Старик повернулся. Шарф, закрывавший нижнюю половину лица, чуть сбился, стало слышно хриплое стариковское дыхание.
- Это моя дочь, - сказал старик. - Анна - мать Марика.
- Ваша дочь? - удивился Ионыч. - Я думал, она умерла.
- Моя дочь не в себе, - сказал Пяткин. - Она больна душой, и я вынужден держать ее взаперти, вдали от посторонних глаз.
- Не кажется ли тебе, почтенный Пяткин, что это несправедливо? - спросил Ионыч, мысленно представляя Анну в интересном виде - в неглиже и на качелях, окруженную желтыми одуванчиками. - Твоя дочь - свободный человек и имеет право поступать, как пожелает.
- Моя дочь в таком состоянии, что кто угодно может воспользоваться ее доверчивостью для удовлетворения самых низменных потребностей, - резко ответил старик. - Не тебе меня судить, почтеннейший.
Ионыч после слов об удовлетворении низменных потребностей чуть не лопнул от похоти. В его мысленных представлениях Анна сидела на качелях совершенно голая и бросалась в него сочными вишенками, а Ионыч в ответ кидал в Анну березовые веточки. Они беззаботно смеялись; пели птички, по деревьям скакали зайчики.
- Простите, уважаемый Ионыч, - пробормотал Пяткин, отворачиваясь. - Я не должен был этого говорить.
Ионыч потянулся рукой за пояс. Пяткин вздрогнул, бросил на него быстрый взгляд.
Они вытащили пистолеты почти одновременно. Черные зрачки огнестрельных чудовищ смотрели друг на друга ехидно и не без предубеждения. Голубые искры плясали на белоснежном стволе Пяткина, а ствол Ионыча оставался черным, холодным и маслянисто поблескивал - как нефтяное пятно.
- Я мог оставить вас выживать снаружи, - медленно произнес старик. - Но я так не поступил. Я знаю, в тебе мало благодарности, почтенный. Но прояви хотя бы каплю благоразумия: в этом узком коридоре сложно промахнуться. И, клянусь богом, даже если ты нажмешь на спуск долей секунды раньше, я успею выстрелить тоже. К тому же…
Ионыч испугался спокойного голоса старика. Испугался до такой степени, что его указательный палец дрогнул и против воли нажал на спусковой крючок. Бах! Старик замолчал на полуслове и, сипло каркнув, завалился на спину. На белой майке в районе тощей груди вспухло темное пятно.
- Соврал, ирод, - пробормотал Ионыч, роняя пистолет на пол. - Соврал, не успел выстрелить… - Ослабевшие ноги не выдерживали крепкого мужицкого тела, и Ионыч опустился на колени. Перед глазами танцевали красно-коричневые пятна. - Но как убедительно набрехал, пес шелудивый: у меня чуть инфаркт не случился…
В коридор выскочил сонный Федя. Охнул, подхватил Ионыча под мышки, поднял и прижал к стене. Ионыч всхлипывал: такое с ним случилось впервые за много лет. Несколько раз в него целились и стреляли, но ни разу Ионыч не испытывал такого звериного ужаса, как после спокойных и уверенных слов старика Пяткина; никто с ним до сих пор так не разговаривал.
- Ну что ты, Ионыч… - бормотал сердобольный Федя, рукавом вытирая Ионычу слезы. - Понимаю, жалко негодяя, чуткое у тебя сердце, но ведь он наверняка первый направил на тебя ствол…
- Первый, - промямлил Ионыч. - А я только в целях самозащиты…
- Какой подлый удар в спину со стороны этого Пяткина! - возмутился сокольничий. - Пригрел, опоил, а потом - гад! - пристрелить пытался.
Ионыч медленно приходил в себя. Поднял пистолет, сунул за пояс.
Сказал:
- Этот Пяткин мало того что убийца, так еще и маньяк. Представь, Федя, он держит взаперти собственную дочь в целях насилия над ее личностью.
- Каков подлец! - выдохнул Федя. - А я его выгораживал… Прости, Ионыч! Да кабы я знал…
- Прощаю тебя идиота. - Ионыч похлопал Федю по плечу. Подошел к старику, пнул в бок.
Кажется, сломал ребро.
Чуток полегчало.
- Он ее насиловал, а я всё видел, - не моргнув глазом, соврал Ионыч. - Такого надругательства над женским телом я стерпеть, конечно, не смог и вломил ублюдку промеж глаз. Мой коронный прием, ты с ним хорошо знаком, Федя. Подлец умолял меня на коленях не рассказывать внуку о факте насилия, предлагал крупную взятку, но разве мог я обещать, что скрою ужасную правду? Тогда шелудивый пес Пяткин стал угрожать мне пистолетом.
Федя перекрестился:
- Каков негодяй! Такие, как он, ни бога ни света не знают, а убить для них, что таракана раздавить - раз плюнуть. Повезло тебе, Ионыч, что вообще жив остался.
- Редкостный подонок, - согласился Ионыч, роясь у Пяткина в карманах. - А вот, кстати, и ключи. Сейчас мы освободим несчастную женщину. - Похотливо тряся ляжками, Ионыч потрусил к двери, за которой тихо пела сумасшедшая Анна.
- Деда?
Ионыч и Федя замерли. В дальнем конце коридора мелькнула резко очерченная тень подростка с пистолетом.
Ионыч растерялся и брякнул:
- О, Маричек, вот и ты! А дедушка твой, как видишь, утомился и заснул прямо на полу. Сейчас мы его разбудим…
- Да-да, разбудим сейчас, - подтвердил сокольничий, прижимаясь спиной к стене, чтоб не попасть под огонь.
- Со мной часто такое бывает, - сказал Ионыч, пытаясь нащупать рукоятку пистолета. - Иду себе по бульвару, никого не трогаю, вдруг раз: спать захотелось. А если хочется, то почему бы и не поспать? Особенно если лето, а день выдался душный, ленивый.
- Всегда надо делать то, что хочется, - дрожащим голосом подтвердил сокольничий. - Иначе ячмень на глазу вскочит или изжога начнется - такая есть русская примета.
Марик медленно поднял пистолет. Ионыч заскрежетал зубами:
- Ты чего это вытворяешь, негодник? Шутить со мной вздумал?
Мальчишка выстрелил в Ионыча, не целясь. Пуля чиркнула по стене, с глухим стуком ударила в дверной косяк. Посыпалась труха, щепки. Запахло чем-то терпким, дурманящим, кисловато-сладким. Ионыч вытащил пистолет, неторопливо прицелился. Мальчик развернулся и побежал.
Пока страх гнал его, он мог бежать очень долго и без устали. Но страх растворялся, а в душу по капле, словно яд, вливалась ненависть. "Эти вонючие турища только что убили деда!" - мелькнуло в треснувшем сознании мальчика.
Марик остановился, повернулся…
Левую руку словно кипятком обожгло. Хлопца развернуло, бросило к стене. Боль прокатилась от плеча к кисти жгучей лавиной. Ионыч приближался к нему с пистолетом в руке. Лицо у него было белое, глаза белые, руки белые и совсем не дрожали - как у робота; Ионыч привиделся Марику меловым отпечатком на черной стене, и мальчишке стало безумно страшно. Он дернулся, побежал. Ионыч нажал на спусковой крючок: осечка. Марик, не обращая внимания на боль в раненой руке, забыв о пистолете, влетел в свою комнату, захлопнул и запер дверь на засов. Без сил опустился на пол, лицом к двери, вспомнил о пистолете, поднял его и прицелился в дверь. Бросил взгляд вправо: перепуганная Катенька сидела на кровати, укутавшись ватным одеялом до подбородка. Глаза у нее были безумные, белые, почти как у Ионыча.
- Сейчас-сейчас… - прошептал Марик, дернул рукой и скривился от боли. Прошептал: - Ты не бойся, выдюжим.
Он поднялся и подошел к шкафу. Скинул с полки на пол бинты, схватил бутылочку йода. Зубами сдернул резиновую пробку, прикусил и вылил йод прямо на рану: пуля пробила руку насквозь чуть ниже локтя. Кровь в ране будто вскипела. Марик закричал и едва не проглотил пробку. Уронил пузырек, и йод пролился на ковер.
"Дед отругает… - мелькнула мысль. И тут же: - Нет, не отругает, не сможет больше отругать".
Марик наглухо перебинтовал плечо. Рыча, зубами разорвал бинт, кое-как затянул узел. Взглянул на застывшую от страха Катеньку: подумал, что надо было попросить ее перебинтовать. Впрочем, Катенька находилась в таком состоянии, что вряд ли смогла бы помочь.
Мальчишка через силу улыбнулся:
- Ты не бойся. Нам бы только до Драконицы достучаться… или еще до кого. - Марик сел за компутер. - Достучимся, блин, расскажем, что тут, и порядок. Возьмут твоих опекунов тепленькими. - Мальчик попытался подключиться к сети. - Важно не паниковать. Дед говорил, что самое главное в напряженной ситуации, успокоиться и найти возможности. - К сети подключиться не получалось. - Ч-черт… - пробормотал Марик, щелкая курсором манипуляшки по кнопке "Соединить". - Ну же! Давай! Давай!!!
В дверь вкрадчиво постучались.
- Мальчик, открой… - попросил Ионыч медовым голосом. - Надо разрешить недоразумение. - И тут же, зло: - Твоему деду плохо, у него случился сердечный удар! Ты что, свиненок, совсем не заботишься о погибающем родственнике?
- Это твой внучатый долг! - добавил сокольничий неуверенно.
- Внучавый, - поправил Ионыч.
- Внуческий. Кажется, так правильно.
- Заткнись, Федор.
- Проваливайте! - закричал Марик, не оборачиваясь. - У меня пистолет! Я выстрелю, если попытаетесь войти!
Он продолжал жать кнопку.
Соединить-соединить-соединить.
"Успокойся, Марик. Подумай".
Соединить-соединить-соединить.
"Важно думать. Проверить, всё ли учел. Убедиться, что поступаешь правильно. Думать".
Соединить-соединить-соединить, блин!
Сзади послышался шорох. Марик развернулся вместе с креслом.
Катенька трясущимися руками двигала засов.
- Катя, - прошептал потрясенный мальчик. - Ты же… - Он направил пистолет на девочку. - Прекрати сейчас же или я… я выстрелю, будь уверена!
Девочка посмотрела на него и улыбнулась. Той своей милой и искренней улыбкой, которая так крепко впечаталась в память мальчика.
- Катенька, девчоночка, открой дверь, - вкрадчиво позвал Ионыч. - Твой дяденька пришел, молока тебе принес.
- Катя, пожалуйста, - прошептал Марик, целясь в девочку. - Пожалуйста, не надо.
Катенька замерла.
- Катя, если это грязное турище зайдет сюда, оно убьет меня… - прошептал мальчик. - И тебя тоже. Ты что, не понимаешь?
Молчала Катенька: не двигала засов, но и не отпускала.
Во второй раз позвал Ионыч:
- Катенька, девчоночка, открывай дверь. Твой дядя пришел, молока тебе принес.
Катя потянула засов.
- Катя, нет!
В третий раз, с особенным психологическим нажимом, позвал Ионыч:
- Катенька, девчоночка, открывай дверь. Твой дядя пришел, молока тебе принес!
- Катя!
- Простите, дяденька. - Девочка обеими руками схватила засов, уперлась ногами в пол и отодвинула. Дверь с грохотом распахнулась, Катеньку отбросило к стене. Марик не верил глазам: она все-таки предала его!
А он так и не выстрелил.
Пуля как оса вонзилась ему в правое плечо: раздробила металлическим жалом кость. Марику показалось, что он ныряет в забвение, как в бочку теплого турьего молока, но тут нахлынула боль: горячим потоком обварила тело и за шкирку втащила в сознание. Мальчик жалобно вскрикнул и повалился на пол вместе с креслом; пистолет выпал из руки и отлетел под тахту.
- Свиненок. - Ионыч вошел в комнату, огляделся: острым, словно заноза, взглядом зацепился за мальчишку. Его глаза как тупые столовые ножи вспарывали Марику душу. Тяжелораненый хлопец попытался встать: Ионыч ударил его ботинком в живот. Марик скрючился на полу.
- Больно, свиненок? А вот будешь знать, как во взрослых стрелять!
- Нехорошо это, во взрослых стрелять. - Сокольничий Федя покачал головой. Увидел на столе наручные часы с кожаным ремешком, украдкой схватил, поднес к уху, послушал и, удовлетворенно причмокнув губами, поглубже затолкал в карман.
- Турища вонючие… - прошептал мальчик. - Чтоб вы сдохли! - Перед лицом смерти он хотел вести себя стойко и невозмутимо, как взрослый мужчина, но у него не получалось: ярость и боль захлестывали с головой.
- Что ты сказал?
Ионыч пнул Марика в бок. Мальчик закричал. Ионыч наклонился, пошарил рукой под тахтой, вытащил пистолет.
- "MARIK". - Ионыч поглядел на рукоятку. - Именной. Дед из тебя убивца растил, штоль?
- Вот они, плоды современного воспитания. - Федя возмущенно покачал головой. - Забывают о традициях, за модой гонятся. Модно из ребенка убивца растить - они и растят. А потом что? Катаклизмы на соседей обрушивать станете?
- По всей стране вспышки насилия из-за неправильного воспитания, - сказал Ионыч, глядя в видеоящик. - Что это у тебя тут? Съемки несчастных случаев? Насмотрелся дряни в тырнете, да, свиненок?
- Это тут не при чем… - прошептал Марик, покраснев. - А дед не растил из меня убивца, он хотел, чтоб я мог защитить дом от таких турищ, как вы…
- "Туфищ как фы", - противным голосом передразнил Ионыч. Подошел к сидящей на полу Катеньке. - А ты чего? Чего смотришь, вертихвостка? Продала дружка, да? - Катенька непонимающе смотрела на Ионыча. - Доносчику - первый кнут, - процедил Ионыч, схватил Катеньку за волосы и потащил в ватерклозет: девочка не упиралась, только на глазах у нее выступили слезы от внезапной боли. Ионыч макнул ее лицом в унитаз. - На, подавись! - Катенька булькнула. - Ну, пей! Иль не по вкусу? - Катенька молчала. Ионыч отпустил ее, прошептал: - Руки об тебя марать неохота, доносчица подлая. - Катенька сползла на пол, закашлялась, хватаясь за горло. На пол полилась вода, пахнущая лимоном.
- Хорошее средство для устранения неприятных запахов, - сказал Федя, принюхиваясь.
Ионыч уставился на него.
- Из унитаза пахнет цитрусом, - объяснил сокольничий. Зашел в ватерклозет, взял с полки банку с чистящим средством. - Надо бы название запомнить. Хорошее, похоже, средство. - Сунул средство в карман. - Потом перепишу название.
- Не смейте обижать Катю! - закричал Марик, поднимаясь. Руки его повисли как мокрые ветошки. Но Марик твердо решил, что сможет забрать у Ионыча свой пистолет и застрелит его. Он даже успел в деталях это представить. Сделал шаг. Сокольничий отшатнулся, прижался спиной к полке, уронив на пол стаканчик с зубными щетками, испуганно моргнул.
Ионыч обернулся.
- Не трожьте ее… - Марик сделал еще один шаг. - Не имеете права! Я вас…
Ионыч захохотал. Пихнул Марика ногой в живот: мальчишка повалился на тахту. Кровь брызнула на простыню.
- Ну-с? - Ионыч навис над хлопцем, прицелился в него из пистолета. - Будешь просить прощения, неблагодарный свиненок?
- Как тебя зовут? - задыхаясь, спросил Марик.
- Что?
- Ты не знаешь как тебя зовут, вонючий турище? Жаль. Я хотел хорошенько запомнить твое имя, чтоб знать, кого проклинать до конца дней после того, как я убью тебя!
- Ты - не свиненок, ты - волчонок, - усмехнулся Ионыч. - У меня нет имени. Зовут меня по отчеству: Ионыч. Со мной верный друг Федя и маленькая девочка по имени Катенька.
- Катенька не с вами, она ни в чем не виновата… - прошептал Марик. - Вы запугали ее.
- Да ну? - удивился Ионыч и выстрелил мальчишке в ногу. Марик дернулся, собрал остатки силы и плюнул Ионычу в лицо. Ионыча накрыло волной ярости: он схватил подушку и несколько раз ударил Марика по лицу. Подушка порвалась, перья взметнулись в воздух. Ионыч бросил подушку хлопцу на лицо и еще раз выстрелил. А потом еще. Патроны кончились, но Ионыч продолжал жать на спусковой крючок.
Сокольничий положил руку Ионычу на плечо:
- Всё, Ионыч, хватит уже.
Ионыч вздрогнул, убрал пистолет и отвернулся, содрогаясь от гадливости.
- Что ты, Ионыч, в самом-то деле? - Федя похлопал Ионыча по плечу. - Ну, не переживай ты так. Страшная вещь, конечно, случилась, но что теперь делать… А я скажу тебе что: жить дальше! Помнить и жить!
- Жуткое это дело, Федя: ребенка убивать, пусть мы ни в чем и не виноваты… - Ионыч усердно прятал глаза. - Давай ради частичной очистки кармы хотя бы спасем ту несчастную женщину, Анну, из заточения.
Федя кивнул, распихивая по карманам карандаши с Марикова стола:
- Дело богоугодное. Только учти, что я в карму не верю, а верю я в святой Китеж-град.
- Что-то совсем тяжко на душе, - пожаловался Ионыч, хватая бледную Катеньку за руку. - Надо срочно какой-нибудь положительный поступок совершить.
- Женщину спасти - самый что ни на есть положительный поступок.
- Твоя правда, Федя.
- Это мудрость во мне русская говорит.
Они ушли. С минуту в комнате было тихо. Потом ожили звучалки включенного компутера; заговорили сердитым голосом девочки по кличке Drakonitsa:
- Ну и? Давай, начинай хихикать, Марик. Я всё слышала и признаюсь: пару секунд даже верила в тот бред, что ты со своими знакомыми разыграл для меня. Убийство в прямом эфире, п-плин… Маричек, неужели ты думаешь, что я не в курсах, что ты обсмотрелся этих своих видюшек?! - Она крикнула надрывно, безумно: - Придурок! - Чуть спокойней: - Если ты не ответишь, удалю тебя из контактов и больше никогда не буду с тобой разговаривать! И е-мейл твой сотру нафиг! Потому что ты поступил фигово! А я, блин, из-за тебя всю ночь не спала, идиотка фигова, волновалась… а ты… шутник фигов! - Она вздохнула - как на излете - и прошептала: - Даю тебе пять секунд, и если не ответишь, удаляю: пять… четыре… три… два… два на веревочке… два на ниточке… один! - Она помолчала для очистки совести. - Вот как! Ну если для тебя шутка важнее, чем я, тогда прощай, тупой вонючий пастух!
За окном в заснеженный воздух поднялись злые синие искры.
С громким шипением из видеоящика выпалился точкель.
Глава двенадцатая
Завтракали в столовой. Сварили картошечки с укропчиком, разнообразных салатов настругали, зажарили огромный кусок сочной турятины. Катенька шоколадный пудинг сообразила, сверху пьяную вишню положила - для эстетической красоты. Ели из глубоких деревянных мисок, плевали на пол косточками и пуляли скатанным хлебным мякишем в массивный гарнитур красного дерева. Катенька носилась из кухни в столовую, таскала еду и выпивку. Выпивки было много, самой разнообразной: сливовые и ореховые настоечки, яблочная наливочка, кисловатое домашнее винцо, водочка государственного образца - всё, как полагается.
Наконец, Катеньке разрешили передохнуть и пожевать сухую хлебную корку с солью.
- Ты за мальчонку сильно не переживай, - сказал Ионыч, тщательно разжевывая кусок туриной ложноножищи. - Наркоман он был.
- Ширялся, - подтвердил Федя, впиваясь зубами в затесавшийся среди благородных блюд простой русский куриный окорочок. - Пастухи ширяются, чтоб с ума не сойти от постоянного общения со скотиной: обычная практика.
- Этот твой Марик в состоянии наркотического опьянения угрожал нам огнестрельным оружием, - заявил Ионыч, перекидывая из руки в руку пышущую жаром картофелину. - Сам не понимал, что творит.
- Так и было, а мы действовали в порядке самообороны. - Сокольничий перекрестился, выдул полный стакан крепчайшей ореховой настойки и закусил щедрой ложкой салата "Оливье". Рыгнул, смущенно хихикнул.
Катенька прошептала, слизывая соль с корки:
- Если вы, дяденьки, так говорите, то, верно, так оно и было.
- Вот именно, - сказал Ионыч, ради шутки прицеливаясь в Катеньку туриным хрящиком. - Так оно и было. Однако мы должны разобраться в причинах произошедшего и сделать нужные выводы, чтоб избежать подобных событий в будущем.
- Да что тут разбираться! - рассерженно бросил сокольничий, выплевывая на пол косточки вишни, вымоченной в коньяке. - Ширнулся, пистолетом угрожал! Чего тут думать-то? Или ты, Ионыч, нарка богопротивного оправдать решил?
- Ты старшим-то не перечь, Федя, - заметил Ионыч, надкусывая сочное белобокое яблоко. - Ишь, разошелся! Сказано разобраться - значит, разберемся.