3
И вот, мы приехали развеяться в Зеленогорск и теперь играли на веранде в кинга, поджидая звонка из Москвы, чтобы узнать, приедет ли Катька с мужем на день рождения нашей мамы, который собирались справлять в ресторане "Метрополь" на Садовой улице.
В доме было жарко натоплено, тетя Зина пекла пироги с капустой, и двойные окна на веранде запотели, отчего выпавший снег скорее угадывался, чем различался. Смеркалось, и мы включили бабушкину люстру с желтыми латунными листьями и малиновыми фонариками…
Отец играл рассеяно, без настроения и, щурясь, отставлял карты далеко от себя, словно специально, чтобы мы их видели. Со слов отца, Гвозлик сидел дома и пытался восстановить к Новому году две главы диссертации.
- Держи карты к орденам! - напомнил дядя Жора картежное правило и пригрозил: - Или играть не буду! Суешь мне под нос, никакого интереса…
- К орденам, к орденам… - отец вовремя снес маленькую трефу. - Что нам орден? Я, товарищи, не гордый! Я согласен на медаль!
Я сгреб три карты и вновь зашел с бубей, продолжая рыть дяде Жоре глубочайшую яму, о которой он, судя по всему, не догадывался.
- Ну, ты, племянничек, даешь, - дядя Жора спустил под даму своего валета; стало ясно, что он не догадывается о яме. - Один карты под нос сует, другой, как заведенный, с бубей лупит, словно других мастей не знает… - Дядя Жора зевнул и посмотрел на отца. - Как там твой Козлик?
Мне показалось, отец вздрогнул.
- Гвозлик, - не сразу ответил он, размышляя над ходом. - Владимир Альбертович Гвозлик. Ети его мать!
- Ну-ну, расскажи! - подстрекнул дядя Жора, надеясь веселым отношением к неприятностям принизить их значение. - Что на этот раз? Ноздрю мушкой от автомата разорвали? Или губой за крючок зацепился? Или на Колыму подался гальюны чистить?
Дядька заливисто рассмеялся, и на веранду высунулась тетя Зина: "Что с тобой?"
- Ничего, ничего! - отмахнулся дядька, вытирая слезы.
Я тоже засмеялся, но сдержанно. Во-первых, я продолжал рыть яму своему любимому дядьке, и требовалась известная собранность, а во-вторых, смеяться над отцовским аспирантом во весь голос было бы неучтиво.
Да, Гвозлик поговаривал, что собирается в Магадан на сказочные летние халтуры - чистить отмерзшие уличные сортиры из расчета пятьдесят копеек за черпак. Он даже ходил договариваться в штаб гражданской обороны о противогазах для оснащения ими сборного студенческого отряда. Себя он видел командиром этого отряда и намеревался выставить, как минимум, двадцать сабель-черпаков для борьбы с оттаявшими нечистотами. Он делал предварительные расчеты заработков, исходя из средних объемов выгребной ямы и количества почерпываний. Суммы выходили фантастические!
Я скромно выложил на стол две оставшиеся карты, дядя Жора присвистнул и закряхтел, признавая свое поражение.
- Во, дает, племянничек, - кряхтел дядя Жора, разглядывая карты. - Во, дает!..
- Он думал, я буду с ним шуточки шутить! Ха-ха! Если бы мы играли на деньги, я бы выиграл рубля три, не меньше.
Отец бросил карты и махнул рукой на свое поражение:
- Пойду прилягу. Ну, его к черту, это Гвозлика! И докторскую туда же!
Считалось, что аспирант - это шаг к докторской диссертации: своя научная школа, ученики, и все такое прочее. Три аспиранта защищают свои кандидатские, руководитель - докторскую.
- Если он уедет на Колыму, я не загорюю…
- Н-да, - задумался дядя Жора, засовывая карты в кожаный чехольчик. - Не нравится мне все это. Давно не нравится…
Мы слышали, как отец выпил на кухне валерьянки и пошел к себе в комнату.
- Ты вот что, племянничек, - наклонился ко мне дядя Жора, - раздобудь адрес этого Гвозлика! Отца надо спасать!
Я помолчал и кивнул.
- А как вы будете спасать? - шепотом спросил я.
- Что-нибудь придумаем, - пообещал дядя Жора, сверкнув глазами. - Может, и ты пригодишься.
- С удовольствием!
4
Адрес я добыл из большой записной книжки отца, лежавшей дома у телефона. Гвозлик был записан нервным торопливым почерком после "Газ (заправка баллонов)", "Гуси - продажа", "Гузман И. А. - колбаса" и прочих хозяйственно-бытовых записей.
- Так-так, - сказал дядя Жора, пряча адрес в карман. - Теперь следи за ситуацией. Если узнаешь, что он опять в загуле или на похоронах, тут же звони! И принеси мне общую кафедральную фотографию на один день. А то по ошибке не того… - Мы стояли в вестибюле метро "Нарвская", и дядька покрутил головой, словно опасался, что нас подслушают. - Н-да… В общем, никому не слова!
- А что вы собираетесь делать? - тихо спросил я.
- Не твой вопрос, - сурово проговорил дядька. - Убивать не собираюсь.
У меня отлегло от сердца. Дело в том, что дядя Жора в отличие от отца любил и умел подраться. Вроде, братья-близнецы, одинаковой комплекции, оба занимались гимнастикой, а характеры разные! Дядя Жора ввязывался в драку мгновенно, бил крепко налево и направо, и так же быстро выходил из нее и шел, как ни в чем ни бывало дальше, взяв тетю Зину под ручку. Так было в Зеленогорске, когда двое пьяных, мочившихся на забор овощной базы, вдруг повернулись к нам и с гоготом продолжили свое дело. Лихо было и в гардеробе одного ресторана, когда кто-то что-то сказал дяде Жоре и отцу.
И теперь мой дядька-лихач что-то затевал против папиного аспиранта Гвозлика.
Я замечал, что отец выглядит все хуже и хуже. Несколько раз ему вызывали "неотложку". Это в сорок-то восемь лет!
Будь моя воля, я бы сослал Гвозлика на Колыму бригадиром золотарей-миллионщиков, а отца заставил бы ходить на футбол и в филармонию - лечить нервы.
- Господи, да зачем нам эта докторская! - вздыхала мама, наливая отцу корвалол. - Хватит нам и кандидатской, хватит доцента! Кому от такой науки прок, если ты по ночам вскрикиваешь! Откажись от этого мозгокрута!
- Не могу! - отец говорил так, словно ему предлагали отказаться от родины, а не от аспиранта. - Я все-таки педагог и на двадцать лет его старше…
Гвозлик продолжал удивлять общественность. Но по мелочам. То кошка спрыгнула ему на голову и расцарапала прикрытую волосами лысину. То оштрафовали за куренье на Дворцовом мосту и прислали сообщение об этом факте в институт. То ножка стула, которым он хлопнул об пол, угодила на большой палец тещиной ноги, и теперь теща ходит в гипсе и не разговаривает с зятем. То в общежитии знакомил приятеля с древней казацкой борьбой, - сидя на табуретках, одними руками, - и разбил стекло на лестнице…
Грубо, но точно выразилась тетя Зина: "То плетнем придавит, то корова обос…!"
5
Неожиданно Гвозлика как подменили.
У отца даже мелькнула мысль, - не снюхался ли он с баптистами?
Во-первых, он отдал бате все долги, - все бесчисленные трешки, пятерки, десятки и двадцатки, которыми мой родитель ссужал в разное время бедолагу. Затем, буквально на следующий день, Гвозлик напросился к отцу в попутчики и по дороге до метро пообещал, что отныне всерьез возьмется за диссертацию и ни при каких обстоятельствах не подведет своего научного руководителя.
- Работать и работать! - сообщил свой новый девиз Гвозлик. - Только так!
- Давно пора, - размяк душой батя. - У вас сейчас самый благодарный возраст для науки. Сначала кандидатская, потом, глядишь, докторская. Вы же толковый исследователь, Владимир Альбертович!
- Спасибо за вашу оценку, - потупил глаза Гвозлик. - А пить я точно брошу, как и обещал!
- Хм-мм, - сказал отец. - Может быть, по бутылочке пива?
Они шли через парк "30-летия ВЛКСМ", и папаня решил, что неплохо бы пригласить аспиранта в пивной буфетик, чтобы потолковать по душам и сблизить позиции по сложным жизненным проблемам Отец только что вернулся из командировки в Лодейное поле, где неделю принимал экзамены у заочников, и поэтому ответ Гвозлика прозвучал для него загадкой:
- Нет! - Гвозлик остановился, как вкопанный и испуганно посмотрел на руководителя. - Я же вам позавчера пообещал, Сергей Михайлович. Теперь даже пива не пью! Все! Хватит! Вы меня убедили!
- В чем? - по инерции спросил отец.
- Ну, вот в этом…
- Позавчера, говорите? - задумался отец.
- Ну да, - кивнул Гвозлик, не решаясь двинуться с места. - Или поза-позавчера? Может, я путаю?
- Хорошо, хорошо! - растеряно сказал отец. - Вы идите, а я все-таки бутылочку "Рижского" выпью…
На следующий день Гвозлик поймал батяню в институтском дворе:
- Я хотел только добавить, что совсем не обижаюсь на вас!
- За что не обижаетесь? - на всякий случай спросил отец.
- Вот за это! - Гвозлик осторожно приложил кулак к своей бороде. - Еще и мало поддали! Надо было больше! И вообще, я вас по-настоящему зауважал, Сергей Михайлович! Даже если бы вы меня с моста скинули, как обещали, я бы все равно не обиделся. Заработал - получи! А я заработал…
- Точно не обижаетесь? - участливо спросил отец. - У вас все цело?
- Все цело, - весело махнул рукой Гвозлик. - Бывало и хуже! Не волнуйтесь, - все между нами! Вот, я вам статью для аспирантского сборника принес, возьмите, пожалуйста, на рецензию…
Отец взял у Гвозлика папку с тесемками, извинился и пошел совсем в другую сторону. За углом он быстро развязал папку и увидел в ней листы рукописного текста и несколько графиков на миллиметровке. Действительно, статья…
6
Пробыв три года в аспирантуре, Гвозлик так и не написал диссертацию. Вернее, написал, но она пропала вместе с портфелем на Московском вокзале, когда он, помогая милиции, гнался за сбытчиком наркотиков, и ему подставили ножку. Как водится, глупая толпа принялась крутить ему руки, он разбушевался, и потому вместо почетной грамоты из МВД прикатила телега в институт, расписывающая хулиганское поведении Гвозлика в нетрезвом виде. Гвозлик и не отрицал, что выпил кружечку пива после трудового дня…
После похорон внучки двоюродной сестры первой мамы Гвозлик тихо уволился с кафедры, и следы его затерялись
Отец к тому времени остыл к написанию докторской и взращиванию учеников. "Нет, - весело рассуждал он, - крупного ученого из меня уже не получится. - Буду средним!" Мама свозила папу в санаторий на Куршскую косу, и вернулись они посвежевшими. "А какие там белочки!", - умилялась мама. "А какая рыбалка!", - хвастался отец.
…Я помнил Гвозлика по фотографии - замаскированная лысина, борода полешком на треугольном лице, взгляд правдоискателя, и поэтому сразу признал его за соседним столиком в пивбаре "Золотое руно" что на Кировском проспекте рядом с киностудией "Ленфильм".
Мы с бригадой вернулись из Северодвинска и отмечали завершение ходовых испытаний, - он сидел с двумя веселыми девицами и доливал себе водку в пиво.
- Я не кто-нибудь, а директор фильма! - возвещал Гвозлик, - В моих руках все финансы и сметы! Если я захочу….
Был восемьдесят третий год, генсеком стал Андропов, и мы нисколько не удивились, когда в баре стали проверять документы и интересоваться, почему мы не работе. У нас были законные отгулы, но не было выписки из приказа о предоставлении оных, и скоро нас всех отвезли в ментовку и посадили в обезьянник до выяснения мест работы.
Гвозлик и здесь оказался рядом, он сидел в толстом песочном пальто, разорванным по спине до воротника, и втихаря курил. Его пообещали вызвать последним. Застеночное братство сближало: я представился и спросил, помнит ли он моего отца, доцента Банникова?
- Конечно! - радостно кивнул он. - Мой научный руководитель! Классный мужик! Он меня однажды так отхреначил! так отхреначил! Чуть в Обводный канал не скинул! Но я тогда был не прав! Пил по-черному, на кафедре почти не появлялся! А ты точно его сын?.. - он повернул ко мне вспыхнувшее улыбкой лицо.
- Точно!
- Передавай ему привет! Я сейчас на павильонах снимаю, у меня многомиллионных фильм в производстве. Хочешь, приглашу на премьеру?
- Спасибо, - отказался я и зачем-то спросил: - А вы сейчас пьете?
- Не-е, - помотал головой Гвозлик и пренебрежительно махнул рукой. - Разве что пиво, как сейчас.
18 февраля 2003 г.
КИТАЙСКАЯ КАРТИНА
1
В июле, когда до дня рождения отца и дяди Жоры оставалось меньше месяца, жена предложила продать китайскую картину своей бабушки.
- Ты же видишь, что происходит, - печально сказала Настя. - Не хватало только, чтобы они окончательно поссорились накануне юбилея…
- Вижу, - сказал я. - А тебе не жалко картину?
- А что делать? Мне жалко твоего отца и твою маму. И Дениску жалко. И себя жалко. Мне всех жалко… Но без денег будет не юбилей, а дурдом!
- Ты думаешь, она может прилично стоить?
- Не знаю, - сказала жена. - Свези для начала в Эрмитаж, покажи специалистам. Я прикинула, - нам надо, как минимум, восемьсот.
- Чего?
- Не рублей же! Долларов! - жена взялась перечислять необходимые траты, и я погрустнел. - Подарки отцу и дяде Жоре! Стол человек на тридцать! Заплатить налог за дачу! Неплохо бы новые туфли твоей матушке, кроссовки Денису…
…Картина была в темной буковой рамке, размером с кухонный стол, и изображала суету в каком-то просторном китайском помещенье. Настоящий восточный ребус, написанный разноцветной тушью на тонкой рисовой бумаге: в одном углу моют в лоханке молодого китайца, в другом - кошка гонится за мышкой, а за ними собачка, хвостик кренделем; в центре - делегация в халатах и с сундучками в руках кланяется толстому мандарину, сидящему на троне. Еще один китаец с белым жасминовым лицом пишет иероглифы на дощечке… Человек тридцать в общей сложности, не меньше. И всяк занят своим делом. Сколько я ни разглядывал картину, смысла происходящего так и не уяснил. Суета в китайском тереме, одним словом. В фанзе.
Судя по всему, лет двести той картине было.
Умершая несколько лет назад бабушка жены, подарившая нам картину, оказалась женой святого. Ее муж, протоиерей одной из петербургских церквей, был расстрелян большевиками, а к тысячелетию крещения Руси канонизирован в ранг святого.
Таким образом, после канонизации моя теща автоматически стала дочерью святого, а жена - внучкой святого.
Наш сын Денис, соответственно - правнуком святого.
Я стал мужем внучки святого…
Это, должен заметить, не хухры-мухры, налагает соответствующие обязательства. Как, например, можно повздорить с женой, если она внучка святого? Только, взяв грех на душу. Была бы просто жена, - поругались, и забыл, мало ли чего не скажешь под горячую руку. А тут - внучка святого! Большой грех! Поэтому, вы, Кирилл Сергеевич, будьте поосторожнее с эмоциями! Об этом мне не раз намекалось тещей и ее родственниками. А также говорилось, что я должен дать нашему сыну, правнуку святого, хорошее образование и вообще, мне предлагалось личным примером вести его по жизни и оберегать от наущений дьявола…
Вот и все предложения - веди, дескать, ребенка (пардон, правнука святого!) по жизни личным примером, а где ты будешь денежки брать, не наше дело, но постарайтесь без крепких флотских выражений в адрес нашего прогрессивного президента. Нет, я родственников жены ни в чем не упрекаю - упаси, Господи! - просто, обидно делается: была держава, и нет ее! И никто ни при делах! Еще и слова от души не скажи. Была работа, - и нет ее. Была зарплата плюс командировочные и подводные, - и нет ничего! Получите копейки и распишитесь, вот здесь, в этой строчечке. И хотите, господин старший преподаватель российского вуза, купите на эти деньги литр водки, хотите - килограмм вареной колбасы и картошки. Либо напейтесь, либо наешьтесь. Спасибо, господин президент! Дай вам Бог здоровья и долгих лет жизни, чтобы вам увидеть хотя бы конец первого действия той пьесы, что вы со своими американскими друзьями сочинили!..
Кругом были одни обломы: все дорожало, телевизор раскалялся от пустых дебатов, долларовый шелест стоял в ушах, но шелестело не в наших карманах. Мама потихоньку носила на Сенную площадь старые часы и золотые вещи. И сердце рвалось, когда я видел, как она с грустным лицом перебирает ломбардные квитанции - на столовое серебро и малахитовую вазочку.
Леню Голубкова, служивший в телевизоре зазывалой, по сто раз в день скакал с указкой вокруг плакатов и подговаривал нести денежки только в "МММ".
Шеф создавал при нашей кафедре совместное предприятие, но мне, Кириллу Банникову, места там, похоже, не предусматривалось. Но я знал точно, - как только придет время вывозить с товарной станции ящики с австрийским оборудованием, меня найдут и на даче.
Я бы ушел, но куда? Снова ездить в Турцию за шмотками, а потом стоять с ними на базаре? Это мы проходили - торгаш из меня никудышный. Готовить абитуриентов к вступительным экзаменам в вуз? Пробовал - больше не хочу: скользкое это дело! Работать агентом по недвижимости, как сосед? Денежно. Но зачем я тогда столько лет учился и еще две пятилетки пахал на оборону нашей страны? Зачем мне вручали значок "За дальний поход", крепко, по-мужски обнимая и хлопая по спине? И потом, - мне же сорок лет, а не двадцать…
…Мне бы хотелось, как прежде, сидеть в отсеке подводной лодки напротив своего прибора "Пегас", слышать, как потрескивает, распрямляясь, корпус ракетного крейсера при подъеме на перископную глубину, и ждать - дрогнет ли стрелка радиопеленга от плывущего в облаках натовского "Авакса". И знать, что от того, как твое КБ "вылижет" после испытаний прибор, будет зависеть спокойный сон миллионов людей на земном шаре.
Теперь я выводил по вечерам из гаража наш обтрепанный жигуленок, клал в карман куртки баллончик с газом, бутерброды и ехал к могучей арке зеленогорского вокзала - заниматься частным извозом. Жена крестила меня на дорожку, и, уложив Дениса спать, садилась за швейную машинку - она шила заготовки для сумок с эмблемой "Adidas". Платили мало, но платили.
Отец тоже не мог похвастаться делами в институте: за свое доцентство он получал, как и я, меньше уборщицы в платном туалете, а про маму я не говорю - их отдел научно-технической информации уже полгода сидел без зарплаты. Хорошо еще, что их, пенсионеров, не гнали с работы. И если бы не наши халтуры, и не совместная колхозная жизнь на даче - пропали бы совсем…