Свиток V
Этот свиток сильно поврежден, прочтению поддаются лишь три фрагмента. Последний, вероятно, представляет собой отрывок из комедии "Верный муж".
ФРАГМЕНТ
1
поспешил назад в Рим, мама, чтобы опередить известия и избавить тебя от скорби. По крайней мере ты знаешь, что он не мертв.
- Все равно что мертв, - устало ответила Прокулея. - Марк Весаний видел пьесу! - Изящная рука матери лежала на свитке с комедией отца, который я привез из Карнунта. Ее пальцы крепко сжались на нем. - Он мертв, - прошептала она.
- Возможно, удастся что-нибудь устроить, - неуверенно сказал Цецина. - В конце концов, Тиберий же согласился. И в сегодняшнем Риме все можно… - Он осекся. Сама идея была немыслимой. - Гарнизоны в Паннонии обходятся в крупную сумму, - сказал он и снова умолк. Взгляд его маленьких глазок остановился на Прокулее, потом скользнул к моему лицу. Поскольку никто из нас не сказал ни слова, он нервно продолжил: - Марк Весаний распускает сплетни через Ливию. Тиберий его не переносит. И пусть даже Ливия его мать, она…
- Это его убьет, знаю, что убьет. Он умирал медленной смертью от разбитого сердца в Томах, но это уж слишком. Это поистине смертный приговор.
- Кто-нибудь про это знает? - спросил Цецина.
- Только Поппей, - ответил я. - Он дал мне письмо к Кунобелину. И, разумеется, Агрикола тоже. Это ведь он расспрашивал в городе и нашел купца. Я ему заплатил, но не остался ждать, чем все кончится. Я решил, мне будет лучше вернуться в Рим. Поппей также дал мне письмо к Тиберию. Я надеялся, что смогу поспеть сюда раньше, чем приедет кто-нибудь из Том и расскажет тебе, что он утонул.
- Ты пойдешь к Тиберию? - Прокулея озабоченно повернулась к мужу.
- Пойду. Я уже условился об аудиенции, - сказал Цецина.
2
на ступенях храма Божественного Юлия. Был красивый день римской осени. Повсюду вокруг сверкал мрамор Цецины, напоминая мне пляж в Томах, с его ослепительно белым песком подле голубой воды, где, как было объявлено, утонул Овидий. Решением легата в Карнунте теперь он был официально мертв.
На Форуме привычными группками собрались сенаторы и их клиенты, богатые торговцы (не менее богатые, чем Цецина) и юноши в новеньких с иголочки тогах вирилис расхаживали в сопровождении принаряженных девушек. Я сидел рядом с печальным Цециной. Это был мир Овидия. Его место - здесь, но он изгнан враждой женщины, императрицы-убийцы. Однако своей комедией он сравнял счет.
- Дела наши плохи, как у легионов в Тевтобургском лесу, - вздохнул Цецина. - Хорошо еще, что у тебя было это письмо.
Я положил руку ему на плечо. Жизнь - странная пьеса. И не обязательно следует правилам Аристотеля. Низенький и толстый владелец мраморных каменоломен когда-то казался мне глуповатым, но теперь я любил его за преданность.
- Верно, Цецина. Хорошо, что у меня было то письмо.
Через Форум широким шагом шел, точно пьяный, натыкаясь на людей, Куртий Аттик. Заметив нас, он поспешно повернул к ступеням храма. Присмотревшись, я увидел, как по его щекам текут слезы. Еще один преданный
3
такая выносливость? Неужели? Какое крепкое здоровье!
ФУРНИЛЛА: Истинная правда!
КАПИТОН: Тебя следует поздравить.
ФУРНИЛЛА: Но знаешь, это так утомительно!
КАПИТОН: Нельзя же иметь все сразу.
ПЛАВТ: Как раз о таком и мечтает Лентилла.
ФУРНИЛЛА: Кто это?
ПЛАВТ: Моя наложница. Меня ей недостаточно. А нужен ей такой мужчина, как Гай Инвалид Сикан.
КАПИТОН: Что ж, тогда с твоего позволения, Фурнилла, и, разумеется, если Гай согласится.
Данный фрагмент воспроизведен согласно современным правилам графического отображения сценария пьесы.
Свиток VI
Прочтению поддаются только два фрагмента этого свитка, основная часть которого значительно пострадала.
ФРАГМЕНТ
1
по Тибру. Мы отплыли рано утром, чтобы нас не заметили, на случай, если, как это произошло в тот раз после пира у (Августа)
2
разве вода не будет просто с нее падать?
Невежество Корнелия Фида было невероятно. Я никогда не понимал, почему моя сестра вышла за него замуж. Или почему ее умный отец решил выдать ее за такого дурня. Но Венера, разумеется, непредсказуема.
Я взялся терпеливо объяснять:
- Скажи мне, Корнелий, что происходит, когда бросают копье?
Он поглядел на меня озадаченно.
- Я сенатор, Квест
Свиток VII
ФРАГМЕНТ
1
в пятнадцатый год его правления. Я помолился маскам Прокулеи и Цецины, прося благоприятного пути. Стоял июль, день предшествовал нонам, прошло лишь два года после того, как умерла Прокулея, а Цецина совершил самоубийство по римскому обычаю. Управление моим имуществом, которое умножилось благодаря двум полученным мной наследствам, я доверил Квинту. Ничто и никогда не бросило тени на нашу дружбу, истинный римский солидаций. В то время Квинт также был очень богат, но в отличие от меня ослушался отца, выбрав созерцание, как это сделал Овидий. Однако в отличие от Овидия он посвятил себя изучению истории. Написанная им в молодые годы "История Крита" снискала ему немалую славу, и последние двадцать лет он трудился над историей морских сражений Рима. Благодаря фактам, которые он собрал по этому предмету в библиотеках Рима и Александрии, он приобрел обширные познания в кораблестроении, что сослужило мне добрую службу. Это Квинт посоветовал мне не отказываться от проверенного и испытанного типа купеческой монеры для [около 3 стр. ] стихнет ветер. Поэтому я нанял команду опытных греческих гребцов и оснастил судно парусами нового типа, которые позволят нам маневрировать против ветра. Квинт хотел отправиться со мной. Возбуждение, гнавшее меня в неизвестность, заразило и его. Но я убедил его остаться в Риме. У меня не было никого, кто бы
2
смогли поднять на борт полный запас дерева, и к тому времени, когда мы отплыли на запад, наступили ноябрьские иды. К нам присоединился мальчик Тесотул. На латыни он говорил довольно бегло. Амелий Регалиан ворчал, что, раз у меня уже есть толмач, он сам мне больше не понадобится, но принял это легко, а кроме того, с жадностью учился у Тесотула его родному языку.
Прошел месяц, прежде
3
увидели столп дыма, который поднимался прямо в небо, так как ветра не было. Вскоре после восхода весь город собрался на берегу, царь Телалок восседал на высоких носилках и в окружении жрецов и военачальников ожидал, что из моря поднимется огнедышащая гора, вулкан
4
в лебедя? - Откинувшись на спинку кресла, царь Телалок расхохотался.
Даже Тесотул захихикал, но тут же сделал серьезное лицо, боясь, как бы царь не счел это неуважением к богам гостей. Однако Телалок продолжал смеяться:
- Тетасилан также любит обращаться в животных, но никогда - в столь приземленных целях. Твоя теология поразительно смешна, Квест. И к тому же эта ревнивая жена! - Он содрогался от хохота.
Мы с Амелием обменялись взглядами. Этот царь вел себя, как римлянин. Во всяком случае, с нами. Когда поблизости появлялись его жрецы, он был серьезен
5
на плоской крыше дворца.
- Так ты говоришь, Земля тоже такая? - спросил Телалок, глядя на полную луну, которая отражалась в море, гладком, как мраморный пол.
- Она действительно такова, - сказал я. - Эратосфен даже измерил ее окружность.
Затем я объяснил царю законы тригонометрии, которые использовал Эратосфен.
Телалок погрузился в раздумья. Долгое время мы сидели молча. Потом он повернулся ко мне:
- А что говорит Эратосфен о вашей презабавной теологии?
- Понятия не имею. Сомневаюсь, что он когда-либо о ней писал.
- А ты? Ты веришь в богов, которые столь похожи на смертных?
Он не переставал меня удивлять. Он действительно напоминал римлянина.
- Нет, - ответил я. - В Риме образованные люди в них не верят.
- Тогда во что вы верите? В нее? - Он указал на луну.
Я покачал головой:
- Нет. Подобно Аристотелю, я верю
6
но это так далеко. Наши корабли не могут доплыть (туда)
Комментарий Э. П. Оливера
Поскольку по профессии я автор детективных рассказов, задача которого придумывать решения всевозможных загадок, у моего издателя появилась безумная мысль поручить мне написать комментарий к этой "римской тайне".
Основное место в фрагментарной хронике Квеста занимают две загадки. Первая - это судьба Овидия после того, как он был приговорен к ссылке (relegatio) (мягкая форма наказания без потери собственности, в то время как изгнание как таковое (exilio) влекло за собой конфискацию всего движимого и недвижимого имущества осужденного) в город Томы на берегу того, что тогда было известно как Понт, а сегодня - как Черное море. Вторая - способ, каким хроникер Квест Фирм Сикул попал на Американский континент. С темой Овидия также связана проблема происхождения Квеста Фирма Сикула, чьим отцом официально был Гай Фирм Сикул, политик и военачальник в эпоху Августа, и наконец, проблема того, каковы истинные причины, почему Август отправил Овидия в ссылку.
Подлинность текста Квеста была многократно подтверждена лабораторными исследованиями (смотри доклад по данному вопросу профессора Кидо Германна Шонберга из Гарвардского университета и профессора Лоррейн Линды Бернсайд из Йелльского университета) и лингвистическим анализом. Учитывая это, я полагаю, что его рассказ об исторических обстоятельствах следует считать заслуживающим доверия, невзирая на то, что его не подтверждают более поздние хроники (например, имена жен Овидия ни в одном другом документальном источнике не упоминаются), и то, что временами его изложение субъективно или не имеет объяснения - например, описание римской системы ведения боя, которой Квест приписывает идею своего изобретения.
Семья Квеста Фирма Сикула не упоминается ни в одной исторической хронике. Крайне маленький Свиток II, Фрагмент 1 (далее ссылки на текст обозначаются сокращениями: Св., Фр.) не сообщает ничего, кроме nomen и cognomen, и только из контекста по ходу повествования мы понимаем, что это имя отца Квеста: его praenomen, Гай, раскрывается в Св. II, Фр. 6.
Мы не знаем в точности, когда родился Гай Сикул, но из текста следует, что он происходил из одной "из старейших и самых богатых (семей) в Риме" (Св. I, Фр. 7) и что во время Гражданской войны всегда был "его [Августа] преданным другом и соратником" (Св. I, Фр. 11). Значит, можно предположить, что, когда в 49 г. до н. э. разразилась Гражданская война, Гаю было по меньшей мере двадцать лет, или, если учесть другие указания в тексте, что его военная карьера уже была на подъеме - возможно, он был значительно старше.
Также нам известна дата его смерти (Св. II, Фр. 6): незадолго до битвы за крепость Андетриум вблизи Салоны в 8 г. н. э., где Квест был ранен. Благодаря вышеупомянутой преданной дружбе с Августом Гай "составил себе еще большее (состояние)" (Св. I, Фр. 7), и его карьера достигла кульминации, когда Август назначил его своим имперским наместником (Св. I, Фр. 11) (legatus Augustus pro praetore), иными словами - управляющим имперской провинцией (впрочем, нигде не говорится, какой именно), в юрисдикцию которого входили все расквартированные в данной области войска. Этот пост был, по всей видимости, главным источником состояния, которое, как нам сообщается, Гай Фирм себе "составил". Судя по всему, его карьера не оборвалась и после окончания войны (например, упомянутое в Св. III, Фр. 11 "тайное поручение императора" в Египте). Очевидно, что он не ладил с сыном, который отказывался вступать на стезю политики: вспомним, как после пира он жалуется на молодого Квеста императору (Св. I, Фр. 11), и их разговор в Колизее, где оба они присутствуют при поединке гладиаторов (Св. I, Фр. 13).
Дата рождения матери Квеста нам также неизвестна, но, по всей вероятности, она родилась вскоре после морского сражения при Акции в 31 г. до н. э., положившего конец Гражданской войне и вознесшего Октавиана на трон империи с величественным титулом "Август". Моя теория относительно года ее рождения базируется на нескольких экстраполяциях из текста, которые будут разъяснены в дальнейшем. Ее praenomen был Прокулея, второе имя - Эмилия и cognomen - Сепула (в Св. II, Фр. 6 cognomen ее брата - Сепул). Она умерла в 27 г. н. э., за два года до того, как Квест отправился за море ("в пятнадцатый год его [Тиберия] правления", т. е. 29 г. н. э.), так как в Св. VII, Фр. 1 он упоминает, что вознес молитву ее посмертной маске.
Без сомнения, Квест обожал мать. Об этом свидетельствуют несколько дошедших до нас эпизодов, самый значимый из которых содержится в Св. I, Фр. 6, где рабы несут Прокулею в носилках на Авентин. Прокулея "надевала золотые серьги и всегда была прекрасной и благоухающей", и как будто сидевшему у нее на коленях маленькому Квесту казалось, что "весь (Рим) пахнет, как мама". Это детское восприятие вспоминается также во время пира у Августа, когда, уже будучи молодым человеком (он только что надел свою первую тогу вирилис, тогу мужа), он чувствует, что "весь пиршественный зал полнится ее духами, ароматом Рима, который я помнил по тем давно минувшим дням, когда мы отправлялись на носилках в город", и когда он говорит, что "гордился моей матерью Прокулеей: она была прекрасна, как Афродита" (Св. I, Фр. 11).