- Не грабил, - посмурнев ответил Сеня, - а вот остальное…, только ППС мало кто дает. Мы низший слой. Как чернорабочие в шахтерском забое. Лично я в охране предпочитаю подрабатывать. Вы знаете почему я в компьютере ваши данные стал смотреть? Вижу человек вы при деньгах, неглупый, иногородний, думаю: предложу ему охрану пока он в столице. И недорого, всего штука в день, не считая транспортных расходов. Мелочь я запросто раскидаю, с ментами если чего договорюсь, и вам хорошо и мне прибавка.
- Спасибо не надо, - улыбнулся я, - у меня лишних денег нет.
- Да я теперь так похожу, если надо, а проезд у меня бесплатный, по проездному, - смутился Сеня, - вы ко мне нормально, вот угощаете, разговариваете, пьем вместе…ну по человечески относитесь так и я… А кстати почему? Зачем вы меня к себе пригласили?
Зачем? Сразу вот так трудно это объяснить. Я ведь в годах уже, жизнь не мед была, в людях разбираться научился. Вижу то, что ты Сеня не видишь. Ты все по отцу убитому тоскуешь, вот и смотришь как будто примериваешь на меня его форму, поговорить хочешь, ответы на вопросы по жизни тебе нужны. Только я не он. И ответов на твои вопросы у меня нет. Ты вырос Сеня, самому пора отцом становится. Или ты им уже стал? Может это ты заменил отца своим плямяшам? Встал вместо братана сидящего на северной зоне, за то что он в кулачном бою не дал себя избить. В своей семье ты заменил павшего солдата обугленного войной, на которого никто и не подумал распространить закон милосердия. Вот поэтому я тебя и пригласил в свой номер, который на время командировки стал моим домом.
- Да так, - ответил я на его вопрос, - просто поговорить захотелось.
- А… - успокоено сказал Сеня и покраснев спросил, - можно я еще налью, чего-то хреново мне стало, душа горит.
- Наливай.
- А вам?
- И мне тоже.
Мне тоже часто хреново бывает. И душа иногда горит, только все реже и реже. Наливай сынок, выпьем. Только помни, пойлом душу не зальешь, даже если это коньяк "Hennessy".
- … нас презирают, эти…псами зовут, начальнички за людей не считают, чуть что: вон. До выслуги, до пенсии из рядового состава никто не дотягивает… постоянно усиления, давай показатели: штрафы, задержания, рапорты, протоколы… текучка в личном составе большая. Давят нас со всех сторон, а другой работы, нет. Дома в поселке теперь одни старики да малые дети с матерями остались, все остальные на заработках кто где. Вы думаете мы ничего не видим не понимаем? Что нам все по… так нет. Страна то одна, дом один и он рушится, все продано, а что не купили то прогнило. Этих которые приехали, их не тронь, а то посадят. И вовсю наших ребят сажают. А наши начальнички из их мисок сахарные косточки жрут, ненавидят их, бояться, но жрать все равно жрут, аж косточки хрустят. Нам добавки к окладам? Да смех один, одной рукой добавят, а двумя все норовят в карман залезть. Что бы нам заплатить, у наших же жен и детей отбирают. У нас все злые ходят, особенно когда одно усиление еще не отменят, а другое уже объявляют. Все усиляемся и усиляемся, нормальной службы давно уж нет. У меня напарник, ну вы его видели. Вот он одному при задержании орёт: "Вы суки, когда все выйдете, вы когда толпой пойдете и все подожжете? Может хватит только п…ть на митингах?!" У всех уже наболело.
- Не думаю, что так уж и наболело, - хмуро возразил я, - пока диваны под жопой гореть не начнут, никто и не почешется, а если выйдут, то твой напарник, как и ты кстати, их же дубинками и будете бить. Прикажут, стрелять будешь. Что не так? Другой работы все равно нет. Твои слова?
Семен морща лоб молчал, я рассматривая бутылку на столе, тоже. Коньяк уже почти выпит только на донышке чуть влага плещется и еще плещется в номере недобрая тишина. Зря я наверно с утра выпил, теперь весь день насмарку, выпившим я по улицам чужих городов никогда не хожу. Да и вопросы Сене зря задаю, зачем? я же знаю ответ: Будут они стрелять будут. Своя рубашка ближе к телу и умри ты сегодня, а я завтра.
- Вы этим вот что передайте… - прервал молчание Сеня.
- Я никого не знаю, - сразу насторожился я, - я же из глухой провинции приехал, в столице знакомых нет, в суд с суда вот и все мои дела.
- Вы не знаете, зато теперь вас наверняка знают, - отмахнулся Сеня и тяжело встал с кресла, - если еще чего будите писать, то напишите: Хоть и жру говно, но вкус хлеба еще не забыл и в свой народ стрелять не буду! Не буду, понятно?! А если чего серьезное начнется, то мы с напарником уже решили, сами в партизаны уйдем. Все хватит! Иначе всем конец! Эти суки продажные уже вконец за…ли!
Глава двенадцатая
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.Расул Гамзатов.
- Смотри, еще не вечер, а этот уже с утра пьян, - высокомерно цедя слова заметил один молодой человек своему собеседнику и кивнул в мою сторону.
Я стоял у входа в гостиницу и курил аккуратно стряхивая сигаретный пепел в урну. Сеня, которого я вышел провожать уже ушел. Услышав, что говорят про меня, я внимательно посмотрел на говорившего. Явно горского типа смуглый молодой мужчина отвернулся и перейдя на свой родной язык продолжил негромко беседовать со своим единоплеменником. Потом почувствовав мой взгляд обернулся, вызывающе улыбнулся как оскалился. Вгляделся, недобрая улыбка сползла с его лица.
- Здравствуйте, - с легкой чуть заметной растерянностью поздоровался со мной этот аварец которого я хорошо знал, - Вы в столице? В этой гостинице остановились? А я вот пообедать сюда зашел.
- Ну здравствуй Хамза, давно не виделись. Ты по делам в столицу или отдохнуть?
Это я его называл: Хамза. А имя данное ему родителями мною уже забылось.
Хамза это имя одного из первых мусульман и родного дяди Пророка Мухаммеда. В битве при Бадре, неустрашимый воин Хамза прославился в бою с язычниками. Среди тех кого он одолел в этой битве, большую часть повергнутых составляли его родственники из арабского племени курайшитов. После битвы Хамза получил от Пророка почетное имя: Лев Ислама.
Битва при Бадре это было первое крупное вооруженное столкновение между мусульманами переселившимися в Медину (ранее до хиджры оазис Ясриб) и язычниками еще правившими Меккой. И те и другие были арабами. Связанные между собой близкими или отдаленными родственные узами, арабы убивали друг друга. Одним из руководителей войска язычников убитого в том бою был дальний родственник Пророка Мухаммеда, Абу Лахаб. В той же битве мусульмане взяли в плен и другого дядю Пророка в то время язычника Аббаса и мужа дочери Пророка язычника Абуль Аса. Впоследствии этот зять Пророка тоже принял Ислам. С точки зрения светских историков это можно назвать гражданской или религиозной войной. По убеждению мусульман это была битва Света Веры против Тьмы Язычества в которой триста плохо вооруженных сражавших в пешем строю мусульман по воле Аллаха одержали победу над двухтысячной отлично снаряженной конницей язычников.
Все это и многое другое я рассказывал когда в девяностых годах прошлого века преподавал гражданское право в университете. Уже тогда наряду с резким стремительным социальным расслоением населения, в государстве чувствовалось и нарастание межнационального и межрелигиозного напряжения. Это было время когда в обществе наряду с безудержной страстью к наживе у одних, стремительно рос интерес к духовной религиозной жизни у других.
В университете учились студенты разных национальностей и вероисповеданий, и для предотвращения возможных конфликтов и проведения религиозных споров только в учебных аудиториях, ректор предложил мне дополнительно для желающих провести занятия по сравнительному религоведению. Первое высшее образование я получил как историк и с большим интересом взялся за эту работу. Курс был, что называется элективным и необязательным. К моему удивлению на занятия пришло немало студентов. Среди них был и Хамза. Я читал лекции, что называется "От сотворения мира", ссылался на научные труды и религиозные первоисточники, потом студенты спорили со мной и между собой, сами читали работы ученых и священные книги и опять спорили. Это были самые лучшие и самые интересные учебные занятия в моей жизни. Все были искренни, все хотели узнать побольше и в спорах доказать свою правоту. Тогда в ходе одной из дискуссий о военном и духовном значении битвы при Бадре, я случайно обмолвившись назвал этого парня: Хамза - Лев Ислама. Потом его так стали звать многие, Хамза не возражал. Тогда в споре он сумел доказать, что это по военным масштабам очень скромное сражение в дальнейшем повлияло на судьбу всей человеческой цивилизации и по своему духовному значению превосходило победы Александра Македонского и Гая Юлия Цезаря, потому что вера этих полководцев уже мертва, их государства погибли, а Ислам жив. Споры были ожесточенными, но взаимных оскорблений не было, каждый признавал за другим человеком, право на иные убеждения.
Иногда я читал (разумеется в переводе) Песню Песней из Библии, сказки Шехерезады в той части где воспевалась чувственная любовь, я сам тогда был еще относительно молод, и мне хотелось показать, что можно об эротике говорить и писать без похабщины. Да было время… Дипломы и тогда уже откровенно говоря покупали, многие просто числились в университете и им ставили зачеты и экзамены, но те кто хотел учиться имели такую возможность. Хамза учился. Явно и заметно старался, взяток не давал. Того явного или скрытого пренебрежения к другим народам которое мы так часто с растущим озлобление наблюдаем среди некоторых его земляков у этого аварца из Дагестана не было. Мне так он три раза гражданское право пересдавал.
- Давайте свою зачетку я вам "удовлетворительно" поставлю и идите с богом, - после его третьей неудачи предложил я.
- Нэт, - мрачно отказался Хамза, - буду учить.
У него было чувство внутреннего достоинства, он не хотел признавать поражения и принимать чужое снисхождение. Помощь, да, снисходительное признание его слабым и неспособным, нет. Я провел с ним несколько дополнительных занятий. Наиболее сложные, написанные тяжелым "юридическим" языком, новеллы ГК постарался объяснить попроще и на доступных примерах. В четвертый раз он сдал экзамен, на "хорошо", но не мне, он специально пошел к другому преподавателю. Потом пришел и сказал: спасибо. И это действительно прозвучало как благодарность за помощь. Дипломную работу он писал по исламскому праву, я был научным руководителем его работы. Потом я ушел из университета и стал заниматься частной практикой. Несколько раз мы пересекались в судах, обменивались вежливыми приветствиями, но не более того. Жарким удушливым летом девяносто девятого года мы встретились последний раз. Это было в районном суде, мы были сторонами по одному гражданскому делу, он представлял интересы истца, а я ответчика.
- Я возвращаюсь домой, - после короткого разговора "ни о чем" в коридоре суда где мы оба ждали решения по делу, неожиданно сказал он.
- У тебя что проблемы? - чуть удивился я, зная о том, что его правовая практика благодаря активной поддержке земляков процветает.
- У меня дома война, - холодно ответил Хамза.
В августе 1999 года отряды Басаева и Хоттаба с боями разрывая части российских войск прорывались Дагестан. Одни их ждали как освободителей, но большинство не захотели подчиняться чужой воле и взялись на оружие. Началась вторая "чеченская" война…
- Мой народ зовет меня, - тихо с сильным внутренним напряжением продолжал говорить Хамза, - я уезжаю защищать Дагестан. Мы не покоримся. Пусть вайнахи знают, с оружием к нам приходить нельзя.
Больше мы не виделись. Я не знал жив он или мертв.
В первые дни той войны деморализованные российские войска отступали, но быстро обрели боеспособность, воинский дух и громя вторгшиеся отряды противника, неся потери неудержимо пошли вперед. Они побеждали, побеждали, побеждали! На первом этапе этой войны в 1999 году рядом с ними сражались ополченцы народов Дагестана и милиция. Гибли все, смерть не выбирала кто есть кто. Вечная вам память ребята…
- Ну ты наверно у себя дома теперь большой человек? - за столиком в ресторане спросил я сильно возмужавшего Хамзу.
Хамза прежде чем ответить задумался разглядывая этого человека. Человека из своего прошлого. Уже далекого прошлого. Война разделила их. Этот человек уже чужой ему или почти чужой. И все же решил ответить, правду или почти правду:
- Очень большой, - подтвердил Хамза, а когда принявший заказ официант отошел, понизив голос добавил, - за мою голову власти большую награду обещают.
- Но почему? - поразился я, - ты же с "чехами" воевал? Ты же добровольцем на фронт ушел!
Он воевал, защищал от вторжения свою землю, но те кто отсиделся за его спиной и за спинами таких как он, те кто делал бизнес на этой войне, сегодня были всем, а он остался ничем или почти никем.
- Не с "чехами", а с вайнахами, - очень вежливо, но с заметным нажимом в голосе, поправил меня Хамза, - чехи не на Кавказе, а в Европе живут. А почему? У нас дома вся сила и бизнес у нескольких кланов, а остальным шаг шагни и плати, работы нет, денег нет, земли у нас мало. Все местные налоги и федеральные деньги неизвестно куда уходят, а точнее очень хорошо известно куда и кому. Кто против этого, тому клеймо ставят ваххабит - террорист. Я против воровства и коррупции выступил, людей защищал, земляков защищал, не только о законе государства говорил, но говорил и о законах Аллаха Милостивого Милосердного написанных в Коране. Говорил: нет наркотикам; не пейте вино, "не поедайте пищу сирот едой настойчивой", читайте Коран, там написано как надо праведно жить. Меня назвали ваххабитом и хотели арестовать. Родственники предупредили и я ушел в горы к моджахедам.
- Коррупции и у нас за глаза хватает, по большому счету и у нас все точно также. Всё и все у нескольких кланов в кулаке зажаты, - сильно поморщившись заметил я, - но это еще совсем не повод уходить в партизаны. Да и за слова у нас пока еще никого особенно не сажают. Больше пугают. Война никому не нужна. Пока терпимо.
- Мы не русские и терпеть не будем, - гордо и вызывающе сказал Хамза, - у нас оскорбили тебя, обидели, отомсти, иначе ты не мужчина не горец, убили родственника, отомсти. Знаешь, что у нас самое главное?
Я пожал плечами, не знаю.
- Уважение, - спокойно сказал Хамза, - Деньги, оружие, власть это только средство, главное это уважение родственников и друзей и страх твоих врагов. У тебя много денег? Тебя уважают. Ты этими деньгами помогаешь родственникам? Тебя не только уважают, у тебя спрашивают совета, обращаются за помощью. У тебя много хороших дорогих машин, богатый дом? Тебя уважают и немного завидуют, хотят стать таким же. У тебя есть оружие? С тобой считаются. Ты отомстил за обиду за кровь, тебя уважают свои и боятся враги. Если ты нищий, слабый тебя жалеют как неудачника, но если ты не отомстил, тебя презирают все, земля и твой род отвернутся от тебя, ты будешь хуже бездомной собаки. И для настоящего горца смерть в бою, намного лучше позора. У нас это каждый самый маленький ребенок знает. Когда в семье рождается мальчик, отец кладет ему в кроватку кинжал в ножнах, а родственники несут ему дорогие подарки. Помни ты горец вот тебе оружие, защити свой род, защити себя, а мы всегда рядом с тобой и готовы помочь.
- Хамза, - стал возражать я, - ты образованный, очень не глупый, порядочный человек и ты не можешь не понимать, что замкнуться в скорлупе родоплеменного строя в наше время просто невозможно. То что ты сказал это идеал. Но это идеал прошлого. Жизнь есть жизнь, я да наверняка и ты знаешь много других примеров.
Это Хамза знал намного лучше своего собеседника. Он приехал в столицу, чтобы в очередной раз напомнить живущим тут землякам, что их братьям по вере и по земле нужна помощь. Нужны деньги для войны. Тут так же как и у него на родине было заметно стремительно нарастающее социальное расслоение, но чувство кровной связи еще сохранилось, без этого в чужой для них среде им было трудно выжить. Им покинувшим свои земли Хамза говорил: "Брат помоги нам, ты же знаешь это надо для нашего дела, святого дела". Нельзя сказать, что ему были сильно рады и охотно вносили добровольные пожертвования, но редко кто отказывал. Жизнь человека в руках Всевышнего, моджахеды Его воины, а еще у всех дома осталась родня и каждый помнил об этом.
- Знаю, - быстро кивнул Хамза, - у нас многие говорят: ты живешь на богатой земле, но не можешь прокормить свою семью. Твои дети после школы не смогут учиться дальше потому, что у тебя нет на это денег. Твои родители бедствуют. Зато начальники под охраной живут в роскошных дворцах, а их дети имеют все. Возьми оружие и присоединяйся к нашей борьбе за священное дело, и мы будем жить по законам, установленным Аллахом. И все больше и больше мужчин уходит в горы и становятся моджахедами, еще больше им сочувствуют и готовы помочь. У нас идет война.
- А тебе все это ничего не напоминает? - я с любопытством посмотрел на его чисто выбритое и уже сильно измененное морщинами лицо.
Он чуть заметно улыбнулся:
- Я помню как вы рассказывали об истории Ислама. Потом и сам много читал, мне особенно хадисы нравятся. Первые мусульмане, их было так мало и Пророк Мухаммед мир ему и благословение, говорил им почти такие же слова. О вере, о справедливости, о борьбе за правое дело, о том что это и есть вера в Аллаха. И они победили! А это значит, что мы на верном пути, мы тоже победим и будем жить по законам Ислама. У вас нас называют бандитским подпольем, а мы моджахеды - воины веры. И каждый бой для нас как битва при Бадре. Убить нас можно, победить нельзя.
Еще один, вспоминая Вадима и других бойцов сопротивления, с нарастающей грустью думал я. Во всём такие разные, но внутренняя духовная суть, одна. Не хотят прогибаться, не хотят в хлеву встав на колени чавкать помои из кормушки. Жаль, что они обречены. Или нет?
Давно уже стыли на столе принесенные яства, а Хамза все говорил и говорил:
- У вас нас всех без разбора "чурками" называют. За спиной плюют и презирают, а в лицо боятся слово сказать. Бьют только из-за угла. Ненавидят. Мы это знаем. И всегда готовы к отпору. В единстве наша сила, а…
- Да брось ты, - прервал его, я, - никто вас не презирает, пока вы у себя дома живете, а если пришли в гости то хозяев уважать надо и боятся совсем не вас, а власть которая твоим землякам все позволяет, пока еще боятся, но уже не все. В единстве ваша сила, вот тут полностью согласен, только и другие это хорошо знают и тоже объединяются. Я знаю таких ребят и поверь мне на слово, эти в бою не дрогнут, но и в спину плевать не будут.