Было, подтверждаю. Сам в такое время жил, самыми спокойными были семидесятые годы прошлого века. Нормально жили, в достатке. Тогда еще шутили: в магазинах пусто, зато в холодильниках густо. "Голыми" и "босыми" тогда даже бездельники не ходили. Работы полно по любой специальности, зарплаты, если хорошо работаешь, вполне приличные. Безработица? Слыхали про нее и искренне сочувствовали забугорным работягам. Милицию опасались, но не боялись. Страной гордились. Власть в анекдотах поругивали, посмеивались, но уважали. Знали, может чего конечно и не так, но эти свои, не продадут. Власть и тогда вволю жрала в спецраспределителях, но миллиардами ценности из страны не вывозила. Дворцов и яхт себе заграницей не покупали, в офшорах для себя деньги не прятали. Сейчас все намного лучше стало, смотрите программы телевидения там все популярно и доступно расскажут как все хорошо, а скоро будет еще лучше.
- Ты это… ну лучше не дергайся, - шмыгнув носом посоветовал гопник, плотный коренастый и явно не умелый грабитель, уж больно близко подошел и пивом от него прет, значит реакция не очень, - давай мобилу, гони бабки и топай.
Да-с, сегодня явно не мой день, еще не дошел до гостиницы, а уже второй раз останавливают. И место, где ко мне подошли и окружили, паршивое. Пустой двор, вечер, темень, народу нет, все у телевизоров греются.
- Быстрее, - раздраженно потребовал второй гопник, длинный худой плохо одетый мальчишка.
Третий малоразличимым силуэтом уже зашел за спину.
С тремя, без подсобных инструментов, мне не сладить. Забью. Уж лучше все отдать. А чего отдавать то? Наличных денег "кот наплакал", основная сумма на карточке, телефон старый, дешевый. За это, обманутые в своих лучших надеждах молодые люди, еще сильнее изобьют.
- Я старый солдат и не привык говорить слов любви… - негромко, но душевно начал я озвучивать сакраментальную, ну просто культовую фразу из фильма "Здравствуйте, я ваша тетя".
- Чего? - разинул рот юный гопник и отвлекся от дела, а зря.
Без слов справа резко сильно бью в покрасневший нос, сила удара кулаком увеличена движением корпуса, ломаются хрящи, отвлекшийся от разбоя бедолага тать падает, а дальше стремительный прорыв из окружения противника, "ноги в руки" и бегом. Ну ноженьки несите меня на освещенную улицу, не подведи дыхалка, обещаю тебе, что брошу курить. Бегом, бегом, тут всего пятьсот метров, я успею, а эти что спешат за мной явно не спринтеры легкоатлеты иначе не кричали бы: "Стой! Стой сука, убьем!" Стой? Да еще и убьем? Нашли дурака!? Не кричать надо, а спортом заниматься, при преследовании орать глупо, надо беречь дыхание. Эх дураки, вы дураки. И я старый дурак, надо было не сокращать путь, а идти до гостиницы исключительно по освещенным улицам. Сэкономил, называется путь и время.
На залитой светом фонарей улице преследование не прекращается, за мной бегут, а я лавируя между пешеходами убегаю и все тяжелее и прерывистее дыхание, все труднее переставлять ноги. Амбец! Тут меня и забьют. У всех на глазах. Никто на помощь не придет, никто не хочет верить, что завтра эта помощь потребуется и ему. Стой сука! А я бегу. Стой сука! Стой! Стой! Ладно встал, сил бежать больше нет. Хоть еще одного, но уделаю.
- Опаньки, - слышу за спиной, оборачиваюсь, смотрю давешний патруль.
- На… меня… - сквозь хриплые выдохи и вдохи хочу сказать и не досказав опять поворачиваюсь.
Преследователи остановились и назад, бегом, бегом в темноту, бегом уже без криков, бегом в надежде что их преследовать не будут, страх увеличивает их силы придает ускорения и они бегут. Их не преследуют.
- Заявление будем писать? - безразлично интересуется верзила.
- Бесполезно, - уже немного отдышавшись отказываюсь я.
- А почему? - с интересом спрашивает напарник верзилы.
- Состава преступления нет, - хмуро еще тяжело дыша объясняю я, - доказать попытку ограбления без свидетелей невозможно, а если кто чего и видел в окно, то это не показания, их любой адвокат по стенке размажет, слышать они ничего не слышали, а только видели как один гражданин ударил другого и убежал. Эти просто дураки, - я мотнул головой в сторону убежавших, - были бы поумнее и по грамотнее подошли бы к вам и еще на меня бы заявление написали, что это я избил их друга, поэтому меня преследовали, а вот теперь предают в руки закона. Мне бы еще доказывать и платить бы пришлось.
- Грамотный, - с уважением сказал верзила, - все сечешь. А то некоторые напишут заяву, а потом сами же с ней мучаются. И главное все бесполезно, толку нет, только нервы себе портят. А еще и орут: менты все купленные. А мы что ли эти гребаные законы принимаем?
И зло продолжил:
- Тут недавно взяли таких же гопников так потом и сами не рады были…
- Ладно, - не желая дальше слушать рассказ о трудных суровых буднях столичной полиции, устало сказал я, - Пойду.
- Проводим, - переглянувшись с напарником сказал верзила, - мало ли чего. Вам куда?
- Спасибо, - не стал отказываться я, - тут не далеко в гостиницу.
Когда дошли, у входа в гостиницу попросил:
- Со мной вестибюль зайдите.
В холле подошел к банкомату снял с карточки пару тысяч, еще раз сказал:
- Спасибо, - протянул банкноты, предложил, - возьмите это премия от налогоплательщика.
- Ну что ж, - приняв купюры не стал ломаться верзила, - и вам спасибо.
- Эх, - вздохнул его напарник, - кабы все такие были.
- Какие? - пристально посмотрел я на его молодое, но уже заметно изрезанное жесткими морщинами лицо.
- Ну вот как вы, с понятием и деньгами, - охотно пояснил он.
- Не у всех есть такая возможность. Пока ребята, счастливо отдежурить.
Утром ближе к полудню когда уже позавтракав я собирался выйти из номера и пойти в суд чтобы продолжить знакомство с материалами дела, мне позвонили по внутреннему телефону:
- Вас тут милиция, ох извините, полицейский спрашивает, - прозвучал в трубке звонкий девичий голос, - говорит, что ваш знакомый и по частному делу. Станете разговаривать?
- Я к нему выйду, - недоумевая сказал я, - через пару минут, попросите подождать.
В вестибюле гостиницы на диване немного скованно сидел верзила, уже без формы.
- В чем дело? - подойдя к нему достаточно прохладно поинтересовался я.
- Я это… ну… а вот, это случайно не вы написали? - далее называя одну из моих работ смущенно спросил верзила.
- Не случайно, но я, - сухо ответил я, - а как вы собственно узнали…
- Вчера когда вы в номер ушли, я в гостиничном компьютере ваши данные посмотрел, вижу: имя; фамилия; город где вы живете все совпадает, ну вот я и решил, значит… читал вот, у меня старший брательник в Чечне служил, отец в Афгане… вот тут вы пишите: "Затюканным, жадным трусливым и готовым их предать начальством, нелюбимым в обществе, сотрудникам милиции сейчас не позавидуешь. И потом далеко не все из них конченые циники готовые ради пайки на любое преступление. Далеко не все. Многие видя творящийся беспредел просто молчат. Пока молчат. Но они тоже живут в этой стране и тоже хотя нормального будущего для себя и своих детей, многие из них реально оценивая обстановку, понимают, что сложившаяся система ведет страну к катастрофе" Про нас почти все как есть и это… ну я… в общем…
- Я конечно, весьма польщен, что сотрудники столичной полиции читают мои работы, - прерывая его междометия немного раздраженно заговорил я, - и…
Свои работы я в принципе обсуждать не люблю, полагая, что читатели если уж ознакомились с ними, то сами прекрасно все выводы сделают. Читателя надо уважать, а не многословно объяснять, что собственно ты хотел сказать написав повесть или рассказ. А уж тем более я не собираюсь их обсуждать с утра в гостинице чужого города, да еще в разговоре с практически незнакомым работником полиции.
- И вообще рад, что они читают, но полагаю, что обсуждать их теперь неуместно. Дело сделано.
- Вот, - встав с дивана сказал полицай, и протянул руку, - деньги свои возьмите, от вас не приму.
- Вот как? - взял я купюру и пожал плечами, - как вам будет угодно господин полицейский.
- Я думал вы совсем другой, - разочарованно заметил помрачневший лицом полицай, - проще что ли, душевнее, вроде как понятливее, а вы как… лицо у вас такое как будто я насекомое, а не человек. Или вы тоже из этих, что на нас только и кричат: Псы! Псы! Псы!
А псов он любил. У них дома всегда собаки жили, для маленького поселка, еще не городка и уже не деревни это обычное дело, особенно если живешь в бревенчатом доме срубе который сразу после войны поставил твой прадед. Хорошо поставил, бревна дубовые по сию пору не гниют, фундамент каменный не осыпается, во дворе плодовый сад. Только чуток просел от прожитых годов этот дом, но еще крепок. Прадеда он не знал, только на фото видел, а по рассказам знал, что тот всю войну в саперах отстрадал. Минировал и разминировал, блиндажи строил, мосты. Когда вернулся плотничал, его бригада своей работой и бешеной гульбой на всю округу славилась. В кулачном бою прадеда никто одолеть не мог. Здоровенный был мужичина. А еще он по рассказам большой шутник был, привез из Германии щенка немецкой овчарки, а когда красивая черной шерсти сука подросла, повязал ее с волком. Легенда говорит, что он специально к полчанину под Тамбов ездил, живьем добыл там матерого волчару и с палкой в пасти и связанными лапами домой привез. Все смеялся: "Пусть теперича немецкую суку наши тамбовские волки кроют". Потомки овчарки и волка по сей день по всей округе лают и хвостами виляют. Говорят есть и такие, что в лес сбежали на волю. Но из этой породы, хоть один пес, но в их доме всегда жил. Злые, сильные, умные, хозяевам верные. Дед механизатором работал, бабка зоотехником. А отец в восемьдесят восьмом в Афгане в БТР сгорел, он офицером был, командиром роты. Его жена с ним на руках и старшим братом подростком вернулись в дом. Дед сам за ними в гарнизон ездил, сноху и внуков перевозил. Мама стала учительствовать в школе, русский язык преподавала и литературу. Замуж больше не вышла. Он с братом рос на лесном приволье. Здоровые, крепкие, сильные, дружные, как и вся их семья, самая обычная. В поселке много таких было. Потом умер дед, несчастный случай. Придавило гусеницей. Ремонтировал трактор работавший на холостом ходу, возился под ним, а пьяный совсем одуревший от самогона придурок залез в кабину машины и стал дергать рычаги. Вот так бывает. Но несчастье произошло не только с дедом, в кабину управления страной залез пьяный тракторист стал дергать рычагами и вся страна корчилась под гусеницами реформ. Но их семью это мало тронуло, был дом, сад, огород, пасека, родной лес. На натуральном хозяйстве и натуральных продуктах они выжили. В девяносто четвертом году брата призвали в армию, попал на Кавказ, вернулся домой в девяносто шестом, весь как неживой весь как обугленный от войны. Пил, орал о предательстве, матерясь и плача поминал погибших друзей и снова пил. Как напьется так буянил, все рвался в город пришлых бить. Мать с ним намучилась. Потом поутих, женился, детки пошли. Вроде все ничего. Потом его срок служить подошел. Парень он был здоровенный призвали его в оперативную дивизию внутренних войск. Ему вроде как повезло, попал в хорошую часть дислоцированную под столицей. Пока служил на брата напади чужаки, впятером на одного, двоих братан в кулачном бою насмерть уделал. Посадили, без жалости вкатили не малый срок. Пока шел суд бабку парализовало. Мать и жена брата не покладая рук пахали, отчаянно бились за каждый кусок хлеба, за каждый рубль. Поднимали малых детей, ухаживали за лежащей бабушкой и поддерживали в далекой северной зоне сына для одной и мужа для другой. Здоровым мужиком в их семье остался он один. А звали его как прадеда Семен, Сеня. Работы в поселке не было. После демобилизации Семен как и многие до него уехал искать долю в столицу. Без хорошего профессионального образования на нормальную работу не брали. Встречный еще по службе знакомый, тоже парень из столичного пригорода посоветовал идти в "ментуру", где и сам работал, тут и денежное довольствие, форма, подработка и вообще… Семен пошел служить в милицию, а попал работать в полицаи. Большую часть зарплаты отсылал матери, жил как мог на остальное…
- Остальное, это взятки, вымогательство, а может и грабеж, так? - тихо поинтересовался я, - ну какие еще у вас подработки?
Мы сидели в гостиничном баре и тихо мирно беседуя пропивали ту тысячу рублей которую он мне вернул. Вот что мне нравится в моей работе, так это то что в ней есть иллюзия независимости, хочу утром иду на работу, а хочу и не иду никуда. Правда назначенных судом заседаний это не касается, тут в строго назначенное время надо прибывать, а вот в остальном пусть и иллюзия, но есть. И кстати тысяча уже иллюзорно испарилась у бармена, а выпили то всего и ничего.
- Еще по одной? - предложил я.
- Дорого тут как все, - поморщился Сеня, - может я в магазин смотаюсь? Все куплю, - торопливо - за свои конечно и продолжим?
- В номерах употреблять запрещено, - непрошено влез в разговор бармен мешавший за стойкой коктейль, - а в ресторане и баре со своим нельзя.
- Это где это написано, любезный? - с хорошо заметным намеренным высокомерием протянул я, - может у вас в прейскуранте?
- Дал сдачу за коньяк и заткнулся, - положив локти на стойку бара поддержал меня Сеня и мне хозяйственно посоветовал:
- Сдачу возьмите, а сто двадцать пять рублей тоже деньги.
Бармену зловредно.
- С чаевыми перебьешься, а то уссышься еще, и счёт выпиши, я его потом проверю. И почки свои береги, мало ли чего…
Оскорбленный бармен молча мелкими купюрами отсчитал сдачу, Сеня пересчитал, пяти рублей не хватало. Сеня выразительно поднял брови и сжал здоровые кулачища.
- Мелочи нет, - процедил бармен.
- Сходи и разменяй, - потребовал Сеня.
- И мэтра сюда вызови, - бросил я.
Утренняя смена у бармена не задалась. Пока парень убежав в примыкавший к бару ресторан искал пятирублевую монетку, Сеня выгреб из вазы в баре все соленые орешки.
- Из принципа, - буркнул он заметив мое недоумение, - это в стоимость напитков входит.
Бармен вернулся неся на подносе положенную на салфетку монетку за ним солидно шествовал метрдотель.
- Приношу вам свои извинения, - важно сказал метрдотель и склонил отлично причесанную голову.
- Принято, - вежливо ответил я и склонил свою не причесанную голову, при стрижке на "двоечку" причесывать мне нечего.
- Прошу вас в качестве компенсации за имевшее быть недоразумение принять от нас бутылку вашего любимого конька "Hennessy" - улыбаясь мне как лучшему другу сказал метрдотель.
- Принимаю, - с ответной улыбкой любезно согласился я и заверил метрдотеля - считаю конфликт исчерпанным. Если не возражаете выпью коньяк с товарищем в номере.
- Разумеется, как вам удобнее, - склонился в дипломатическом полупоклоне метрдотель.
Пока мы выходили, Сеня держа в руках бутылку и вытаращив глаза молчал, а я дернул его за руку и давя смех шепнул:
- Подожди, послушаем.
- Ты мудак, - шипел метрдотель на бармена, - я тебе сколько раз говорил, по номеру на клиентов смотри, а не по заказу. Идиот, этот… ну юрист одним словом у нас в гостинице уже пять лет подряд останавливается. Ты ему нахамил и пять рублей недодал, а он тебе неприятностей на пятьдесят тысяч устроит. Настучит управляющему, мигом без работы останешься и мне за тебя влетит. Я же тебя дурака рекомендовал. А этот настучит, уж будь уверен, его весь старый персонал помнит, он в первый раз как приехал такой скандал управляющему из-за проституток устроил, стены тряслись. Орал, что приехал работать, а не оплачивать работу столичных блядей и пусть их к нему не то что присылают, на пушечный выстрел не подпускаю. И за коньяк ты заплатишь, понял?
- Все понял Пров Захарыч, - торопливо заверил бармен.
Дальше слушать было не интересно и мы пошли пить "компенсационный" коньяк в номер.
- Имя то какое: Пров, первый раз такое слышу, - недоумевал Сеня пока мы вдвоем поднимались в лифте.
- Это рабочее имя, - засмеялся я, - на самом деле его Эдуард Викторович зовут, просто этот отель косит под старорусские традиции, а служащим рабочие имена специально нанятый филолог подбирал. Потом он тут помощником управляющего по кадрам остался работать. А этот Пров - Эдуард нормальный очень добросовестный мужик, весь низовой персонал в кулаке держит, если кто тут нахамит того сразу в оборот берет, все чаевые сторицей отрабатывает и никогда копейки лишней не возьмет. Всю основную клиентуру он на память знает, ценный кадр.
- А вы значит постоянный клиент? - когда выйдя из лифта мы шли по коридору спросил Сеня.
- Мне гостиницу оплачивают, а номер я всегда нормальный выбираю, - усмехнулся я, - это входит в условия договора и командировки. Потом оплаченный счет за гостиницу я в суде предъявляю и это входит в состав судебных издержек, так что никто в накладе не остается. А дела я как правило выигрываю.
- Я вот тоже, - с оттенком зависти вздохнул Сеня, - хотел юридическое образование получить, не вышло.
- Это дерьмовая работа, - опять усмехнулся я, посоветовал, - учись лучше по технической специальности. Знания в голове да умные руки всегда нужны. Ну заходи, - открывая дверь номера предложил я.
Номер не "люкс", зато уютный. Диван, удобные кресла, столик и холодильник все тут имеется. Пока я доставал из холодильника шоколад и лимон, Сеня откупорил бутылку, чистым полотенцем хозяйственно протер стаканы, налил в них напиток, вывалил в вазу соленые "пивные" орешки.
- Вот вы говорите взятки, вымогательство и грабеж, - вернулся к прерванному разговору Сеня, - и многие так думают, нас часто в разговорах и в интернете ОПГ называют. Встречается иногда и такое дело, а вот убери нас лучше будет? Тут хоть какой ни какой, а порядок.
- На зоне тоже порядок, - выпив коньяк хмыкнул я, - только желающих там жить постоянно не много. И давай мы обобщать не будем, и ты мне "ментовской символ веры" не излагай. Лично ты взятки брал, вымогал, грабил?