Я потянула за корешок и вытащила небольшую невзрачную книжицу. "В. В. Поляков. Неведомое рядом" - было написано на обложке, и ниже, убористым шрифтом: "Библиотечка атеиста". Перелистывая страницы, я приметила название одной из глав: "Огни на болотах и кладбищах". Интересно… Я начала читать прямо с этого места и так увлеклась, что забросила поиски. Я сидела на кипе старых газет и при свете тусклого дворового фонаря вникала в суть таинственного явления, именуемого блуждающие или ведьмины огни.
Поверье о них зародилось в Муромском уезде Владимирской губернии. Заблудившийся путник видит в лесу огонек, идет на него - и попадает в трясину: ведьма заманила. Огни эти очень красивы: белые и голубые, они то собираются в столб или в шар, то пляшут в воздухе подобно языкам костра. Встречаются такие огни и на кладбищах: в древности думали, это души умерших возносятся на небеса.
Ничего себе. Поежившись, я стала читать дальше, но дальше было уже не так интересно: никакого чуда здесь нет, писал В. В. Поляков, всего лишь горит фосфористый водород. Образуется он при гниении отмерших организмов. Фосфорные соединения, входящие в состав трупов животных и человека, под действием грунтовых вод разлагаются с образованием фосфористого водорода. При рыхлой насыпи над могилой или небольшом слое воды в болоте газ, выйдя на поверхность, воспламеняется от паров жидкого фосфористого водорода. Вот и все чудеса.
- Эй, ты идешь? Ау! - я так увлеклась, что не сразу услышала Танькин голос. - Полдесятого, мне домой пора.
Я завернула ценную находку в потрепанный номер "Пионерской правды" и поспешила к дому. Ночью, с фонариком под одеялом, я дочитала главу про огни до конца и решила во что бы то ни стало увидеть это таинственное голубое сияние. Кладбища я не любила, в основном из-за запаха, едва уловимого сладко-землистого духа сырой грибницы, чулана и бульонных пенок, мгновенно впитывающегося в пасхальные кладбищенские конфеты. Да и не хотелось на ночь глядя отправляться в чисто поле, там и не спрячешься, если что.
Оставались болота.
Болота в наших лесах были - далеко, за стрельбищем, но все-таки до них можно было дойти пешком. Одна я ни в жизнь не решилась бы на такое опасное путешествие. А вдруг это все-таки не фосфор?
Сашка! - подумала я. Вот кто пойдет со мной. Действительно, кто же еще. Надо позвать за компанию Лифшица. Ему я могу довериться безоговорочно.
Я еле дождалась понедельника и на большой перемене подошла к своему герою. Он стоял в рекреации у окна и объяснял Елисееву теорему синусов.
- У меня к тебе разговор, - сказала я, постаравшись придать голосу как можно больше загадочности.
- Ну.
- Ты слышал про ведьмины огни?
- Слышал, вранье все это, - ответил Сашка.
- Не вранье, у меня книжка есть, - сказала я и протянула Лифшицу "Неведомое рядом". - Посмотри.
Сашка взял вещдок и молча сунул в портфель.
Во вторник он пришел в школу раньше обычного, уселся за парту и многозначительно посмотрел на меня.
- А ты их видела?
- Кого? - я сделала вид, что уже забыла наш разговор.
- Огни.
- Нет, не видела.
- Сомневаюсь, что они вообще существуют.
- Давай сходим посмотрим.
- А если их нет?
- Вернемся обратно. А пока будем ждать, устроим привал. Костер разведем. Слабо со мной сходить на болота? Сегодня? После уроков? Слабо?
- Не-сла-бо, - произнес Лифчик. - Только не сегодня, а завтра, а то у меня вечером тренировка. И вообще надо сначала подготовиться.
После уроков мы снова заговорили о нашем походе. Сашка возьмет спички, перочинный ножик, компас, фонарь, а я намажу бутерброды и утащу из холодильника бутылку лимонада. Еще нам понадобятся котелок, заварка и кружки - сделаем чай на привале.
- У тебя есть дома марганцовка? - спросил Лифшиц.
- Есть, а зачем?
- Бойскауты всегда брали марганцовку. С ней можно пить любую воду, даже из болота.
- Не буду пить из болота! - возмутилась я. - Лучше простой воды побольше наберем.
- На всякий случай возьми.
- Хорошо.
- И сапоги резиновые не забудь, - напомнил Сашка.
- У меня их нет, - растерялась я.
- Как же ты пойдешь? Промокнешь, там сыро.
- Возьму две пары ботинок.
- Я тоже не люблю все эти сапоги. Пойду в кроссовках, - решил Лифшиц.
- А комары там есть? Дэту брать?
- Ты что, какие комары, осень. Ты лучше подумай, мы ничего не забыли?
- Салфетки.
- Салфетки! Ты еще фартук возьми. Вот бабы!
Пока я собиралась в поход, меня мучил вопрос: брать или не брать с собой крестик? Хоть книжка была атеистической, а я уже три года как ходила в пионерках, для полного спокойствия явно чего-то не хватало. Поколебавшись, я вынула из шкатулки крестильный крест и сунула его в нагрудный карман ковбойки.
Как и условились, мы встретились после обеда у детской площадки.
Сашка посмотрел на часы - было два сорок пять.
- Рановато идем, - сказал он. - Будем на месте часа через три, а темнеет сейчас в полдевятого. Придется подождать.
- Здесь?
- Там посидим, у костра. Ты же хотела привал.
Лес начинался сразу за школой. Мы пошли по одной из просек, разделявших лесной массив на квадраты. Ближе к опушке он был лиственным, светлым, а чем дальше от дома, тем сильнее менялась картина, и километрах в трех, за высоковольтной линией начинался уже темный бор, дремучий и мертвопокровный - без подлеска, один мох под ногами. Но пока в просветы листвы светило солнце и со всех сторон доносились птичьи голоса.
- А знаешь, почему поют птички? - спросил Сашка.
- Почему?
- Они свили здесь гнездо и не хотят, чтобы другие его заняли.
Лес завораживал. Под ногами шуршали бурые листья. Чтобы было легче идти, я выбрала палку покрепче и приспособила ее под посох. Сашка от посоха отказался, он шел и громко насвистывал мелодию из "Шербурских зонтиков" - их только что показали в нашем клубе.
- Тебе кино понравилось?
- Не-а… глупое какое-то, - ответил Сашка.
- Чего тогда свистишь?
- Так просто. Привязалось.
Довольно быстро мы добрались до небольшого лесного оврага под названием Лисьи Горки. Никто точно не знал, какого он происхождения, одни считали, это огромная воронка со времен войны, другие говорили, раньше здесь была усадьба с прудом, - и правда, иногда среди леса вдруг попадались грядки с одичалой клубникой.
- Тут есть одно грибное место, давай посмотрим, - предложил Сашка. - Времени полно. Может, белые найдем.
Белых на Сашкином месте не оказалось - вернее, оказалось, но прямо перед нами их кто-то нашел - во мху белели свежие срезы. Обидно. Сашка даже свистеть перестал.
- Может, в березняке поищем?
- Не-а, они только тут, под этой вывороченной сосной. Ой, смотри, бледная поганка, - Сашка указал на небольшой молочно-белый, словно фарфоровый гриб. - Можно с сыроежкой перепутать: съешь и умрешь. Пашка так умер Плотников.
Я присела на корточки, чтобы лучше разглядеть бледную поганку. Гриб как гриб, красивый даже. Пелеринка под шляпкой, ножка тонкая.
- Она из луковицы растет, видишь, - Сашка указал мыском ботинка, - а сыроежка сразу из земли.
- А если просто сорвать? - спросила я.
Сашка посмотрел на меня, потом на поганку и на мгновение задумался.
- Тоже умрешь, - сказал он, впрочем, не вполне уверенно. - Через руки.
И добавил:
- Пойдем?
За Лисьими Горками мы свернули с просеки на узкую, почти незаметную тропинку. Продираясь сквозь бурелом и заросли бересклета, мы шли дальше на северо-запад. По дороге Сашка рассказывала о животных и травах.
- Вот это олень грыз, - Лифшиц указал на молодую осинку: ствол был основательно обглодан в метре от земли. - Они привередливые: если один кору сожрал, второй уже не подойдет.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю… читал… Люблю про природу.
- Что это, дикий чеснок?
- Это осока. Берешь так, - Сашка выдернул стебель из устья, - и эту мягкую белую сердцевину можно есть.
Он покусал соломинку.
- Вкусно?
- Ну… так себе. А это папоротник.
Я тронула порыжевшую ветку-опахало с изящным завитком на конце.
- А эти штуки я ела.
- Они же ядовитые!
- Ну, может, не эти… как же его… орляк. Мамка с папкой жарили. Наверное, то что надо собрали - геологи все-таки. Никто не отравился. Ой, а это что за гриб на дереве?
- Это не гриб, нарост. Попала какая-то дрянь в ранку, и стало вырабатываться много волокон - как защита.
- А чага - то же самое?
- Чага? Нет. Здесь дерево справилось с инфекцией, а там не смогло.
- Как думаешь, звери здесь есть?
- Осенью проще всего на кого-нибудь нарваться. Например, на мишу… Но если сныкаешься, то не тронет.
- На дерево?
- Можно за дерево. Или в кусты. И молча сидеть, пока не уйдет.
- Они же вечером спят.
- Мишки вообще не спят. Они зимой отсыпаются.
- А если кабан?
- Громко орешь и идешь на него - сразу убежит. А вот и они… звери… где-то рядом… Осторожно, не наступи!
Прямо на тропинке лежала кучка.
- Чьи это какашки, оленьи?
- Это был лось молодой.
- Похоже на черносливины…
- Лучший калифорнийский чернослив. Хочешь попробовать?
- Да ну тебя! Фу! - я пихнула Сашку локтем.
- Слышала когда-нибудь, как олени свистят?
- Нет. Видела, как гадят.
- Ха-ха! А свистят они коротко так. Фьить. Фьить. Смотри, вот это вороний глаз. У него ягоды бывают. Некоторые их кушают, а потом в туалет бегают. Очень сильное слабительное, можно вообще копыта отбросить. Там много серомона, приводит к летальному исходу. Когда идешь в лес, всегда нужно знать, что можно слопать, а что нет. Заячья капуста, например, съедобная, типа щавеля, только помногу лучше не есть.
- Почему?
- Да тоже пронесет. Но если чем-то отравишься, то надо, наоборот, съесть побольше.
- Саш, - спросила я, - тебе не страшно?
- В смысле?
- Здесь, в лесу.
- Смеешься?
- Ладно, расскажи еще что-нибудь.
- Люцеферия есть растение. Съешь такую штуку и через полтора часа коньки двинешь: там синильная кислота, в очень большом количестве - в одной шишечке около четырех грамм. Она, собака, вкусная, такой, знаешь, у нее аромат, на кокос похож.
- Ты что, пробовал?!
- Попробовал.
- Она же смертельная.
- Выплюнул сразу, - ухмыльнулся Лифчик, - видишь, живой.
- А мой папа мухоморы ел, - вспомнила я.
- Красные?
- Нет. Серые. Жемчужные. В подлеске нашем собирал.
- Шаманы тоже мухоморы едят, - отозвался Сашка, - а потом с духами разговаривают. Твой папа не разговаривал?
- Кто ж его знает, он лег на диван и уснул, - ответила я, а сама подумала: надо будет папика-то расспросить, ага.
- Мухоморы что! Вот есть в лесу одно растение, на Руси называли блядолют. Такой кустик, напоминает мать-и-мачеху, там тоже ягодка, большая, розовенькая, похожа на морошку - и в ней огромное содержание мышьяка. Скушаешь, сразу первые симптомы отравления: глаза краснеют, сопли текут, мандраж, холодный пот - а потом происходит заворот кишок, и готов.
- А почему блядолют?
- Блядей им кормили, чтоб те сдохли. Давно, при царе…
- А это что за цветок?
- Обычный лютик луговой. Можешь сорвать, не бойся.
Вот такие беседы вели мы с Лифчиком по дороге. Слышала бы наша ботаничка! Ну хоть разок бы послушала. А то скажет: "А сейчас, ребята, Саша объяснит вам новую тему. Я приду через десять минуть, посидите тихо, хорошо?" - и сваливает на пол-урока к библиотекарше чаи гонять.
Мы пересекли лужок, углубились в лес и вышли к Черному ручью, окруженному зарослями молодых елочек. Это была половина пути. За ручьем мы обогнули военное стрельбище и двинулись в направлении железнодорожной станции. Километра через три-четыре начинались болота. В позапрошлом году мы с мамой однажды ходили туда за клюквой, а заодно и калины набрали по дороге. Я только собиралась рассказать об этом Лифчику, как вдруг послышался далекий звон колокола.
- Тс-с… слышишь?
- Ага…
- Это с Покровки, там церковь есть, - предположила я.
- Покровка в другой стороне, - ответил Сашка.
Мы прислушались, но звон больше не повторился. Нам стало не по себе.
- Показалось, наверное, - пробормотал Сашка.
- Не показалось, я точно слышала.
Мы еще немного постояли и помолчали. Тишина, только ветви скрипят от ветра.
- Из-за туманов такое бывает - кажется, что слышно отсюда, а источник звука совсем в другой стороне.
Успокоившись, мы двинулись дальше. Да и был ли на самом деле этот звон?
Как и предсказывал Лифшиц, на болота мы добрались задолго до темноты. Самыми большими были Клюквенное и Моховое. Поразмыслив, мы взяли левее, на Клюквенное - туда лучше тропинка. Через каких-то пятнадцать минут оно раскинулось перед нами, как поле, только вместо колосьев были заросли камышей.
- Знаешь, чем камыш от рогоза отличается? - спросил Сашка.
- Чем?
- У рогоза такие шишки сверху, а у камыша - нет. Их путают часто.
- Я тоже не знала.
- В прошлом году здесь три человека утонуло. Вот прямо тут, в этом болоте, - и Сашка указал на его середину, где торчал одинокий остов почерневшей мертвой ели.
- А что они туда поперлись?
- Клюквы много на островке. До этой коряги вообще-то можно пройти, здесь брод есть, просто знать надо. Мы туда не полезем, не бойся. На берегу посидим. Время… без пяти шесть. - Сашка посмотрел на часы. - Я уже есть хочу.
- Я тоже.
- Сейчас костер разведем. Вон там, - он махнул рукой в сторону небольшого сухого пригорка. - Пошли наберем хвороста на растопку.
Пока костер разгорался, мы разложили на большом пне провизию: бутерброды с тушенкой, флажку с водой, два яблока и четыре конфеты "Коровка". Что-то я забыла… Ах, да, "Буратино".
- Хочешь лимонада?
- На обратную дорогу оставь.
Несмотря на влагу, пень, на котором мы разместились, был широким и крепким, без парши, - скорее всего, дерево просто сломал ураган, а кто-то обтесал у корней для привала. Мы перекусили, наломали еще сучков для костра, развернулись к трясине и стали смотреть…
Постепенно стемнело. Болотные огни мы караулили часа полтора - но так ничего и не произошло. Ни огонечка, ни искорки. Темно и тихо: только треск прогорающих веток.
- Долго ждать еще будем? - спросила я Лифчика.
- Минут двадцать посидим и пойдем.
- Мне холодно.
Ни слова не говоря, Сашка притянул меня к себе и обнял. Я подумала - ну вот, я первый раз обнимаюсь с мальчиком. Что я чувствую? Немного сосет под ложечкой, как будто хочется есть. И жар - он нарастал изнутри, разливаясь из-за диафрагмы.
- Ты когда-нибудь раньше обнимался?
- С девчонкой? Нет, никогда…
Врет, подумала я сладко и положила голову ему на плечо. Мы еще долго сидели так, глядя на пламя костра, на мертвую плешь болота, надломленный остов ели на островке, черные прутья кустов. Начал накрапывать дождь, мелкий, будто сквозь решето.
- Пошли, что ли, - наконец сказал Сашка. - Нет никаких огней. Я же говорил, вранье.
Он зажег фонарь, и мрак подступил ближе, сдвинулся, охватил нас кольцом. Осторожно переступая с кочки на кочку, мы выбрались на тропинку и повернули в сторону дома. Дождь разошелся и с каждой минутой лил все сильнее. Мои почти как у взрослых, чешские ботинки на манной каше основательно промокли. "А вот и не заболею!" - думала я с мрачным задором. Это была уже вторая пара, первую я промочила в сыром мху по пути на болото.
Фонарик, который вначале светил ярким лучом, теперь давал едва различимый ореол.
- Я выключу, батарейка садится, - сказал Сашка, но вместо этого осветил меня слабеющим лучом с головы до ног.
- У тебя шнурок сейчас развяжется. Поправь.
Я глянула на ноги - узел был завязан, но не крепко.
- И так дойду, - у меня не было сил наклониться.
- А если нам придется от кого-то убегать? - с этими словами Лифшиц присел на корточки и принялся перешнуровывать мой ботинок.
- Ну чего ты, дай, я сама.
- Постой спокойно.
- Никуда я уже не убегу: устала, - вздохнула я.
- Значит, будем драться, - сказал Сашка.
Я успокоилась: драться он мог, и еще как.
Довольно быстро мы миновали стрельбище и теперь шли по широкой продольной просеке. Дождь прекратился. Небо очистилось от туч, дорогу озарила луна. Вдруг Сашка остановился и замер, прислушиваясь.
- Тихо! Тут кто-то есть.
В кустах перед нами раздался оглушительный хруст. Навстречу из темноты шагнул солдат. За ним еще один, пониже ростом и, видать, помладше.
- О-па! - сказал высокий, раскинув руки. - А ну иди сюда, птенчик. А ты, парень, дуй отсюда, пока живой.
Я инстинктивно попятилась.
- Держи ее!
Но второй не бросился на меня, нет, - он остался стоять, где стоял. Похоже, он и сам не ожидал такого поворота.
Ветер донес удушливую волну перегара.
Дальше события разворачивались стремительно. Лифшиц бросился на старшего, с налета толкнул и поставил подножку. Служивый упал, ударившись виском о корень. Я поняла это по стуку. Убился! - подумала я. Младший бросился его поднимать. Старший что-то промычал и грязно выругался. Живой!
- Бежим! - крикнул Сашка, и мы понеслись со всех ног.
- Догоню - у-убью, суки! - набирая обороты, доносилась вслед нецензурная брань.
Все произошло так быстро - я даже испугаться не успела. Мы летели, как на олимпийском забеге, не разбирая дороги, по лужам, по корням, по грязи. Сердце ухало в горле, в боку кололо, под ребра больно била бутылка лимонада, которую я сдуру положила во внутренний карман. Погони, кажется, не было.
- Что я говорил! - на бегу повторял Лифчик. - Шнурки надо завязывать! Поняла теперь?
- Больше не могу, бок болит, - взмолилась я. - Они за нами не побежали. Давай пойдем быстрым шагом.
- А если догонят? До фермы немного осталось, туда уже не сунутся. Там люди.
- Не могу-у…
- Руку давай. - Я протянула руку, и Лифшиц потащил меня за собой.
Последний километр дался непросто. На околице, как подкошенная, я рухнула на поваленную сосну. Сашка чувствовал себя куда лучше, пробежка почти не сказалась на нем, вот что значит спортсмен. Нисколько не стесняясь, он расстегнул мою куртку, вытащил из-за пазухи "Буратино", открыл перочинным ножом и жадно стал пить.
- Хорошо, что оставили.
- Я тоже хочу.
- Надо идти, - сказал Сашка. - Теперь уже недалеко.
- Может, здесь переночуем, у тети Лиды?
- Меня мать убьет.
- Меня, наверно, тоже… Пошли.
- Не говори никому про солдат, - попросил Сашка.
- Это беглые были?
- Да нет, эти в самоволку ушли. От них вином воняло - у беглых откуда вино? Они овощи на огородах воруют, грибы собирают в лесу, - Сашка замолк, а потом стал насвистывать мелодию из "Шербурских зонтиков".