Нетерпеливо взбежал к себе на девятый этаж, помня, что сегодня его лабораторное время; не останавливаясь, помахал рукой неизменно курящему здесь Вилли Штеку и, ничуть не запыхавшись, вошел в лабораторию.
Навстречу ему неслась Красотка Инна - чуть не столкнулись в дверях.
- Вольт Платоныч, вашего ничего в морозилке? Срезов замороженных? А то забирайте быстро! Я сейчас все выгребаю: желе не застывает!
"Забирайте быстро"! Вольт пожалел, что в морозильнике нет никаких его препаратов: он бы сейчас показал Красотке, как все выгребать ради какого-то желе! И не спасло бы Красотку ее сходство с Женей Евтушенко!
И хотя помнил, что нет его препаратов, все-таки сказал - назло:
- Если есть мои препараты, они должны остаться. Я их не принесу в жертву желе!
Красотка Инна подошла к большому холодильнику и стала энергично выставлять из морозильной камеры штативы с пробирками, штабеля чашек Петри, приговаривая в ритме движений:
- Собрались в кои веки праздновать… а вам обязательно испортить настроение… пламенный прибор у вас… вместо сердца…
- Это вы уже говорили, Инна. И не считаю, что это плохо. Если сердце, по вашим понятиям, годно только на то, чтобы мешать работе.
Едва двинулся дальше, как навстречу Веринька. Увидев Вольта, она мгновенно придала лицу страдальческое выражение, точно надвинула заранее приготовленную маску.
- Ну что, ты решил совсем оставить свои благородные попытки или все-таки нет?
Почему сразу в таком тоне? Разве Вольт давал повод? А Вольт за собственными делами и забыл совсем про то, как Вериньку вытолкнули из монографии - как из поезда на ходу. Но Веринька же не знает, что он забыл, зато должна помнить, как он вчера бросился разговаривать с Хорунжим - почему же такой тон?
- А в профком или партком ты так и не сходила?
- Нет. Кто ж будет ссориться с Поливановой! Естественно, никто не будет - кроме Вольта.
- Ну что ж, попробую с нею поговорить.
- Ах, я знала, что надеяться можно только на тебя!
Зачем он собирался затеять совершенно бесполезный разговор? Кажется, единственная цель - доказать себе и Вериньке, что он не боится начальства, что имеет собственное мнение, и не только имеет - высказывает. Ради Красотки Инны все полезут в огонь голыми руками, а вот ради Вериньки…
Это все равно что в спорте: Вольт никогда не болеет за заведомых победителей, всегда надеется, что слабая команда совершит чудо, превзойдет себя и одолеет непобедимых - тот же ЦСКА в хоккее! Понятно, что почти всегда он обречен на разочарование, но зато случаются, хоть и редко, удивительные радости, когда чудо действительно совершается! Этих радостей лишены болельщики ЦСКА, да и как можно болеть за непрерывных победителей? Этого Вольт решительно не понимал.
Перед кабинетом Поливановой среди тех же ящиков опять блуждал Тиша Лаврионов - будто и не уходил.
- Здесь твоя шефиня?
- Ингрида Игоревна внизу. - На правах своего человека он произнес небрежно: "Ингригоревна". - Только ты к ней сейчас все равно не попадешь: у нее голландцы.
Ну естественно! По собственной инициативе пробиться к Поливановой практически невозможно: либо она принимает научное начальство или иностранцев, либо она в разъездах.
На всякий случай спросил:
- А когда освободится?
- И не жди. Уйдут голландцы, ей надо будет в Колтуши… А тебе чего? Или все-таки решился к нам? Тогда передай через меня.
И почему Тише так хочется, чтобы Вольт пошел в ингредиенты? Вольт вспомнил, как однажды оказался случайно в компании охотников и как ему чуть ли не насильно совали в руки ружье и требовали, чтобы он тоже шел и стрелял. Вольт не понимал почему, пока кто-то не проговорился: "Чистеньким хочешь остаться? Показать, что лучше других?"
- Нет, я совсем по другому вопросу. - Не передавать же обличения через Тишу! - Ладно, постараюсь как-нибудь поймать.
- Давай-давай, старайся. Много таких - старателей.
Что ж, и хорошо, что не пробился к Поливановой. Потому что совершенно бесполезный вышел бы разговор. Чистая бравада. А что можно сделать небесполезного? Написать в газету, как он сгоряча пообещал Хорунжему? В ту же "Литературку", которая много пишет о научной этике. В общем-то, это выход. Приедет корреспондент - от него Поливанова не сможет запросто отмахнуться, как отмахнулась бы, без сомнения, от обличений Вольта. Но лучше, чтобы письмо подписали несколько человек. Начать со своей лаборатории.
В старшинской сидел припарадненный Крамер, а к его столу была прислонена мандолина. Ну да, он же сегодня непременно споет, а аккомпанирует ему постоянно Вилли Штек, который со студенческих лет не разучился играть на мандолине, и кажется, по-прежнему неотразим в такие минуты.
- А, мастер, привет. Чего-то у тебя вид озабоченный. Уж не собрался ли работать средь шумного бала?
Почему-то признание, что собираешься поработать, звучит не то что смешно, но как-то несерьезно. Но Вольт, как всегда, упрямо подтвердил:
- Да, и поработать тоже собираюсь. Слушай, тут еще такое дело: тебе не рассказывала Веринька про свои несчастья?
Да, дошли слухи. Об этом она вчера с тобой так таинственно?
Ну естественно: сама же всем и разболтала.
- Об этом.
Что ж, мастер, такова селявуха. Я недавно смотрел по телевизору: какие-то мелкие хищники загнали газель, но пришел лев и съел чужую добычу. Так и наша Веринька: загнала, можно сказать, эту тему в монографию, а потом пришли львы и львицы и ее выкинули.
- А если мы напишем письмо куда-нибудь? В "Ли-тературку", например? У тебя же со вчерашнего дня опыт писать в печать.
- Поборемся за справедливость, мастер? Это красиво. Но ты меня прости, мне с детства внушили брезгливость к анонимкам.
У Вольта и в мыслях не было, чтобы писать анонимку. А Крамеру не приходило в голову- что такие письма подписывают.
- При чем здесь анонимка? Мы подпишемся.
- Серьезно? Я не знаю, как ты, может, тебе приготовлено место в конкурирующем институте, а я свою будущность связываю с нашим ИМИ. Так что ограничусь стенгазетой.
Все нормально. С чего это Вольт решил, что Крамер жаждет защищать Вериньку? Да и жаждет ли кто-нибудь?
Вольт раздумывал, кому еще можно предложить подписать письмо, но заглянула Верная Кариатида:
- Вольт Платоныч, я наше время сегодня переставила на два часа раньше. Уже пора.
Работа - это святое. Собирать подписи можно и завтра - если только найдутся подписанты. Ну, кроме Кариатиды: она-то подпишет все, что ей подсунет Вольт, "о Кариатида не в счет - слишком мелкая величина на институтском небосклоне.
Когда уже заходил в бокс, в коридоре мелькнула Веринька. Кажется, не заметила Вольта. Вовсе сейчас не хотелось заводить с нею разговоры, выслушивать ее восклицания. Она считает, что все должны бросить работу ради нее. Хотя сама свою работу никогда не бросала ни ради кого.
Хорошо, что можно усесться за бинокулярный микроскоп, взяться за микровинты - и отключиться от всего вокруг. Острие стеклянной пипетки было похоже на нос космической ракеты; рядом с нею присоска, хотя и вытянутая из такой же трубки, казалась грубой и непохожей ни на что.
Пока что Вольт не смог придумать ничего лучшего, как вычленить из пласта культуры нервную клетку, удерживать ее присоской, а через пипетку вводить в синапс известные медиаторы - в надежде, что найдется такой синапс, в котором ни один из известных медиаторов не передаст возбуждения, - это подало бы надежду, что данный синапс принадлежит аларм-системе… Работа, аналогичная по объему ручной сортировке песчинок на средних размеров пляже. Ну что ж, раз никто до сих пор не наткнулся на аларм-систему, значит, она упрятана достаточно хорошо.
Проделать такую работу можно, только если веришь, что она не напрасна, если ясно видишь в мечтах ее плоды. И Вольт видел! Так же как когда-то не знали, что такое иммунитет, и при внезапных эпидемиях, моровых поветриях, выживали те, кто почему-то обладал врожденным иммунитетом - до тех пор, пока не появились прививки, так и сейчас некоторые обладают врожденными преимуществами таланта, силы, но будет открыта аларм-система, и можно будет делать что-то аналогичное прививкам, только против глупости, против слабости… Ради этого стоило перебирать песчинки на пляже.
Ведь это, может быть, самая прочная неумирающая мечта человеческая: о силе, о талантливости. Она рождала античных богов и былинных богатырей… Да и сейчас - почему так много читают мемуаров, книг из серии ЖЗЛ? Потому что хочется прикоснуться к жизни людей выдающихся, сумевших реализовать свои силы! Умиление маленькими людьми, всякими Акакиями Акакиевичами - это для литературных снобов, а нормального читателя увлекают яркие личности! Поэтому самая главная задача науки о человеке - излечивать от слабости и бездарности, а уж потом от инфарктов… Подумать только, что здесь среди суеты, можно сказать, на краешке стола открывается новая эра в науке - эра антропомаксимологии!..
Но что, если вовсе нет специальных волокон для аларм-системы? Что, если она построена по другому принципу, гораздо более экономному: если в одном синапсе существуют два типа медиаторов - сосуществуют, - тот же нормальный серотонин передает нормальные сигналы, а какой-то неизвестный - алармические?! Если возобновить аналогию с телефоном, то при современной технике не нужно для тысячи одновременных разговоров тянуть тысячу параллельных проводов: они могут идти по одному проводу, разнясь частотой сигнала!
Идея была так заманчива, что Вольт не мог дальше продолжать препарировать волокна. Есть же Верная Кариатида - вот пусть и займется механической работой!
Он усадил Кариатиду за микроскоп, страдая, что та своими толстыми пальцами сделает неловкое движение и надорвет тот единственный аксон, на поиски которого потрачено столько сил. Страдая, все-таки усадил, потому что нужно было подробно обдумать новую идею - прямо сейчас, немедленно! Ведь потребуется совсем другая методика, теперешняя придумана под гипотезу о полностью автономной аларм-системе.
Верная Кариатида старательно приникла к бинокуляру. Какая же она огромная, какой маленький перед ней микроскоп. А как крутит кремальеры! Осторожнее надо, осторожнее!
- Да не торопись ты!
- Я не тороплюсь, Вольт Платоныч, я ни капли не тороплюсь, я совсем по микрончику, - робко защищалась Кариатида.
Всегда другие все делают не так! Если бы можно было все самому! Но невозможно, не хватит никаких рук. Вот и приходится доверять - той же Кариатиде. Красотке Инне Вольт бы никогда не доверился в серьезной работе, но кому-то доверять приходится…
Чтобы не мучиться зрелищем неловкости Верной Кариатиды - возможно, "мнимой неловкости, - Вольт ушел к себе в старшинскую, утешаясь тем, что основной гипотезой, пожалуй, станет новая, так что если Кариатида чего и напортит, то не очень обидно.
Крамер слонялся в ожидании начала празднества. Вольт подумал не без чувства превосходства, что уж он-то терять времени не будет: обдумает пока что новую гипотезу.
Но долго подумать не удалось. Распахнулась дверь, и явилась Красотка Инна:
- Именинник тут? А гость уже на подходе. Сейчас садимся. Только каждый со своим стулом.
Крамер поспешно схватил стул и двинулся к двери. Проходя мимо Вольта, еще сидевшего, он сказал, хлопнув его по плечу:
- Вот так, мастер: празднуй и забудь свои проблемы. И Веринька пусть забудет. Пусть радуется, как у нас тут все почти по-родственному.
- Да-да, почти по-родственному никто за нее не вступится, не подпишет письмо.
- Перестань, мастер. По-родственному - это дружно присесть за стол. А письмо - ты слишком много хочешь. Такова селявуха. Вот сейчас выпьем под киношника.
И тут Вольту пришла небольшая идея: ведь кино - оно чем-то родственно газете. Что, если попробовать впрячь в это дело кино? Они от Поливановой не зависят, так что чрезмерной храбрости не потребуется.
В коридоре тотчас и встретилась Веринька - тоже тащила свой стул. Сейчас не работа ждала, потому нечего было слишком торопиться. Вольт приостановился:
- Ну вот, Веринька, Поливанова была с иностранцами, к ней не пробиться. Да я и подумал потом: лучше всего письмо в "Литературку". Представляешь, статья появится: "Украли монографию"!
- Ах, я так и знала, что ты придумаешь удобную отговорку! Я все прекрасно понимаю! Каждый умирает в одиночку!
Вот и делай что-нибудь для нее! Крамер лучше понял, что такое подписывать письмо: это же в десять раз смелее, чем высказать все в глаза Поливановой, - высказанное останется в четырех стенах, а письмо - это документ, это сор из избы! Противно объяснять. Вольт махнул рукой и двинулся дальше со своим стулом. Тем более не стал говорить про идею с кино - тут ведь и самому еще не очень ясно, в отличие от газеты.
Сдвинутые лабораторные столы были покрыты бумагой, отмотанной от того самого рулона, неизвестно зачем стоящего в углу. Среди сборной посуды выделялась голубая тарелка, по которой несся на всех парусах романтический парусник, - вообще-то тарелка настенная, в свое время подаренная в складчину Хорунжему на день рождения, но теперь мобилизованная на стол и явно предназначенная для почетного гостя.
Сам гость стоял тут же в окружении наших граций. Тотчас присоединилась к грациям и Веринька, причем выражение лица у нее сменилось мгновенно - точно сняла ту скорбную маску, которую Веринька надевала специально для разговора с Вольтом.
Гость на этот раз даже не блистал кожаным пиджаком, что делало его в глазах Вольта несколько симпатичнее - у Вольта неприязнь к кожаным пиджакам, дубленкам, чемоданчикам-дипломатам и прочим навязчиво модным вещам.
Имя гостя Вольт не удержал в голове сразу как познакомился в прошлый раз, и с тех пор не было случая узнать. Такая беспамятность постыдна сама по себе, а кроме того, теперь неудобно было подойти, не зная, как обратиться, а ведь Вольт собрался завести с киношником разговор о попранной в лице Вериньки справедливости.
Не зная, как естественнее выйти из неловкой ситуации, Вольт пока что кивнул гостю издали, но тот, кажется, и не заметил, отвлекаемый вниманием дам.
Так же издали Вольт кивнул Хорунжему - общаться ближе с заведующим Вольту сейчас не хотелось. Ожидал он и от Хорунжего ответной холодности, но тот заулыбался с самым отеческим видом, может быть даже более отеческим, чем обычно, что весьма озадачило Вольта.
- Садимся, садимся! - взывала Красотка Инна. Вольт с удовольствием замечал, что Красотка не так поглощена гостем, как Веринька, например. Или Протоплазма. Нет, Красотка Инна тоже была взбудоражена всеми приготовлениями, тем более что празднество шло за счет скучной работы, но все-таки не теряла чувства юмора.
- Садимся, сколько горло надрывать! Объявляю конкурс: кто съест первый кусок!
- Я! - мгновенно вызвался гость. - Жрать хочется страшно! Как серому волку в базарный день.
- Господин, голодный гость - голубая мечта хозяйки!
Гость уселся перед тарелкой с романтическим парусником.
- О, здесь тоже голубая мечта - об алых парусах. Я недавно говорю нашему шефу: снимем фильм "Ветер в парусах мечты". Неважно о чем, я сам не знаю, о чем, но ради названия пойдут толпы. Всем страшно хочется мечтать!
- Это как у Чапека - помните? Неважно, о чем фильм, лишь бы назывался "На ступенях старого замка".
Все очень уместно сказал Крамер, но Вольту показалось, он торопится продемонстрировать гостю эрудицию.
Хорунжий поднял майонезную баночку - рюмок хватило только дамам и гостю:
Ну что, давайте за именинника!
- У нас же гость! Законы гостеприимства! - пискнула Веринька.
- Нет-нет, что вы, за именинника! - несколько даже кокетничая скромностью, запротестовал гость и первым чокнулся с Крамером.
Вольт, как человек за рулем, чокнулся квасом. Гость сразу заметил это и улыбнулся ему с дружеской укоризной:
- Видите, а одолжили бы нам свой ЗИС, сейчас бы праздновали без всякой дискриминации.
Вольт хотел было ответить так же дружелюбно, но его опередила Красотка Инна:
- Вольт Платоныч у нас непрерывно тренирует волю - как бицепсы.
- Ну а теперь за гостя, за гостя! - потребовала Веринька. - За неразрывный союз науки и искусства!
Ужасно она любит такие вот штампованные фразы, и произносит каждый раз так, будто сама только что изобрела.
Крамер сморщился и, как бы отмежевываясь от Веринькиных восторгов, чокнулся отдельно с Вольтом:
- За любовь, мастер. Всегда надо пить за любовь, только за любовь. Остальное - чешуя.
Вольт вспомнил крамеровскую божественную Татьяну и ответил с непроизвольно покровительственной интонацией:
- Что ж, попробуем за любовь.
Но Крамер не замечал этой покровительственности.
- Давай, мастер, дуй хоть свой квас. Кроме любви - ничего стоящего на свете - экси… экзистенциальный факт!
А ведь сорок лет человеку, есть интересные работы.
Вилли Штек, который не пропускал ни одного тоста, ничуть не опасаясь, что это помешает беглости пальцев, когда дойдет до мандолины, тоже расслышал и подхватил:
- За любовь? Давай! Слышь, Лиззи, за любовь! Чего ты сидишь как деревянная?
Кандидатка в третьи жены покорно выпила. Шумно вздохнула Верная Кариатида. А вокруг гостя ровно жужжал свой разговор. Но вдруг выделился резкий смех Красотки Инны:
- И ты хочешь фантастики?!
- Само собой. Сейчас только и снимать, "Ветер в парусах мечты".
- Так ты не знаешь, куда ты пришел, Андрей! Ага, наконец-то Вольт услышал: гостя зовут Андреем.
- Не знаешь, куда ты пришел. Да ты пришел в самое то место - научно-фантастическое! Потому что наука сейчас обгоняет любую фантастику, это написано в любой газете. Вот сидит наш Вольт Платоныч Комаровский - он скоро переделает всех нас по образу и подобию - не знаю только, чьему… Думаешь, фантастика? А ты бы поверил в пятьдесят первом году, что всего через десять лет человек в космосе? Сидели вон тоже молодые гении, закусывали бутербродами в рабочее время, поезда еще паровозы таскали, а у них на чертежах ракеты самые раскосмические! Кто бы тогда поверил, что всего через десять лет?!
А Красотка Инна - ораторша!