- Но ведь это просто дурацкая фантазия. Возможно, его и не существует. Уже то плохо, что мы из-за этого спорим. Мы определенно не станем рисковать жизнью из-за того, что может оказаться фикцией. Я категорически запрещаю.
- Ты запрещаешь? - Кажется, отец поверить не может, что дедушка с ним так разговаривает.
- Да. Я запрещаю тебе делать хоть что-то еще, из-за чего мы можем оказаться в опасности.
- Если б только ты поделился со мной, я бы мог… Я бы рискнул. Тебя это бы никак не коснулось.
- Нет. А теперь - прошу тебя - давай навсегда закончим этот разговор.
И я сижу с книжкой, притворяясь, будто не слушаю, играя со своим кулоном и недоумевая: может, тайна, заключенная в нем, как-то связана с тайной, которую отцу запрещено разглашать? Подумай об Алисе. И я так сильно хочу узнать эту тайну, что целую неделю мучаюсь болью в животе. Я внимательно рассматривала кулон, но так и не поняла, что к чему. Это серебряный фермуар, внутри выгравирована странная комбинация из цифр и букв: 2,14488156Ех48, и маленькая спиральная завитушка.
Подумай об Алисе. Подумай о Беатрис.
Беатрис звали мою маму. К тому времени, когда начались нелады между дедушкой - ее отцом - и моим отцом, она была два года как мертва. Это она дала мне мое имя, мои книжки, мою сущность. Отпечатала ее на мне, когда я была младенцем - отметину, которую я отказалась смыть. Однажды ночью, той зимой, когда у нас едва хватало денег платить по счетчику и отец с дедушкой постоянно спорили, отец снял с меня кулон. Скопировал цифры, буквы и спиральную завитушку, а потом снова надел кулон мне на шею, думая, что я сплю. Родители порой озадачивают. Ты вовсе не спишь, когда они притворяются Дедом Морозом, и уж точно не спишь, когда они тырят у тебя таинственные предметы, чтобы их срисовать. Как так получается, что они этого не понимают?
Теперь мы с Эстер следим из засады за входом в Большой зал.
- Дождись, когда начнут выходить, и сразу сливайся, - командует она.
- Так точно, сэр, - придуриваюсь я.
Помимо того, что она ненавидит Жоржа, а я с ним делала, ну, то, что я с ним делала, у меня и Эстер больше общего, чем можно подумать. Наверняка она играет в "го" - это само собой, все в него играют. Мне интересно, что она за игрок - как она строит "лесенки" и насколько далеко продумывает комбинации. Мне интересно, понимает ли она, как понимаю я, что сделала проигрышный ход, - даже если до конца игры их еще не одна сотня. Вид у нее безумный, когда ее голова торчит вот так из куста, но смотреть некому. Должно быть, все еще внутри. Да: я слышу аплодисменты и пару-другую радостных возгласов (Жорж заставляет людей вопить от радости, и я должна сказать, что, если б он меня тогда не возбудил понапрасну, я бы, наверное, его ненавидела за одну только эту способность).
- Солдат, покинуть прикрытие, - говорит Эстер несколько минут спустя, когда первые люди начинают выходить из дверей. Идея заключается в том, что мы присоединимся к толпе и сделаем вид, что были в ней всю дорогу.
Я не могу без улыбки слышать ее пародийно-военные термины. Очевидно, мы с Дэном не одиноки. Может, рано или поздно все начинают так разговаривать? И откуда мы это берем? Возможно, разом сказывается влияние видеоигр, бабушек с дедушками, воскресных дневных киносеансов и новостных репортажей. И что, таков теперь наш язык - хотя большинство из нас пользуется им только в ситуациях, имитирующих реальные? Не уверена. Может, теперь всё - имитация. Как бы то ни было, военная терминология напоминает мне об одной фокус-группе (та опробовала новую настольную игру), за которой я наблюдала в первые дни работы в компании. ("Наблюдение за фокус-группой" было одним из вводных курсов, наряду с "Безопасным пользованием компьютером" и "Технологиями производства"). Игра была столь откровенно слизана с "хасбровского" "Риска", что в дело так и не пошла, но людям, игравшим в нее в фокус-группе, было, похоже, наплевать.
- Крестьянское восстание! - сказала одна из женщин, напав на страну, оккупированную таким количеством армий, что ей с ними было бы ни за что не справиться. Я помню, в игре она была королевой с повадками камикадзэ, на редкость удачно бросавшей кости.
- Умри, крестьянское отродье, - пробасил мужчина, которого она атаковала, глубоким, деланым голосом воеводы. - Я буду властелином мира! - Он упорно стряхивал пепел мимо пепельницы, и тот разлетался по всему столу.
- Террористы! - сказала еще одна женщина, когда остальные три игрока поочередно ее атаковали. - У меня самый большой континент, и миром буду править я. Те, кто против меня - террористы… - Она была худая, походила на призрака, с бледным университетским лицом. Был еще один мужчина, но его я не очень хорошо помню.
Они колотили по столу кулаками, пока их глобальная атомная бойня наращивала обороты. Терроризм нужно искоренить! Массы к ногтю! Разумеется, они были друзьями, и очень пьяными, так как играли в игру после ужина, который мы для них сервировали (с целыми реками очень недурственного вина, которое я смогла попробовать, когда все закончилось). В то время я была заинтригована их способностью разровнять, как утюгом, всю сложность войны в тонкий лист непринужденного трепа, и тем, как они игриво нейтрализуют ужас. Теперь мне интересно - а может, все мы так делаем, даже не задумываясь? И все теперь зовем своих врагов "террористами"?
Наши с Эстер ужимки настолько очевидны, что с тем же успехом мы могли бы перебираться через тропку, маскируясь фальшивыми кустами или мусорными ящиками.
- Веди себя естественней, - шиплю я, но Эстер крадется вперед в полуприседе, украдкой бросая взгляды налево и направо, и - кто б сомневался - сложив пальцы на воображаемом пистолете, будто сейчас выхватит его из кобуры на бедре. Последние люди проходят мимо и направляются к амбарам.
- Все чисто, - бросает она мне.
- Эстер! - шепчу я, но она уже у двери. Конечно, мы совершенно неверно рассчитали время, и она нос к носу сталкивается с Жоржем.
- Привет, Эстер, - говорит он. - Игры перед ужином?
Ее пальцы все еще сжимают пистолет; два пальца указывают вниз.
- Прекрасная речь, - говорит она.
Он кажется маленьким в своем черном костюме, волосы блестят - похоже, он недавно подстригся. Я жду, что он оглянется и увидит меня, но он не оглядывается.
- Спасибо, - говорит он странным тоном. Потом исчезает.
- Пиздюк, - говорит Эстер, когда я подхожу к двери.
Когда я возвращаюсь в свою комнату в амбаре, там никого нет, но запах духов говорит мне, что недавно кто-то был. Я правда хочу, чтобы тут кто-нибудь был - я бы спросила, который час. Сейчас, должно быть, почти семь, и мне, наверное, надо бы топать в кафетерий на ужин, но я просто не знаю. Я рассталась с Эстер минут пятнадцать назад и отправилась искать Дэна. Его не оказалось ни в Большом зале, ни на холме, ни около "Дворца спорта". Я недостаточно знакома с местностью и не понимаю, где его искать. Может, он был у себя в комнате, но я не знаю, где она находится.
Моя сумка "Спрячь!" по-прежнему под тумбочкой, в целости и сохранности. Она бугрится у меня в пальцах, когда я отлепляю ее и вываливаю содержимое на кровать. Где-то здесь должны быть наручные часики без ремешка. Ага, вот: без пяти семь. Часики на пять минут спешат, так что у меня примерно десять минут, чтобы успеть на ужин. Нужно ли мне переодеваться? Нет. Я не собираюсь переодеваться чаще, чем дважды в день, даже если мне предстоит встретить Мака. Эксперимента ради я думаю о том, как снова увижу Эстер. Меня не тошнит. Хороший знак. Порой заведешь нового друга, а потом ходишь слегка сбитая с толку и плохо соображаешь - это даже хуже, чем дурной секс.
Новые знакомства еще бывают похожи на детский день рождения - большой стол, заваленный пирожками, конфетами, чипсами и плитками шоколада, завернутыми в фольгу. Слишком много сахара сразу, целая гора. Наедаешься и понимаешь, что хватила лишку, и потом еще долго даже думать не можешь про сладкое. А порой новые знакомства - которые, так сказать, проходят испытание в фокус-группе, но так и не поступают в производство - напоминают игру на расстроенном струнном, когда аккуратно берешь аккорды любимой песни, но слышишь что-то совершенно не то. Вводишь ту же информацию, что обычно, а инструмент реагирует неправильно и на выходе дает незнакомую антимелодию, от которой трещит голова. Твою любимую (и единственную) занимательную историю встречают репликами вроде "ну, а что было дальше?" или диссонирующим вежливым кивком. Пока что мое новое знакомство ничего такого не напоминает. Ну, мне лично не напоминает. Может, напоминает ей. С годами заводить друзей не становится проще. Даже если все вроде в порядке - ты веселишься на вечеринке, играет нормальная музыка, - ты можешь оказаться диссонирующей горой сахара для другого человека. Так постоянно случается.
Я зеваю; интересно, скоро ли удастся лечь после встречи с Маком. Будут ли еще мероприятия? Кто-то что-то говорил об играх после ужина. Может, я проснусь: уж игры-то я люблю. Однако нас, возможно, уволят, и после встречи с Маком нам останется только уехать. Пора уже встать с кровати, Алиса. Смотри не усни. Досчитаю до пяти. Досчитаю до пяти, и тогда встану. Тут до меня доходит, что с моим барахлом, вываленным на кровать, что-то неладно. Ничего не пропало - наоборот, его слишком много. Из сумки "Спрячь!" выпало то, что я туда не клала, - сложенный вчетверо лист бумаги. От мысли, что кто-то здесь был и нашел мои вещи, меня охватывает тревога. Потом я разворачиваю лист. Стандартный "попсовский" поздравительный бланк, на котором написаны следующие буквы:
ОЦЭСЫЁВАСЙБЮЮХФДФЛВАЯЯЮИФАВН
Взгляду профана это вполне могло бы показаться штрих-кодом или даже на редкость безумной зашифрованной ссылкой из какого-нибудь официального письма. Это, конечно же, код, но не того и не другого типа. Это шифр, и кто-то хочет, чтобы я его разгадала.
Я чуть ли не последняя в очереди в кафетерии. Дэн поджидал меня у входа, так что мы с ним опять стоим вдвоем, сразу перед парочкой с ланча, темноволосым парнем и девушкой с сережками в виде перьев, как будто поход в кафетерий - настолько маленькая подпрограмма в видеоигре по мотивам наших жизней, что запрограммирован он по единственному сценарию.
- А, вегетарианцы, - говорит женщина из-за откидной стойки. Она переводит взгляд с меня и Дэна на парочку за нами. - Много вегетарианцев, - добавляет она, посмеиваясь. - Получайте.
Появляются четыре тарелки, в каждой - холмик красноватой жижи.
На этот раз мы явно облажались, хотя выбора у нас, по сути, не было. Мясоедам дают перченый бифштекс.
- Ой, ну и ладно, - пожимает плечами Дэн. - На столах полно сырных досок.
- Все равно я, может, и впрямь сделаюсь вегетарианкой, - говорю я наобум. Хоть я и люблю перченый бифштекс, сейчас мой желудок не в состоянии справится с такой изощренной пищей. Красноватая жижа вполне может оказаться чем-нибудь горячим и успокаивающим; может, в ней есть чечевица - сейчас это было бы в самый раз.
Шифрованная записка похрустывает в кармане, когда я пересекаю зал, направляясь к столикам. Эстер уже там и машет.
- Стерегу для вас два места, - говорит она. Впрочем, других свободных столиков все равно не осталось. Фактически это единственный столик в зале, который не занят полностью, да и не будет занят: это волнует - собственная непопулярность, непринадлежность к правящей клике. Мельком глянув в другой конец зала, я вижу Кармен и Чи-Чи - они сидят рядом с разработчиками "К". Все одеты в футболки с нелепыми английскими оборотами, позаимствованными у японцев. "Сливочная боль". "Оппаньки! Волосы". "Грубиянящий Питер". "Лунный риск: пространство". Такой вот бред. Насколько я понимаю, в свое время был японский веб-сайт, торговавший этими товарами, и "Попс" его купила. Компания не стала присоединять его к "К", ничего такого; он работает, как работал раньше, но "Попс" его раскручивает одной лишь ей доступными способами. Ребята из "К"-тусовки, похоже, все время смеются (когда не психуют, конечно). Никогда не понимала, почему. Жизнь вовсе не так уж весела, правда ведь?
Парень и девушка, стоявшие за нами в очереди, садятся с другого края столика и тут же хватают бутылку красного. Однако на сей раз, едва они разливают больше половины ее содержимого в свои бокалы, откуда-то появляется новая бутылка.
- Круто, - говорит Дэн и хватает ее. - Вина, дамы?
- Да, - отвечаю я. - Спасибо.
- Нет. Я не пью, - сообщает Эстер. Перед ней - тоже тарелка с красноватой жижей.
- А, вегетарианский трюк и тебе вышел боком, - замечает Дэн.
- Что? - говорит она в замешательстве. На секунду задумывается. - А, поняла. Нет, я действительно вегетарианка. Вообще-то веган.
Я наблюдаю за Дэном. Он не посылал записки. Это у него на лице написано. Да черт возьми, я не собираюсь из-за этого паниковать. Я ведь даже еще не выяснила, что в ней говорится. Впрочем, много времени это не отнимет. С виду шифр сильно смахивал на вигенеров. На десять минут работы, ну, может, чуть больше, хотя текста для анализа маловато. При разгадывании вигенеровых шифров полезно иметь как можно больше закодированного текста - так легче увидеть скрытые закономерности. Более 300 лет считалось, что вигенеров метод криптографии не поддается расшифровке, но стоит только узнать основные приемы, и разгадывать его становится на удивление легко и даже приятно.
В записке не применялся "шифр со сдвигом" под названием "Цезарь", в этом нет сомнений: такие шифры узнаются с первого взгляда. "Цезарь" - один из простейших "шифров со сдвигом"; в его основе лежит простое смещение алфавита в ту или другую сторону. Например, если "а" кодируется как "Z", тогда сдвиг равняется минус единице. Каждая буква будет закодирована своей непосредственной предшественницей. Если в зашифрованном тексте вам попадется буква "С", то при сдвиге в минус единицу вы будете знать, что на самом деле она означает "d" и так далее. Один из самых известных примеров современного применения шифра "Цезарь" знаком всем фанам научной фантастики: это название выдуманного компьютера "HAL" из фильма "Космическая одиссея 2001". Сдвиг в минус единицу дает, конечно же, "IBM". У меня раньше было маленькое дешифровочное колесо, на котором можно было совместить "А" с любой другой буквой алфавита, - все остальные сдвигались соответственно. Впрочем, ребенком я решила столько головоломок, что в конце концов стала обходиться без колеса и каким-то образом запомнила двадцать шесть разных способов написания слова "and". "BOE", "CPF", "DQG", и так далее. По-моему, тогда мне было лет девять-десять, и дедушка общался со мной почти исключительно таким путем, пока я не научилась более изощренным методам криптоанализа; тут он начал использовать более запутанные шифры, с помощью которых составлял для меня записки, сообщавшие, к примеру, "ушел в магазин за молоком" или "вернусь чуть позже".
У шифров типа "Цезарь", да и вообще почти у всех шифров, есть свои маленькие закономерности, которые полезно прослеживать при работе с текстами. Но не похоже, что это "Цезарь".
Вот четыре самых распространенных слова, с которых начинаются кодированные сообщения: "Встреть", "Возьми", "Враг" и "Иди". Десять самых часто встречающихся слов - "в", "и", "я", "не", "на", "что", "с", "он", "но", "она", "как", "к". Самая часто встречающаяся буква в стандартном тексте - "О", за ней идет "Е", а потом "А", "И", "Т", "Н", "С" и "Р" (в различном порядке, в зависимости от того, с каким методом частотного анализа мы имеем дело). Самое распространенное двухбуквенное сочетание в английском - "ст". Слова чаще всего начинаются на "П", "Н", "В", "С", "О", "К", "И", "М" и "Т".
Что же говорится в этой чертовой записке? Я слегка ежусь. Жаль, что нельзя просто взять и расшифровать ее прямо сейчас. Может, в ней нет ничего особенного - какое это было бы облегчение. Может, она все-таки от Дэна, но содержит такое пустяковое сообщение или дурацкую шуточку, что ему и смысла нет делать заговорщическое лицо. Может, он вообще забыл, что ее подкладывал. Однако раньше он никогда не писал мне шифром. С чего бы он вздумал начать? Не волнуйся, Алиса. Ты только что решила не волноваться. О'кей. Я выпиваю бокал до дна, и Дэн наливает мне еще. Так, теперь мне чуточку лучше.
- Спасибо, - говорю я.
Дэн убирает в карман маленькую красную записную книжку в твердой обложке.
- Что это? - спрашиваю я в приступе паранойи.
Он одаряет меня странной кривой ухмылкой:
- Это? Это будущее, бэби.
- Нет, серьезно. Что это, бэби?
Он пожимает плечами и передает мне книжку. Внутри, на первых страницах, набросаны призрачные пейзажи, выполненные в карамельных тонах, какие встречаются на японских веб-сайтах игрушек: лимонном, сахарно-ватно-розовом, светло-голубом, земляничном, мятно-зеленом и белом. Акварели, рисунки ручкой и чернилами и наброски темным карандашом: толстые пыльные линии. Листаю книжку дальше. Разные изображения какой-то куполообразной постройки и более-менее нечитабельные заметки. Потом еще рисунки ручкой и чернилами, на этот раз - людей, в простой черно-белой гамме; судя по виду, это некие стилизованные персонажи, каждый нарисован с разных точек зрения, в различных позах. Среди них - тощая, костлявая девчонка с рюкзаком за плечами и некое неземное создание - очевидно, женского пола; в нем есть что-то магическое. Дальше - и теперь я вижу, куда все это ведет - мальчишка с мечом и маленькой ручной ящеркой на ладони.
- Ты делаешь графику для видеоигры? - спрашиваю я.
- Дай-ка посмотреть, - говорит Эстер и тянет ладошку.
- Просто грубые наброски, - замечает Дэн и, хотя ему явно этого не хочется, передает ей книжку. Потом смотрит на меня. - Не совсем, - отвечает он. - Скорее это… я не знаю. Исследование, или что-то в этом роде.
- Для какого проекта?
- Хм-м-м.
- Хм-м-м?
- Это просто класс, - говорит Эстер. Я лет десять с гаком ни от кого не слышала слова "класс". - Полный блеск. - Аналогично.
- Ну и что такое "хм-м-м"? - говорю я Дэну.