* * *
- Ибо сказано - не мечите бисера перед свиньями!
Это были первые слова с момента, как мы оттуда ушли - уж очень мерзко на душе было, как после вызова в баню, где бандюки гудят.
В какой-то момент мы поняли: твари они! Повернулись, вышли и сели в автобус.
Голубое небо, снежок, раскатанные пацанами полоски льда.
- Который час, Вень?
- Полдень.
Мелькнула подстанция. Ни одной машины, в полях все.
- Пошли выпьем? Тут на углу кафешка уютная.
- Давай.
Первой, кого мы увидели, была Леха. В дрова. С устатку, натощак, в одно жало, четыреста "Дагестанского". Ее уже окликали какие-то подонки в "пилотах", но она, сидя спиной, ни на кого не обращала внимания. Я тронул ее за плечо.
- Лар, это мы. Пойдем отсюда.
Она резко вскинула голову, всмотрелась. Узнала. Ничего не ответила. Глаза потухшие, зареванная - первый раз ее такой вижу.
- Пошли, Ларис. Давай, Вень.
Я поднырнул под одну руку, Северов под другую. Встали.
- Погодь. - Он сунул в карман бутылку. - Теперь пошли.
Вышли на улицу.
- Ты знаешь, где она живет?
- На Науки, по-моему. Леха, говори адрес.
Леха молчала. Хорошо набралась, качественно.
- Может, на станцию? Адрес узнаем, домой звякнем…
- Еще не хватало, ты чё? Иди тачку лови. Я постою с ней.
- А позвонить?
- От меня звякнем.
* * *
- Жаль, ванны нет. - Да. Такой вариант я как-то не предусмотрел.
Леха сотрясалась над унитазом. Штормило ее по-черному.
- У тебя церукал есть?
- Угу. Сейчас мы ее по полной схеме откапаем.
- Слушай, у нее "вертолет" - соскакивать будет.
- Тазик поставим. Побудь тут, я пойду приготовлю.
Я приоткрыл дверь. Леха, стоя на коленях, отдыхала, стирая запястьем текущие по лицу слезы. Подошвы колготок у нее запылились, джемперок на спине задрался, обнажив полоску белой кожи с острыми, как в зоомузее, хребтинками. Я протиснулся внутрь и сел рядом. - Как дела, Ларыч? Отпустило? Она часто-часто закивала. - Помочь тебе? И стоном-выдохом: - Д-да. Я умыл ее, взял на руки и отнес в комнату. Веня уже наладил систему и теперь прилаживал над кроватью флакон с глюкозой. Покрывало он снял. Положив Лариску поверх одеяла, я стащил с нее джинсы, колготки и потянул через голову джемпер. Он снялся вместе с рубашкой. Лифчика под ней не было. - Погоди. - Веня порылся на полках и кинул мне оливковую футболку с длинной надписью на французском. - Надень на нее.
Мы завернули Алехину в одеяло, накрыли пледом, сунули к ногам грелку. Северов вогнал ей в вену катетер, фиксанул пластырем, подсоединил капельницу. Леху пробило. Захлебываясь, она шептала "спасибо" и ловила нас за руки, пытаясь прижаться к ним мокрым лицом. - Слышь, Вень, может релахой ее ширнем? - Так заснет. Домой ей позвони, объясни чё как…
* * *
- Короче, их с Белкой с утра к главному на ковер, а оттуда в прокуратуру. Леха на прокурора забила, пошла нарезалась, а Белка до сих пор там.
Мы сидели на кухне и допивали коньяк. В кастрюле доваривалась картошка, в сковородке подрумянивались "Поморские". Лариска спала.
- Кто говорит? - Он высыпал в шкварчащее масло нарубленный лук. Сразу потянуло вкуснятиной, и жрать захотелось безумно.
- Пашка Пак. Края девкам, похоже. Скоро там?
- Три минуты. Может, покурим? Давай по последней курнем и садимся, ага?
- Слушай, ты кури, я не хочу. Пойду систему перестегну - пора, наверное.
Глюкоза с тиамином откапала. Я поменял бутылки, воткнул гемодез. Отрегулировал капель на двадцать в минуту. Леха спала. Нормально спала. На полу стоял тазик, на полке кружка с морсом.
Северов курил на балконе. Я огляделся. Книги, книги, книги. Целая полка всякой скачанной с Интернета и распечатанной на принтере всячины: "Путеводитель по Галактике для путешествующих автостопом", "Никто не уйдет живым", "Парк Юрского периода". Россыпи компактов и горы кассет. "Шэдоуз", "Дайр Стрейтс", "Криденс". "Бердз" мои любимейшие. Спрингстин, Дилан, Уэйтс. Альберт Кинг и Фредди Макдауэлл. Саймон с Гарфанкелом, Саймон без Гарфанкела, Гарфанкел без Саймона - здесь были все. Все, что я хотел бы купить, переходя от полки к полке в "Кастл-Роке" или в "Долине Бартанга".
Висели плакаты - захорошевший Марли с джойнтом в руке, Дженис в огромных, на пол-лица, очках и теперешний, изрезанный морщинами Ричардс с "Телекастером" и повязкой на голове.
Вдоль стен висели фотки: горы, пустыни, закаты. Причудливый хаос камней и нереального цвета море. Багровый диск солнца с трехпалой лапой лучей, свинцовая рябь воды. Фотки были большие, тридцать на сорок, в дешевых дюралевых рамках. Стояли гитары - одна новая, а другая вытертая, как джинсы; стоял рюкзак, дорогой и неброский - все они явно находились на своих, специально отведенных для них местах.
А главное - висела маленькая корабельная рында. Я не удержался и тихонечко дернул.
Звонкий, чистый, чуть резковатый удар с долгим серебряным затуханием.
Одна склянка, сэр.
Гляди в оба, матрос.
Слушаю, сэр.
Я заглянул внутрь. Там на гладкой поверхности было вытиснено:
"1906 годъ. Съ фабрикъ купца Долгополова".
- Нравится?
- А то! Откуда?
- Подарок. - Веня говорил шепотом. - Пойдем поедим?
После еды растащило вконец. Спать захотелось - просто валило с ног. А ведь еще домой ехать, душ принимать - неохота грязным в постель, до сих пор Екатерининским пахну.
- Ладно, Вень, спасибо, пойду я. Блин, рубит по черному.
- У тебя дела какие-то, что ли?
- Да нет. Просто пока доеду, пока вымоюсь… шмотье еще постирать надо.
- Так оставайся у меня. Одежду в машину сунем, я тебе чистое дам.
- Спать охота.
- Спальники есть. Капельницу отстегнем, как откапает, и заляжем.
- На полу?
- На полу.
- Ладно. Тогда я в душ первый.
Северов порылся в шкафу, вытащил трусы с футболкой.
- Держи. Полотенце в ванной.
На черном фоне арабы в арафатовках, с калашами, и большие белые буквы: JESUSLOVEYOU.
- Душевно. Дай еще штаны какие-нибудь.
- Зачем?
- Мало ли, Лариска проснется. Неудобно.
- А-а… держи.
Я продолжал рассматривать футболку.
- А у Лехи что написано?
- "Вступайте в Иностранный легион! Увидите экзотические страны, познакомитесь с интересными людьми. И убьете их!" Попались на глаза в секонде, вот и купил.
- Милитари любишь?
- Ага. Только не камуфляж.
- Понимаю. У нас водила есть, так у него даже носовые платки маскировочные. На рыбалку как на зачистку едет - с ног до головы в камуфляже: рюкзак, бандана, платок шейный. На поясе тесак, фляга, на шее бинокль - только пушки не хватает, на веревочке. Поручик кликуха.
- Слушай, они все почему-то Поручики, я таких нескольких знаю, и все на одно прозвище отзываются.
Леха заворочалась.
- Ладно, я в душ.
- Давай. С машиной справишься?
- Думаю, да.
Я как залез в спальник, так сразу и вырубился и проснулся только ближе к полуночи. Леха, судя по всему, за это время пришла в себя, встала, сходила в душ и опять завалилась - ее шмотки были аккуратно сложены, на батарее в ванной висела выстиранная галантерея, а свой плед она поверх наших спальников кинула. Балкон был открыт, а рядом с нами работал на полную мощность обогреватель. Очень хотелось есть. Я залез в холодильник, но там, кроме майонеза и лука, ничего не было. В морозилке я нашел здоровенный кус мороженой свиной шкуры с обрезками сала, положил его под горячую воду и зашарил по кухне в поисках картошки. Картошка с луком на свином сале и майонез. То, что надо. - Картошку ищешь? - В дверях стоял заспанный Северов. Видимо, его разбудил шум воды. - Ее, родимую.
- Нету, днем съели.
- Чё делать будем?
- Гречу со свиной шкурой. Как раз на троих хватит.
Он сыпанул в кастрюлю крупы, залил водой и поставил на огонь.
- Слушай, я еще раз в ванную схожу, справишься?
- А что делать?
- Нарежь на шнурки, положи в сковородку, а когда жир даст, пожарь пару минут и засыпь луком. Подрумянится - снимешь.
- Сколько лука?
- Да все, что есть. Потом гречу туда вываливай и замешивай с майонезом. Я скоро.
- А чай?
- Чай, слава богу, есть еще. Хлеба к нему нажарь, только не сожги, ладно?
- Ладно.
- Давай. Я пошел.
- Сигарет две штуки всего.
- Табак есть. Не пропадем.
* * *
По кухне поплыл вкусный запах. На него пришла Леха в легионерской футболке до колен и в толстых шерстяных носках белого цвета. Выглядела она очень эротично, особенно спросонья.
- Как себя чувствуешь, Лар?
- Не спрашивай. Лучше б я умерла маленькой.
- Есть хочешь?
- Угу. Попить бы чего.
- Сейчас чай закипит.
- Налей воды пока. Я ничего такого не оттопырила?
- Да нет вроде. Без спецэффектов.
- Как вы меня нашли-то?
- Случайно.
Леха осушила литровую банку.
- Спасибо вам.
- О чем речь, Лар?
- Мне б домой позвонить.
- Уже позвонили. Все нормально, садись. Сейчас есть будем.
- А что это?
- Это, мать, стратегическое блюдо. - Вениамин, свежий и всклокоченный, протиснулся мимо нас и стал доставать тарелки. - Жирное, калорийное, самое оно с похмела. Кстати, есть предложение выпить.
Лариску передернуло.
- Смеешься, что ли?
- Полегчает. Да там и пить нечего - по рюмке на рыло. Феликс, ты как?
- Запросто.
Он принес бутылку. Налили, выпили, навалились на кашу. Вкусно, черт!
- Что там, на Центре?
Леха махнула рукой.
- Ты хоть сказала, в чем там все дело?
- Ты про деньги?
- Ну.
- Этого ж не докажешь. И потом, мы фельдшера, а там врачи - им доверия больше, по умолчанию.
- Короче, не поверили.
- Конечно. Родственники волну погнали, прокуратура зашевелилась - на кой ляд главному упираться, реноме ронять? Вы, говорит, допустили грубейшее нарушение, не вызвав специализированную бригаду. А хрен ли ее вызывать, если у клиента гипостаз в полный рост и три метра изолинии на ЭКГ - трупее не бывает, ежу ясно! Он мне тогда: надо было начать реанимацию по деонтологическим соображениям. Ага, говорю, значит, вы верите, что там была смерть до прибытия?
- А он?
- А что он… Он как в "Книге джунглей": никто и ничего не сможет объяснить Шер-Хану. Принцесска сидела напротив, губки гузкой, ни единого звука не издала. Белка укакалась насмерть, а про прокуратуру услышала - как кукла стала, слепой страх в глазах.
- Объяснительную писали?
- Докладную.
Это правильно. Объяснительная - значит, объясняешь; объясняешь - значит, оправдываешься; оправдываешься - значит, виновен. А написал "Докладная", и вроде как только до сведения доводишь: от такая х…ня, малята. Политика.
- Предложили по собственному?
- Куда ж они денутся?
- А ты?
- Не-а. Внизу еще дописала: "Настаиваю на проведении независимой экспертизы и судебном разбирательстве".
- А Белка?
- Белка сейчас как зомби, ты ж ее знаешь. Что ни скажут, все сделает.
- Не боишься? Подставит ведь.
- Сто пудов! Ее ж запугать - как два пальца. Я ей так и сказала: вали все на меня. Старшей, мол, на бригаде была Алехина, с нее и спрашивайте.
- Слушай, там еще те гады сидят - не заметишь, как на умышленное убийство подпишут.
- Да ладно, что с нее взять, собственной тени боится.
Свистнул чайник. Северов разлил крепкую, с черничным листом, заварку, двинул по столу сахарницу.
- Печенье есть? Или сушки?
- Ничего нет. Деньга кончились.
- Так сказали бы мне.
- Когда? Ты не то что в дверь не попадала - фарш прицельно метнуть не смогла.
- Ладно-ладно. С утра сбегаем, хороший завтрак соорудим. Табак будет кто? Трубочный.
- Ароматный?
- Не то слово. Вересковый мед.
- Из трубки?
- Ну да. Пошли.
* * *
Леха после еды и выпивки отяжелела и, сказав: "Я полежу минутку", опять отрубилась. Подтянула коленки к груди и затихла. Мы осторожно вытащили из-под нее одеяло и накинули сверху.
Посуду мыть не стали, свалили все в раковину и залезли в спальники. Погасили свет и лежали, переговаривались.
- Блин, вроде и отдыхал, а тело все равно ноет. Как мешки таскал, честное слово. Спать хочется, а не спится.
- Джа-м-м-м. - Он выдержал паузу и запел. - Итс бин а хард дэйз найт энд ай бин уокин лайк а до-о-ог… У меня после тяжелых смен всегда так. Первые сутки вообще отлеживаешься, только на вторые расхаживаться начинаешь.
- А некоторые всю дорогу сутки через сутки, врубись?
- У меня в начале карьеры тоже так было. Чего только не вынесешь, пока молодой. Все внове, все интересно - доктор на скорой, романтика!
- Сомнительная. Знаешь, был такой поэт в нашем детстве - Маяковский, может, слышал?
- Что-то знакомое, - он улыбнулся, - ну?
- Цитирую:
Не важная честь, чтоб из этаких роз мои изваяния высились.
По скверам, где харкает туберкулез, где блядь с хулиганом да сифилис!
Как раз про нас. В тебе когда Павка Корчагин скончался?
- Года через три. Был у нас фельдшер Витя Андреев. Тихий, безобидный, слова в свою защиту не скажет. Король внутривенных инъекций, вслепую колол.
- То есть?
- На один глаз не видел, совсем. Взрослый мужик, за полтинник, всю жизнь бобылем прожил. Тридцать лет отпахал, больше иного доктора знал, а когда на второй глаз слепнуть стал - уволили. Выкинули, как сивку укатанного, даже диспетчером не оставили. Он за полгода спился и умер.
Он лежал, закинув руки за голову.
- И еще, было дело, девчонка у нас погибла, в свой день рождения. Ее после родов муж с дитем бросил, а у нее, помимо дочки, еще и родители-инвалиды. Ну, она из декрета вышла и на две ставки впряглась. Год, два… Пить стала с беспросвету, поджелудочную посадила, на инсулин села.
- Диабет?
- Ну. А сама красоты редкой. Такой, знаешь, испанской, цыганистой. Фигура - в гольф с магнатами играть. Десять лет так тянула. За неделю до дня рождения панкреатит обострился, сахара зашкалили, гипергликемия и привет семье. Ровно тридцать пять лет прожила. Я после этого как-то понял, что не стоит так надрываться. Мы ж для них, - он ткнул в потолок пальцем, - как салфетки: хочешь сморкайся, хочешь - подтирайся, и любая падла тебя нагнуть может… Знаешь, почему я с последнего места ушел?
Похоже, его пробило на поговорить.
- Из-за заведующего. Он, гад, двухлетнего парнишку угробил и вину на других свалил. Может, сходим покурим?
- Вылезать лень.
- В мешках допрыгаем.
Сидя на полу в спальниках, мы, как Том с Геком, передавали друг другу трубку. В открытые фрамуги тянуло медвяный дым.
- Оставил он дома мальца с температурой, а на повтор отправил одного фельдшера - свези, говорит, в инфекцию, чтоб не скандалили. Та и свезла, не осмотрев. А у мальца менингококцемия - сыпь выступила, на минуты отсчет пошел. В инфекции тоже хуи пинали, пока то, да пока се… Увидели, обосрались и давай нам звонить: пулей в "Гниду"! Зав приехал, просек, что может не довезти, и сел спецов ждать: у меня, мол, машина не оборудована. А время, сам понимаешь, золото. Родители уже в курсе, на винте, с ножом к горлу - вези сам, сука!!! И инфекционист ему: Да имей же ты совесть, погибает пацан! Сидит, ждет. Пятнадцать минут, двадцать - давно б домчались уже. Тогда родители несут парнишку в машину, и он едет. В кабине!
- Ёб!
- Мальчишка у матери на руках, отец систему держит, а доктор в кабине, врубись? Даже стрелку со спецами не забил. Те освободились, вваливаются в инфекцию, а он уехал. Привез в "Гниду", успел, а мальчик через полчаса умер - упустили время.
- Сильно.
- А дальше самое интересное. Возвращается он и к диспетчеру: на кого оформлен повторный вызов? На вас. Переписывайте на фельдшера. Та в отказ, как Понтий Пилат. Он к фельдшеру - пиши историю! Она ему резонно: вызов врачебный, вы и пишите. Сечешь?
- Если пишут, то все шишки на них, а он - чистый.
- Вот именно. А затем гасит компьютер с записью переговоров, типа мистическое совпадение. И навалит диспетчера, фельдшера и врача спецбригады. Причем все - белыми нитками. Но в итоге во всех троих полный боекомплект, а его лишь холостым выстрелом пуганули. Ну, я плюнул и ушел. В город подался.
- А тут еще круче, Вень. У нас народ на бабло ух как завернут! Особенно Муравьев, Грач и Баринов. Баринова, правда, уволили - по карманам шарил на вызове, а Грач на днях старушку дома оставил, с аритмией на низком давлении. Ветхая такая старушечка, от старости пенициллин вырабатывает: стоит, шатается… Что ж вы, бабуленька, в больничку-то, блин, не поехали? А у меня, касатики, денег нет. Каких таких денег? За прием заплатить - товарышш ваш сказал, что шешшот рублев стоит в больницу лечь. Дайте, говорит, их мне, а я кому надо отдам. А откель у меня стока? Пенсия через пять дней. Не поеду я. Ну, говорит, как хотите. Подпишите бумагу, что не поедете… Те еще шакалы, увидишь. У них традиция: если в одну смену работают, то утром, за чаем, деньги считают - кто больше за сутки намолотил. Кстати, о чае, давай еще дернем?
Заварили. Леха в комнате спит, разметалась, жарко ей.
Я продолжил: