Написал бы рапорт и катился на все четыре стороны.
– Я не знал, что сломаюсь.
– А теперь знаешь?
– Знаю. Сломался. Вызывай спасателей.
Кривая усмешка исказила его лицо: отчаянный небожитель, вздрогнув, отчетливо понял: нет, не шутит, не прикидывается старый товарищ, Алексей и вправду не может выйти из пике, он оставляет их с Димой одних на произвол судьбы, перечеркивая все трудности, пережитые, преодоленные вместе, крепкую мужскую дружбу, узы братства, казавшиеся нерасторжимыми. Перенести такое Саня не мог. Все его самообладание рухнуло, не помня себя, он шагнул вперед, судорожно сжимая кулаки.
– Спасателей? Ты хочешь, чтобы я вызвал спасателей? Сейчас я вызову спасателей!
– А что спасатели? – невозмутимо встал между ними Дима.
– Я во всем виноват. Сорвался, – Леша стоял потерянный, усталый. – С детства не переношу жару. Честное слово, ребята. У меня в третьем классе даже солнечный удар был.
– Ладно. Забыли, – подвел черту Саня, стараясь быстрее погасить конфликт. – Ничего не было.
– Абсолютно ничего, – подтвердил Дима.
– Как же это забудешь? – спросил Леша. – На сердце зарубка.
– Забыли! Пошли!
Они постарались забыть о стычке, хотя неприятный осадок все равно остался, и тяжелой, замедленной походкой, оставляя на песке сыпучие лунки следов, направились к спускаемому аппарату космического корабля. Он стоял, завалившись на бок, в отдалении; по правилам экзамена считалось, что экипаж совершил на нем "вынужденную" посадку. Теперь экипажу предстояло показать свои знания и опыт в нештатной ситуации. Молча, с деловой сосредоточенностью они стянули белоснежные скафандры и, оставшись в спортивных костюмах и шапочках, точно окунулись в кипящую лаву. Аномальная жара подступила сразу, обжигая, стиснула. На губах появился солоноватый привкус, в душу полез мнимый страх, подобный тому, что охватывает путника, когда поезд трогается, а за окном вагона медленно уходят в прошлое родные, знакомые лица, и уже нельзя вернуться, ничего нельзя изменить, в горле першит, и кажется, будто разом рвутся все нити, связывающие с жизнью.
Упругой, невидимой волной страх прорывался в сердца откуда-то извне, из самого нутра пустыни, выкристаллизовывался в предчувствие чего-то непоправимого. И Саня, едва уложив скафандры в корабле, высунул голову наружу и, не скрывая тревоги, осмотрелся.
– Что-то на меня накатывает, ребята.
– Легкий металлический звон в ушах – от жары и тишины, – авторитетно объяснил Дима. – Так и должно быть: пятьдесят шесть по Цельсию. Воздух окончательно потерял вязкость.
– В тени будет легче, – отгоняя тягостные мысли, сказал Саня. – Градусов сорок пять – сорок семь.
– Где ты видишь тень? – изумился Дима. – Ее еще создать надо.
– Вот поставим шатер – и будет тень.
– И все же, ребята, мне тут не нравится, – Леша дышал жадно, прерывисто, как рыба, выброшенная на берег. – Жара, тишина, миражи, звон в ушах… Бр-р-р… Такое ощущение, будто мы под колпаком, из-под которого выкачан воздух.
– Ничего, прорвемся, – выбрасывая из корабля НАЗ (носимый аварийный запас) и спрыгивая на песок сам, сказал Саня. – Бери парашют, Леша. Мы с Димой набьем песком гидрокостюмы.
Заброшенные на неопределенный и неизвестный им срок в пустыню, они обязаны были выжить в этих суровых, необычных условиях.
Просто выжить – ничего больше.
Но если бы знать, ах, если бы все знать наперед, они бы начали свою одиссею иначе. Забыв про усталость, про пекло, в которое их швырнули, точно слепых котят, не теряя ни секунды на споры и созерцание, сразу бы разбили лагерь, зарылись в песок, окопались, залегли на грунт, как подводная лодка. И плевать тогда на жесткие условия "вынужденной" посадки, которые создали методисты Центра, исключив всякую возможность "прогулочных" настроений, плевать на трудности. Но они потеряли время, отпущенное природой, не распознали сигнал опасности. В воздухе снова пронеслось дрожащее, запредельное колебание, теперь Саня вполне ощутил его и лихорадочно заработал руками, набивая песком гидрокостюм, чтобы сделать прочную опору для тента. Майор доблестных ВВС спешил. Знал: что бы ни случилось, помощи со стороны не будет. Рассчитывать они должны на самих себя. Только на самих себя. И пользоваться можно лишь спускаемым аппаратом космического корабля да НАЗом. В НАЗ входят: скромные запасы продовольствия и воды, карманный фонарь, нож-мачете, рыболовные крючки и снасти, небольшие лопаты, пистолет с запасной обоймой, сигнальные ракеты, коробок спичек, гидрокостюмы, портативная радиостанция… По инструкции, используя это снаряжение, нужно быстро построить жилище на случай непогоды или длительного ожидания, укрыться от изнуряющей жары, сохранить воду, добыть пищу. И, превозмогая себя, ждать, ждать, ждать, пока не появятся спасатели.
Но где, скажите, в выжженной пустыне водоемы, кишащие рыбой? Где резвые, длинноухие зайцы, перепела, фазаны, утки, гуси, куропатки, дикие голуби? Их нет. Даже крохотные суслики, тушканчики, змеи ушли глубоко в норы или подались кто куда. И бесполезно рыскать, прочесывать эти скудные, безотрадные места в поисках добычи – рыбалка и охота, как понял Саня, тут исключались начисто, а спускаемый аппарат космического корабля, который в других условиях легко превратить в надежную крепость, становился балластом: днем, раскаленный лучами солнца, он напоминает баню-сауну, ночью покрывается белесым, как солончак, налетом инея. Значит, размышлял Командир, остается с гулькин нос: горький опыт победивших пустыню, заученный наизусть, да НАЗ – все тот же носимый аварийный запас, из которого им пригодятся только вода, сухари, консервы и спички.
– Жаль все-таки, что в тайгу не попали, – словно читая мысли Командира, вздохнул Дима. – Сидели бы сейчас на берегу лесной речушки, ловили хариусов. А потом я бы такую уху сварил – пальчики оближешь.
– Что зря трепаться, – прохрипел Леша, расстилая на бархане полотнище парашюта, чтобы сразу, когда будут готовы опоры и песочные якоря, уйти в тень. – Будешь консервы на солнцепеке разогревать. Мы тебе доверие окажем, шеф-поваром выберем. За пикничок.
– За пикничок Александра Андреевича наказать надо. Он нас сюда заманил, а из меня какой шеф.
– Ладно, – сказал Саня. – Ради общего дела готов стать рядовым от кулинарии. Выберемся отсюда – заказывайте, что хотите. Судак-фри с соусом тар-тар? Карп со щавелем? Телятина маренго? Утка с маслинами? Сальми из кулика? Голубцы по-охотничьи? Или, может быть, фазан в красном вине с сельдереем?
– Глоток воды, – выдавил Леша, проводя непослушным языком по белым, бескровным губам. – И если можно – сейчас. Глоток воды за все фри, сальми и маренго.
– Тогда надо приналечь, ребята. Надо спешить, орлы. Мне уже всякая чертовщина мерещится.
– Это от жары, – успокоил Дима.
На этот раз Саня не поверил товарищу. Но не стал углубляться в рассуждения. Набив гидрокостюм, потащил его на вершину бархана и, бросив рядом с парашютом, принялся мастерить песочные якоря. Работа утомила. Каждое движение давалось с трудом, в уголках рта нестерпимо жгло, разговаривать не хотелось. Краем глаза наблюдая за Лешей, он чертыхнулся про себя, когда тот, вяло перебирая руками, окончательно запутался в белом полотнище, устало подумал, что не пригодились им солидные знания о рыбной ловле, съедобных и целебных травах, о повадках животных, строительстве шалашей и способах разведения огня… Им на экзамене достался самый трудный билет – испытания на выживаемость в пустыне Средней Азии. И теперь Саня Сергеев больше не демонстрировал бодренькую фальшивую улыбку. Не играл роль супермена. Он изнывал от жажды и умирал медленной смертью…
– Пить! – короткий стон вернул Саню к действительности, недоуменно обернувшись, он увидел, как Леша странно, боком, заваливается на песок, хватая скрюченными пальцами белое полотнище парашюта.
Гортань сразу спеклась, пересохла. Сергеев метнулся к товарищу, потом к пакету НАЗа, где хранились емкости с водой, рванул нервной, дрожащей рукой застежку молнии, и в ту же минуту все смешалось. Раскаленное небо словно рухнуло, придавив их многотонной тяжестью, шквал сухого, горячего ветра крохотными, стремительными буравчиками смерчей пронесся над барханом, поднялась буря. Мертвые, недвижные прежде волны песка одновременно всколыхнулись, пришли в движение, поползли, девятым валом поднялись в воздух, солнце, горизонт, все исчезло, наступил абсолютный мрак. Стальными иглами, сдирая кожу, песок хлестнул в лицо, сбил с ног. Саня попытался подняться, но в грудь ударило, миллиарды песчинок пулеметной очередью прошили одежду, залепили рот, глаза, уши; ослепленный, оглушенный, расстрелянный, он упал лицом вниз, ощущая, как страшная, неведомая сила вдавливает, расплющивает, размазывает его бренное тело по поверхности планеты, и планета эта огромна, а он, отчаянный небожитель, ничтожно мал и беспомощен в своей незащищенности. Потом в угасающем сознании вспыхнуло красное солнце и, теряя чувство реальности, Саня понял наконец и смысл дрожащего, запредельного колебания и мнимого страха, что прорывался в сердце из самого нутра пустыни.
Глава вторая
РАСПЛАТА
Песчаная буря – самум, внезапно налетев, так же внезапно стихла.
Отплевываясь, откашливаясь, чувствуя, как мешает шершавый, деревянный язык, а во рту дерет, точно наждаком, Саня поднялся на четвереньки, затем встал на колени и, протерев глаза, осмотрелся. Слепящие искорки плясали тут и там, даль казалась нагой и безрадостной: все та же зыбь на дюнах от ветра, вокруг все то же закаленное в огне безмолвие. Тяжелый пакет из НАЗа с консервами и водой, наполовину засыпанный песком, валялся внизу, у подножия бархана; Дима, оседлав гидрокостюм, с отвращением сплевывал грязные, кровавые сгустки, видимо, поранил небо или гортань; Леша, скорчившись, по-прежнему лежал на боку и, выбросив вперед правую руку, цеплялся скрюченными пальцами за кустик верблюжьей колючки. Полотнища парашюта рядом с ним не было. Оно исчезло, испарилось, развеялось. Тупо уставясь на товарища, Сергеев попытался понять случившееся, оценить размеры постигшей их катастрофы, ее масштабы, но не смог.
– Пи-и-и-ть… – едва шевеля губами, прохрипел Леша, – Пи-и-ть…
И только тут, вместе с этим жутким хрипом, вместе с призывом о помощи, до Сани наконец дошло, что полотнище, их отличное, белое, прочное полотнище, из которого они собирались построить шатер или тент-укрытие, их самое лучшее, самое прекрасное в мире полотнище поглотил самум. Его бросило в жар, захлестнуло волной отчаяния. Неосознанно, скорее повинуясь привычке оказывать помощь терпящим бедствие, чем подчиняясь голосу рассудка, он встал и, волоча по песку отяжелевшие ноги, спустился с бархана. Механически, ни о чем не думая, откопал ранец с водой, спотыкаясь и падая, потащил наверх.
Отчаяние прошло.
Он шел, как бездушный робот, потому что шел, не ощущая ни боли, ни радости, ни печали, абсолютно ничего; сердце в нем высохло, все желания сгорели. Он больше не хотел пить, знал только, что должен, обязан напоить друга. И в мозгу, но словно не в его, а в чужом, инородном, с которым Сергеев был связан каким-то непонятным образом, в этом расплавленном мозгу, в такт шагам глухо, надрывно звучали одни и те же слова из стихотворения Сесара Вальехо, когда-то давным-давно прочитанного и, казалось, навечно забытого: "Дайте же мне, – я простым языком говорю, – дайте, прошу: попить и поесть, отдохнуть и прожить свою жизнь, я скоро умру… Дайте же мне, – я простым языком говорю…"
– Ле… ш… а, – он упал на колени рядом с безжизненным телом, но говорить не мог, непослушными руками расстегнув ранец, отвинтил пробку на фляге, нарушая строжайший режим экономии – первую заповедь идущих через пустыню, – щедро, раз, другой, третий, плеснул водой в исцарапанное, иссеченное самумом лицо, с бесстрастной окаменелостью глядя, как бесцветные струйки, стекая на песок, сразу высыхают и испаряются, не успевая пропитать почву.
Наконец глухой звук, отдаленно напоминающий стон облегчения, сорвался с губ Леши, веки дрогнули, слегка приподнявшись, он обхватил флягу слабыми, неуверенными пальцами, приник к горлышку и стал жадно, торопливо пить, причмокивая и судорожно сглатывая, как голодный теленок. Еще находясь в странном оцепенении, Саня безучастно наблюдал за происходящим. Потом туман в голове как бы рассеялся, Сергеев, точно вернувшись на землю из другого мира, снова почувствовал обжигающую силу зноя, пронзительную боль в гортани, ненасытная жажда друга испугала его, слегка надавив Леше на плечо, он с некоторый усилием отнял флягу, помедлив, протянул Диме. Тот, явно измученный нетерпением, отрицательно покачал головой, однако, подчиняясь требовательному взгляду командира, все же протянул руку. Кривясь от боли, прополоскал рот, закашлялся, сплюнул кровью и, сделав несколько больших, долгих глотков, молча вернул флягу. Саня, сдерживая нервную дрожь, стал пить, всем существом ощущая, как возвращаются иссякшие силы, как оживает высохшее сердце, воскресая, он вновь обретал те свойства и качества, которыми обладал прежде, становился самим собой.
Неизвестность больше не пугала. Ему не было страшно. Сознание ответственности за судьбу экспедиции росло в нем, крепло с каждой минутой. Теперь он знал истинную цену глотку воды и, усилием воли заставив себя оторваться от фляги, осторожно передал ее Леше.
– Как ты, Дим? – спросил, пытливо глядя на бортинженера.
– По… рядок.
– Продержимся?
– Надо про… держаться.
– Мне придется доложить обстановку.
– По… нимаю.
– Думаю, самочувствие экипажа можно оценить как удовлетворительное.
– А Ле… ша?
– Подождем. Не стоит раньше времени бить тревогу. Сам знаешь, какой переполох поднимается в таких случаях. Снимут с испытаний. По врачам затаскают. А может, и вообще турнут из отряда… Подождем.
– Со… гласен, – Дима слегка растягивал слова, видимо, говорить ему было трудно. – Еще не ве… чер.
– Ребята, -Леша, передав флягу по кругу, приподнялся на локтях. – Простите.
– Лежи, лежи. Тебе нельзя двигаться.
– Прос-ти-те, ребята.
– Все нормально, – сказал Саня. – Димыч за тобой немного присмотрит, я начну копать.
– Да, – кивнул Дима. – Посижу. Меня си… льно тряхнуло.
– Сиди, сколько хочешь. Я в хорошей форме.
– Чуть-чуть по… сижу. Потом во… зьмемся в две силы. Один не спра… вишься.
– Можете выпить с Лешей мою воду. Мне больше не хочется.
– Спасибо. Посмотрим.
По-прежнему ворочалось в воздухе невидимое пламя, нескончаемый день все так же дышал зноем, но уже что-то переменилось к лучшему: едва ощутимое дыхание северо-восточного ветра вдруг ласково коснулось Саниного лица, и он, меряя теперь жизнь иной меркой, воспрянул, воскрес окончательно. Ветерок, замечательный, небывалый, невесть откуда тут взявшийся, нес надежду, отдалял мучения, обещал свежесть. Достав из НАЗа новенькие лопаты с короткими ручками, Саня выбрал место и принялся рыть. Песок, срываясь с гладкого металлического совка, шурша, стекал под ноги, края и стены ямы осыпались, но Саня упрямо пробивался вглубь, к уплотненным слоям грунта, там, в недрах, было зарыто их спасение. Устроившись на дне окопчика, можно переждать натиск зноя, можно обложить себя сырым, глубинным песком, и тогда быстрое испарение влаги принесет прохладу, можно поступить иначе… Он просчитал все варианты, но, принимая решение, остановился на одном – уходить под землю, как уходит в пустыне все живое, скрываясь от нещадного солнца, другого выхода нет. Отличное парашютное полотнище, которое оставалось закрепить на опорах и якорях, унесено бурей, шатра не будет, выжить можно лишь в норе, в блиндаже, в темном укрытии.
Как просто все казалось на лекциях, как просто, подумал Саня, с горькой улыбкой вспоминая свои аккуратные конспекты и, как стихи, нараспев повторяя про себя записи о пустыне, в основном про воду и про их нынешнее бедственное положение. "При тридцати градусах выше нуля увеличивается приток крови к поверхности тела, – повторял он, точно на экзамене. – Когда ртутный столбик подскакивает к тридцати семи, потоотделение и дыхание становятся единственным способом терморегулирования организма… Человек в пустыне выпивает до двадцати литров воды в сутки… При недостатке жидкости наступают водное истощение, упадок сил, тепловой удар… Количество воды в НАЗе ограничено… На близость грунтовых вод иногда указывает роение комаров и мошек после захода солнца. Хорошим указателем подземного водоисточника служит тополь разнолистный. Абсолютно надежным гидроиндикатором является дикий арбуз. Присутствие среди пустыни этих небольших зеленых плодов, горьких, как хина, – верный признак желанной влаги… Обычно водоносный горизонт располагается под "бахчей" на совсем небольшой глубине. …Помимо природных источников, в пустыне встречаются и колодцы искусственные. Они располагаются, как правило, неподалеку от караванной дороги, но так тщательно укрыты от солнца, что неопытный человек может пройти в двух шагах и ничего не заметить. О близости колодца можно узнать по ряду признаков: дорожке, идущей в сторону от стоянки каравана, тропе с многочисленными следами животных, стрелке, образуемой слиянием двух тропинок, грязному серому песку и другим приметам… Облегчить положение терпящего бедствие помогает роса, обильно выпадающая в утренние часы. Если сложить гальку, щебень, металлические предметы на расстеленном парашюте, к утру можно собрать некоторое количество влаги, осевшей на поверхность камней…" "Да, – сказал он себе, останавливаясь передохнуть. – Конспекты ты вел аккуратно. Хорошие конспекты. Замечательные. Только жизнь в конспекты не втиснешь…"
Саня не знал точно, сколько времени и как глубоко придется копать; силы, возвращенные водой, быстро иссякали, в уголках рта опять жгло, надсадно и терпко, дыхание сбивалось, частые, глухие удары сердца тревожно отдавались в ушах. Поэтому, когда Дима встал рядом и молча протянул флягу, он с благодарностью сделал несколько глотков, стараясь не пролить ни капли, и, приказав себе работать экономно, расчетливо, исключив все ненужные движения, вонзил лопату в песок. Дима, пристроившись с противоположной стороны, тоже энергично взялся за дело, вдвоем они быстро углубились метра на полтора, но грунт по-прежнему был сух, точно прокален насквозь.
– Добудем воду из песка – валяй, ребята, цель близка! Но нет ее, голубушки, доныне… – все так же растягивая слова, продекламировал Дима из популярной песенки космонавтов и, не поворачивая головы, спросил:
– Сань, ты думаешь у Леши серьезно?
– По всем признакам… сильнейший тепловой удар. Полный упадок сил. Плюс травмы, полученные в бурю.
– Эскулапы теперь его живым не выпустят.
– Все может быть.
– Обидно.
– Мне было бы страшно, – хмуро ответил Саня. – Очень страшно дойти до цели, все преодолеть и так глупо сорваться…
– У нас в аптечке нет никаких лекарств на этот случай?