Голос миссис Айрес угас. Рядом со мной заерзала Каролина, не оставлявшая в покое шов на чулке.
- Я не меньше других переживаю за девочку, - сказала она. - Но я бы точно так же переживала, если б она сунула руку под бельевой каток или обожглась о раскаленную плиту. Ведь это просто невезенье, да? Цветами и деньгами не поможешь. Ну что тут поделаешь?
Она уткнулась подбородком в грудь, голос ее звучал глухо.
- Боюсь, Бейкер-Хайды ждут каких-нибудь действий, - помолчав, заговорил я, но Каролина меня перебила:
- Таким людям ничего не докажешь. Знаете, что сказал этот шурин? Они не только содрали почти все панели, но хотят целиком снести стену южного крыла, чтобы устроить для друзей что-то вроде кинотеатра! Оставят портик, и все! Будет "дешевая киношка", как он выразился.
- Что ж, перемены неизбежны, - уклончиво ответила миссис Айрес. - Когда мы с твоим отцом поженились, мы многое поменяли в этом доме. Очень жаль, что в Стэндише не сохранились гобелены. Вы их видели, доктор Фарадей? Агнес Рэнделл этого не пережила бы.
Я не ответил, и они с Каролиной еще минут пять мусолили эту тему; у меня возникло подозрение, что они, умышленно или безотчетно, уклоняются от более важного предмета. Наконец я сказал:
- Знаете, сейчас Бейкер-Хайды меньше всего думают о переделке дома, им хватает забот с Джиллиан.
Миссис Айрес страдальчески сморщилась:
- Боже мой, боже мой, если б они не привели с собой ребенка! Зачем они это сделали? Наверняка у них есть няня или гувернантка. Им это вполне по средствам.
- Видимо, гувернантка способствует развитию комплексов, - шевельнулась Каролина и, помолчав, раздраженно буркнула: - Теперь-то комплекс определенно будет.
Я был ошарашен.
- Каролина! - в ужасе воскликнула миссис Айрес.
К чести Каролины, она сама испугалась своих слов.
Рот ее искривила нервная усмешка, она как-то дико на меня взглянула, но в глазах читалась мука. Каролина отвернулась. Я заметил, что на лице ее ни следа косметики - напротив, кожа казалась высохшей, а губы слегка припухли, словно их грубо оттерли фланелью.
Затягиваясь сигаретой, Родерик посмотрел на сестру. От каминного жара его лицо раскраснелось, и гладкие розовые следы ожогов казались дьявольскими отпечатками. Странно, он опять ничего не сказал. Видимо, никто из них не понимает, насколько серьезно настроены Бейкер-Хайды, подумал я. Похоже, семейство сомкнуло ряды и повернулось к проблеме спиной… Как в первый визит, во мне снова шевельнулась неприязнь к ним. Когда улеглось волнение, вызванное репликой Каролины, я прямо выложил все, что утром слышал от Питера Бейкер-Хайда.
Миссис Айрес молча выслушала и прижала ко лбу сомкнутые кулаки. В глазах Каролины прыгал ужас.
- Убить Плута?
- Мне очень жаль, Каролина. Разве можно их в этом винить? Наверное, вы ждали чего-то подобного.
По ее взгляду я понял, что так оно и было, но Каролина вспыхнула:
- Вовсе нет!
Уловив в ее голосе взбудораженность, Плут встал. Он не сводил с нее встревоженных вопрошающих глаз, словно ждал слова или жеста, которые его успокоят. Каролина притянула его к себе.
- Чего они этим добьются? - сказала она. - Если б это чудодейственно отменило вчерашний вечер, я бы его отдала не задумываясь. Лучше бы он меня укусил, чтобы не переживать подобного! Но ведь они просто хотят его наказать… и нас тоже. Не верю, что это всерьез.
- К сожалению, всерьез. И насчет полиции тоже.
- Какой ужас! Кошмар! - Миссис Айрес заламывала руки. - По-вашему, что предпримет полиция?
- Полагаю, они отнесутся к делу серьезно, поскольку жалоба исходит от такого человека, как Бейкер-Хайд. К тому же история получила большую огласку. - Я решил втянуть в разговор Родерика: - Что скажете, Род?
Он смущенно поерзал в кресле и вяло ответил:
- Не знаю, что и думать. - Родерик прокашлялся. - У нас же есть разрешение на собаку? Наверное, оно пригодится.
- Конечно есть! - взвилась Каролина. - Но при чем тут разрешение? Речь не о злой собаке, которая безнадзорно бегает по улице. Плут - домашний пес, которого довели до белого каления. Все, кто вчера здесь был, это подтвердят. Если Бейкер-Хайды этого не понимают… Ох, я больше не могу! Лучше бы они не покупали Стэндиш! А мы не устраивали этот проклятый вечер!
- Думаю, Бейкер-Хайды сокрушаются о том же, - сказал я. - Эта история по ним крепко саданула.
- Естественно, - вздохнула миссис Айрес. - Видно же, что ребенок сильно обезображен. Для любых родителей это трагедия.
Затем повисло молчание, и я машинально посмотрел на Родерика, который задумчиво уставился на свои руки; веки его подрагивали, он был какой-то странный. Собираясь что-то сказать, он поднял голову, но поперхнулся и снова откашлялся. Наконец он выговорил:
- Я жалею, что вчера меня не было с вами.
- Я тоже, Родди, - ответила его сестра.
Родерик ее будто не слышал:
- Не могу избавиться от чувства, что я в чем-то виноват.
- Всем так кажется, - сказал я. - Мне тоже.
Он бросил на меня равнодушный взгляд.
- Мы тут ни при чем, - вмешалась Каролина. - Это все шурин, дурачившийся с клавесином. И если б эти родители держали ребенка при себе… а лучше бы вообще его не приводили…
Вот так мы вернулись к тому, с чего начали, только на сей раз Каролина, миссис Айрес и я заново пересказали всю эту ужасную историю, каждый в своем, слегка разнившемся от других варианте. Иногда я поглядывал на Рода. Он снова закурил, но табак из плохо свернутой сигареты просыпался ему на колени; он беспокойно ерзал, словно его донимали наши голоса. Но лишь когда он вскочил, я понял, насколько ему нехорошо.
- Господи, сил моих нет слушать это в сотый раз! - сдавленно проговорил Родерик. - Извините, мама, доктор. Я пойду к себе. Я… прошу прощенья.
Его качнуло, и я приподнялся с дивана:
- Что с вами?
- Все хорошо. - Он поспешно выставил руку, словно удерживая меня на месте. - Не беспокойтесь, я прекрасно себя чувствую, ей-богу. - Родерик выдавил улыбку. - Небольшая слабость после вчерашних событий, только и всего. Я… попрошу Бетти принести мне какао. Хорошенько высплюсь, и все пройдет.
Каролина встала и подхватила его под руку.
- Я тебе не нужна, мама? - негромко спросила она. - Тогда я тоже распрощаюсь. - Пряча глаза, она повернулась ко мне: - Спасибо, что зашли, доктор Фарадей. Вы очень внимательны.
Теперь и мне пришлось встать:
- Жаль, что вести неважные. Но все же постарайтесь не волноваться.
- Я ничуть не волнуюсь. - Улыбка ее была такой же вымученной, как у брата. - Пусть говорят что угодно. Обидеть Плута я не позволю.
Родерик и Каролина вышли из гостиной; пес, ободренный спокойным голосом хозяйки, преданно потрусил следом.
Я посмотрел на миссис Айрес: сейчас она казалась невероятно усталой. Мы впервые остались наедине, и я подумал, что лучше мне уйти; тем более день получился длинным и я тоже устал.
Но она слабо махнула рукой:
- Пожалуйста, сядьте в кресло, а то мне приходится задирать голову.
Я подошел к камину.
- Боюсь, вся эта история вас ужасно потрясла, - сказал я, опускаясь в кресло.
- Да уж, - тотчас ответила миссис Айрес. - Всю ночь не сомкнула глаз и думала о бедном ребенке. Надо же, чтобы такое случилось именно здесь! И потом…
В смятении она крутила кольца на пальцах, и мне захотелось взять ее за руку, чтобы успокоить.
- Понимаете, еще я очень беспокоюсь о Родерике, - с трудом выговорила миссис Айрес.
- Да, он явно не в себе. - Я посмотрел на дверь. - Неужели все это так сильно его расстроило?
- Вчера вы ничего не заметили?
- Вчера? - Разыгравшаяся здесь драма затмила другие события, но теперь я вспомнил: - Вы посылали за ним Бетти…
- Бедняжка, она перепугалась и прибежала за мной. Он был… такой странный.
- То есть? Ему нездоровилось?
- Не знаю, - замялась миссис Айрес. - Сказал, разболелась голова. Но выглядел он ужасно: полуодетый, весь в испарине и дрожал как осиновый лист.
Я пристально посмотрел на нее:
- Он был… пьян?
Спрашивать было неловко, но ничего другого в голову не пришло. Ничуть не смутившись, миссис Айрес покачала головой:
- Нет-нет, дело не в том, я уверена. Не знаю, что произошло. Сначала он просил побыть с ним и схватил мою руку, точно маленький. А потом вдруг передумал и велел мне уйти. Чуть ли не вытолкал из комнаты. Я сказала Бетти, чтобы дала ему аспирин. В таком виде он не мог появиться перед гостями. Пришлось выдумать оправдание. Что еще мне оставалось?
- Надо было позвать меня.
- Я хотела, но он бы не позволил. Естественно, я думала о том, как это будет выглядеть. И еще боялась, что он появится в зале и устроит сцену. Сейчас я почти жалею, что он не пришел. Тогда бы бедная девочка…
Голос ее осекся. Повисло тягостное молчание, и я вновь вспомнил вчерашний вечер: лязг собачьих зубов, вскрик и булькающий вой. В то время с Родом творилось что-то неладное, и он не нашел в себе сил выйти из комнаты, хотя наверняка слышал поднявшуюся суматоху, когда я нес девочку в кухню, чтобы зашить ее щеку. Думать об этом было тяжело.
Я взялся за подлокотник:
- Может, я с ним поговорю?
- Не надо! - подалась вперед миссис Айрес. - Вряд ли он захочет.
- Что в этом плохого?
- Вы же видели, нынче он сам не свой: весь дерганый, подавлен. И так весь день. Я буквально умолила его посидеть с нами. Каролина не знает, в каком состоянии он был вчера. Думает, у него разыгралась мигрень и он улегся в постель. Наверное, ему стыдно. Я… ох, доктор, я все время вспоминаю, каким он вернулся из госпиталя!
Она опустила голову и вновь принялась вертеть кольца.
- Мы с вами об этом не говорили… - сказала она, пряча глаза. - Его тогдашний врач назвал это депрессией. Но мне казалось, дело не только в ней. Он то впадал в ярость, то куксился. Сквернословил. Я его просто не узнавала. И это мой сын! Так продолжалось очень долго. Я никого не приглашала в дом. Стыдилась его!
Пожалуй, ничего нового я не узнал. Летом Дэвид Грэм обмолвился о прежних "неладах с психикой", да и нынешнее поведение Родерика - работа на износ, внезапные приступы раздражительности - говорило о том, что проблема до конца не решена.
- Мне жаль Рода, - сказал я. - И жалко вас с Каролиной. Знаете, я много работал с ранеными…
Миссис Айрес меня перебила:
- Понимаю, ему еще повезло.
- Я не о том. Выздоровление странная штука, у каждого оно идет по-своему. Ничего удивительного, что Родерик злится на свое увечье. Он же молодой крепкий парень. Случись такое со мной в его возрасте, я бы тоже злился. Так много получить от рождения, а затем так многого лишиться - здоровья, внешности и в определенном смысле свободы.
Мои слова ее не убедили.
- Дело не только в злости, - покачала она головой. - Война как будто его изменила, сделала совсем чужим. Он словно ненавидит себя и окружающих. Ох, как подумаю обо всех наших мальчиках и тех злодеяниях, что их просили совершить во имя мира…
- С этим покончено, - мягко сказал я. - Он еще молод, он поправится.
- Вы не видели его вчера вечером! Доктор, мне страшно. Если он опять заболеет, что с нами-то будет? Мы и так уже многого лишились. Дети пытаются скрыть от меня, насколько все плохо, но я же не глупая. Я знаю, что имение проживает свой капитал, и понимаю, что это означает… Но мы потеряли и другое: светский облик, друзей. Я вижу, что с каждым днем Каролина все больше вянет и становится чудаковатой. Да, я затеяла этот вечер ради нее. И опять беда, как и во всем… Когда я умру, она останется ни с чем. А если еще и брата лишится… Но теперь эти люди грозят полицией! Я… просто не представляю, как я все это переживу!
До сих пор миссис Айрес говорила спокойно, однако на этих словах голос ее подскочил. Она закрыла рукой глаза, пряча от меня лицо.
Позже я понял, под каким бременем она жила долгие годы, успешно скрывая его за вуалью воспитанности и шарма: смерть ребенка, смерть мужа, тяготы войны, увечный сын, потеря имения… Но сейчас я был потрясен тем, что она потеряла самообладание и плачет. На секунду я остолбенел, а потом присел перед ней на корточки и, помешкав, взял ее за руку - легко, но твердо, как всякий врач. Она обхватила мои пальцы и постепенно успокоилась. Я подал ей свой платок, она смущенно промокнула глаза.
- Не дай бог, дети войдут! - Миссис Айрес встревоженно обернулась к двери. - Или Бетти! Нельзя, чтобы меня застали такой. Я никогда не видела мать в слезах, она презирала плакс. Пожалуйста, извините меня, доктор Фарадей. Все дело в том, что я почти не спала, а бессонница на меня всегда плохо действует… Ну вот, выгляжу кошмарно. Будьте любезны, погасите эту лампу.
На столике возле ее кресла я выключил светильник, тихо звякнувший подвесками.
- Свет никогда не был вашим врагом, - сказал я. - Вы это знаете.
Она снова промокнула глаза и чуть удивленно взглянула на меня:
- Вот уж не думала, что вы так галантны, доктор.
Я почувствовал, что краснею, но миссис Айрес, не дав мне ответить, вздохнула:
- Мужчины обретают галантность, как женщины морщины. Мой муж был очень галантен. Хорошо, что он не видит, какой я стала. Его галантность подверглась бы суровому испытанию. Мне кажется, за прошлую зиму я постарела на десять лет. Видимо, нынешняя добавит еще десяток.
- И тогда вы будете выглядеть на все сорок, - сказал я.
Она от души рассмеялась, и я порадовался тому, как ожило ее лицо.
Потом мы еще поговорили о всякой всячине. Миссис Айрес попросила вина и сигарету.
Лишь на уходе я попытался напомнить, зачем приходил, и обмолвился о Питере Бейкер-Хайде.
Миссис Айрес подняла руку, словно уже изнемогла от всей этой истории.
- Сегодня это имя слишком часто произносилось в моем доме, - сказала она. - Раз он хочет нам навредить, пусть попробует. Многого он не добьется, куда ему.
- Вы и впрямь так думаете?
- Я это знаю. Еще пару дней кошмар побушует, а потом сдуется. Вот увидите.
Она говорила уверенно, как ее дочь, и я оставил эту тему.
Однако они с Каролиной ошиблись. Кошмар не сдулся. На следующий день к ним приехал мистер Бейкер-Хайд; он сказал, что обратится в полицию, если семейство не ликвидирует собаку. Разговор между ним, Родериком и миссис Айрес длился полчаса; поначалу, рассказывала миссис Айрес, архитектор говорил вполне спокойно, и она надеялась, что ей удастся убедить его изменить свое решение.
- Никто не сожалеет о несчастье с вашей дочерью сильнее меня, мистер Бейкер-Хайд, - сказала миссис Айрес, стараясь, чтобы гость почувствовал ее неподдельную искренность. - Но убийством Плута ничего не поправишь. Что касается повторения подобного случая с другим ребенком, вы же видите, как тихо мы здесь живем. У нас просто нет детей, которые дразнили бы собаку.
Наверное, не стоило так говорить; легко догадаться, что после этих слов Бейкер-Хайд заледенел. Хуже всего, что в эту минуту Каролина и Плут вернулись с прогулки. Я часто видел их в парке и представляю себе их облик: она, раскрасневшаяся и растрепанная, топает на крепких ногах, а он, весь перепачканный, лучится довольством, приоткрыв розовую пасть. Наверняка мистер Бейкер-Хайд тотчас подумал о своей несчастной дочери с обезображенным лицом, которая лежит в постели. Позже он поделился своими чувствами с доктором Сили, и тот передал мне его слова: если б в ту секунду у него оказался пистолет, он бы "собственноручно пристрелил пса, а заодно и всю сволочную семейку".
Беседа вмиг превратилась в базар, после чего визитер отбыл, выбрасывая гравий из-под колес. Подбоченившись, Каролина проводила взглядом его машину и, дрожа от злости, отправилась в сарай, где раскопала пару старых висячих замков и цепи, а затем накрепко замкнула ворота с обеих сторон парка.
Об этом я узнал от своей домработницы, которой все рассказала соседка - кузина Барретта, разнорабочего в Хандредс-Холле. По-прежнему историю весьма живо обсуждали в окрестных поселках; кое-кто сочувствовал Айресам, но большинство считали, что их упрямство в отношении Плута лишь ухудшает ситуацию. В пятницу я встретил Билла Десмонда, который склонялся к мысли, что семейство "поступит благопристойно" и пристрелит беднягу пса - мол, это лишь вопрос времени. Затем пару дней было тихо, и я уж начал думать, что все рассосалось. Однако в начале следующей недели моя кенилуортская пациентка спросила, "как там эта девчушка Бейкер-Хайд"; вопрос о девочке был задан походя, но голос больной звенел восхищением от того, что я "буквально спас ребенка". Изумленный, я поинтересовался, откуда ей это известно, и она вручила мне свежий номер "Ковентри уикли". В газете все излагалось подробнейшим образом. Репортеры раскопали историю в бирмингемской больнице, куда Бейкер-Хайды поместили дочку для дальнейшего лечения. Заметка сообщала, что девочка, подвергшаяся "зверскому нападению", быстро поправляется. Родители требовали уничтожить пса и уже прибегли к помощи адвокатов. Комментария владельцев собаки - полковницы миссис Айрес, мистера Родерика Айреса и мисс Каролины Айрес - получить не удалось.
Насколько я знал, в Хандредс-Холле местных газет не читали, но в графстве они имели широкое хождение, и данная публикация меня весьма встревожила. Я позвонил Айресам и спросил, известно ли им о заметке; они ничего не знали, и по дороге домой я завез им газету. В мрачном молчании Родерик прочел статейку и передал газету сестре. Каролина пробежала текст, и впервые с начала этой катавасии уверенное выражение покинуло ее лицо, уступив место неприкрытому страху. Миссис Айрес откровенно запаниковала. В свое время газеты проявили интерес к раненому Родерику, и, видимо, с тех пор в ней жил болезненный ужас перед вторжением в их частную жизнь. Она проводила меня до машины, чтобы потолковать с глазу на глаз.
- Я хочу вам кое-что сказать, - проговорила она, накидывая шарф на голову. - Каролина и Родерик еще не знают. Утром мне позвонил инспектор Аллам; они с моим мужем служили в одном полку, и он хотел предупредить, что мистер Бейкер-Хайд готов выдвинуть обвинение. Инспектор сказал без обиняков: у нас почти никаких шансов выиграть дело, в котором замешан ребенок. Я переговорила с мистером Хептоном (семейный адвокат Айресов), он тоже так считает. Дескать, речь может зайти не только о штрафе, но и возмещении морального ущерба… Просто не верится, что все так обернулось. Помимо всего прочего, на тяжбу нет денег! Я хотела подготовить Каролину к худшему, но она не слушает. Не понимаю ее. Сейчас она переживает сильнее, чем из-за ранения брата.
Я тоже этого не понимал, однако сказал:
- Видимо, Плут ей очень дорог.
- Он всем нам дорог! Но в конце концов, он собака, причем старая. Нельзя допустить, чтобы нас потащили в суд. Если не о себе, то о Родерике я должна подумать. Сын еще очень нездоров. Ему это совсем не нужно.
Миссис Айрес коснулась моей руки и посмотрела мне в глаза:
- Вы так много сделали для нас, доктор, и очень неловко вновь обременять вас просьбой. Но я не хочу вмешивать в наши неприятности Билла Десмонда или Раймонда Росситера. Если дело дойдет… в смысле, с Плутом… вы не могли бы нам помочь?
- То есть убить его? - угрюмо осведомился я.
Она кивнула.
- Родерик не справится, о Каролине и речи быть не может…
- Нет-нет!
- Не знаю, к кому еще обратиться. Если б полковник был жив…