- Интересно, расскажут ли нам об этом когда-нибудь Лилли или мисс Дэлглиш? - вздохнула Дороти.
Мы с Дороти отметили, что Лилли не спросила, как выглядит мисс Дэлглиш. Ни слова об этом. Мы оба обратили внимание и на то, что мисс Дэлглиш прихрамывает и опирается на трость, но не сказали об этом Лилли.
- Мисс Дэлглиш на себя не похожа, - сокрушалась Дороти. - Что-то с ней происходит. И лучше не говорить об этом Лилли.
Я был уверен, что Лилли и так все узнает от миссис Питерс. Не меня и Дороти, а старую экономку расспросит девушка о здоровье пожилой леди. И снова я подумал о том, что во взаимоотношениях мисс Дэлглиш и Лилли существует некая закономерность и что их упрямый молчаливый спор, о котором мы на время забыли, продолжается.
Глава шестнадцатая
Лилли начала догадываться о намерениях мисс Дэлглиш после того, как в понедельник утром на Мыс прибыли рабочие, которые врыли в землю четыре столба, протянули к Мысу провода от линии электропередачи, а к концу недели подсоединили дом к городской сети и поставили счетчик, чтобы Лилли знала, сколько нужно платить за электричество. Все это было сделано с ведома муниципалитета. О проводке позаботилась частная компания братьев Стак, которые, не спросив разрешения у Лилли (кстати, двери у Стьюбеков никогда не запирались), провели в комнаты свет и поставили на кухне трансформатор.
На следующей неделе плотник Парсон, опять-таки даже не спросив разрешения у Лилли, привез на грузовике брус и доски, настелил пол на кухне и покрыл его линолеумом, доставленным из магазина Купа. Неожиданно на Мысе появились табуретки, стол и буфет, затем две кровати, комод, кресло, кастрюли, сковородки, чайный и столовый сервизы, ножи, вилки, ложки, комплекты одеял, простыней, полотенец и умывальник с зеркалом. Почти каждый день, приходя с работы домой, Лилли обнаруживала все новые и новые подарки, которые с восхищением рассматривал Джекки; сама она принимала эту "манну небесную" с обычной сдержанностью.
Тем временем доктор Диксон перевез на своей машине из больницы миссис Стьюбек, и однажды вечером, спустившись на Мыс наколоть дров и посмотреть, как там идут дела, я увидел ее у печки в новом кресле. Я пришел на кухню за топором, но она не обратила на меня никакого внимания, даже когда я поздоровался. Миссис Стьюбек не повернула головы и в сторону Джекки, принесшего целое ведро пахты с маслозавода; она лишь с отсутствующим видом теребила желтую брошь, приколотую к платью у воротника, - Лилли вернула ее матери. Миссис Стьюбек то и дело жалобно постанывала; некогда загадочная и молчаливая, как и все женщины у Стьюбеков, она превратилась теперь в беспомощную больную с глазами, устремленными в пустоту.
- Вам плохо, миссис Стьюбек? - спросил я.
Она ничего не ответила, продолжая стонать и теребить брошь. Миссис Стьюбек совсем исхудала, но выглядела опрятно; на ней было новое платье, сшитое по фигуре. И туфли были новые, поэтому я подумал, что все это прислала пожилая леди. Обычно мать Лилли получала от сердобольных горожан лишь обноски.
И вот одним воскресным утром "мармон" мистера Мэлоуна доставил мисс Дэлглиш на Мыс, где она, по словам миссис Джонстон, дом которой стоял у железной дороги, а окна смотрели на жилище Стьюбеков, провела около получаса и уехала, забрав с собой Тилли.
Мы не ведали, о чем говорили мисс Дэлглиш и Лилли, лишь гораздо позднее я смог восстановить их беседу по записям в дневнике девушки. Важно, что Лилли в то время даже не догадывалась о том, чем были продиктованы поступки мисс Дэлглиш.
А объяснялось все довольно просто - мисс Дэлглиш вернулась из Европы, узнав, что дни ее сочтены.
Не только Лилли, но и никто в городе не подозревал о болезни пожилой леди, кроме ее врача, старого доктора Уоллеса, умевшего хранить тайны. Разумеется, близость смерти накладывала отпечаток на все, что делала мисс Дэлглиш, но в отношении Лилли она руководствовалась и другими, более сложными соображениями, Лилли по-прежнему ни о чем не знала. Поэтому ее разговор с мисс Дэлглиш был продолжением их старого запутанного спора.
В то воскресное утро мисс Дэлглиш без обиняков предложила Лилли:
- Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Дом для твоей матери и брата будет приведен в порядок, расходы на питание и уход за ними я беру на себя. Если понадобится посторонняя помощь, я дам денег, чтобы нанять кого-нибудь, только позаботься об этом сама. Но я не желаю, чтобы ты здесь оставалась. Возвращайся ко мне и попробуй возобновить занятия, постарайся закончить школу вместе с Дороти и Китом, ну а уж если не сумеешь, то в следующем году.
Хотя черная тетрадь многое проясняла, однако Лилли никогда подробно не записывала в ней, что говорила сама. С мисс Дэлглиш она обычно не спорила, пока речь не заходила о жизненно важных для нее вопросах. Да и тогда Лилли не опускалась до мелочей и возражала, если не могла согласиться, лаконично, но упрямо. На этот раз она, видимо, только сказала мисс Дэлглиш, что не вернется к ней.
- Ты же можешь найти сиделку для своей матери, - не отступала мисс Дэлглиш, - а брат твой вполне самостоятелен. Мне известно, что ты ходила по помойкам, Лилли, - продолжала она, - это скверно, ты сама понимаешь. Тебе не хватает денег, чтобы прокормить семью, разве я не права? Будет лучше, если ты переедешь ко мне и заживешь по-человечески.
- Мне и здесь хорошо. Ни менять что-либо, ни уходить отсюда я не собираюсь.
Мисс Дэлглиш попробовала поговорить с миссис Стьюбек, но та почти не слушала ее и лишь бормотала время от времени: "Да, госпожа", - потом переводила страдальческий взгляд на дочь и жалобно спрашивала:
- Ты нас не бросишь, Лилли?
- Нет, - всякий раз успокаивала ее девушка.
- Вы не понимаете меня, миссис Стьюбек, - убеждала мисс Дэлглиш. - Я и не хочу, чтобы Лилли забыла вас.
- Да, госпожа, - опять пробормотала миссис Стьюбек, и по ее щекам покатились крупные слезы.
Убедившись в тщетности уговоров, мисс Дэлглиш раздраженно повернулась к Лилли:
- Это уж слишком! Просто глупо!
- Ничего не поделаешь, - ответила девушка.
- Надеюсь, ты передумаешь. А пока я возьму Тилли. Где он?
- Зачем вам собака? - удивилась Лилли.
- Наша соседка, миссис Эндрюс, завела кошек, и миссис Питерс никак не может прогнать их из сада; Тилли мигом с этим справится.
- Он убежит от вас, - предупредила Лилли.
- Я его уговорю.
- Им теперь командует Джекки.
- Я куплю ему другую собаку.
Даже ради Джекки Лилли не хотела спорить с мисс Дэлглиш; она взяла старую веревку, которая служила поводком, и привязала ее к ошейнику Тилли. Джекки разговаривал во дворе с мистером Мэлоуном, который показывал ему свой "мармон".
- Куда вы ведете Тилли? - спросил Джекки у мисс Дэлглиш, когда она вышла из дома с песиком.
- Я куплю тебе другую собаку, - пообещала мисс Дэлглиш. - Тилли мне нужен.
- Но ведь он принадлежит Лилли, - возразил мальчик.
- Лилли разрешила мне взять его.
- Надолго? - не отступал Джекки.
Ничего не ответив, мисс Дэлглиш передала веревку мистеру Мэлоуну, и тот посадил собаку на переднее сиденье; удивительно, но Тилли охотно подчинился, словно его ожидала приятная прогулка. Тилли давно превратился в грязную собачонку со спутанной шерстью, он нетерпеливо прыгал в машине, точно возбужденный ребенок, который собрался на праздник со взрослыми.
Прощаясь, мисс Дэлглиш спросила о Дэвлине. Зачем он приходит сюда? Так ли уж это необходимо? Может, он легкомысленный человек?
- С Дэвлином все в порядке, - ответила Лилли.
- Я думала, ты умнее, - бросила гостья уже из автомобиля.
Более словоохотливый, нежели миссис Питерс, мистер Мэлоун рассказывал потом Дороти, что в дороге мисс Дэлглиш держалась с обычным достоинством, зато когда он открывал ворота, ему показалось, что глаза у нее заплаканы.
Если бы это было либретто, то теперь можно было бы почти предугадать, как проявит себя forza del destino в следующем акте, по крайней мере, по отношению к Лилли, ибо неделю спустя старая экономка сообщила мисс Дэлглиш, что через месяц навсегда уедет из Сент-Элена. Миссис Питерс собиралась в Нуах, отстоявший на тридцать миль от нашего городка. Наступал конец ее многолетней службе у мисс Дэлглиш.
Причина была известна. Мистеру Питерсу, работавшему механиком у мистера Мэлоуна, предложили купить гараж в Нуахе, и, несмотря на возраст, он решил взять ссуду в местном банке и, добавив свои сбережения, купить гараж, если не для себя, то для сына, который пошел по стопам отца. Питерсы намеревались поселиться в комнатах над гаражом. Разумеется, их связи с Сент-Эленом обрывались, по крайней мере, для миссис Питерс. Она не могла пожертвовать интересами мужа и сына.
Миссис Питерс и мисс Дэлглиш настолько привыкли друг к другу, что казалось, их разлучит лишь смерть. Многие в городе ломали голову над тем, кто заменит экономку.
- У нас подходящей замены не найти, - сказала мама отцу за обедом, услышав, что мисс Дэлглиш остается без прислуги.
- Почему же? - удивился он.
- Не знаю, - ответила мама, - только не найти. Ведь миссис Питерс ни разу словом не обмолвилась о своей хозяйке. Молчала как рыба.
- Неужели у нас нет женщины, умеющей держать язык за зубами? - возразил отец.
- Такой скрытной да еще и работящей, как миссис Питерс, - нет. Она прямо была создана для службы у мисс Дэлглиш.
- Кто-нибудь да найдется, - не сдавался отец, и родители прекратили на этом спор, ведь никто из нас ничего не знал о планах мисс Дэлглиш.
У нее оставался еще месяц, чтобы подыскать себе прислугу, и несколько женщин в нашем городе желали получить освобождающееся место. Самой подходящей кандидатурой была овдовевшая миссис Смит, которая жила с незамужней дочерью. Она славилась своей чистоплотностью, никогда не сплетничала и считалась прекрасной матерью. Но миссис Смит была суетлива, а мисс Дэлглиш не переносила суеты. К пожилой леди охотно пошла бы и Эйми Лонгстрит - старая дева, долгие годы прослужившая компаньонкой у мисс Раунтри, которая владела тремя домами и прожила в одном из них до девяноста трех лет. Но Эйми трудно было представить рядом с мисс Дэлглиш. Длинная как жердь, с редкими, вечно растрепанными волосами, она всегда имела неряшливый вид, будто совсем забывала о себе в заботах о других. Еще две женщины метили в прислуги к пожилой леди, но они по той или иной причине тоже не подходили.
Дни летели за днями, и мисс Дэлглиш, казалось, перестала искать себе помощницу; теперь она жила почти затворницей, уже не выходила по субботам на прогулки, и ее редко видели в городе. Лилли продолжала работать в фотоателье, а миссис Питерс по-прежнему исчезала за воротами особняка в восемь утра и покидала его в половине пятого.
Наконец наступил день, когда миссис Питерс уехала из города, и было похоже, что мисс Дэлглиш решила отныне жить одна. Но на следующее утро ровно в восемь большие деревянные ворота открыла вместо миссис Питерс Лилли, которая оставалась в особняке до полудня, а потом ушла на Мыс. Через час она вернулась к мисс Дэлглиш и пробыла у нее до пяти вечера. Так продолжалось изо дня в день, и мы поняли, что Лилли стала новой экономкой пожилой леди. Неизвестно, как и где, но соглашение между ними было достигнуто.
Кое-что я узнал от Дороти, а кое-что рассказала сама Лилли, но по-настоящему все прояснили последующие события. Вопрос был решен чисто по-деловому. Мисс Дэлглиш обязалась платить Лилли три фунта в неделю (в два с лишним раза больше, чем девушка получала в фотоателье) и оставила попытки переселить ее к себе. Со своей стороны, Лилли взялась выполнять обязанности миссис Питерс, но выговорила для себя время, которое могло понадобиться для ухода за матерью, а также разрешение ненадолго покидать днем большой дом и ночевать на Мысу.
В конце концов мисс Дэлглиш и Лилли снова оказались вместе, но отныне на единственно возможном для девушки условии - мисс Дэлглиш платила ей, и плата была справедливой. Лилли согласилась на это, потому что тем самым обретала независимость. А ведь именно этого она и хотела. Однако, сама того не ведая, Лилли ухаживала теперь за двумя медленно умиравшими женщинами, которые нуждались в ней, ибо она всегда готова была противостоять любому злу, может быть, даже смерти.
Глава семнадцатая
Их дни протекали теперь в постоянной борьбе; мисс Дэлглиш пыталась возобновить старые отношения, а Лилли стремилась вести себя сообразно своему новому положению. Она и прежде работала по дому, но по-настоящему уборкой, кухней, стиркой и глажением занималась миссис Питерс.
- Постельное белье надо отдавать в китайскую прачечную, - сказала мисс Дэлглиш Лилли, когда они устанавливали новый уклад жизни в особняке.
Пока они договорились лишь о самом главном - о работе и жалованье Лилли, но не успели обсудить ее обязанности. Теперь им нужно было упорядочить свой быт до мелочей, и тут мисс Дэлглиш хотела все решать сама и по-своему.
- Зачем нам прачечная? - возражала Лилли. - Я буду стирать простыни и наволочки, как миссис Питерс.
- Но у тебя освободится время для других дел, - убеждала девушку пожилая леди.
- Для каких?
- Ты могла бы учиться, например, совершенствовать свой французский.
- С этим покончено, - отрезала Лилли.
Мисс Дэлглиш пропускала мимо ушей все, что не желала слышать, она не считалась ни с какими доводами, если была уверена в своей правоте.
- У тебя останется время для занятий, - твердила она. - Тебе не нужно выполнять все обязанности миссис Питерс. Я найму кухарку.
- Я буду готовить сама, - настаивала Лилли. - Мы же договорились.
- Но мы не договаривались о том, что ты будешь изнурять себя.
Лилли молча отвернулась. В дальнейшем она стирала и готовила без чьей-либо помощи. Но так как Лилли отказалась учиться, пожилая леди заставила девушку читать ей вслух по два часа в день, и Лилли отнеслась к этому с таким же равнодушием, с каким прежде принимала подарки мисс Дэлглиш - новые платья, чулки, туфли.
Лилли была предельно пунктуальной. Она приходила и уходила минута в минуту. Фактически она работала всю неделю, кроме воскресенья, по двенадцать часов в сутки, а ведь ей надо было еще ухаживать за матерью. Каждое утро Лилли одевала ее, разжигала печь, готовила завтрак, мыла посуду, убирала постели и оставляла обед, которым кормила мать днем. Миссис Стьюбек совсем ослабела, даже летом, беспомощная и полусонная, она целые дни просиживала в кресле перед горящей печкой. Иногда, когда Лилли уходила, миссис Стьюбек принималась плакать, боясь, что дочь бросила ее навсегда, но ни разу больная не пожаловалась на здоровье или одиночество.
Я теперь редко видел Лилли, так как мисс Дэлглиш позаботилась о дровах для Стьюбеков и мне незачем было спускаться на Мыс. Порой я встречал Лилли по субботам, когда она обегала магазины, делая покупки для себя и пожилой леди. На ее щеках полыхал румянец, она выглядела собранной и даже довольной, будто нашла себе наконец дело по душе. Она уже не казалась прежней замарашкой. Лилли опять носила чистые, глаженые платья. Ее волосы отливали мягким блеском; Лилли все больше напоминала мисс Дэлглиш, и не только своим поведением за столом; странно, что она даже ходила как пожилая леди - твердыми, уверенными шажками.
Лилли расцветала на наших глазах, меж тем пожилая леди заметно увядала. Однажды субботним утром мисс Дэлглиш все-таки показалась на улице вместе с Лилли. Держалась пожилая леди прямо, но опиралась на трость и двигалась очень медленно. Однако вид у нее по-прежнему был властный, будто вовсе не Лилли вела ее, а она - Лилли. Разговаривали они теперь редко, и Дороти (кроме нее и доктора Уоллеса почти никто не наведывался в старый особняк) сказала мне, что мисс Дэлглиш и Лилли похожи на двух заключенных.
- Они словно скованы одной цепью, Кит, - рассказывала Дороти, - и делают почти все молча, без единого слова. А если даже и разговаривают, кажется, будто главное как раз и остается невысказанным. Но друг без друга они не могут. Точно срослись.
Пожалуй, Лилли могла бы так жить бесконечно долго, если бы не заболела. Природа одарила ее крепким здоровьем, но Лилли слишком небрежно относилась к себе (до себя у нее просто не доходили руки); ее мог уложить в постель только серьезный недуг, однако все началось с пустяковой царапины.
Возле Мыса вечно валялись заляпанные илом обрывки колючей проволоки; однажды вечером Лилли заполняла кухонный бак водой, которую носила ведрами с реки, и случайно наступила на виток ржавой проволоки, оставленный схлынувшим паводком; Лилли глубоко поранила ногу и обрадовалась, что была без чулок. Она с детства привыкла к ссадинам, порезам и, едва кровь переставала течь, не обращала на них внимания. И на этот раз, обмыв ногу и остановив кровь, Лилли забыла о ране, только надела черные чулки, чтобы скрыть ее. Прошло несколько дней, Лилли продолжала работать, но нога начала опухать. Лилли убеждала мисс Дэлглиш, что скоро все заживет, но к концу недели уже не смогла ходить. В воскресенье она слегла в постель с высокой температурой, а ночью уже металась в бреду. В два часа утра, когда я спал на веранде, меня разбудил Джекки, толкнув локтем.
- Лилли очень плохо. Она бредит и не приходит в себя.
Я хотел сначала поднять маму или сестру, но не решился тревожить их. Я еще не знал, насколько серьезно у Лилли разболелась нога, и подумал, что Джекки зря переполошился. Однако я быстро натянул брюки поверх пижамы, надел ботинки на босу ногу и поспешил на Мыс по темным улицам.
- Ты разбудил свою маму? - спросил я Джекки.
- Зачем? - удивился мальчик. - От нее никакой пользы.
Джекки провел меня в комнату, которую занимал вместе с сестрой. Комната уже не зияла пустотой, теперь там стояли две кровати, комод, гардероб, на полу лежал коврик. Я включил свет.
- Лилли этого не разрешает, - предупредил Джекки.
- Наплевать, - ответил я и с тревогой посмотрел на девушку. Одеяло едва прикрывало Лилли, спавшую в одних трусиках. Я в первый раз увидел обнаженную девушку, поэтому покраснел и не мог отвести взгляда от ее груди; затем поспешно накрыл Лилли одеялом. Ее голова и плечи ходили ходуном, а тело дергалось в судорогах. Я попробовал заговорить с ней, но она ничего не слышала, лишь что-то бормотала сквозь стиснутые зубы и громко стонала. Ее глаза оставались закрытыми.
- У нее болит нога, - сказал Джекки. - Видишь, как разнесло.
Мне не хотелось откидывать одеяло, чтобы рассмотреть ногу, но Джекки сам приподнял его, и я заметил, что левая перевязанная нога Лилли раздулась и стала лиловой от лодыжки до колена.
- Господи! - вырвалось у меня. - И давно это у нее?
- Два дня, - ответил Джекки. - А вчера ей сделалось совсем плохо.
Бесполезно было спрашивать у Джекки, ходила ли она к доктору или в больницу; я твердо знал, что Лилли необходимо срочно показать врачу и нужно, не мешкая, доставить его на Мыс. Я был настолько потрясен видом бредившей Лилли, что изо всех сил пустился вверх по холму к дому мистера Диксона. Было около трех часов ночи. Я долго нажимал на кнопку звонка, пока миссис Диксон не спросила из-за двери:
- Боже мой, да кто же это?