Сергей не воспринимает Иру всерьез. А в то же время он ощущает в ней что-то сильное. В общем, Сергей запутался. Ради кого он связался с Симой? Ради Симы? А может быть, ради Иры? Чтобы посмотреть, как она отреагирует на его предстоящую женитьбу? Ему хочется еще раз Иру проверить? Он ведь должен докопаться наконец до истины!
Сергей до предела напряжен. Ира это чувствует.
Ира подходит к Сергею и целует его. Просто целует.
- Иди ты… - Сергей отскакивает. Он выдал себя.
Ира увидела это по всему: по лицу, по голосу, по тому, как отскочил. Сергей выдал себя с головой.
Сергей на такое не надеялся. Он злился на нее. Он был оскорблен ею. Ее отказом. Тогда, когда она дала ему пощечину. Значит, он тогда ничего не понял. И все принял за чистую монету. А вот Ира все понимает про него. Все. А главное, что еще немножко - и Сергей, утолив свое самолюбие, спокойно уйдет. И спокойно женится на этой Симе, которая конечно же ему нравится. А больше всего ему нравится то, что он поднимает человека. Он хотел поднять Иру, но для Иры у него оказалась жила тонка.
- Ты знаешь, - сказал Сергей, усевшись в кресло. - Я много думал о нас с тобой… Я тебя люблю. - Сергей помолчал. - Но вот если бы мы с тобой познакомились не через твою маму… а просто, как люди знакомятся. Как я с Симой… А так у нас ничего не выйдет.
Ира по-актерски грустно опускает голову.
Сергей продолжает, и в голосе его Ира чувствует вперемежку: доброту, и нежность, и счастливую успокоенность.
- В каждом доме сотни людей. И все они живут нормально. У них дети, семьи. А ни ты, ни я - мы не такие. И ни у тебя, ни у меня никогда ничего нормального в жизни не будет.
Ира понимает, Сергей говорит это, чтобы она не очень переживала, что он женится на Симе.
Ира закрыла за Сергеем дверь и вернулась в кухню. Солнечные лучи лежали на столе. Оставалось только на тот же стол положить бумагу и писать.
Надо научиться писать в любом состоянии. Ведь у Иры срок!
Вчерне Ира уже наконец написала очерк. Теперь нужно заполнить пропущенные и приблизительные места.
Про Зину и про банк Ира все написала, а вот про Валю… Тут через каждые несколько строчек пропуск. Она о многом его не расспросила, многое не узнала. Теперь надо все уточнить: годы, факты, фамилии, названия. Придется ему позвонить, подумала Ира. Ведь по делу. Но к нему она больше не пойдет. Хватит с нее. И в будке у Зины очень неудобно. Там вечно народ. Да и при Зине он еще больше выкамаривает. Остается одно: позвать к себе.
Ира сняла трубку.
- Валя! С вами говорит журналистка Морозова. Я звоню по делу. Я написала очерк, он, видите ли, не только о вашей сестре… Мне нужно с вами встретиться, чтобы кое-что уточнить. Вы бы не могли приехать?
Пауза. Валя молчит. Это тоже уже описано в очерке. Его манера говорить с паузами, которые, кажется, никогда не кончатся. Но вот время паузы кончилось.
- Когда? - спрашивает Валя.
- Когда вам удобно. Мне надо поскорее закончить очерк, поэтому, если вы можете, то сегодня.
Опять пауза.
- Адрес? - спрашивает Валя.
Валя приехал вечером. Раздевшись, он почему-то принялся осматривать квартиру.
- Здесь у вас что?
- Ванная.
- А здесь?
- Папина комната.
- Там кто-нибудь есть?
- Нет.
Валя приоткрыл дверь и заглянул.
Валя словно забыл, зачем позвала его Ира. Он буквально обшаривал квартиру.
Наконец Ире удалось усадить Валю на стул и напомнить ему цель прихода. Валя отвечал послушно. Сказал год рождения, место работы, название проекта, над которым сейчас работал, но все это как-то между прочим, поспешно и даже почти без пауз или с совсем крохотными, в одну десятую долю минуты. Ира видела, что его совершенно не интересует то, о чем они говорят. Однако Валя совсем не казался безразличным или незаинтересованным во встрече, напротив, Ира чувствовала, что он чем-то взволнован, даже обеспокоен.
Наконец кончились Ирины вопросы, и тут Валя без перехода, словно только этого и ждал, попросил Иру дать ему что-нибудь почитать свое.
- Вы обещали мне дать свои рассказы о любви, - сказал Валя.
Ира достала папку, где были сложены короткие рассказы. Одну за другой она перекладывала странички. Здесь были рассказы и о любви, но ни один не годился для такого случая.
- Про любовь ничего нет, - сказала Ира. - Хотя…
Ире вдруг пришло в голову дать Вале прочитать короткий рассказ про бабочек. Ведь там тоже про любовь.
Валя читал медленно. Ира видела, как, прочитав страницу, Валя, вместо того чтобы перевернуть ее, начинал читать ту же страницу сначала.
"На первой странице ничего нет про любовь, - вспоминала Ира. - Все на второй, а он никак не может уйти от первой".
Неожиданно Валя начал читать вслух:
- "Бабочка села на цветок, и цветок наклонился. Бабочка качнулась вместе с цветком влево, потом вправо. Бабочка качается на цветке, как на качелях".
Ира не любила, когда ее рассказы читали вслух. Ей не нравилось даже, когда ее читали актеры по радио. Ее корежили интонации, ударения. Инну Семеновну она учила читать без выражения, монотонно. Тогда Ире казалось, что все хорошо, ритм не нарушается. Но Валя читал монотонно. Ведь вся его манера говорить была такой. "Ничего, - подумала Ира, - пусть читает. Выдержу. Но только для чего он это делает? Нравится ему - от этого читает или, наоборот, - издевается?"
- "К поляне ведет много дорог. И вдруг на одной из них показалась бабочка".
"Наконец начинается про любовь", - отметила про себя Ира.
- "Эта бабочка такая же белая, как та, что сидит на цветке на поляне. Только черные пятна у нее - с нижней стороны крыльев. Она летит прямо на поляну. Она не виляет зигзагом, как это часто делают бабочки. Она не садится на цветы, не обращает внимания ни на одну из кирпично-красных бабочек. Она прямо летит к белой бабочке на цветке".
Тут Ира по Валиному тону наконец поняла, что Валя измывается, и выдернула у него из рук рассказ.
Валя поднял на Иру удивленные, немигающие глаза. Некоторое время смотрел, как Ире казалось, прямо на нее, но вдруг, быстро повернувшись, взял из стопки бумаг на столе верхний листок.
- Отдайте! - закричала Ира и бросилась прятать остальные.
- "Хвост", - прочитал Валя, отвернувшись и загораживая рассказ так, чтобы Ира уже не могла его вырвать. - "Я пожертвовала всем. Головой и хвостом, которого у меня, конечно, не было. Но все верили, что был". Это вы про себя? - спросил Валя, повернувшись к Ире.
- Отдайте! Нехорошо без разрешения.
Но Валя продолжал читать, словно Ира ничего не говорила.
- "…Но все верили, что был. Потому что тоже хотели иметь, чем жертвовать. Не головой же? Головой жертвовать нельзя. Без головы и хвоста не будет. А если хвоста не будет… чем жертвовать? А жертвовать надо. Ой как надо жертвовать. И появились хвосты. Пожертвовал хвост - и голова на месте. А голова на месте - новый хвост есть. И столько развелось хвостов, потому что голов много и каждый одним хвостом не удовлетворяется. Одна голова сто чужих хвостов съест - и все ей мало. Ей все новые и новые хвосты подавай.
И это бесконечно. Вот я и решила пожертвовать всем: и головой и хвостом. Но никто этого не понял. Хвост взяли, а на голову не обратили внимания. Не в цене. Теперь новый хвост требуют. А у меня его нет. Где мне его взять - без головы.
Вот я и сижу: без головы и хвоста. Что без головы- никто не замечает. А вот что без хвоста - очень удивляются".
Валя закончил читать и положил листок с рассказом аккуратно на стол. Потом помолчал, подумал и сел на диван рядом с Ирой. Сделал он это одновременно нервно и по-деловому. И Ира подумала, что ухаживать он не умеет.
- Вы очень интересная женщина, - начал Валя. - Я давно мечтал с такой познакомиться.
После Ире казалось, что ей просто не захотелось увидеть Валю смешным. Поэтому она расхохоталась.
Валя осекся. Ира даже пожалела, что так поступила.
И вдруг Валя прижал Иру к себе и поцеловал.
- Пустите! - закричала Ира и стала вырываться, но Валя не отпускал. Ира застучала ногами об пол. Валя тут же отпустил ее. И Ира увидела, что он напуган.
- Сколько же вам лет? - еще раз спросил Валя.
- Достаточно.
- Вы действительно были замужем? Такие рассказы странные пишете.
- Была.
Только потом Ира осознала, что раз она так отвечала, значит, хотела того, что должно было случиться. Хотела? Почему? Ведь он был почти что "первый встречный". А может быть, именно поэтому? А может быть, потому, что она уже забыла, как целуются и все последующее для нее было покрыто пеленой нереальности.
Валя снова придвинулся к ней и начал гладить по голове, шее, груди.
- Не надо, - опять попросила Ира.
- Ну все, ведь уже все.
- Почему? - удивилась Ира.
- Потому что уже все, - уверенно сказал Валя.
…Валина рука просто лежала на подушке, а Ира просто лежала на Валиной руке. Валя не обнимал Иру, но от его руки исходило что-то такое, что Ире вдруг показалось, будто роднее этой руки у нее на свете никогда ничего не было.
- Я тебе нравлюсь? - спросила Ира.
- А иначе зачем бы это все было нужно?
Валя сел и начал осматриваться.
- Что случилось? - заволновалась Ира.
- У тебя нет телевизора?
- Нет.
- Сейчас передают хоккей. - Валя одевался. - Понимаешь, матч со Швецией, сегодня решается судьба кубка. Ты чего? Ну чего ты?
- Неужели ты способен так уйти?!
- Я же не знал, когда шел к тебе, что так все получится, а ко мне должен прийти товарищ с женой смотреть матч. Зина им, конечно, откроет, но все-таки неудобно. Послушай, мы еще успеем с тобой наговориться. Я не завожу романов на один день.
Валя оделся, вытащил из верхнего карманчика пиджака расческу и начал расчесывать волосы. Одной рукой он расчесывал, другой приглаживал, одной расчесывал, другой приглаживал. Наконец кончил и это занятие.
- Проводи меня, - попросил Валя.
Ира не сдвинулась с места.
- Ира, сколько же все-таки тебе лет?
Ира ничего не ответила.
- Вот что. Я приду к тебе в следующий раз и буду жить у тебя неделю.
Ира улыбнулась.
Валя подсел к Ире, обнял ее. Но не поцеловал, а быстро ткнулся губами в Ирину щеку.
Ира пошла закрывать за Валей дверь.
Вернувшись в комнату, она не села. Она знала, что, если сядет, тут же начнет думать. А думать она не могла, слишком о многом сразу надо было думать. Когда думать надо о многом, мысль мечется и ни на чем не останавливается, потому что боится остановиться не на том, о чем надо думать в первую очередь. А о чем надо думать в первую очередь? Наверное, надо думать о том, что Ира давно уже плывет по течению. Волны накрывают ее, а она только голову опускает ниже, чтобы не било слишком больно.
"Не трогайте меня, не трогайте", - просила всех Ира. И сама себя не трогала, не задумывалась, лишь бы не было хуже. А хуже оно все равно, только с другого боку. Разве раньше могло такое случиться? Ира считала, что Алеша ее не любит, потому что не говорит ей о любви, а говорит, "зачем тебе слова, женщина сама должна чувствовать". Вот теперь - она чувствует, хорошо чувствует, что такое - не любит.
Утром позвонил из редакции Иван Петрович.
- Ира, как ваши дела?
Ира замялась:
- Вчерне…
- Могу вас обрадовать, - поспешил сообщить Иван Петрович, не дав Ире договорить. - Рубрика об обслуживании откладывается на несколько месяцев.
Ира действительно обрадовалась.
- Ну я так и знал, - сказал Иван Петрович в ответ на Ирин радостный голос, - вы очерка еще и не начинали.
- Да что вы! Честное слово, вчерне…
- Ну хорошо, хорошо, я вам верю, но, согласитесь, вы теперь у меня в долгу. Вы помните об интервью, которое я просил вас взять у Петроченко? Так вот, он на днях уезжает в Чехословакию и надо это срочно сделать.
Ира молчит. Она судорожно соображает, что ответить. Второй раз ей предоставляется случай познакомиться с Петроченко. Неужели она и на этот раз откажется? Не воспользуется возможностью связаться с лабораторией, которая занимается проблемой двух путей окисления!
- У меня мама в больнице, - говорит Ира, - если бы немножко попозже, когда ее выпишут.
- Ну час времени у вас завтра будет? - настаивает Иван Петрович, словно Ира ему и не говорила про маму.
У Иры масса времени, у Иры столько времени, что она не знает, куда его девать, как от него избавиться. Только что от этого?
- Я почему спрашиваю, - продолжает Иван Петрович, - сейчас главное - съездить к этому Петроченко, а писать можно позже. А то он после Чехословакии сразу уходит в отпуск, и мы его потом не поймаем. А я уже договорился, и он вас ждет. Вы меня слышите?
Ира слышала. Она думала о том, что здоровые люди, наверное, все должны успевать - и работать, и в больницу ездить.
- Я, понимаете, Агафонову обещал, - жалобно стонет Иван Петрович, - он с меня шкуру сдерет. Неужели вам меня не жалко?
- Я поеду, - соглашается Ира.
Есть такой термин - "эффект присутствия". Это когда ты один и не один. Сидишь в комнате один, но в квартире - не один.
Вот тебе и "эффект присутствия". Только Ире этот "эффект присутствия" сегодня совершенно не нравится. Ибо эффект этот происходит от присутствия Галины, и не одной ее, а от ее соприсутствия с Ильей Львовичем. Илья Львович и Галина сидят на кухне и делают вид, что готовят обед. Впрочем, может быть, они и действительно готовят обед. Дела ведь это не меняет. А Ира сидит у себя в комнате и кожей чувствует присутствие Галины. Делать Ира ничего не может. Да и что вообще может делать Ира? Даже когда Ира работает, то работать она может из двадцати четырех часов в лучшем случае час-полтора. Так если этот рабочий час уже позади, то что может делать Ира? Ничего. Так что Ира сидит и смотрит в стену, в потолок, и все звуки в квартире становятся ее звуками. Звуками, ей принадлежащими. И от них не только никуда не денешься, но и странно куда-нибудь деваться.
Правда, Ира может еще включить радио. Но это ненадолго. И опять стук ложки, которой Галина мешает кашу, или стук крышки от кастрюли и тихое мирное жужжание голоса Ильи Львовича, расстилающего перед Галиной всю свою эрудицию. И в ответ веселое повизгивание довольной Галины.
Ира заставляет себя думать о чем-нибудь, чтобы не слышать всего этого. Но трудно сейчас о чем-нибудь думать, кроме них. Вот только если о Боре. Он звонил и должен прийти. Когда он придет, Ира перестанет их слышать. Боря начнет ее смешить, и она хоть немножко, на время отвлечется от этого ужаса, нависшего над ней.
Но Боря не идет. Наверное, встретил кого-нибудь на улице. У Бори поразительная способность встречать на улице знакомых. Иногда, когда ему нужно кого-нибудь встретить, он специально выходит на улицу. Недавно он встретил одного композитора - своего старого знакомого. И композитор, узнав, что Боря ушел из института и пишет, попросил Борю попробовать написать либретто для мюзик-холла.
Наконец Ира слышит звонок в дверь.
Ира проводит Борю тихо в свою комнату, не тревожа ни Илью Львовича, ни Галину. К Ире пришли, и она не обязана всем показывать - кто. К Ире пришли, и кончился "эффект присутствия". И началось присутствие. Борино присутствие.
- Я все-таки поеду от редакции к вашему Петроченко, - сообщает Ира.
Боря в восторге. О Петроченко будет писать Ира! Право же, в этом есть что-то.
- Иногда я думаю, - говорит Боря, - был бы у меня театр. И был бы я режиссером (главным режиссером!). И если бы вы захотели играть, я бы взял вас актрисой. Я даже придумал за всех, как кто должен был бы себя вести, чтобы вы могли играть.
Боря никогда не говорил Ире комплиментов. Ей казалось, он и не умеет их говорить. Но какой комплимент может сравниться с тем, что он сейчас сказал? Ведь он ее вот такую, как она есть, хотел поставить на сцену и подчинить ей всех: и актеров, и режиссеров, и зрителей. И так он ей это сказал, что она почувствовала, что для него это нечто большее, чем простая фантазия.
- Давайте я позвоню сейчас Семену и скажу, что вы придете, - предложил Боря.
Ира запротестовала. Она хотела прийти официально. Так она лучше себя будет чувствовать.
- Вы думаете, он не станет со мной разговаривать? - спросила Ира. - Ему звонили из редакции.
- "Я сейчас так занят. Еду в Чехословакию", - говорит Боря. И Ира понимает, что он пародирует Семена. - Мы с Семеном на днях заходили к Галине, - продолжает Боря, - так он…
Боря сказал, что на днях был с Семеном у Галины. Может быть, он сейчас скажет, что на тех же днях он видел там Илью Львовича? Но нет, он продолжает рассказывать ей про Семена. Естественно. Про Семена Ире должно быть все интересно. Ведь она должна к нему идти брать интервью. А что интересного в том, что Илья Львович был у Галины? Ну был и был. А почему он не мог у нее быть? Что в этом такого для Бори? Ничего. Человек пришел в гости - а может быть, по делу - и ушел. Зачем об этом говорить Ире? Боря не занимается рассказами просто "о чем-либо". И если Боря о ком-то что-то рассказывает, то значит, это смешно.
- Я вышел на кухню, - говорит Боря, - а Семен остался с Галиной в комнате. Вхожу в комнату: Галина лежит на кровати. Семен сидит рядом на кровати и разглядывает линии на ее руке. Ну я, естественно, ничего. Но Галина тут же: "Боря, он сам сел".
Ира не смеется, хотя, конечно, это очень смешно. В другой раз Ира бы смеялась. Но сейчас ей почему-то не смешно. И Боря перестает смеяться. Боря очень чувствителен к реакции "публики". До "публики не доходит", и ему уже кажется, что то, что он рассказал, действительно не смешно.
Боря садится в кресло, но не откидывается, как обычно, на спинку, а облокачивается на секретер и опускает голову.
- Он сам сел, - говорит Ира, чтобы как-то поддержать Борю.
Боря благодарно улыбается.
- А Семену Галина понравилась? - спрашивает Ира.
- Сказал: "Такие редко попадаются".
- Такие плохие или такие хорошие?!
- Этого я не понял.
- Что же не спросили? Наверное, все же вам интересно?
Боря молчит и вдруг говорит неожиданно:
- Не знаю, куда плыть… к какому берегу?
Боря говорит это тихо и как-то так, что Ира чувствует в этом что-то очень для него важное. Но с чего вдруг? Зачем ему это ей говорить? И что это значит? И что значат Борины плечи? Они вдруг стали совсем детскими, беспомощными и словно ждущими: сейчас их ударят.
- Завтра ешьте суп в большой кастрюле, - слышит Ира звонкий голос Галины.
Галина открывает дверь из кухни. Сейчас она будет одеваться. Она или они?
- Надо плыть к тому берегу, - твердо говорит Ира, - который уходит.
Боря встает.
- Да, да, - говорит он торопливо и идет провожать Галину.
Когда Ира училась в университете, туда не подходило метро.