Глава 9
Память никогда не делает поправку на время. Хотя мне прекрасно известно, что Джареду, моему племяннику, теперь восемнадцать лет, представляю я его все тем же испуганным четырнадцатилетним подростком, каким я видел его в последний раз в своей квартире несколько лет назад. Поэтому, когда я натыкаюсь на него в гостиной своего отца, где он в одних трусах кувыркается на диване в объятиях девицы в той же степени раздетости, я поражаюсь вдвойне. Девчонка, услышав, что я вхожу в комнату, пронзительно визжит и неуклюже ныряет за диван, а Джаред инстинктивно хватает с пола гору скомканной одежды и наваливает ее себе на колени.
- Черт, простите, - говорю я, разворачиваюсь на ходу и быстро выхожу из комнаты. Похоже, у меня судьба такая: постоянно прерывать своих родственников во время секса. Какой-то прямо шаблон закладывается, надо бы изучить при случае: наблюдение за сексом вместо секса. Вечная подружка невесты и так далее.
- Отлично, - говорит Джаред, и тут я понимаю, что он обращается к девчонке за диваном. - Это не отец.
Через минуту он уже выходит ко мне в холл, натягивая на ходу джинсы.
- Привет, дядя Джо, - говорит он. - Как дела?
Дожили, уже возбужденные голые юнцы называют меня дядей!
- Не так хорошо, как твои, наверное, - отвечаю я.
Он фыркает, одной рукой как ни в чем не бывало застегивает ширинку, затем выпрямляется и смотрит на меня. Джаред заметно вырос, теперь в нем не меньше метра восьмидесяти, худой и широкоплечий, как отец. Он заправляет длинные темные волосы за уши, мочки которых изуродованы бесчисленными золотыми и серебряными колечками и гвоздиками. Глядя на сережки и на пучок волос под нижней губой, я сразу понимаю, что приводит Брэда в тихое отчаяние.
- Прости, - говорю я. - Я не думал, что тут кто-то будет.
Джаред проводит рукой по волосам и пожимает плечами:
- Ну, мы ничего, мы просто…
- Да-да.
- Я думал, отец пришел, - говорит он. - Меня бы тогда по полной отымели!
- Мне оттуда показалось, что через пять минут тебя бы и так отымели по полной.
Джаред улыбается. Он какой-то очень естественный, ненапряженный. Говорит коротко, мягко, в нем чувствуется ум. Не заметно никаких внешних признаков злости, как у многих подростков, размахивающих огромным списком того, что они хотят доказать миру. Проглядывает только некое подспудное беспокойство, обычное для этого возраста, - в том, например, как его взгляд блуждает по мне, ни на секунду не останавливаясь.
- Ну, ты не в обиде?
- Какой настоящий американский подросток устоит перед соблазном пустого дома! - отвечаю я. - Это, можно сказать, твой долг перед родиной - привести сюда подружку.
Я вешаю сумку на перила, как делал уже миллион раз за целую вечность до этого. От этого действия, абсолютно рефлекторного, в животе у меня щекочет, и на какую-то долю мгновения я ощущаю запах детства.
- Что с твоей рубашкой? - спрашивает Джаред.
- Одна женщина коктейль на меня вылила.
Мой племянничек ухмыляется:
- Девчонки!
- Этой девчонке было за шестьдесят.
- А зачем она так сделала?
- Были у нее причины.
- Слушай, - говорит он, рассеянно поглаживая литые мышцы на животе. - Мне очень понравилась твоя книга.
Я поднимаю брови:
- Ну, тогда в этом городе ты в меньшинстве.
- В этом городе вообще грамотные люди в меньшинстве, - отвечает он.
Пожалуй, неожиданный ответ для того, кто минуту назад развлекался с девчонкой, которая до сих пор прячется, голая и дрожащая, за диваном в гостиной. Джаред не так прост. Как по сигналу, девчонка выходит из укрытия, симпатичная и нарядная, как с рекламы фирмы "Гэп": сине-зеленый полосатый джемпер, джинсы, бедер практически нет и прекрасная грудь старшеклассницы - небольшая, но привлекающая внимание своей свежестью, как пара игривых щенков.
- Это Шери, - говорит Джаред, натягивая рубашку, которую она ему принесла. - А это - мой дядя Джо.
- Приятно познакомиться.
- Здрасте, - говорит она, глядя в пол. Она еще не скоро отойдет после моего неуместного вторжения.
- Чтобы закрыть тему, - говорит Джаред, - ты ведь не будешь упоминать об этом небольшом инциденте моему отцу?
- Можешь на меня положиться.
Думаю, Джаред оценил бы рассказ о том, как я когда-то наткнулся на Брэда с Синди в гараже, но даже самые приспособленные к жизни мальчики не могут слышать ничего, что хотя бы как-то связывает их матерей с оральным сексом, поэтому приходится молчать.
- Кроме того, - продолжаю я, - в данный момент у него более важными вещами голова забита.
- Да уж, я думаю, - отвечает Джаред. - Раз ты тут, значит, деду совсем плохо?
- Похоже, что так.
Его глаза расширяются - видимо, от ужаса, и я вдруг понимаю, что у него с моим отцом особые отношения. Я снова испытываю ревность, как в больнице, когда Брэд поправлял отцу простыни.
- Черт, - тихо произносит Джаред.
Наступает короткая минута молчания - молчания о тех вещах, про которые мы думаем, но вслух не говорим: о смерти и о том, как близок к ней мой отец. Паузу прерывают электронные колокольцы моего мобильника, и я с извиняющейся улыбкой страдающего телефонной зависимостью сдергиваю его с ремня.
- Алло.
- Ты лживый, самовлюбленный ублюдок, - слышу я голос Натали. Прикрывая рукой трубку, я смотрю на Джареда и Шери:
- Надо ответить. Я быстро.
- Джаред, - говорит Шери, закусив губу, - мне пора.
- Я тебя провожу, - отвечает он. - Увидимся, дядя Джо.
- Я буду здесь, - отвечаю я и снова прикладываю трубку к уху, успевая расслышать окончание тирады Натали:
- …использовал меня, козел. А когда я стала не нужна…
Я смотрю на Джареда и Шери из большого окна гостиной - как они бредут по дорожке, он обнимает ее, их бедра слегка стукаются друг о друга при ходьбе. От этого я внезапно начинаю себе казаться старым и немощным. Натали договаривает до конца и вешает трубку, я закрываю крышку телефона и убираю его в пластиковый чехол на ремне. С тяжелым вздохом я беру сумку и иду в свою старую комнату, чтобы сразу с этим покончить. Вот я и вернулся домой. Как всегда: представляешь себе одно, а оказывается совсем другое.
Глава 10
1986
По ночам Люси плавала голой.
Пусть не по-настоящему (хотя, скорее всего, по-настоящему она тоже так делала), но в моем сознании она каждую ночь без всякого стеснения бросалась обнаженной в бассейн, лениво плавала, потом переворачивалась на спину и лежала на воде, озаренная неяркой подсветкой бассейна. Эта фантазия поселилась в моей голове и, где бы я ни был, что бы я ни делал, постоянно прокручивалась в моем мозгу. Она стоит на мостках, сияя своей наготой, и перед самым прыжком видит меня - я стою напротив, у противоположного бортика. Вместо того чтобы удивиться, она ласково улыбается мне понимающей, полной соблазна улыбкой, а затем погружается в воду. Я вхожу в бассейн с мелкого края и дожидаюсь, пока она вынырнет. Мы стоим по пояс в воде, и она произносит: "Я все ждала, когда же ты придешь". - "Я знаю", - отвечаю я, и тут она заключает меня в объятия, и я чувствую, как эти великолепные, похожие на луковицы, груди, горячие и влажные, прижимаются к моей груди, и теплые губы обхватывают мои, и она касается меня языком. Под водой мы поначалу слегка соприкасаемся кожей, а потом делаем это все сильнее и сильнее, и она затягивает меня под воду, и мы занимаемся любовью, а на заднем фоне слышно, как радио играет песню Питера Гэбриела "В твоих глазах". Сплошные сопли, конечно, но тогда эта музыка казалась мне волшебной, а идея секса в бассейне - соблазнительной.
Секс в бассейне, боже мой! Убогое, затрудненное совокупление, скорее физкультура, чем удовольствие, приходится компенсировать каждое движение, чтобы хоть как-то оставаться на плаву, и в результате всех усилий ты еще и получаешь меньше, а не больше ощущений в самых важных областях! Ничего похожего на популярные представления, транслируемые по ночным каналам кабельного телевидения! Но сам факт еще раз подчеркивает, что секс в бассейне - прежде всего зрительный образ: на вид гораздо приятнее, чем в реальности. Правда, для семнадцатилетнего девственника секс в бассейне не менее и не более реален, чем все остальные виды секса. Поскольку я не занимался никаким из них, это была просто очередная строка в списке недостижимых вещей.
Если не считать гигантской сексуальной неудовлетворенности, которая с каждым днем грозила перерасти в манию, лето у меня было прекрасное. Двое друзей - это больше, чем две отдельные дружбы. Когда появился Сэмми, у нас возник коллектив. Компания. "Свои". Я наслаждался этой легкой дружбой, шутками, пониманием с полуслова, возникшим между нами тремя в то лето. "Я со своими". Походка моя стала более упругой, я стал чаще улыбаться, у меня открылись глаза. Неожиданно, непонятно почему, я стал счастлив.
И пока я мог, я не замечал того большого, неназываемого, что зловеще маячило на периферии, - словно не было тех тайных взглядов и молчаливых сигналов, которые я все чаще невольно улавливал. Я решительно не хотел ничего менять. Мы слушали Спрингстина, смотрели MTV, пили слишком много пива и ходили купаться, гоняли на электромобилях по территории "Портерс" в ночной тьме, хором отвечали на экранные реплики героев в кино, ели пиццу и бургеры в "Герцогине" и изредка курили травку, которую брали у Нико с городской бензоколонки. И вот в какой-то момент, незаметно, Уэйн и Сэмми стали гораздо больше, чем просто друзьями.
Как долго можно не обращать внимания на роман, развивающийся у тебя прямо под носом? На самом деле весь вопрос в настрое. Наверняка на каком-то подсознательном уровне я отмечал обмен мимолетными взглядами и понимающими улыбками, замечал, как куда-то исчезают их руки в кино, как быстро, неуклюже перемещаются тела при моем внезапном появлении в комнате, как медленно сгущается воздух вокруг двух моих лучших друзей. Но я твердо закрывал на все глаза, намерившись пересидеть, переждать это безумие, как грипп или ангину. Я наивно полагал, что это всего лишь странный период, фаза бунтарских экспериментов, и что это пройдет.
Все-таки дело было в восемьдесят шестом году, нам никто не объяснил, как справляться с такими вещами. Про гомосексуализм мы знали примерно столько же, сколько про бога: слышали, что он существует, но могли и отрицать сам факт его существования. Мы рассуждали о том, принимает ли Майкл Джексон женские гормоны, говорили про помаду Боя Джорджа, называли обоих педиками, но по-настоящему, в глубине души, совершенно не верили в то, что они и вправду гомосексуалисты. Реклама, ясное дело. Много было слухов про Эндрю Маккарти, а вон как убедительно он сыграл с Элли Шиди в "Огнях святого Эльма" - как после этого можно считать его голубым? Мы, бывало, обзывали друг друга "пидорами", но никогда не подразумевали буквального значения. В основном мы лепили свою жизнь с Голливуда, а там, в свою очередь, тоже отвергали реальность. Для нас, ребят из пригорода, понятие гомосексуализма было совершенно абстрактным, как алгебра или воронкообразная форма вселенной.
Поэтому некоторое время я мог делать вид, что не вижу того, что видел, и пребывал в убеждении, что лучшая тактика тут - как с бродячей собакой: если в глаза ей не смотреть, она и пройдет мимо. Мне совершенно необходимо было в это верить, и не только потому, что обратное было бы немыслимо. Главное, что они были моими лучшими и единственными друзьями, и я отчаянно боялся их потерять. Возможно, их гомосексуализм - перестань я закрывать на него глаза - и оскорбил бы мои чувства, но эта боль не могла бы сравниться с удушающим чувством одиночества, которое я испытывал с того самого дня, как мама совершила свой роковой прыжок в реку Буш.
В общем, я все знал, и они знали, что я знаю, и без единого слова на эту тему мы просто приняли ситуацию такой, как она есть. Поразительно на самом деле, как быстро это стало казаться нормальным в жаркой пустоте лета. Само собой стало обычным то, что, приходя к Сэмми, я иногда обнаруживал Уэйна уже у него, или что вечером я уходил от Сэмми, а Уэйн еще оставался. Я как-то никогда не заставлял их почувствовать странность их отношений, а они никогда не показывали мне, что я - третий лишний. Полагаю, у каждого были свои резоны для того, чтобы минимизировать масштабы происходящего и сохранять статус-кво. А лето все текло, незаметно набирая обороты.
Однажды вечером, когда мы тусовались у бассейна Сэмми, я зашел в дом, чтобы попить и пофлиртовать в гостиной с Люси, которая свернулась калачиком на диване в легких брюках, какие носят медсестры, и читала журнал "Пипл".
- Привет, Джо, - сказала она, опуская журнал, - как дела?
- Хорошо.
Я еще не просох после бассейна, и от кондиционера у меня мурашки побежали по коже.
- Хотел просто зайти поздороваться.
Люси улыбнулась, доброй теплой улыбкой, которая, мне показалось, не лишена была слабого намека на то, что моя отчаянная влюбленность не была совсем уж безответной.
- Ты такой милый, - сказала она. - Как так вышло, что у тебя нет девушки?
- У меня с долгими отношениями сложности.
- Как это?
- Да никто не хочет со мной их завязывать.
Она засмеялась:
- Да ладно! С таким-то красавчиком?
- Представьте себе, - ответил я с усмешкой.
Она села, и я увидел впадинку, показавшуюся в вырезе кофты. Безумие какое-то: ну как простая вертикальная черточка может запустить такую мощную химическую реакцию в нижней половине моего тела! Люси грустно смотрела на меня некоторое время, словно хотела что-то сказать, но потом передумала и закусила губу. И тут же стала выглядеть до смерти усталой.
- Я рада, что вы с Сэмми подружились.
- Я тоже.
- Нет, я хочу сказать, я рада, что, когда начнется школа, у него будет такой друг.
Она оглянулась, а потом наклонилась вперед, и я увидел, как линия в вырезе разделяется на две симметричные дуги. Случись в эту минуту эрекция, скрыть ее было бы невозможно: вспучив мокрые плавки, она дала бы о себе знать как назойливый незваный гость. Люси заговорила тихим шепотом, а я отчаянно молился, чтобы вялость внизу не проходила.
- У него всегда были проблемы в школе, - сказала она. - Ребята иногда бывают очень жестокими.
- Все будет в порядке, - неуклюже ответил я.
- Ты ведь будешь за ним присматривать?
- Мы оба будем.
Мне не нравилось, к чему стал клониться разговор, и Люси это почувствовала. Она слегка кивнула и снова откинулась на диване.
- Не говори ему, что я это сказала.
- Ну что вы, - произнес я более выразительно, чем намеревался, и она хихикнула.
- Не хотела тебя задерживать, - сказала она.
- Как и все остальные знакомые мне женщины.
- Ну, будь я на пятнадцать лет моложе… - поддразнила она меня.
- Я бы был вам не ровня, - ответил я, и она снова засмеялась.
Когда я вышел из дома, Уэйн и Сэмми были в воде; они жарко целовались под мостками, мускулистая рука Уэйна покоилась на тощем плече Сэмми. Головы их покачивались волнообразно в такт ритмичному движению губ. Из воды показалась рука Сэмми; он нежно погладил Уэйна по лицу. У меня подогнулись колени, я почувствовал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Хорошо бы, конечно, если бы я был из тех, кто способен в такой ситуации разбежаться и по-хулигански плюхнуться рядом с ними с воплем "А ну, подвиньтесь!". Они бы точно это оценили, но я просто физически не мог этого сделать. Одно дело знать, совсем другое - увидеть ту страсть, с которой они целовались.
Я тихо отступил назад и вернулся в гостиную, где Люси курила, лежа на диване, и встревоженно смотрела в потолок.
- Я решил еще немного тут побыть, - сказал я.
Люси посмотрела на меня внимательным взглядом длиной в небольшую вечность, и в глазах у нее читалась смесь испуга и смирения. Потом она села и разгладила место на диване рядом с собой.
- Присядь, - сказала она с улыбкой, гася окурок в пепельнице на журнальном столике. - Я принесу тебе кока-колы.
Она обошла диван и остановилась, слегка похлопав меня по голому плечу, и пальцы ее на какое-то мгновение задержались там.
- Джо, - сказала она из-за моей спины.
- Ага.
- Ты действительно очень милый.
- Ага.
Я не обернулся, потому что не хотел, чтобы она увидела, как я плачу.
Последний день каникул подкрался одной темной ночью с коварством домушника, и когда мы проснулись, то обнаружили, что лето украли у нас прямо из-под носа. Из бассейна Хаберов слили воду, его подготовили к зиме и накрыли чехлом, и то же случилось с Люси, бикини которой, к моему полному отчаянию, также были убраны до весны. Первый день выпускного класса зловеще замаячил на горизонте в виде невнятной черной тучи.
Три года тому назад, накануне начала старшей школы, мы с Уэйном взломали замок на пожарной лестнице буш-фолской средней школы и поднялись на крышу. Мы сидели вдвоем на огромном белом куполе, откуда открывался вид на школьный двор, и под пачку "Данхилла" размышляли о предстоящем учебном годе. С тех пор это стало у нас ежегодным ритуалом, с небольшим отклонением в предпоследнем классе, когда Уэйн заменил наш всегдашний "Данхилл" на марихуану, закупленную у заики-заправщика с городской бензоколонки. Это был перебор, чуть не стоивший нам жизни, Уэйн тогда едва не слетел с купола, потащив и меня за собой, - под действием травки мы с трудом смогли удержать равновесие. Тогда нам пришлось проторчать на крыше до рассвета, в ужасе вжимаясь в гладкую гипсовую поверхность купола, пока звезды над нами не перестали носиться с таким видом, как будто вся галактика пребывала в страшной ломке. После этого мы сошлись на том, что со следующего года будем курить обычные сигареты.
На этот раз я не рассчитывал на то, что Уэйн выкурит со мной нашу ежегодную сигарету, но меня мучила какая-то меланхолия, какое-то смутное чувство, что это время уходит безвозвратно, и я решил забраться на крышу в одиночестве. Надежно угнездившись на куполе, я закурил и в задумчивости посмотрел на город. Несмотря на то что к моему смехотворному списку друзей в этом году добавился Сэмми, я чувствовал себя как никогда одиноко. Откинувшись назад, я стал разглядывать звезды и подумал о маме: интересно, смотрит ли она на меня сейчас. И жутко расстроился, оттого что она может увидеть меня в таком плачевном состоянии, если, конечно, посмотрит.
Послышался легкий шелест - ткань скользнула по камню, - и рядом со мной взгромоздился немного запыхавшийся Уэйн.
- Какого хрена? - произнес он, тяжело дыша, ко лбу прилипли мокрые от пота светлые волосы. - Десять минут подождать не мог?
Я улыбнулся и зажег ему сигарету от своей.
- Я думал, ты не придешь.
- Ты что, козел? - ответил Уэйн, принимая сигарету. - Я свято почитаю традиции.
- А я думал, ты и читать-то не умеешь.
- А за такие слова можно очень здорово грохнуться.
- Прости.
- Итак, - произнес он, поднимая сигарету как бокал, - за выпускной класс!