- А вдове передайте, что мы приложим все усилия, чтобы ей помочь. Вам - спасибо за участие.
- Выпьем?!
Она вздрогнула от неожиданности, потом улыбнулась:
- Да, конечно.
Мы выпили.
- В библиотеке я разыскал его книги, романы о любви, жизни, страстях - все были бестселлеры. Второй роман "Занавес" был об актрисе, которая, перебравшись в Англию, становится кинозвездой.
Я позвонил ему через две недели, как он и просил. Пару раз он не мог подойти к телефону, так как был очень занят. Еще через два дня я дозвонился ему. Недовольным тоном, удивленный, что я еще звоню, Майкл Корди сказал:
- Ничем не могу вас порадовать, мы не заинтересованы в издании вашей книги.
- Вы ее прочитали? - спросил я.
- Конечно. Больше, естественно, перевод, так как мой язык и прочее.
- Что же вам не понравилось? - осмелился спросить я.
Его удивлению и раздражению не было предела.
- Всё. Характеры очень слабые, техники никакой, это вообще не литературное произведение. И к литературе никакого отношения не имеет.
Кувалда опустилась мне на голову, горло свело судорогой.
- Как я могу забрать рукопись? - пролепетал я.
- В любое время - у моего помощника.
Он швырнул трубку, не попрощавшись. Я был ошеломлен. Убит. Я сидел дома, ощущая свою полную ничтожность и бездарность.
Издатель, который так радушно ко мне отнесся, из-за романа, который плохо написан, даже не пожелал минуты со мной разговаривать.
Через день я забрал книгу и рукопись английского перевода. Вечером я сидел в своей квартире в полной депрессии. Я ненавидел себя и злился, что Бог не дал мне дара.
Час спустя я раскрыл машинально пакет, в котором была рукопись. Когда отдавал ее, я заметил - между первыми страницами торчал волосок. Я хотел его убрать, но подумал, вдруг это плохая примета.
Приглядевшись, я не поверил своим глазам: волосок был на том же месте. Страницы в стопке были нерастрепанно сложены.
- То есть он даже не коснулся вашей рукописи, иначе волосок бы упал?
- Ни одной страницы. Обычно они смотрят первые десять и последние, иногда заглядывают в середину, прежде чем дают ответ. Я сидел, абсолютно замерши. Я дал себе слово не брать ручку в руки! Никогда.
Естественно, что для вдовы он тоже ничего не сделал.
- Необычный рассказ, - сказала моя слушательница. - Что стало с английским переводом?
- Ничего, лежит у меня среди книг талантливых писателей, умнеет.
- За ваш будущий успех! Можно я вам положу кусочек помидора и ломтик сыра?
Я поцеловал ее руку. Мне так непривычна была забота. Что меня кто-то спрашивал… Что я кого-то волновал.
Мы выпили, и я взял в рот волшебный помидор: вкус был божественный.
- Я еще никогда так часто не пил.
- Я тоже, - призналась она.
- Но похоже, это помогает в общении. Алкогольные души. - Она потянула свой джин, зазвенели льдинки.
- Лишь бы вашему внутреннему состоянию это не мешало.
- Наоборот, помогает забыться.
- А есть от чего?
- Вы обо мне слишком заботитесь.
- Что вы, пустяки. Никогда не бывает слишком. К тому же мне нужно ехать в Нью-Йорк…
Я рассмеялся. И посмотрел на рюмки.
- Когда-то я читал классную пьесу "Алкоголики с высшим образованием", которая начинается так: "Сейчас это выпьем, и сразу бежать в магазин".
Она рассмеялась.
- Когда будете в Нью-Йорке, дам вам почитать.
- Я не предполагала, что вы планируете увидеться там.
- Ну, один раз вас нужно будет вывести куда-то - в ресторан.
- Если вы мне обещаете, что только один!
Ее глаза радостно сияли. Большие глаза. Чуть навыкате.
Мне нужно было выйти, и я встал, извинившись.
- Можно подавать горячее?
- Можно, но осторожно, - сказал я. Если бы я знал, что будет на горячее. И как горячо!
Актриса зажгла свет в ванной, который включался в коридоре. Я вечно путал и был тронут ее предусмотрительностью. Я вошел и начал мочиться - естественный процесс, и вдруг из … пошли белые комки и хлопья. Какая-то сильная, колющая резь.
От боли и неожиданности я невольно вскрикнул, она сразу вошла в ванную.
- Что случилось?
Я показываю ей его: бело-мутная жидкость выступает с конца.
- Вам больно? - Она целует меня в шею.
- Что вы, мне приятно.
- Что это?
- Вариантов может быть два, если я не забыл еще азы венерологии: гонорея или трихомоноз. Но так как боль пока терпима, я думаю, второе.
Я не могу поверить!.. И смотрю в ее глаза. Потом надавливаю на конец - белое вещество выходит снова.
- Выйдите, я заправлюсь…
Она бесшумно выходит.
Я беру туалетную бумагу… Выхожу и сажусь за стол. Смотрю на часы: девять вечера, я не знаю ни одного врача в этом городе. Папины однокашники уже давно умерли либо не практикуют.
Она вопросительно, с тревогой смотрит на меня.
- Кажется, мы не едем на море. Кажется, мы вообще никуда не едем.
Мне предстоял разговор, за который, чтобы не состоялся, я отдал бы все мои опубликованные книги. Возможно, неопубликованные - тоже.
Она внимательно ждала. Как женщина ее рода, уровня и класса…
- Когда вы были в последний раз и с кем? С кем, я думаю, не важно.
- Год назад, он архитектор, - спокойно ответила она.
- Год назад?! Я сомневаюсь…
- У меня нет причин вам говорить неправду, это ничего сейчас не изменит.
Логичная девушка. Я начинал заводиться.
- Когда вы были в последний раз у гинеколога?
- Года полтора тому назад.
- Вас что, здесь не учат, что женщине нужно ходить на гинекологический осмотр раз в полгода?
Она улыбнулась:
- Вы давно уехали.
- И за целый год, если верить вашей версии (она вздрогнула), вы ни разу не почувствовали никакой рези, раздражения, неприятных ощущений, выделений или запаха??? Словом, ничего!..
- Абсолютно, - искренне ответила она.
Восклицание подарило мне маленькую, но надежду: может, это вульгарный уретрит, реакция канала, перепил водки - я никогда не пил столько.
- Таиса, я не могу поверить, что из девяти миллионов человек вы нашли себе одного, который должен был заразить вас этой дрянью.
- Он был на редкость воспитанный человек, из очень известной семьи. Папа его построил много зданий для Империи. Мы провстречались шесть месяцев…
- Вы понимаете, что такую дрянь подхватывают мужики обычно от самых последних блядей, шлюх и потаскух, которые спят с кем попало.
Она никак не отреагировала и спокойно спросила:
- Что это за заболевание?
- Трихомоноз - это венерическое заражение.
- Я никогда не слыхала про такое.
- Вы что, серьезно?
- Думаю, что да. А как оно передается?
- Путем полового акта. Или - акта полового. Как правило. Весьма редко через воду: озеро, бассейн, море.
- Я не была на море два года, - сказала она, подумав.
Когда-то я думал, что прибью ту, которая наградит меня первый раз венерическим заболеванием.
Кто б мог подумать, кто будет первой. Мне хотелось ей сделать больно, как было больно мне внизу. Но не физическая боль волновала (когда-то мне вогнали железный кол в голову по ошибке, и я не плакал), а душевная. Я никогда в жизни не болел грязным заболеванием, и - глупо, но очень гордился этим, это давало ощущение чистоты и незапятнанности. А теперь… Я не мог поверить, что эта девушка, актриса, дочь известного режиссера могла наградить меня, как последняя шлюха. Впрочем, мир искусства здесь - большой бардак.
Она ожидала, что я скажу, без всякого покаяния или вины.
- Так с кем вы спали еще, Тая? Тот, с кем вы спали в последний раз, и наградил вас этим заболеванием.
- Алешенька, но я год ни с кем не была, даже больше. Я клянусь вам всем святым. Я клянусь вам папой и мамой.
Я был ошарашен. Я вздрогнул. Я не мог ей не верить.
Первые слезы выступили из ее глаз и коснулись щек. Коснулись и потекли. Я был слишком заведен. Мне нужно было что-то делать, но что я мог делать - в глуши, на краю света, где в девять часов вечера окна домов были уже темны, а улицы - мертвы. Надо было немедленно остыть и решить, как ликвидировать будущие последствия-рецидивы заболевания, которые могли быть хуже, чем само заболевание.
- Что толку плакать?
- А что я могу еще делать, если вы мне не верите.
- Это все, что вас волнует?
- Да!
Меня тронуло ее трогательное восклицание. Я сентиментален, к сожалению.
- Лучше развеселиться.
- А заболевание?
- Оно вылечивается, я думаю. У вас есть знакомые доктора?
- Нет, у меня даже своего гинеколога нет. Они мне не нужны были никогда… - Она осеклась.
- Хоть лечиться будем вместе, - сказал я с легкой иронией.
- Может, это просто воспаление? Что-то не то съели?
Я посчитал.
- Сегодня пятый день, как мы пере… спали; инкубационный период от трех до шести, все точно совпадает. Клиническая картина, как в учебнике венерических заболеваний.
Я заметил, как на слове "переспали" она вздрогнула.
- А какое лечение есть?
- Флагил, французские таблетки. Нужно выпить 21. Раньше этот препарат стоил безумные деньги. Но есть ли он в вашем оазисе…
- Сейчас у нас много иностранных препаратов, а деньги я достану.
Я грустно усмехнулся:
- Да, деньги - это единственная проблема, которая существует у нас с вами. Забудем до завтра. Давайте выпьем лучше.
Она с удивлением вскинула влажные глаза:
- А разве от этого вам не будет хуже?
- Водка - наилучшая провокация, а еще вернее - с пивом, так что завтра наверняка буду знать, что у меня. И у вас! Самодиагностика.
Я налил себе большую порцию. Выпил, не ожидая, и пошел в туалет. Мысль о мочеиспускании была тягостна. Но я хотел точно знать. И я узнал. Потекло, как из рога изобилия.
Я сменил туалетную бумажку и укутал пациента в бумажную шаль.
- Пойдемте спать. Завтра предстоит веселый денек.
Она медленно поднялась. Мы разделись и легли.
Несколько мгновений продолжалось молчание. Я положил ей руку на грудь, потом коснулся бедра.
- Вы не разделись? - Она обычно ложилась голая.
- А вам… можно? - спросила тихо она.
- Если у вас это есть, то я от вас ничего нового не приобрету и вам ничего нового не подарю. К тому же второй лучший способ для провокации - половой акт.
- Как быстро все изменилось, как быстро, - грустно сказала она. - Теперь это - провокация.
"Это не моя вина, - подумал я, - не моя вина".
К утру, однако, все успокоилось. Моча была совершенно прозрачна. Вспомнив урологические уроки папы, я взял стеклянную банку и пописал в нее. Разболтал и стал смотреть. Плавало две-три тонко-белые нити, никаких хлопьев. До десяти была допустимая норма. Я не до конца успокоился. Видимо, приступ вульгарного уретрита, резкий. Столько пить!
Тая сидела на кухне и тщательно, сосредоточенно красила глаза.
- Как вы себя чувствуете? - с видимой тревогой спросила она.
- А я похож на больного? - пошутил я.
- У вас… вчера… - она подбирала слова, словно рассыпавшиеся бусы, бусинки.
- Все в порядке. Ложная тревога.
- Никаких выделений? Не болит?
Я отрицательно покачал головой.
- Слава Богу. Я очень переживала.
Она не сказала, я "чувствовала себя виноватой".
- Через пару минут я подам завтрак, я не думала, что встанете так рано, и не успела приготовиться.
Я не сказал, что ночью вставал три раза и стоял в позе краба над унитазом. "Раком".
Зазвонил телефон. Я машинально снял трубку.
- Сыночек, я достала тебе все, что ты просил: международное купе, мягкий вагон, экспресс "Лисс". Вот только с гостиницей пока проблема, в "Загрантуристе" мест нет. Ну, в худшем случае снимешь на месте, может, какой-нибудь домик.
- Спасибо, мамуля, большое.
- Ты сегодня появишься? Тебе же завтра уезжать!
- Обязательно. Немного позже.
- Спасибо, ваше величество.
Я повесил трубку.
- Мы едем завтра на море. Поезд уходит в два часа дня.
Глаза ее радостно зажглись.
- Все-таки я бы хотела, чтобы вы сдали анализы.
- Может, я заеду в посольство, у них есть американский врач.
- Сегодня в двенадцать дня - второй тур в училище. Вы меня просили узнать.
- Мы можем на него пойти?
- С вами - на край света.
- Всё шутите?
- Абсолютно серьезно. У вас сегодня нет встреч?
- Есть. В издательстве с забавным названием "Столичный рабочий".
- Они публикуют очень хорошие книги.
- Когда-то это было "крестьянское" издательство.
- За последние два года здесь все поменяло свой цвет.
Она отдает мне свою машину, и гонка начинается. В одиннадцать я в издательстве. В двенадцать встречаюсь с ней в училище. На прослушивании сидят совершенно другие люди, с гонором, которые отбирают для третьего тура. На котором уже будет сама ведущая курс. Белоруский одет приличней, но читает хуже, неуверенней, - видимо, напряжение начинает давить и на него. Его не хотят пропускать на третий тур. И если бы не настойчивая просьба Таи, которая чувствует мой давящий локоть и толкающее колено и рассказывает, как замечательно он читал на первом туре и сейчас просто волнуется. Его - после долгих раздумий - пропускают.
По лестнице я спускаюсь с ним и говорю:
- На третьем туре я уже буду в Америке. И вам придется выдать все, что вы умеете. Прослушивать будет сама профессор, набирающая мастерскую.
- А как сегодня?
- Очень плохо, - честно говорю я. - Расслабьтесь, забудьте, что приемная комиссия, не смотрите на них и победите!
- И тем не менее сегодня… - Он хочет сказать, что прошел.
Я перебиваю его:
- Удачи вам. - И вылетаю к машине.
Тая стоит со знакомыми актерами. Может, кто-нибудь из них?..
Она подходит и берет меня за руку.
- Вы не забыли, вам нужно в посольство?
"Нет, - говорю я про себя, - наверно, просто…"
В два пятнадцать я в посольстве - врач принимает в другом здании только до трех.
В три я в валютном магазине - закупаю провизию для путешествия.
В четыре - встреча с балериной, которой нужно передать фотографии в Нью-Йорк знаменитому балетному танцору. После спектакля я должен забрать Таю у театра.
Заехал я позже и в модный литературный журнал "Флаг". Известный многим заместитель главного редактора по прозе принял меня торопливо и через десять минут пообещал разобраться сразу с четырьмя моими книгами. После чего я откланялся, чтобы не переутомлять человека. По-моему, ему не нужны были ни я (да и кто я такой), ни мои книги, ни весь этот "литературный процесс". Через несколько дней, когда я вернулся, он сообщил, что для их журнала ничего не подходит. Как за пять дней он разобрался с четырьмя книгами, для меня до сих пор загадка. Наверно, как Корди…
Тая ждала меня у театра, одетая в белое платье.
- Как завершился театральный сезон?
- Никак. Обычно, - безразлично сказала она.
Мы заехали к ней. Выпили поздний чай.
Она вопросительно посмотрела на меня.
- Я не был у доктора, мне нечего вам сказать.
- Разденьтесь.
- Зачем? - спросил от неожиданности я.
- Я хочу вам поцеловать, где болит.
……………………………………………
- Вам нужно собираться, - выходя из душа, говорю я.
- У нас это проще, чем у вас, - шутит она.
К маме я успеваю ровно в полночь. "Бег жизни". Есть такая пьеса? Или название?
- Ты совсем похудел, что ж ты так мотаешься?
- Завтра начинается отдых.
- Надеюсь, до отхода поезда тебе никуда не надо на встречи?
- В четыре места, - негромко говорю я. - А чем ты занимаешься?
- Пытаюсь дозвониться в Лисс, чтобы сделать тебе номер в отеле.
Я достаю ей банки апельсинового сока и любимые крекеры.
- Ой, сыночек, спасибо большое.
- Это тебе спасибо.
Ночью я сплю поверхностно. Я не могу понять, то ли у меня действительно режет, то ли мне это кажется.
С утра я еду на кладбище. И на полчаса отключаюсь от всего мира.
От сует, забот, бега, проблем. Наверно, это моя пристань в мире… Рядом с папой. Поскорей бы…
В одиннадцать у меня переговоры с Артамоном по поводу тиража, авторских экземпляров, бумаги для фотографий.
- Алексей, у тебя нет сигаретки случайно?
Я достаю блок "Мальборо" и дарю ему.
- Это мне? Огромное, большое спасибо!
- Артамон, только сделайте все, как надо.
- По высшему разряду, я знаю. Это первый ребенок. - Он улыбается.
Я несусь за чемоданом к маме.
В двенадцать тридцать я встречаюсь у гостиницы на имперском проспекте со своим старым институтским товарищем, который дает мне красный паспорт. Теперь я "имярек". Так как с американским паспортом в Лиссе, кроме "Загрантуриста", меня никуда не пустят. (Потом оказалось, что и в "Загрантурист" меня не пустили.)
В час я залетаю за Таей. По пути на вокзал мы захватываем ее подругу. Я высаживаю Таю с торбами на вокзале и еду ставить машину в какой-то гараж. Так как подруга машину водить не умеет. Тогда зачем ей машина?! Я еду по тротуарам, чтобы успеть. Пробки дичайшие.
Без десяти два я появляюсь на вокзале и вместе с Таей, баулами, сумками бегу по переходам к нужной платформе.
Поезд подают не на ту. Мы бежим с Таей опять. Без двух минут два я подсаживаю ее за попу, перехватывая взгляды целого перрона. (А когда-то Каренина сходила… но не на этот перрон. На другой.)
И слышу голос проводницы:
- Еще чуть-чуть, и мы бы уехали без вас!
Поезд трогается.
Я очень удивлен этому моменту, что у них что-то трогается и делается по расписанию. И говорю:
- Я готов теперь снова принять душ. Надеюсь, в купе есть вода.
Тая смотрит на меня с непониманием и произносит:
- Алексей, вы загоняли себя.
Златозубая проводница показывает нам купе в середине, отворяя дверь. Я смотрю и не верю!
- А где вторая половина? - спрашиваю я проводницу.
- Чего? - не понимает она.
- Купе, - объясняю я.
Я поворачиваюсь к Тае:
- А где же душ?
Она смеется так громко, что у нее брызгают слезы.
- Вы откуда, молодой человек?
- Из Нью-Йорка.
- A-а, ну тогда все понятно.
Тая продолжает, заливаясь, смеяться и не может остановиться. Потом ласково смотрит на меня.
- Алешенька, где вы такое видели - купе с душем?
- В кино с Джеймсом Бондом, где он путешествует со своей дамой. Из Швейцарии в Италию.
И вдруг я сам начинаю смеяться. Давлюсь гомерическим хохотом, захлебываюсь, безостановочно хохочу. И не могу остановиться.
Она смеется вместе со мной. Мы хохочем, хлопая друг друга по рукам, локтям, плечам. Я задыхаюсь от смеха.
Проводница извиняется и говорит, что в поезде нет специального слуги, чтобы принести наш багаж из тамбура. А я-то ожидал!..
Мы хохочем еще пуще.