Он стянул с себя футболку, украшенную крупной черной надписью "Модно в Японии", и кинул ее на землю.
- Я иду купаться.
- Можно ко мне в бассейн пойти, - сказал Сэмми.
- А можно и тут. - Уэйн сбросил свои высокие кроссовки, зашел в пруд; не раздумывая, он бросился с головой в темную мерцающую гладь и, мощно рассекая воду, поплыл к гейзеру.
- Ночное купание в пьяном виде, - констатировал я. - Прекрасное сочетание.
- И бог его знает, что там в этой воде, - неодобрительно проговорил Сэмми.
- Микробы, паразиты…
- Радиоактивные отходы.
- Лохнесское чудовище.
- Частная канализация семейства Портеров.
- Народ, давайте сюда! - крикнул Уэйн из пруда. - Тут просто здорово!
- Кажется, именно так начинаются все фильмы "Челюсти".
- Акулы в прудах не живут, - заметил я.
- Как раз это и успевает сказать красотка в бикини за секунду до того, как ее съедают.
Тем временем Уэйн доплыл до гейзера и повис на какой-то невидимой части механизма, его фигура едва виднелась за водной стеной. Я на секунду прикрыл глаза, от дешевого пива местного разлива меня начало мутить. Когда я открыл глаза, Уэйна уже не было.
- Куда он подевался? - спросил я.
- Не знаю, - ответил Сэмми, вытягивая шею.
Вскочив на ноги, мы принялись выкрикивать его имя, пристально вглядываясь в темную водную гладь, где вот-вот должна была появиться его голова - и все не появлялась.
- Твою мать, где он? - сказал я, и страх ледяным шаром стал раздуваться у меня в животе. Я посмотрел на Сэмми, который уже снимал кроссовки, и быстро последовал его примеру. Бросившись в холодную воду, мы изо всех сил принялись грести в сторону гейзера, выкрикивая имя Уэйна между беспорядочными гребками. Вблизи гейзер шумел гораздо сильнее, чем казалось с берега. Я первым добрался до середины и тут же неловко нырнул, мои вытянутые пальцы царапнули дно и зачерпнули комья грязной тины. Я всплыл, тяжело дыша, и уже собрался снова нырять, как вдруг раздался громкий клич, и над нами сквозь струи воды пролетел Уэйн, прижав колени к груди, а за ним, как хвост кометы, тянулись сверкающие брызги. Он медленно летел по воздуху, в ореоле воды и света, как мифическое божество, восстающее из глубин, после чего пушечным ядром опустился ровно между мной и Сэмми. Через мгновение он всплыл на поверхность и принялся убирать волосы с лица - он смеялся над нами.
- Козел! - заорал Сэмми, с отвращением брызнув на него водой.
- Ты что, совсем уже? - сказал я, пытаясь одновременно облегченно выдохнуть и выплюнуть придонный ил.
- А как вас еще в воду затащишь? - сказал Уэйн все с той же улыбкой.
Завязалась жестокая водная битва - мы безуспешно пытались его утопить, но Уэйн легко сбрасывал нас своими длинными мускулистыми руками. Потом он показал нам сбоку от гейзера маленькую ремонтную площадку, на которой сидел в засаде, и мы стали по очереди прыгать с нее в пруд сквозь бьющие струи.
Я выбрался на сушу первым, в животе у меня бурлило: я наглотался воды из пруда, и она смешалась с пивом. Опершись на большой платан, я часто задышал, и через несколько минут желудок сдался: меня как следует вывернуло, горячая кислота рвоты обожгла горло, на глазах выступили слезы. Я натянул футболку и лег на траву - голова немного кружилась, и все вокруг плыло. Когда я открыл глаза через пару минут, Сэмми и Уэйн по-прежнему были в воде, их голоса зловеще разносило эхо, заглушаемое только мягким журчанием гейзера. Приподнявшись на локтях, я едва смог различить в темноте их фигуры, поднимавшиеся и опускавшиеся в густой водяной завесе. Контуры их поплыли перед моими усталыми глазами, набрякшие веки стали закрываться, мир вокруг завертелся с нарастающей скоростью. Перед тем как я отключился, их размытые силуэты, казалось, соединились в робких объятиях, но я едва успел это увидеть, потому что забытье бросило играть со мной в кошки-мышки и властно овладело мною без остатка.
Глава 8
Время в палате отца почти остановилось. Сколько ни пытаются секунды обогнать размеренный писк его сердечного монитора, ничего у них не выходит. Этот день подобен бесконечному предложению из романа Генри Джеймса, в нем нет никакого смысла, оно прерывается только светскими разговорами, посещениями туалета и выходами в холл, к своенравному кофейному автомату. Непонятно, чего мы ждем: что отец проснется или что он умрет. Похоже, это не имеет значения, поскольку приборы, которыми он обвешан, явно сконструированы таким образом, чтобы не допускать ни того ни другого, а просто продлевать его пребывание в этом механическом чистилище. Синди, отвозившая близняшек в школу, возвращается около двенадцати - принести нам пиццу. Я никогда не был женат, и мне не под силу расшифровать значение взглядов, которыми обмениваются Синди и Брэд, - острых взглядов с искрами злобы. Брэд выходит, чтобы проводить ее до лифта, и возвращается расстроенным и еще более изможденным. Определенно что-то у них не так.
Примерно в полшестого какое-то неуловимое колебание в писке и шелесте системы отцовского жизнеобеспечения дает Брэду понять, что пора сворачиваться. Он коротко консультируется с дежурной медсестрой, и мы уходим.
- Хорошая машинка, - говорит Брэд, усаживаясь на пассажирское сиденье "мерседеса", и кожаная обшивка бесстыдно пукает под его джинсами.
- Спасибо, - смущенно бормочу я.
- Небось недешево обошлась.
Я внутренне содрогаюсь. Ничего хорошего из этого разговора не выйдет. Фирменным автосалонам "мерседеса" следовало бы иметь специальную комнату, куда покупателя приглашают сразу после подписания всех бумаг в демонстрационном зале, причем там должны быть мягкие ковры и кожаная мебель - с такой же шикарной обшивкой, как и салон только что купленного автомобиля. Там специальный сотрудник под чашечку свежемолотого кофе с пирожными проводил бы небольшой инструктаж по поводу того социального багажа, который всегда приобретается с роскошным автомобилем - правила поведения и все такое. За шестьдесят восемь-то штук могли бы и постараться. Вот тогда я, может, и был бы готов к тем неловким ситуациям, в которых постоянно оказываюсь, как неопытный владелец "мерседеса". Допустим, я соглашусь с предположением брата: тогда выйдет, что я смотрю на него свысока. А скажи я: "Да нет, не так уж и дорого" - получится, что я выпендриваюсь. Пока у тебя нет денег, кажется, что в них содержится ответ на все вопросы, и только когда деньги появляются, ты понимаешь, что они приносят с собой новые вопросы, причем в отличие от прошлых эти нужно держать при себе, потому что сочувствовать тебе никто не станет. Я бормочу что-то нечленораздельное, надеясь, что на этом все и кончится.
- Ты голодный? - спрашивает Брэд.
- Ну, я бы поел.
В Буш-Фолс есть только два заведения с приличной кухней. Одно - это закусочная "У герцогини" прямо на Стрэтфилд-роуд, а другое - "Тайм-аут" - некая смесь спортивного бара и пивной, в которой в основном собираются многочисленные бывшие спортсмены, живущие в Буш-Фолс. Особенность "Тайм-аута" в том, что там подают лучшие стейки во всем северном Коннектикуте.
- Хочешь стейк? - спрашиваю я, потому что мы сравнительно недалеко от "Тайм-аута".
- Да ну, - отвечает Брэд, - я не особенно голоден. Давай в "Герцогиню".
- Ладно тебе, - говорю, - я угощаю.
- Ты меня и в "Герцогине" можешь угостить, - отвечает он, пряча глаза.
Чтобы Брэд, да предпочел хоть что-то "Тайм-ауту"? Ладно, говорю я себе, если ты семнадцать лет не был дома, разумно предположить, что за время твоего отсутствия что-то могло измениться.
"Герцогиня" оформлена в классическом стиле вагона-ресторана. Лавки в отсеках-купе обиты малиновым кожзаменителем, столы покрыты кухонным пластиком в крапинку. Кроме купе есть еще длинный бар с девятью высокими вращающимися табуретками, для одиноких гостей, а за баром - кухня. Если здесь хоть что-то и изменилось за время моего отсутствия, то не до такой степени, чтобы я мог это уловить.
Официантка за стойкой - Шейла Жирарди, она училась на класс младше меня, во всех школьных постановках играла главные роли, на всех концертах пела и танцевала.
- Привет, Гоф, - говорит она с такой знакомой улыбкой. Гофом Брэда прозвали еще в старших классах. Всякий раз, как он выполнял какой-нибудь особенно зрелищный бросок или повисал на кольце, это прозвище сотрясало стены спортзала: "Гоф! Гоф! Гоф!" Я сидел на трибунах, болел за Брэда и мечтал, что когда-нибудь это раскатистое эхо будет звучать в мою честь. Но я так и не попал в команду, и мне никто ни разу не прокричал "Гоф". И остался я Джо Гофманом, что само по себе уже звучит слегка пораженчески. Знакомьтесь, Джо Гофман, такой вот посредственный брат знаменитого Гофа.
- Привет, Шейла. Помнишь Джо, моего брата?
- Конечно, - отвечает она. - Привет, Джо. Сколько лет, сколько зим. Как ты?
- Неплохо. А ты?
- Отлично!
Шейле пророчили славу новой Мадонны, но если ей хоть капельку обидно, что боги избрали на эту роль Бритни Спирс, то ничто в ней этого не выдает.
- Слушайте, мне так жалко, что с вашим папой такое стряслось. Как он?
- Все так же, - говорит Брэд и направляется в один из отсеков. Пока мы проходим мимо других столиков, я замечаю, что многие посетители на меня смотрят, и приветливыми эти взгляды не назовешь.
- Ты, похоже, знаменитость, - говорит Брэд, когда мы усаживаемся лицом к лицу.
- Похоже, что так.
Мы неловко поглядываем друг на друга через стол, и мне вдруг начинает не хватать бесчувственного тела отца между нами: оно служило удобным отвлекающим фактором.
- Ну, - говорю я, - как бизнес?
Он кривится:
- В последнее время очень так себе.
- Наверное, плохо пришлось, когда "Портерс" закрылся?
Он тяжело вздыхает:
- Понятно, хорошо от этого не стало, но, честно сказать, нам и до этого уже приходилось туго.
Он откидывается назад при появлении Шейлы с бокалами воды. В школе она была, насколько я помню, хорошенькой - такая высокая, смешливая; она и теперь красива, но какой-то простой, целлулоидной красотой: блондинка-стюардесса с ослепительно-белыми зубами, как с рекламного плаката.
- Мне мегабургер и шоколадный коктейль, - говорю я ей.
- Ты прямо как брат! - говорит она, глядя на Брэда и удивленно приподнимая брови.
- Ты всегда это заказываешь? - спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
- Типа того.
Пока она поворачивается спиной, чтобы идти за нашим заказом, я, кажется, замечаю быстрый взгляд, которым она обменивается с Брэдом, понимающий и с оттенком флирта, интимный такой взгляд. "Ах вот как!" - отмечаю я про себя, курсивом и с эдаким британским акцентом.
Я резко перевожу взгляд на Брэда, он прячет глаза и быстро говорит:
- Китайцы совсем одолели.
- Китайцы?
- Они самые. Теперь все закупают витрины только за границей, и выходит в два раза дешевле. Кто хочет по-взрослому работать - тот налаживает производство в Китае.
- А разве у вас качество не лучше?
- Понятие "качество" осталось в двадцатом веке. - Он отпивает глоток воды из бокала и горько усмехается. - А в двадцать первом кто дешевле - тот и лучше. И не важно, что у тебя есть склады, что ты соблюдаешь сроки поставки, предоставляешь установку и целую пропасть других услуг на месте - то, чего импортеры просто не в состоянии предложить. Если у тебя работают американские рабочие - твои цены заведомо выше рыночных.
- И что ты собираешься делать?
- Конкретно сейчас, - устало говорит он, вылезая из-за стола, - я собираюсь сходить отлить.
Пока Брэда нет, появляется еда. Я беру со своей тарелки ломтик жареной картошки и поднимаю глаза в тот самый миг, когда какая-то седовласая дама подходит ко мне и выплескивает мне в лицо стакан молочного коктейля. Даже если ты сто раз видел такое по телевизору, ты все равно оказываешься как-то не готов, когда это случается с тобой в реальной жизни. В телевизоре обычно выплескивают вино или еще какой-нибудь благородный напиток. Молочный коктейль, густо-шоколадный, холодный, как не знаю что, при том же объеме действует куда эффективнее.
- Ублюдок! - Она плюет мне в лицо, пока я вскакиваю на ноги, а по шее за воротник течет густая ледяная влага. - Ты не смеешь вваливаться сюда как ни в чем не бывало!
Никакие слова не приходят на ум, и я просто смотрю в ее перекошенное от злобы лицо, вытирая руками физиономию и волосы.
- Ты не имеешь права здесь появляться после всего, чего мы тут из-за тебя натерпелись!
- Послушайте, - в конце концов выдавливаю я из себя, - в чем дело?
- В тебе дело, в тебе! - визжит она, и я вдруг ощущаю, как тихо сидят все остальные вокруг. - В тебе и твоей проклятой лживой книжонке!
В этот момент из туалета возвращается Брэд. Он с тревогой смотрит на меня:
- Что за хрень тут происходит?
- Ее спроси, - отвечаю я и беру со стола пачку салфеток, чтобы вытереть лицо. Коктейль начинает подсыхать, кожа становится липкой.
- В чем дело, Фрэнни?
Фрэнни?
- Прости, Брэд, - отвечает она ему, голос ее все еще дрожит от злобы. - Но это ж какой наглости надо было набраться, чтобы явиться сюда!
- Ну, в наглости вы еще можете со мной потягаться, - замечаю я. Брэд нетерпеливо машет на меня, чтобы я умолк, и я снова чувствую себя двенадцатилетним.
- Фрэнни, прости, - успокаивает ее мой брат. - Я понимаю, как это должно быть неприятно. Но мой отец попал в больницу, я не знаю, слышала ли ты про это.
- Нет, не слышала, - говорит она, поворачиваясь к нему. - Что случилось?
Брэд объясняет ей ситуацию твердым, успокаивающим голосом, постепенно уводя ее от меня к двери. Они еще некоторое время разговаривают, она тянется к Брэду и быстро обнимает его. После этого, бросив последний недобрый взгляд на меня, женщина выходит из "Герцогини". Брэд возвращается, сокрушенно качая головой, и вдруг замечает, что несколько посетителей замерли за своими столиками и глазеют на нас с раскрытыми ртами.
- Представление окончено, - раздраженно произносит он, по очереди глядя в глаза каждому, отчего зрители отводят взгляд. - По крайней мере, пока, - еле слышно говорит он мне, когда мы снова усаживаемся. Я облокачиваюсь на спинку сиденья, и рубашка приклеивается к телу. Похоже, молочный коктейль добрался уже до пояса и просачивается дальше.
- Кто она, черт подери, такая? - спрашиваю я.
- А ты не знаешь?
- А как ты думаешь, если я спрашиваю "Кто она, черт подери, такая"?
- Это Фрэнсин Дуган. Жена тренера.
- А-а, - глупо киваю я. - Не узнал.
- Теперь ясно?
- Ясно, - отвечаю. - За исключением того, почему ты зовешь ее Фрэнни и она тебя обнимает. Когда ты успел так близко сойтись с женой Дугана?
Брэд смотрит на меня:
- Я же помощник тренера команды "Кугуаров". Я думал, ты знаешь.
- С каких это пор школьным баскетбольным командам нужны помощники тренеров?
Брэд вздыхает:
- Да не нужны они на самом деле. Но Дугану уже срок вышел. Ему скоро семьдесят стукнет. Пока - такой переходный период: я ему годик-другой помогаю, провожу еженедельные тренировки, натаскиваю команду, а потом он выходит на пенсию - и я занимаю его место.
- Ты хочешь стать тренером? - Мне никогда не приходило в голову, что Брэда может интересовать тренерское ремесло.
- А что, хорошая работа, - защищается он. - Зарплата нормальная и пенсия прекрасная. Гораздо лучше, чем в витринном бизнесе в наши дни.
Ну да, теперь понятно. Школьные звезды всегда живут прошлым, как будто все, что происходило в их жизни за пределами четырех лет, проведенных в команде, - не совсем настоящее. Вся остальная жизнь - это время после баскетбола; как солдаты, они тоскуют по своей войне. Вспоминаю, какое напряжение чувствовалось в больнице между Брэдом и Синди. Нетрудно предположить, что Брэд тоскует по тем временам, когда он был городской легендой и все вокруг его боготворили, включая жену.
- И долго ты уже помощник тренера?
- Пять лет.
- Что-то переходный период затянулся.
Он вздыхает:
- Не то слово.
- Дуган уходить не хочет? - говорю я.
- Угадал.
Ну да, это тоже понятно. Если игроки буш-фолской баскетбольной команды - прекрасные принцы, то Дуган - их король, почитаемый всеми.
Куда бы он ни шел, его встречают словами: "Привет, тренер", "Отличная игра, тренер!", "Задайте им перцу, тренер!". В "Тайм-ауте" для него зарезервирован особый столик, и после каждого домашнего матча они с женой по традиции ходят туда. В заведении обычно полно бывших игроков "Кугуаров", и его появление непременно сопровождается шквалом аплодисментов, который он конечно же останавливает притворно-смущенным взмахом руки, когда пик оваций уже давно прошел.
Такое слепое обожание дает ему немалую власть в городке, особенно когда его бывшие воспитанники начинают занимать влиятельные посты. Отставные спортсмены редко переезжают из родного города. В другом месте они станут такими, как все, - невозможно представить себе это после четырех лет славы, когда они играли за самую знаменитую школьную команду в регионе. Питомцы Дугана образуют свое собственное братство, а сам Дуган - его полновластный предводитель, и этот круг - их единственная связь со звездным прошлым. Если бывший кугуаровец ищет работу, Дуган делает так, чтобы работа нашлась. Если кто-то из его питомцев баллотируется в органы местного самоуправления - Дуган следит, чтобы голосов хватило. Благодаря своим обширным связям в городе Дуган лучше всех находит деньги на нужды школы, а это дает большой вес и в школьном совете.
Ничего удивительного в том, что Дуган - надменный самовлюбленный манипулятор. У меня в романе он еще и страдает хроническим онанизмом - эту привычку я довольно безыскусно вывел из его маниакальной страсти просматривать по ночам записи матчей. Сидит тренер в трусах, глазеет на подростков, которые носятся в поту по площадке, и, тяжело дыша, с почти звериным напором ублажает себя. Вымысел чистой воды, низкий и мелочный, но меня абсолютно не мучила совесть из-за того, что я это насочинял - отчасти потому, что я считаю Дугана виновным в том, что случилось с Сэмми, а отчасти, наверное, потому, что я сам низок и мелочен.
Я смотрю на Брэда:
- То есть ты работаешь у Дугана.
- Работаю, - отвечает он с вызовом.
- Наверное, его не очень порадовала моя книжка.
- Ты так думаешь?
- Да и жену, наверное, тоже.
- Похоже на то.
- Прости, - говорю я Брэду, хотя не уверен, что чувствую за собой вину. - Наверное, тебе не очень-то легко было работать, когда книга вышла.
- Он меня не винил, - спокойно отвечает Брэд. Потом, глядя мне прямо в глаза, добавляет: - Почти никто меня не винил.
- Вот и хорошо, - говорю я, вставая. - Ты доел?
- Да. Но ты же сэндвич почти не тронул!
- У него вкус шоколадного коктейля, - отвечаю я.