Хроники неотложного - Михаил Сидоров 6 стр.


- Я посплю, ладно?

- Валяй. - Осконцев понимающе подмигнул.

- Дай подушку.

Генка вытащил мягкий квадрат, я устроилась у него на плече.

- Не мешаю?

- Нормально.

- Приглуши радио, Че.

- Сейчас.

- Ну, приглуши, пожалуйста.

- Дай дослушать, а? Это же Харрисон. Стш май гито джентли уипс…

- Блин, Феликс!

- Ай до но уа-а-ай, ноубоди толд ю…

Генка вывернул до нуля громкость.

- Вы слушали песню в исполнении Харрисона.

- Падлы!

- Отдыхай, Феликс.

- Спасибо, Ген.

- Не во что, Лар. Спи.

Черемушкин

Разбудить ее все же пришлось - на углу Московского с Ленинским сбило велосипедиста. Хорошо сшибло, в мясо. Молодой парень лет восемнадцати.

- Доставай, Че.

Я полез в карман за наркотиками.

- Шинировать здесь будем?

- Ага. С Седьмой все равно скоро будут. - Алехина стянула с парнишки рукав и вставила в уши дужки фонендоскопа.

- Ну как?

- Низковато. Сто на шестьдесят. Ставь систему.

Воткнули капельницу, ввели промедол. Генка принес шины.

- Звони, Ген, на Центр - штурмы нужны. И носилки давай. И тетку в кабину пересади. Держи ногу, Феликс.

Я держал, она обматывала бинтами.

- Перекруты делай.

- Не учите дедушку кашлять.

Над нами затоптался гибэдэдэшник.

- Ну чё? Серьезно?

- Тяжелый. Прямо на стол пойдет.

- Помочь надо?

- Когда грузить будем. Ты пока свистни кого-нибудь…

Подошли мужики. Леха безуспешно пыталась порвать марлевую полоску. Рвалось как угодно, только не вдоль.

- М-да, ну и оснащеньице у вас.

- Трофейное, немцы при отступлении бросили. Значит, мужики, один под плечи, другой под пояс, третий под колени, понятно? Ты держишь капельницу, я ногу. По команде.

Взялись.

- Раз, два…

Подняли, положили, задвинули. Закрыли дверь.

- Как давление, Лар?

- Скинул. Девяносто на пятьдесят - от промедола, наверное.

- Погромче сделать?

- Давай.

Я повернул колесико на системе. Закапало чаще.

- Дышит?

- Дышит.

- Череп проверь.

Она осторожно, двумя руками, посдавливала ему голову.

- Нормально вроде.

- В ушах крови нет?

- Нет.

Отъехала дверь, влез объектив. Долетел обрывок фразы:

- …находясь в нетрезвом состоянии…

Алехина, не оборачиваясь, задвинула дверь обратно. Заблокировала собачкой. Но репортер попался настырный: обошел сзади, открыл и снова засунул к нам свои линзы вместе с мохнатым, как собачья шапка, микрофоном.

- …состояние расценивается как тяжелое. Поэтому…

- Пошел на X…! - Леха с грохотом захлопнула створку. Немного помолчала и спросила: - Че, кого это я послала?

Я глянул в окно.

- ТНТ, если не ошибаюсь. О, едут!

Подрулили штурмы и линейная с Семерки.

- Что тут?

- Череп, открытая голень, давление девяносто. Промедол, двести полиглюкина, транспортная иммобилизация.

Штурмовик оценил ситуацию:

- Перегружать не будем, везем на вашей.

- У нас пациент на борту. Остановка в пути - угрозу везли, на Балканскую.

- Перекидывайте на Семерку.

- Только с Центром поговорите, лады?

Тот сунулся за рацией, перетер пару минут. Обернулся к своим: - Пересаживаемся. У вас "Пневмокомп" на ходу? - Это уже нам. - Не. Это так, декорация. Амбушка есть, если что. - Да у нас и своя есть. Ладно, погнали…

А смена уже аж истомилась в ожидании.

- Ну, рассказывай.

- Что тебе рассказать?

- Как там у вас было?

- С кем?

- Да ладно, можешь не прикидываться, все только и говорят…

Алехина нехорошо улыбнулась:

- Кто говорит?

- Все говорят.

- А тебе кто сказал?

- Ой, я не помню уже…

Вот так всегда - как только речь заходит о первоисточнике, все сразу теряют память.

- И что ты хочешь от меня услышать?

- Ну, не знаю…

- А чего тогда спрашиваешь?

- Интересно.

- Интересно? - Леха оглядела остальных. - Кому еще интересно?

Ей не ответили.

- Ну, чё засохли-то? С утра ж слюной истекаете - ходите, трусы мои нюхаете.

Глаза на еду, жевательная мускулатура задействована до последнего волокна.

- Вот так-то лучше. - Лариска презрительно глянула на тарелки. - Пельменщики…

Ах, пельмени-пельмени, вечная скоропомощная еда.

В любое время, на любой станции морозилка забита надорванными упаковками. Раньше все остатки ссыпали в один пакет, объявляя коммунизм на получившееся ассорти, - любой мог прийти и отсыпать себе звонких, твердокаменных от мороза комочков, - а в дни, когда коммунизм отменяли, было принято оставлять записки:

"14.09. Доела "Боярские". Верну с аванса. Жужа".

Шло время, приходили новые люди, как-то незаметно традиция отмерла, и скандалы из-за ложки "Провансаля" давно не в диковинку…

* * *

Покурили после обеда и сели спать. Леха влезла в кресло с ногами - раз, и в отключке.

- Феликс Аркадьевич!

Принцесска.

- Ммм.

- У нас работа без права сна.

Блин!

- А мы и не спим, Виолетта Викентьевна. Да, Ларис?

- М-му-гу.

- Я вижу, как вы не спите.

- Нет, серьезно, Виолетта Викентьевна. Мы медитируем

- Медитировать, Феликс Аркадьевич, надо в нерабочее время. Лариса Евгеньевна! Я к вам обращаюсь. Мало того, что опоздали сегодня…

Лариска влезла в тапочки и, ни слова не говоря, отдалила в коридор. К водилам пошла. К ним заведующая почти не заглядывает, потому там и курить можно. До того их Принцесска достала, пепельницы выкидывая, что приволокли они бетонную урну и к полу приклеили. Молекулярным клеем. Выдавили большой тюбик и поставили сверху; она через минуту приклеилась насмерть, и отрывать ее теперь - все равно что перепланировку делать. Так что закуривай, не стесняйся!

А еще она точно туда не заглянет, потому что нынче Котька Патрикеев работает. Он ее всякими вопросами двусмысленными донимать любит, а накануне Дня медика, когда отработавшая смена в полном составе нарезалась у водителей, Котька бегал за Принцесской по станции, совал ей фужер и, норовя прихватить за упругое, кричал: "Пей, а то заложишь!"

Только и там Лехе не удалось - дернули всех: кого на пожар, кого на кровотечение, а нас, как всегда, на пьяную травму.

Федя-травматолог был нынче явно не в духе.

- Да етит твою… у вас что тут, прикормлено? Достали, ё! Целый день "скорая" под окнами. Лодыжка?

- Наружная. Было б две - свезли б в Александровскую, а так - сам понимаешь…

- Ё! Оттащите на рентген, а то у меня никого сейчас.

Рентген здесь на четвертом. Травма на третьем, рентген на четвертом. Очень удобно.

- Не, Федь, извини - грань физического истощения.

- Сволочи.

Федя бесхребетен, как ланцетник, подчиненные его в грош не ставят - уйдут курить, и с концами, - так что отказ ему только на пользу: авось психанет как-нибудь да и прижмет их.

- Уж какие есть, Федя.

- Катитесь отсюда, чтоб я вас больше не видел.

- А печать? А подпись? А отзвониться?

- А по…ться вам не завернуть?

Федя, бурча под нос, чирикнул в карте вызова подпись и пришлепнул сверху печатью.

- Свободны.

Леха оторвалась от телефона.

- Сейчас мы тебе, Федор, - злорадно пообещала она, - нового пациента привезем, так что не расслабляйся. Мы через полчаса будем, можешь пока чаек заварить.

- Знаете, когда столько лет врачуешь травмы, возникает неодолимое желание кому-нибудь их нанести.

- Где-то я это уже слышал. Это угроза?

- Ну что ты! - Федя любовно пощелкал щипцами для снятия гипса. - Констатация факта.

Инструмент у травматологов и вправду впечатляющий; киношники, например, от него просто кончают. Разложат на подносе в пыточной, приведут героя и: открой тайну, несчастный, открой тайну!!!

Спускаясь по лестнице, мы услышали знакомое татаканье фордовского мотора.

- Ну, сейчас Федька точно на стенку полезет. Интересно, кто это?

Оказалось - Санька Сильвер. Увидел нас, - подмигнул:

- Чё я вам ща покажу!

Он распахнул дверь, и в предбанник ввалился в дымину пьяный, измазанный землей пролетарий. Пахнуло мочой и застойным, недельным выхлопом. Сильвер, довольный, картинно протянул руку:

- Знакомьтесь, это тоже Феликс.

- Сейчас тебе Федя покажет.

- Мне не покажет. Он у меня студентом практику проходил, - Саня поднял кулак, - вот тут вот был!

- Свежо издание, но ксерится с трудом. Идем, Че, за новой порцией…

* * *

Пять вызовов подряд, и Че восстал: - Все…ля, не могу больше - пошли они в жопу со своими болячками! Поехали к Наташе, блинов треснем. Это так блинная называется. Порцайка блинов - пятнашка и чай трешка. Подъезжаем, а там уже стоят, с Девятнадцатой. Гасконец, ругаясь, стал искать подворотню, чтобы загнать машину, а то, не ровен час, линейный контроль нос сунет: с чего вдруг пустые "скорые" у кафе?

- Привет! Можно мы с вами?

- Валяйте. Притомились?

- Есть малость. Девушка: три с селедкой, три со сгущенкой, три двойных чая.

Скорая тут без очереди, долго ждать не пришлось. Коллеги уже расправились с блинами и теперь не торопясь хлебали душистую жидкость.

- Жалко, курить нельзя.

- Ничего, потерпишь. Третью пачку уже открыл.

- Так довели ж! - И пояснил: - У нас сегодня махыч на адресе был. Приезжаем: сидит битый гоблин. Весь на нервяке, дерганый - воркуем, успокаиваем, лечим. Влетает баба и с ходу меня за лацканы: суки-падлы, козлы вонючие, не уйдете, я ребят позвала, ща они вас тут заделают! Вцепилась - пьянющая, глаза белые - ни хрена не соображает. Я ей спокойно, с расстановкой: ошибаетесь, мы - скорая, вашего сыночка вот лечим, помощь ему оказываем, в травму свезти хотим, у-сю-сю, ля-ля-ля… по барабану! Сказал я раз, сказал два. Три сказал. Потом оторвал от себя, рывком - ка-а-ак заорет, будто ее "Дружбой" пилят, этого козла переклинило, и он на Машку. Покажи, Маш.

Девчонка, отогнув ворот, продемонстрировала огромный, похожий на засос, синячище.

- Короче, я его сзади вырубил, успел, и тут как раз ребята нарисовались. Мы в комнату: я дверь держу, а Машка диван волохает. Забаррикадировались, ментов вызвали, а сами розочки из бутылок сделали и встали, как в "Не бойся, я с тобой!".

- Ментов долго ждали?

- Минут десять. Такие монстры приехали - мама не горюй! Джедаи. Квадратные, два на два, шире, чем я выше. Ладони на калашах - только стволы торчат, а рожи ваще застрелись! Особенно у старшего. Глянет - сразу под лавку хочется. Его обычно первым пускают. Вышибают дверь, он заходит, и там сразу все сдаются. А фамилия у него Мамин, и они его Мамусиком называют, ласково так…

Мы ели блины и запивали их чаем, заставив стол маленькими, на две чашки, керамическими чайничками. Сдвинули скамейки и, не привлекая внимания, сидели в самом углу.

- Часто тут зависаете?

- Да каждые сутки - рядом же.

- Хорошо вам. А у нас только шаверма на углу.

- Зато продавец хороший, может в кредит дать. Я, говорит, в прошлой жизни был инженером и прекрасно вас понимаю.

Доев, встали.

- Ну ладно, пока. Удачной охоты!

Алехина

Я позвонила ему из будки на углу:

- Привет, Вень, это я.

- Привет. Как там у вас?

- Вдевают.

Пауза.

- Я скучаю по тебе, Веня.

- Я тоже.

- Можно я завтра приеду?

Он помолчал.

- Приезжай.

- Если не хочешь, скажи.

- Да нет, приезжай, все в порядке. Просто я в одиннадцать ухожу и часов в пять только вернусь - как раз выспишься.

Ура!

- Вы не представляете, доктор, как я…

Он перебил:

- Слушай, будь другом, никогда так ко мне не обращайся, ладно?

- Как скажешь.

- И по фамилии тоже. Не выношу, когда женщины своих мужчин по фамилии называют. - Все, что угодно, Вень. - Тогда до завтра. - Целую. Он не ответил.

Черемушкин

А ночь мы провели удивительно спокойно. Ни одного вызова, только акушерка под утро смоталась, и все. Все выспались, бодренько отсидели на конференции и забазировались на кухне. - Ларис, чай! - Я не буду. Она переодевалась, стоя за дверцей шкафа. То и дело сбоку высовывался голый локоть, мелькал джемпер, а снизу переминались по тапочкам изящные ступни в черных колготках. - Двадцать седьмую в твои края отправляют. - Я не туда. - Они еще до метро крюк делают, Саню подкидывают. - Не, спасибо. - А я знаю, куда ты идешь. Она высунулась из-за двери, держа во рту заколки для волос. Показала кулак. - Понял? Хорошее настроение у девочки, даже глаза блестят. WomanInLove. Руки запрокинула, волосы собирая, грудь обозначила - загляденье. Трахаться едет. Еще полчаса и… И как-то сразу мне поплохело. Такая зависть вдруг поднялась, такая тоска… Леха из-за дверцы выпорхнула, сумку на плечо и на выход. Идет, пританцовывает - предвкушает.

А я, как обычно, домой. В одиночку. Бифштекс "Поморский", душ, канал "Дискавери". Старые "Вокруг света" Эрекция. Пойти куда-нибудь не на что, позвонить некому- задвинул меня Боженька на запасной путь, непонятно за какие грехи, и стою я на них, догниваю, лет десять как…

Алехина

Сознание отстегнулось. Накрыло, застлало глаза, перехватило дыхание. Стучало под горлом. Падали волосы. Упиралось в бок твердое, руки блуждали, скользя по мокрому. Накатывало, чуть отступая, ближе и ближе. Вот, сейчас! Еще немного. Еще. Вот оно!!! Подхватило и понесло, проваливаясь в темь, скользя и вращаясь, взмывая и хватая за горло. Потом сдавило с хрустом, выдох в ухо - и второй приход, круче первого. И меркнет все, меркнет, как свет в кинотеатре…

* * *

Стопки оладьев, сгущенка, чай.

- Слушай, ну ты, блин, кадр. Оладьи. Офигеть!

- Да молоко просто скисло - не выливать же.

Северов забурился оладьиной в блюдце со сгущенкой.

- Хорошо получились.

- Любишь готовить?

- Пожрать люблю, в дороге особенно. Такую порой вкуснятину из ништяков замастыришь - хоть в повара нанимайся.

- Здорово. Я тоже хочу. Возьмешь меня с собой как-нибудь?

- Нет.

- Почему?

Он серьезно ответил:

- Один свободен как птица. Вдвоем не то. Я в одиночку больше люблю - феноменальное ощущение!

- Не скучно?

- Нет, конечно, что ты? - Веня посмотрел на часы. - Мне пора. Полезай в душ, постель я новую постелил. Одеяло теплое - открой балкон нараспашку, чтоб посвежей, а я вернусь - разбужу.

Повернулся от двери:

- Спи спокойно, дорогой товарищ. Я пошел. Пока!

- Вень…

- А?

- Постой.

Я встала и обняла его.

- Погоди еще минутку.

Он решительно высвободился из моих рук.

- Слушай, я не на войну ухожу. А продолжительные прощания вообще терпеть не могу. Уходишь - счастливо, приходишь - привет! Как в песне. Так что пока, Ларис.

- Счастливо, Вень.

* * *

И опять сон не шел, ночью выспалась. Поставила "Джене", смотрела альбомы. Крым, Северов и маленькая, ладная, светловолосая девушка. Шорты милитари, сандалии, облегающая белая маечка. Аккуратный рюкзак. Сидит на корточках - изогнулась, попку отставила, - прям хоть в "Плейбой". И весь альбом с ней. Я перевернула страницу, и на одеяло упал вырванный из блокнота листочек.

Стихи. Его. Его почерк.

Ухожу. Прошли все сроки.
Прочь сомненья - быть, не быть…
Спеты песни, стерты строки,
Значит, время уходить.

Ухожу. Меняю кожу.
С болью. Всю. Цена одна.
Пожалев. Не раз. Но все же!
Исчерпав себя до дна.

Ухожу. Пора. Монета.
Жребий. Можно не ловить.
Карнавал. Оркестр. Лето.
Танцы. Время уходить.

Вот и все. Можно ничего не доказывать - не затянется у нас с ним. Прав был Че, не отсюда он, Веня Северов, из параллельных миров проездом…

Вложила листок обратно, задернула шторы. Залезла под одеяло. Было грустно - словно в конец повести заглянула. Лежала себе, лежала, да и заснула…

Назад Дальше