головы в сторону особняка. Новая порция пронзительного крика спровоцировала уже настоящую панику. Мыкола засуетился.
– Что такое? Что такое? Чего она орет, как недорезанная?
– Кажется, она требует отпустить ее – только и всего, – сказал я.
– Так почему же ее не выпускают? – удивились девушки. – Что это за порядки? Куда мы попали?
– Успокойтесь, – пытался утешить их Мыкола. – Обещаю во всем разобраться. – Потом крикнул в сторону дома: – Прекрати кричать! Сейчас приедет Додик и выпустит тебя.
– Он меня никогда не отпустит! – крикнула Вера. – Даю вам пять минут. С момента их приезда.
– Что? – не сообразил Мыкола. – Что она нам дает?
– Пять минут. С того момента, как приедут наши боссы.
– А что потом?
– Потом начнет снова вопить. Представляешь, что будет, если ее крик услышат гости?
– Какой ужас! – воскликнула Дзвинка.
Мыкола сразу побледнел. В первый момент ему хотелось самому броситься на поиски ключей, но он вовремя спохватился. Видно, и ему не хотелось иметь проблем с Додиком.
Гости опоздали на добрых полчаса. Когда послышался шум машин, Мыкола выстроил девушек вдоль дорожки и приказал улыбаться.
Металлические ворота пронзительно завизжали и раскрылись, а к усадьбе двинулись черные "Волги". За воротами остались две милицейские машины.
Лица партайгеноссе были пухлыми и веселыми. Они становились еще веселее и пухлее, когда в поле зрения попадали красивые панночки с цветами.
Мыкола дал знак, и девушки бросились с букетами к гостям. Ткнув цветы, они хватали ответственного товарища под ручки и вели к столу. Таким был сценарий. Но ответственных товарищей было только девять, а девушек – десять. Стоило Дзвинке замешкаться немного, выбирая "свой" тип, – и вот она уже осталась без кавалера. Растерянно улыбаясь, она подошла к Мыколе:
– Кажется, я лишняя?
Но не успела она договорить эту фразу, как рядом с ней тут же объявился Додик. Он чмокнул Дзвинке ладонь, взял букет и бесцеремонно зацепил ее руку за свой локоть. Стройная и худенькая фигура Дзвинки никаким образом не гармонировала с этим чучелом с руками орангутанга. Вряд ли такого клиента она ожидала сегодня. К тому же, у Додика был какой-то таинственный дефект.
– Мыкола, – сказал я, – нужно отпустить ту женщину. Идем, скажем Додику, что девушки будут бунтовать.
– А может, и не будут, – мялся Мыкола.
– Будут. Ты их не знаешь.
– Вот черт! Ну, идем.
Мы остановились рядом с Додиком, и Мыкола, с таинственным видом подмигивая ему, сказал:
– Тут такое дело… Можно на минуту?
– У меня нет секретов от этой очаровательной дамы.
– Ну, тогда… Там в доме какая-то женщина кричала… она хочет, чтобы ее выпустили. Иначе опять устроит истерику. Зачем нам лишние проблемы?
– А-а, ты об уборщице? – наигранно равнодушным тоном ответил Додик. – Не вопрос. Пусть убирается, откуда явилась. Тоже мне работница! Нанялась на полную неделю, а потом заявляет, что суббота и воскресенье не считаются. Ну, я разозлился и запер ее.
Мы со Дзвинкой переглянулись, сдерживая смех.
– Так я пойду, открою? – спросил Мыкола. – Где ключи?
Я чуть не ляпнул: "За картиной", но вовремя спохватился. Когда Мыкола пошел к Вере, я задумался, зачем Додику Дзвинка, если он рассчитывал на Веру. Он заметно нервничал и постоянно поглядывал в сторону дома. Вероятно, ни за что не хотел пропустить тот момент, когда его любовница наконец удерет на волю. Но Дзвинка тоже решила получить удовольствие, и всякий раз отвлекала внимание Додика, болтая то о прекрасной природе вокруг, то о погоде, то о столах с разносолами. Вполне возможно, что Дзвинка должна была выполнять для него роль лишь ширмы, а на самом деле он собирался провести ночь со своей давней любовницей… Что же это у него за дефект?
Наконец Додик сдался и побрел к столу. Мыкола тем временем выпустил Веру, она быстренько шмыгнула, никем не замеченная за высокими кустами, и вынырнула у самых ворот. Мыкола открыл калитку, и кагебистская пленница исчезла. Так, одно доброе дело я уже сделал. Пора и перекусить. За столами уже гудело, как в улье. Но без Мыколы я не отваживался к ним приблизиться.
– Идем, – наконец крикнул он мне. – Нас там стол ждет, – и кивнул на особняк.
– Э! – остановил я его. – Ты куда?
– Как это куда? Поесть!
– Но почему туда?
– А ты как, собрался с начальством обедать?
– А что тут такого? Там и так для большего количества гостей накрыто.
– Но не для таких, как мы с тобой.
– Ну, ты меня убиваешь! Если бы я знал!
– И что было бы?
– Плюнул бы и не поехал! Чтоб я, да на задворках, как лакей?! Да никогда в жизни!
Если честно, то я хорошо знал, что делаю. Я тянул время. Я уже заметил взгляды Дзвинки, заметил, как она кивает мне головой, мол, чего вы там застряли. Я кивнул в ответ – ну, ты же видишь, что это не от нас зависит. Дзвинка – девка шустрая, улавливает все в один момент. Сорвавшись с места, она бросилась к нам и, схватив нас под руки, потащила к столу. Мыкола что-то бормотал, готовый уже извиняться перед всем столом. Гости встретили поступок Дзвинки одобрительным гулом, а может, мне так только показалось. Во всяком случае, кое-кто из них ободряюще кивнул нам – чего там церемониться, свои ребята…
Столы были накрыты буквой П. Во главе сидели двое представителей из Центра в компании своих дам. По краям расселись уже местные кадры, а мы с Мыколой сели в конце стола.
Беспорядочный гомон наконец стих, и слово взял заместитель Щербицкого. Говорил он, как и все здесь, конечно же, по-московски, но не выговаривая твердо "г" и не акая. Его словарный запас не отличался особенным богатством, и присутствующим довелось услышать о небывалых достижениях компартии, о том, как львовская организация приятно удивила своей бурной деятельностью, и что товарищ Щербицкий лично сегодня с утра передал по телефону привет всем присутствующим. Я чуть не прослезился. Неужели он приветствовал и меня вместе с проститутками?
Как бы то ни было, я с удовольствием поднял бокал за то, чтобы всех комуняк наконец шляк трафил . Этот мысленно произнесенный тост так пришелся мне по вкусу, что я произнес его про себя еще несколько раз, пока мне не стало по барабану – есть коммунисты, или их нет.
Не буду утомлять читателя описанием застолья. Скажу лишь, что боссы вели себя за столом точно так же, как и мы, простые смертные, но немного по-другому. А как, я и сам не знаю. Было что-то неуловимое в этом банкете, что сразу отличало его от всех, которые мне приходилось видеть. Даже такие популярные в ту пору анекдоты о Леониде Ильиче звучали здесь с каким-то особенным акцентом.
Чем больше выпивали, тем раскованнее становилась застольная атмосфера. Боссы понемногу начинали зажимать девушек, а те, следуя указаниям пани Алины, густо краснели и попискивали, как мышки. Это боссам очень нравилось. Товарищ из Центра даже воскликнул:
– Ох уж эти хохлушки!
После чего все почему-то радостно засмеялись, ведь шутка принадлежала высокопоставленной особе. Засмеялся и я, как и надлежит, по-хохляцки. Один из партийных даже поинтересовался, как меня зовут, и, представившись Анатоль Палычем, предложил "врезать". На что я ответил еще более идиотским смешком и конечно же выпил с Анатоль Палычем "нашенской", хотя до сих пор старательно налегал на импорт.
Наконец настала пора ослабить ремни. Отдельные товарищи вставали из-за стола и тащились в уборную. Сначала в дом, а потом, после чьего-то примера, прямо в кустики, еще и девушек звали на брудершафт. А когда и я, было, поплелся в кусты, Мыкола поймал меня за рукав:
– Дурак! Думай, что делаешь!
Пришлось мне переть в резиденцию. По пути назад я наткнулся в холле на бармена.
– Это вам Вера передала, – сказал он, подбрасывая мне что-то в карман.
Это был конверт, а в нем – четыре четвертака. Мой сегодняшний гонорар. На бумажке, лежавшей с деньгами в конверте, было написано: "Передай той девушке, что Додик – мазохист и заставляет стегать себя ремнем. После чего требует орального секса, потому что у него никогда не бывает полного стояка. Чао".
Нужно было каким-то образом передать эту записку Дзвинке.
То ли от выпитого вина, то ли от неожиданного желания плюнуть на все это и улизнуть домой, вдруг охватившего меня, но стоило мне положить эту записку в карман, как я сразу же забыл о ней. Мне вдруг стало невыразимо скучно. Почему-то уже потухло желание изучать жизнь. С кислой миной я поплелся к столу. Но за столом было пусто. Главные события происходили теперь в бассейне.