Я бормочу, что проводила кое-какое расследование тут неподалеку, а потом осталась переночевать у подруги. Мой мозг пытается поспеть сам за собой.
- Ну, а сегодня утром подруге пришлось идти на работу, а ключ от квартиры только один, так что…
Ошибка, ошибка - сегодня суббота! - но, кажется, он не заметил. Допускаю, у моей подруги может быть субботняя работа, но когда это у меня были знакомые, работающие в субботу утром? Наверное, когда мне было восемнадцать и моя подруга Рэйчел вкалывала в каком-то "фаст-фуде".
- Прекрасно, - только и говорит он, чем приводит меня в изрядное замешательство. И смотрит, будто ждет, что сейчас я займусь тем, чем занялась бы, не появись он так неожиданно. Я не знаю, чем бы я занялась.
- Ну что ж, - говорю я. И хочу сбежать от исполнительного директора всемирной корпорации, на которую работаю, но не знаю, куда идти, и он знает, что я не знаю, куда идти, так что я просто стою перед ним, отвергая все подсказки моего мозга как убогие, глупые либо напрочь нелепые. В конце концов я все же делаю нечто убогое. Я цитирую Стиву Макдоналду по прозвищу "Мак" один из его же девизов.
- Как бы то ни было, рутина убивает творческую мысль, - говорю я, сама толком не зная, зачем; тем временем все клетки моего тела, в том числе те, что отвечают за эту кривую улыбочку на лице, дружно протестуют, твердя моему мозгу: отбой, отбой. Полный impasse. Он стоит не шелохнувшись. Я стою не шелохнувшись. Проходит миллион лет.
Наконец к нам подбегает маленький черный лабрадорчик.
- Ах, вот она где, - говорит он, наклоняясь ее поприветствовать. Но вместо того, чтобы вернуться к нему и к поводку, что болтается у него в руке, она устремляется ко мне и возбужденно виляет хвостиком - вся ее задняя половина колеблется, как метроном. Люблю собак. Я наклоняюсь и глажу ее, отчего она совсем заводится - радостно прыгает на меня, и я обнаруживаю на юбке два грязных отпечатка лап.
- Ой, мне так жаль, - говорит Стив Макдоналд, подходит и защелкивает поводок на ошейнике. Собака все прыгает и прыгает на него, и я вдруг понимаю, что он уже слегка грязный. - Ой, мамочки. Мы теперь оба грязные. Ой, мамочки. - Он улыбается. - Ну, и что мы теперь будем делать?
Какое-то мгновение мне кажется, что он обращается к щенку, но потом до меня доходит, что вопрос адресован мне.
- Мне, наверное, просто надо выяснить, куда идти дальше, - говорю я. - Есть кто-нибудь…
- Не-а, не в такую рань. Я покажу, куда идти. Кстати, меня зовут Мак.
Будто я не знаю. Ох, ладно: теперь я по крайней мере знаю, как к нему обращаться. Дэн, наверное, побледнеет и начнет заикаться, когда я скажу ему, что стояла так близко к нашему предводителю. Тут я понимаю, что уже сочиняю в голове анекдоты, хотя ничего примечательного еще не случилось. Ненавижу анекдоты.
В полном молчании мы обходим дом - точнее, ближайшее к нам крыло - и оказываемся у маленькой, типа как в конюшне, двери. Мак ее открывает, и щенок, спущенный с поводка, вбегает во двор. Изнутри женский голос говорит что-то вроде "Стив, молока почти не осталось". Теперь все это больше смахивает на семейную, а не корпоративную ситуацию, и мне становится неловко, будто я приперлась в дом исполнительного директора в выходные без приглашения. Мак закрывает дверь и оборачивается ко мне.
- Что ж, - произносит он. - Ну вот.
- Мне очень жаль, что я доставляю вам такие неудобства, - говорю я. - Я бы приехала позже, если б знала.
- Все в порядке, - отвечает он. - А вас зовут… я прошу прощения?
- Алиса. Алиса Батлер.
- Ах, - говорит он, - точно. Дешифровщик.
Откуда он знает? Он что, запомнил личные данные всех креативщиков компании - а их несколько тысяч? Возможно. Может быть, так советует какая-нибудь менеджерская книжка об "умении строить деловые отношения" или еще о чем. Учите наизусть имена своих подчиненных. А может, не в этом дело. Как-то странно. Дешифровщик. Может так быть, что он знает про моего дедушку? Еще сомнительнее. Да что происходит? Помогите.
Слово да вылетает изо рта робота, то есть из моего - я такая вежливая, что хочется сдохнуть. В данный момент я вообще ни с кем не хочу разговаривать, тем более - со Стивом Макдоналдом. Сигарету - вот чего я сейчас хочу. А может, чаю. Или поспать. Я очень, очень хочу поставить на землю чемоданчик. Решаю: когда этот ужас закончится, выкурю сигарету, попью чаю, съем шоколадку, которая "на черный день" (хотя не очень-то люблю шоколад) и пущусь в пляс по своей комнате (где бы она ни оказалась), хохоча, корча рожи и делая глубокие вдохи - празднуя тот факт, что все позади.
- Итак, если б вы могли изменить что-нибудь в "Попс", что бы вы изменили? - говорит Мак, когда мы возвращаемся к кольцевой развязке и сворачиваем налево по гравийной дорожке.
Я слишком устала для таких разговоров. Если бы я могла что-нибудь изменить в "Попс", я бы уволила весь отдел маркетинга (хотя нынче мы все, похоже, "ответственны за маркетинг"). Или как насчет того, чтобы реально дать ход тем разработкам, что были "заморожены" из-за какого-нибудь исследования в фокус-группе, где дети были слишком маленькими, или слишком взрослыми, или просто слишком тупыми для данного конкретного товара? А кофе-автомат в "чилауте" на втором этаже нашей штаб-квартиры в Баттерси использует кипяток вместо горячей, но не кипящей воды, необходимой для приличного кофе. У нас нет своей автостоянки. Меня бесит наш логотип. Меня бесит то, что происходит с индустрией игрушек. Меня бесит, что я должна "отуплять" свои бренды ("делать доступными", на языке начальства), чтобы они привлекали мейнстримовых детей, тогда как мои бренды со всей очевидностью рассчитаны на продвинутых "ботанов". Я бы хотела объявить мораторий на конференции для персонала - как бы они ни назывались - и получать зарплату раз в пять больше.
Мы идем по гравийной дорожке, и я начинаю понимать, как велико поместье. Мы останавливаемся на небольшом перекрестке; справа - теннисные корты, слева - стена главного здания. Гравийная дорожка тянется дальше и доходит до второй маленькой развязки, направо от которой - конюшни, налево - другая гравийная дорожка. Я не знаю, почему мы встали. Может, потому, что Мак все еще ждет, что я отвечу на его вопрос.
- Только честно, - произносит он. - Не пытайтесь меня впечатлить.
- Ну что ж, - решительно говорю я, на мгновение поймав его взгляд и вновь уставившись на конюшни. - Я бы хотела, чтобы мы использовали меньше упаковки, и чтобы после наших промо-акций не оставалось столько пластикового мусора. - По его липу явно читается, что это не совсем то, чего он ожидал, - хотя нынче "Попс" вроде бы ставит перед собой всякие "экологические" задачи. - И я бы хотела, чтобы мы охотнее шли на риск, - добавляю я. Это-то хоть ему нравится? О да. Он же исполнительный директор. Они обожают болтовню о риске и опасности, особенно сейчас, когда, кажется, решительно ничего нельзя сделать без одобрения совета директоров; никаких прыжков без страховочных сеток и парашютов. - Мне бы хотелось, чтобы мы были, ну, чуть автономнее…
- Вам не нравится, что все решает комиссия, - перебивает Мак, и я киваю. - Хм-м, интересно. - Он смотрит мне в глаза. - Думаю, эта конференция… простите, эта акция… покажется вам весьма любопытной. Хотя в защиту комиссий можно сказать, что креативщики порой забывают, сколько в наши дни стоит запустить новый товар в производство. Возможно, нам всем хотелось бы чаще рисковать. - Его глаза на миг вспыхивают, а потом гаснут, словно парочка метеоров. Похвалили меня или велели не высовываться? Непонятно. Мак вынимает из кармана ключ, и в его голосе задумчивость сменяется деловитостью. - О'кей. Если подождете здесь, я мигом вернусь.
В этом поместье - по крайней мере, на улице - пахнет, как в спальне образцовой девчонки-тинейджера. Воздух свежий, с цветочным ароматом, птицы взмывают вверх и ныряют, будто празднуют что-то. Мне вдруг чудится еще и запах школьной столовой, плывущий откуда-то издали - теперь он обрубает все остальные запахи, как ржавый топор. Секунду мне чудятся голоса резвящихся детей.
Мак возвращается с планшетом в руке.
- Остановитесь в "Старом Амбаре", - говорит он. - Боюсь, ему далеко до величия Главного Здания, но там, по крайней мере, тихо.
- О'кей, - говорю я, потому что больше в голову ничего не приходит. - Спасибо.
Мы идем дальше по гравийной дорожке мимо конюшен ко второй развязке; запах школьной столовой отчетливее, как и детские голоса. Я хмурюсь, пытаясь различить отдельные звуки. Здесь определенно есть дети. Это шум игровой площадки: я бы его где угодно узнала.
- "Детская лаборатория", - говорит Мак.
- Прошу прощения?
- "Детская лаборатория". Вот откуда эти звуки. В данный момент у нас тут пятьдесят детишек. Фокус-группы, наблюдение, исследования. Идеальное место, правда? Возможно, вы очень скоро с ними встретитесь. Сейчас они, должно быть, работают с "Игровой Командой", которая, как вы, наверное, знаете, сейчас постоянно базируется здесь, в Дартмуре.
Я не знала. Мне казалось, все игровики в Беркшире.
- Видеоигры? - неуверенно говорю я.
Мак смеется:
- Нет-нет. Командные игры в реальном времени. Футбол, хоккей, крикет, пейнтбол. Только мы, конечно же, изобретаем новую игру. У нас есть "Дворец спорта" и игровая площадка прямо тут, на месте, вон за тем углом. - Он показывает направо.
Интересно: что значит "мы"? Мы изобретаем новую игру. "Мы" - это "Попс" вообще, или Мак участвует лично? Я слыхала, что это - его загородная резиденция, которую оплачивает компания. Он что, приезжает сюда по выходным и занимается этими "уличными", "оздоровительными" проектами? Может, он из числа парней, обожающих коллективные виды спорта? Готова поспорить, Мак играет в крикет. Мне представляется, что подает он стремительно, а шары в воротца загоняет точно рассчитанными, легкими ударами.
- Удивительное место, - говорю я. Я стараюсь быть вежливой, но ведь так и есть.
- Вы еще и половины всего не видели. Раньше здесь была школа-интернат, хотя вы уже догадались, правда?
Нет, я для этого слишком устала. В ответ помалкиваю.
Мак ушел, я снова одна. Помещение, где я нахожусь, похоже на общую спальню в перестроенном гараже. Четыре кровати, каждая отгорожена такими синими, неустойчивыми с виду штуками на ножках. Я выбираю кровать у дальней стены, у окна, и слегка неуверенно ставлю на нее чемоданчик. Спать в одной комнате с другими людьми меня не прельщает, и я иррационально надеюсь, что делить эту комнату ни с кем не придется. Половицы темные и гладкие. У каждой кровати - тумбочка, как в больничной палате; правда, все они разные. На моей стоит маленькая лампа; три выдвижных ящика и открытая полка наверху. Тумбочка из темного дерева, точно как пол. Я сажусь на кровать; от синей ширмы больничный эффект усиливается - так и чудится, что сейчас придет доктор. Я ужасно хочу спать, но обстановка доверия не внушает, и я не могу себе позволить отключиться - ни в каком смысле.
Вода в термосе уже порядком остыла, но я все равно завариваю себе ромашковый чай. Потом скручиваю сигарету и выкуриваю ее в окошко, прихлебывая чай из чашки. Без шоколадки, похоже, вполне можно обойтись, и радостно прыгать по комнате тоже необязательно. Не поймешь, что же делать дальше. Выходить отсюда не хочется - можно опять напороться на Мака. Что я ему скажу? Единственная беседа, которая у нас могла состояться, без сомнения, состоялась. Тут я представляю, как он едет на своем большом спортивном автомобиле за молоком для жены, похихикивая над странной девушкой, которую только что встретил, - крохотным атомом крохотной молекулы, или какая там метафора подходит для этой корпорации. (Вирус? Комок зеленой липучки из магазина игрушек? Улей, полный трудолюбивых пчел?) Мой мозг прокручивает дурацкий фильм про Мака: вот он пишет план речи, которую прочтет после ланча, вот думает презрительные мысли о своих подчиненных, вот прикидывает, как бы поиграть в крикет с членами правления "Попс"… и тут вдруг мой мозг делается интригующе пустым - ни одной мысли, решительно ни о чем. Никаких игрушек. Никаких полезных идей. Пусто. Мой внутренний 9–12-летка скис и куда-то ушел. Для него все это слишком уж взрослое. Я зеваю. И, хоть я и пыталась этого не допустить, мое душевное пространство съеживается до одной фразы, шепотом, снова и снова, и ее туманное затухание уводит меня в сон - меня, которая сидит на кровати и все еще смутно ожидает появления врага.
Глава четвертая
Мне снятся подряд несколько тревожных снов о том, что ланч я проспала (после того, как я столь подозрительно приехала сюда на четыре часа раньше, чем нужно, это несомненно стало бы последней каплей), но к половине первого я успеваю проснуться, умыться и переодеться. Среди разнообразных предметов, которые я привезла с собой, есть маленькая надувная сумка с присосками. Это прототип изделия, которое так и не выпустили, - называться оно должно было "Спрячь!" или еще как-нибудь, но обязательно с восклицательным знаком. (Мы в последнее время слегка помешались на восклицательных знаках - наверное, потому, что в них скрыт иронический, или даже постиронический намек на японские названия.) Идея была такова: кладешь в эту сумку вещи, выдавливаешь из нее весь лишний воздух и лепишь на присоски в каком-нибудь укромном месте, где враг ее не увидит. Она не прошла контрольный тест - если засунуть в нее слишком много, присоски не держат. Ужасно жаль, потому что первым фокус-группам она понравилась. Сумки должны были входить в мои наборы "КидТек", "КидСпай" и "КидКрэкер" - каждая покрыта соответствующим по духу камуфляжным узором, - но та, которую я до сих пор храню, - всего лишь прозрачный образец. Я прячу в сумку свою кредитку и пару других важных вещей, потом прикрепляю ее под тумбочкой. Если и вправду окажется, что мне предстоит спать здесь с другими людьми, наверное, придется принять другие меры, но пока достаточно.
Понятия не имею, где будет этот самый ланч. Может, в Главном Здании, которое, по описанию Мака, отличается "величием". Я решаю пойти туда и все выяснить. Едва выйдя из амбара, сталкиваюсь с группой людей с сумками и чемоданами - только что приехали. Туман сошел; тишины как не бывало. Сейчас вы бы ни за что не расслышали мягкого, запыхавшегося дыхания "Детской лаборатории" на фоне посторонних звуков - болтовни, кашля, шума подъезжающих такси. Никого из тех, кто идет мне навстречу, я не знаю.
Цель акции "ОМП" - не только задействовать весь "ИД" филиала в Баттерси (а многих ребят оттуда я знаю только шапочно), но и свести вместе уникальные креативные группы из других регионов Соединенного Королевства (например, разработчиков видеоигр - это мое предположение, на самом деле я не уверена), а также говорящих по-английски идеаторов из Исландии и Испании. Я узнала об этом на прошлой неделе из электронного письма, адресованного "Всем отделам", которое переслали мне домой. Группа, идущая к амбару, - судя по всему, из Исландии. У одной девушки розовые волосы, завязанные в хвостики. На ней футболка с названием какой-то малоизвестной независимой рок-команды, на шее - ощетинившийся гвоздями ошейник. Рюкзак утыкан значками, с него свисает разнообразная мелочь, пестрая, как леденцы, - кольца для ключей, ленточки, маленькая мягкая игрушечная обезьянка. Когда девушка уже готова посмотреть мне в глаза, я замечаю Дэна: он идет позади группы и подает мне какие-то знаки. Обменявшись парой жестов, мы удираем.
- Где твоя сумка? - спрашиваю я, когда мы оказываемся на полпути к вершине холма за амбаром.
- У меня в комнате, - отвечает он. - Я собирался тебя искать. Ты была в списке.
- Почему мы сбежали?
- Отступление - единственная альтернатива, - говорит он.
У нас с Дэном много общего, в том числе любовь к военной стратегии и фильмам про "коммандос". В моем случае все началось с историй про войну, которые дедушка рассказывал мне, когда я росла. Насчет Дэна я не уверена. На работе, когда нас все достает, мы говорим что-нибудь типа "отступление - единственная альтернатива", "отбой" и так далее. Мы не занимаемся сексом, что бы там порой ни думали. Однажды мы целую ночь смотрели бесплатную порнуху - сразу после того, как Дэн подключился к кабельному ТВ, - но утром, когда я попыталась затащить его в постель, он сказал, что он голубоватый. Не знаю, что значит голубоватый. В общем, мы просто друзья.
- А что наверху? - спрашиваю я.
- Согласно моей карте? Старый форт.
- У тебя есть карта?
- О да. И компас. Просто на всякий случай.
Жаль, что я не захватила свой аварийный комплект.
- А мы не пропустим ланч?
- Нет. Мы просто посмотрим, что тут есть, потом спустимся обратно.
На вершине холма действительно обнаруживаются камни - некоторые целые, некоторые разбитые - расположенные вроде бы в форме круга, хотя, возможно, на самом деле это квадрат. Нужно подняться выше, чтобы увидеть, какая форма тут замышлялась изначально, хотя в пределах обзора подняться выше некуда - в чем, я так думаю, и есть смысл форта.
- Отсюда все-все видно, - произносит Дэн, хотя я и сама не слепая. Заячья Усадьба теперь выглядит, как конструкция из кирпичиков "Попс-брикс" (наша версия "Лего", хотя вообще-то нам так говорить не разрешается). Я вижу большую серую постройку - Главное Здание - и притулившийся к ней маленький флигель. Ближе к нам - крыша амбара, где я остановилась: серый шифер над серыми кирпичами. Кругом разбросаны другие крупные макеты из "Попс-брикс" - всякие старые амбары и белесое, с плоской крышей сооружение; должно быть, это и есть "Дворец спорта", о котором упоминал Мак. Побывать здесь, наверху, действительно полезно - если хочется выяснить планировку поместья и узнать, что тут есть поблизости. Впрочем, поблизости тут, можно сказать, ничего и нет. Не вижу никаких соседских построек или других домов. Справа поблескивает ручей, слева маячит узкая, красновато-коричневая дорога. Пока мы оглядываемся, по дороге подъезжают два такси: скорее всего, очередная партия участников "ОМП". Дэну вскоре надоедает смотреть на Заячью Усадьбу: он разглядывает один из камней. Потом прижимает к нему обе ладони и закрывает глаза. Я замечаю, что он слегка морщится, будто ему больно.
- Что ты делаешь?
- Пытаюсь установить контакт, - серьезно говорит он.
- О господи, - смеюсь я.
- Ш-ш-ш. Я концентрируюсь. Сливаюсь с камнем. Я вижу… битву. Толпа воинов бежит вверх по склону… Нужно отбить атаку! Дай стрелы! Прячься!
- Хватит. Расскажи мне, что ты знаешь, - только серьезно.
Дэн пробуждается от транса.
- Форты на холмах характерны для среднего и позднего Железного Века, - говорит он. - Грубо говоря, с 500 года до нашей эры до 50 года нашей эры. Предполагается, что это были укрепленные поселения кельтов. В Дартмуре уцелело по крайней мере двенадцать. Этот форт - не из тех двенадцати, про которые знает большинство. На самом деле он принадлежит "Попс".
- У тебя, поди, книжка про это есть?
- О да.
- Можно одолжить?
- Разумеется. Но только если ты мне скажешь, чем занималась последние две недели.
- Идеацией, бэби, - говорю я. - Выживанием.
- Чего-чего?