Я тягал раков через каждые пять-десять минут и, осторожно собрав их в темной траве, бежал с ведром к костру, чтобы похвастаться уловом. Отец с дядей Жорой, хохотали, как мальчишки, и сожалели, что прихватили мало укропа и прочих специй - если дело пойдет такими темпами, то часть раков придется варить по-простому, в соленой воде. Когда их набилось целое ведро, дядя Жора высыпал шуршащих раков в полиэтиленовую скатерть, завязал морским узлом и положил за палатку, чтобы свет костра не будоражил озерных жителей, и они лежали бы тихо в ожидании пахучего укропного кипятка. Я продолжал дергать с неглубокого дна раковни, отец светил мне фонариком, раки, учуяв неладное, разбегались от белевшей кости к краям сетки, дядя Жора колдовал над закипавшим в ведре рассолом, напевая про грека, ехавшего через реку, и раки, которых я теперь вываливал на одеяло, норовили сбежать к воде и расползались по траве. На всякий случай я срезал палочку с рогатинкой на конце и ходил с ней, как со стеком, постукивая по голенищу кирзового сапога.
- Горе только рака и красит, - проворачивая палкой в ведре, в котором из пены торчали огненные усы и хвосты, сказал дядя Жора и позвал нас снимать пробу. Раки были классные! Сваренные с солью, перцем, лавровым листом, укропом - они и в самом деле были крупны, их хотелось есть и есть, отламывая мощные хвосты, высасывая из колючих ломких клешней ароматный рассол.
…Я проснулся от боли в пальце - словно защемил его в двери, тряхнул рукой, с ужасом ощущая, как от нее отлетело что-то живое и холодное и плюхнулось о брезент.
"Змея! - хрипло завопил я, встряхивая горящей рукой и пытаясь другой нащупать молнию на палатке, чтобы всем гуртом быстрее выскочить наружу, к еще тлеющему ровным желтым светом костру. - Не шевелитесь, я сейчас открою, она может укусить! Меня уже укусила!" Вжикнула молния, и я выкатился к костру. Следом за мною вылетел вмиг проснувшийся отец. За ним выполз со спальным мешком на ногах дядя Жора.
- Покажи руку! - спокойно сказал отец. - Ах ты, черт, фонарик в палатке! Давай-ка к костру…
Дядя Жора, избавившись от мешка, откинул полог и осторожно шевелил палкой вещи: "Дайте огня, сейчас я ее грохну! Кажется в углу скребется!"
Я поднес руку к самым угольям и различил на указательном пальце вздувшийся багровый рубец, словно я и впрямь защемил кожу. Отец стоял рядом на четвереньках и, сощурив глаза, разглядывал мою рану. Дядя Жора продолжал просить огня и сотрясал брезент ударами палки: "Отойдите подальше, сейчас она сама выползет! Ну, выходи, подлая!"
- На укус змеи не похоже, - отец внимательно оглядел мой палец и поднялся с колен. - Может быть, рак заполз? Георгий, ты клал раков за палатку! Они не могли расползтись?
- Как они могли расползтись, если я завязал их морским узлом в скатерть! - Дядя Жора опустил занесенную за плечо палку. - Разводите огонь до неба, проведем ревизию палатки! - Он оглядел при свете вспыхнувшей бересты мой палец и поставил диагноз: если и змея, то неизвестной в наших краях породы. Лучше для профилактики вскрыть рану ножом и промыть джином.
- Это, наверное, рак, - я пошевелил больным пальцем. И стал подбрасывать в костер хворост. - Дядя Жора, смотрите внимательнее… - Мне хотелось быстрее убедиться, что в палатке была не змея, и тогда мне не придется взрезать ножом рану.
Отец взял мою палку с рогулькой, и, откинув полог, вытянул к костру скомканное одеяло. "Да вот же он, паразит, - ласково сказал отец. - Конечно, рак" - Он осторожно взял членистоногого кусаку за панцирь и швырнул в озеро. Булькнуло.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил отец. - Не знобит? - Он еще раз осмотрел мой палец.
- Нет, - помотал я головой. - Нет, все в порядке.
- Меня знобит, - сказал дядя Жора, пересматривая вынесенные из палатки рюкзаки. - Думаю, надо выпить для профилактики.
Костер уже весело трещал, освещая оранжевым светом палатку, стволы сосен, спуск к воде и истертый киль перевернутой лодки.
- Четыре часа, - сказал отец. - Так рано я в своей жизни еще никогда не выпивал.
- Завидую, - сказал дядя Жора. - А у меня из сюрпризов, разве что смерть впереди.
- Типун тебе на язык! - плюнул отец.
- Не типун, а давай наливай! Если бы твой сын не разбудил меня воплями: "Змеи! Змеи!", я бы спал, как огурец, до пяти. - Дядя Жора упорно не хотел признаваться, что рак выполз из скатерти, завязанной морским узлом. Не поползут же раки вверх от воды, мимо костра, чтобы забраться в палатку? И зачем он сказал про полутораметровых гадюк? Я, конечно, не поверил, но приятного мало. Но я помалкивал.
Братья разом крякнули и опрокинули по стопочке. Отец принялся закусывать, дядя Жора внимательно наблюдал, как он управляется с бутербродом и хрустит луком.
- Все-таки ты больше похож на меня, чем я на тебя, - сказал дядя Жора брату, не притрагиваясь к закуске.
Отец замер, постигая мысль.
- Уж на что я люблю пожрать, но ты мастер! - Он глянул на часы. - Начало пятого, а он уже ест!
- Я жакушываю, - сказал отец и прожевал. - Это две большие разницы.
- У тебя на все есть оправдания, - дядя Жора потянулся к вареному яичку. - Это я прост, как ребенок: виноват, так виноват. Каюсь. Хочется выпить в четыре утра, я искренне говорю: хочется выпить!
Незнакомому человеку, окажись он за столом с моим дядькой, могло показаться, что он имеет дело с горьким пьяницей, которого к концу посиделок придется вытаскивать из-под стола и волочить до кровати. Но, как самая веселая девушка в компании далеко не всегда оказывается самой доступной, так и дядя Жора со своими подначками быстрее догнать и перегнать Америку по количеству спиртного на душу населения, никак не тянул при ближайшем рассмотрении даже на звание простенького выпивохи.
Стоило приглядеться, и его секрет легко раскрывался. Первые две стопки дядя Жора принимал, как радующую необходимость. После третьей, когда пружина застолья начинала стремительно разжиматься, и близкий восторг в душах заставлял сидящих за столом говорить громче, а глаза смотрели веселее, дядька начинал половинить стопки, а то и пропускать вовсе. При этом, как фокусник, отвлекающий внимание от правой руки, он принимался усиленно жестикулировать левой. Или бросался усердно предлагать сидящему напротив огурчики, грибочки, протягивал блюдце с зубками маринованного чеснока… Его собственная не выпитая стопка оказывалась надежно замаскированной в гуще посуды и зелени, прикрыта дымовой завесой шуточек и свободного трепа: "Наливаем по четвертой! Четвертая по постановлению Совета министров не закусывается!" После пятой и шестой дядька мог идти в соседнюю комнату, ложиться на диван и смотреть телевизор - компания плыла вполне самостоятельно, и потребность в капитане-тамаде возникала лишь, когда кончалась выпивка или закуска. Дядька появлялся так же неожиданно, как исчезал, и поддерживал любой разговор, словно он его и начал.
Вот и теперь, подначив отца выпить, он незаметно улизнул от костра и стал готовить снасти для вылова щук. Когда заметно рассвело, и отец пропустил три стопочки, мы втроем перевернули лодку в исходное положение и, послушавшись команды капитана - "Вперед, на рыбные заготовки!" дружно ударили веслами по холодной воде. Дядя Жора совершенно трезвый сидел на корме в спортивной шапочке и короткими репликами направлял нашу текущую посудину к известному лишь ему месту лова. В ногах у него лежали: рюкзак с едой, выпивкой и набором блесен; топор для оглушения крупных щук; котелок для вычерпывания воды; две удочки, спиннинг и садок на длинной ручке - чтобы подцепить рыбину еще в воде, когда она, подведенная на леске к борту лодки, чаще всего срывается.
Туман желтыми клочьями цеплялся за камыши, лежал сизыми слоями по курсу лодки, скрипели уключины, всплескивала вода под веслами, и плыть было интересно и жутковато. Едва мы отплыли, берег с оставленным лагерем затянуло туманом, но дядя Жора уверил, что наше место он найдет вслепую, с завязанными глазами, ночью - такова мощь его внутреннего чутья, а уж позднее, когда рассеется туман, мы и сами увидим наш холм с палаткой. Отец только хмыкнул, сдвинул на затылок старую фетровую шляпу и поинтересовался, всю ли выпивку брат сложил в рюкзак.
"Стоп! - приказал дядя Жора, когда мы вошли в такой густой туман, что его можно было разгонять ладошкой. - Кажется здесь. Точно, здесь". Он велел нам равномерно рассесться по лодке и ловить на червя лещей, окуня и крупных ершей, придающих ухе неповторимый аромат, а сам потрещал катушкой спиннинга, прицепил желтую извивистую блесну размером с хорошего карася и ловким движением закинул ее далеко в туман. Мы слышали, как она вкусно чмокнула воду…
- Осенняя щука лучше всего, - неспеша наматывая катушку, предвкушал дядя Жора. - Жирная, ядреная, крупная…
Мы с отцом нацепили червяков и забросили удочки рядом с бортом, чтобы видеть поплавки. Мой почти сразу ушел под воду, и я, качнув лодку, вытянул окушка размером с ладонь. Он затрепыхался в лужице на дне лодки, и отец помог снять его с крючка. Тут же клюнуло у отца, но сорвалось. Он сменил наживку и вытащил увесистую серебристую плотвичку. "Брать?" - спросил отец. "Кинь в лодку, пусть валяется, - равнодушно сказал брат. - Мелковата, но наживца, может, сгодится…" Он уже несколько раз впустую пробороздил блесной-карасем водные просторы, и начинал нервничать. Мы с отцом почти одновременно сняли с крючков по приличному окушку, и дядя Жора, порывшись в рюкзаке, заменил большую бронзовую блесну на маленькую серебристую.
- Мы брали выпивку, чтобы не оставлять ее в палатке, или чтобы пить? - насадил нового червяка отец. Ему, похоже, нравилась такая рыбалка.
- Пить, пить! - нервно сказал дядя Жора. - Вот я поймаю, и выпьем.
- А если не поймаешь?
- Не говори под руку! - огрызнулся дядька, закидывая блесну и склоняя голову, чтобы услышать, как она плюхнется в воду; из тумана донесся дряблый взбульк, дядя Жора начал наматывать леску на катушку и шепотом выматерился. - …! Оторвалась! Такая хорошая блесна была! С вашей болтовней тут ничего не поймаешь… Сидят, понимаешь, лясы точат…
Мы стали сочувственно выяснять, как оторвалась блесна - от развязавшегося морского узла на леске, или ее оторвала рыба? Ни проронив ни слова, дядя Жора порылся в рюкзаке и вытащил новую блесну - с красными перышками под окуня. Мы отвернулись к своим поплавкам, чтобы не сглазить его рыбацкое счастье и не прозевать своего. Дядя Жора сопел, шуршал курткой и, встав в полный рост, попросил: "Пригнитесь, а то зацеплю!". Придерживая удочки, мы с батей присели на дно лодки, и услышали, как дядя Жора раскручивает над головой спиннинг, чтобы закинуть блесну подальше. Лодка резко наклонилась в одну сторону, в другую, скакнул котелок, и я услышал мат-перемат и удивленный всплеск сонной воды, в которую рухнул дядя Жора. Лодка выровнялась, качнулась на волне, но тут же ее нос задрался вверх - то фыркающий дядя Жора крепкими руками притопил корму, стараясь быстрее влезть обратно. Я бросились ему на помощь, и лодка еще выше задрала нос, словно собиралась выйти на глиссирование. "Назад! - неожиданно рявкнул отец. - Он сам!"
Корма двухвесельной прогулочной лодки (а именно таковой следовало считать отвязанную от мостков посудину) имела фасонистую полукруглую спинку, которая и мешала теперь дяде Жоре забраться обратно.
- Только не суетись! - тихо и властно сказал отец.
- Я не суечусь, - отплевывался от воды дядя Жора. - Мы и не такое видали! Хрен ли нам… Ты же знаешь, я висел в небе над Сахали… твою мать, сапоги бы не потерять
Мы с отцом присели в носу лодки, чтобы понизить центр тяжести и не дать дяде Жоре перевернуть ее.
Сделав несколько попыток выпрыгнуть из воды и лечь на спинку кормы животом, дядя Жора вопреки окрикам отца попробовал проникнуть в лодку с борта - именно такая позиция, как совершенно негодная, перечеркнута красным крестом на плакатах по правилам поведения на воде - и чуть не перевернул нас вместе с рюкзаком, звонким котелком, острым топором и удочками…
- Осел! - заорал отец. - Цепляйся за корму, и мы шпарим к берегу, в воде теплее.
- Гребите! - согласился дядя Жора, цепляясь за корму. - Да побыстрее! Замерзну!
Мы с отцом быстро вставили весла и закрутили головами, высматривая направление, в котором нам следовало буксировать попавшего в беду дядю Жору.
- Куда? - в один голос воскликнули мы.
Туман и не думал рассеиваться. По моим прикидкам, мы были метрах в двухстах от берега, но самого берега не видели. Обещанный холм с палаткой мог учуять только сам дядя Жора, своим феноменальным чутьем и чувством ориентировки выбравший место для рыбалки.
- Туда! - приподнимаясь над кормой, ткнул пальцем дядя Жора. - Кажется, туда. Только быстрее - холодно!
Мы налегли на весла. Дело было нешуточное. Если дядя Жора ошибся, мы удалялись от берега, продлевая его страдания. Если плыли правильно, в воде ему предстояло пробыть минут десять. А что на берегу? Потухший костер и холодная палатка? Тут любую болезнь подхватишь, не говоря уже о сердце. Лодка двигалась медленно.
- Спокойно! - сказал отец. - Перестаем на минуту грести! Кирилл, следи, чтобы лодку не развернуло.
Он достал из рюкзака фляжку с капитанским можжевеловым джином и протянул брату, чтобы тот согрел внутренности и избежал хотя бы воспалений. Снял с его головы мокрую шапочку и потуже нахлобучил ему свою фетровую шляпу.
- Джин в воде - это классно! - воскликнул дядя Жора, показываясь над кормой в шляпе и с фляжкой в руке. Он жадно приложился к фляжке и вернул ее отцу. - У меня в рюкзаке бутерброды! Нет, бутерброды не надо… Гребите, гребите!
Мы торопливо заработали веслами.
"Жора, ты как?", - периодически интересовался отец, глядя на пальцы, вцепившиеся в спинку кормы. Дядя Жора показывал большой палец и просил еще выпить. Потом он сказал, что поплывет вместе с фляжкой - так удобнее: не придется останавливаться. Я тревожно вертел головой, надеясь быстрее увидеть берег, а когда дядя Жора, хорошенько согревшись, стал протяжно командовать: "И-и-и раз! И-и-и два!", мне показалось, что чуть правее нашего курса кто-то крикнул. Отцу тоже показалось, и мы перестали грести, прислушиваясь.
- Э-ге-ге! - закричал отец, и с берега отозвались: "Эй, на лодке! Греби сюда!"
- А ты кто? - крикнул из воды дядя Жора.
- Сейчас узнаешь… - где-то совсем неподалеку пообещал мужской голос и запоздало представился: "Ефим я…"
Мы с отцом усердно продолжили грести. Только бы дядя Жора не околел в этой студеной водице. Какой такой Ефим?
На берегу в сухом сизом ватнике стоял вчерашний лодочник. Ему было нехорошо.
Дядя Жора, тяжело ступая, вышел из воды. С него текло. Мы с отцом принялись стягивать с него разбухшую куртку, сапоги, брюки… Ефим кружил вокруг нас и покачивал головой, словно постиг в своей жизни нечто новое.
- Лодку-то брали… на троих, - повеселевшим голосом напомнил Ефим, заглядывая дядьке в лицо, - а стакан налили один. - Смекаешь?
- Где ты видишь троих? - стучал зубами дядя Жора, натягивая на голое тело мой свитер и штаны.
- А как же! - удивленно сказал Ефим и потыкал в нас пальцем: - Вот ты, вот он, и вот парень. А? - в голосе появилась неуверенность. - Он в куртке, а ты без куртки… На нем брюки, а ты без…
- Да вот моя куртка лежит, - дядя Жора прыгал на одной ноге, пытаясь другой попасть в штанину. - Протри глаза.
Отец неподалеку размашисто ухал топором, заваливая сухую сосенку.
- Не, ребята, я не понимаю, - заволновался Ефим. - Вы что, хотите меня надинамить? Вас же трое?
- Помог бы лучше костер развести, - увиливал от ответа дядя Жора. - Сейчас разберемся…
- Ну, разберись, - обиженно говорил лодочник; он вставал на колени, раздувал подернутые пеплом уголья и тревожно скашивал на меня глаза: - А они что, двойняшки?
- Кто? - я ломал через голое колено хворост и зябко поводил плечами.
- Ну, эти…Я же вижу! - настаивал Ефим.
Я пожимал плечами.
- А у вас осталось?
- Должно остаться…
- Гэкалэмэнэ! Трясет шибче этого, - он кивал в сторону дяди Жоры.
Потом мы растирали дядю Жору джином и давали выпить Ефиму.
- Я вас сразу вычислил, - радостно говорил Ефим, не выпуская из рук открытой бутылки. - Проснулся в сарайке, колотун бьет… К мосткам вышел, лодки счел - одной не хватает. И стакан мой на пеньке стоит. Я его понюхал, тут меня и озарило! Пошел тропкой по бережку и на палатку вышел! Не, в натуре, приезжайте в любое время. У нас все путем!
…Ефим ушел опохмеленный и удовлетворенный. Мы натянули над костром веревку, повесили сушиться одежду дяди Жоры и завалились в палатку спать.
На этот раз я проснулся от ядовитого запаха, резавшего ноздри. Он безусловно шел от костра, который отец устроил по таежному способу - несколько бревнышек складывались друг над другом, как карандаши в пачке, поставленной на ребро - вбитые в землю колышки не давали им рассыпаться. Когда середина бревен прогорала, их следовало сдвигать навстречу друг другу - таежная непрерывка, как объяснил батя. Вновь паниковать я не стал и тихо выбрался из палатки.
Солнце уже поднялось над низким противоположным берегом и добивало остатки тумана, жавшегося к камышам. Огонь образовал в бревнах промоину, их острые концы горели свечным пламенем, и между ними дымилась и вспыхивала зелеными и синими огоньками спекшаяся куча дядижориной одежды - капроновая куртка, брюки, свитер… Чуть поодаль стояли его сапоги с парящими голенищами. Я ковырнул палкой кучу - она стала гореть веселее. Едкий химический запах усилился. Обойдя костер с другой стороны, я попытался отобрать у него остатки одежды - дымящийся рукав куртки и слипшийся кусок штанов, в которых угадывались карманы. Оборванная веревка, привязанная к двум соснам, тоже дымились… "Пусть хоть выспится перед таким испытанием", - подумал я, тихо забираясь в палатку и укладываясь рядом с посапывающим в спальном мешке дядей Жорой.
…Под брюками на отце оказались бледно-зеленые армейские подштанники, которые он предложил брату, как временную меру, пока что-нибудь не придумается. Натянув их, дядя Жора принялся гневно разоблачать порочный вкус брата в выборе цвета нижнего белья и косился на мои брюки - не предложу ли я поменять их на его подштанники. Я делал вид, что не понимаю его взглядов - заявиться в Зеленогорск в зеленых кальсонах не совпадало с моими представлениями о прекрасном. Тем более, когда у тебя в городке есть знакомые девушки. Мне было жалко родного дядьку, но, глядя на него, я отворачивался и фыркал смехом.
Отец возился у костра и делал вид, что кашляет от дыма: "Нормальный вид, кхе-кхе… Интеллигентные такие подштанники. Может, еще у Ефима чем разживешься… - Он вытирал слезы и обещал сдавленным голосом: - Куртку я тебе дам…"
- Куртку! - расхаживал в сапогах и подштанниках дядя Жора. - А это чем закроешь? - Он показывал на гульфик кальсон без единой пуговицы. - Сядешь в автобусе, и все вывалится! Куртку до пупа он мне даст!..
- Не бойся, - подбадривал отец, - твой коршун не выпадет из гнезда…
- Хорошо бы такси или частника поймать, чтоб до самого дома, - задавив смех, рассуждал я. - Тут километров сорок, не больше…..