Весёлый Роман - Владимир Киселев 11 стр.

"Я сейчас забыл подробно его фамилию".

Общество "Знание"

"В прошлом году, не помню, в связи с чем, меня во что-то вовлекли".

Забота о подчиненном

"Валя, у вас под левым глазом мешок".

Характеристика

"Молодой по тем временам хлопец".

Указание

"Если это не в вашей компетенции, то адресните".

Кадровый вопрос

"Визуально он потенциален".

Спорт

"Наша сборная ползала, как беременные вши по мокрому кожуху".

Собственная мудрость

"Не каждый Филипп через два "п".

О девушках из ОТК

"В отделе есть лица, которым уже сейчас можно дать пен­сию, чтоб они вреда не причиняли".

Интересный случай

"Миша один раз выкурил пачку сигарет, а потом двое суток рвал дымом".

Потери

"Если бы не война, какие ситцы мы бы выпускали!"

Как ваше здоровье

"У меня опять распускаются почки".

Пословица

"Выеденного гроша не стоит".

Шутка

"Раньше спали мы на нарах, а теперь - на семинарах".

О себе

"Я вам ОТК, я вам царь, я вам Совет Министров".

Виктор, когда я ему показал эту "характеристику", посмот­рел на меня внимательно и удивленно.

- Здорово, - сказал он. - Весь этот ваш Малимон тут как на ладони. К этому действительно не нужно уже никаких анкет и биографий. Все понятно. Так что можешь считать, что ты на­писал Малимону самую настоящую характеристику. И если она до него дойдет и он узнает, кто автор, - он тебе этого не за­будет.

Теперь я понял, почему эта штука, составленная из настоя­щих выражений нашего Малимона - Наливона, так распростра­нилась. В общем, как выражается Виля, с большим подъемом встретили трудящиеся…

С ума сойдешь! У Наташки, Вилиной сестры, уже есть поклон­ник. Намного старше ее. Десятиклассник. С редким теперь име­нем Ваня. Их засек Виля. Ухажер захотел покатать свою Наташечку на такси. И по закону пакостности нарвался на Вилю. Уж Виля их повозил! Сделал все возможное, чтобы их встреча не превратилась в праздник.

Я спросил:

- Хоть денег ты с него не взял?

- Взял. И не дал сдачи. Посмотрел бы ты на лицо этого парня в ту минуту. Картину как "Иван Грозный воспитывает сы­на" видел?

- Видел.

- Помнишь, какая там кровь на полу?

- Помню.

- Вот такого цвета у него были уши.

Но мало этого - Наташкино увлечение, по словам Вили, не­медленно внесло сумятицу в их здоровую советскую семью.

- Приезжаю с работы, - сказал Виля, - а у Наташки шея перевязана.

- Что с тобой?

- Обожгла утюгом.

- Ну знаете… Как так?

- Спешила в школу и в последнюю минуту захотела на се­бе воротничок погладить…

- Для меня или дяди Пети эта деятельница не стала бы так торопиться. Я вон в неглаженых штанах хожу. А для Вани…

Из кухни, где она ужинала, пришла Наташка. Тонкая ее шейка была перевязана, но не бинтом, а синтетической синей косыноч­кой в цвет глаз.

- Ну, Наталия, - сказал я, - никогда не думал, что вол­дырь на шее можно превратить в украшение. Ловко это у тебя. С одной стороны, конечно, плохо, что ты легкомысленно обра­щаешься с вилкой, иголкой, утюгом и другими опасными пред­метами. Но, с другой стороны, хорошо, потому…

Наташка перебила мою серьезную речь:

- Что жизнь хороша и жить хорошо! Вы все заразились от Вили философией. А я не хочу философствовать, а хочу ходить на голове.

Она сделала стойку, хорошо хоть еще была в спортивных брюках, а не в юбке, на руках подошла к стенке, уперлась в нее ногами и вниз головой продолжала бормотать:

- А в нашей буче, боевой, кипучей…

- Хорошая поза, - сказал Виля. - Замри. Наконец я те­бя шлепну не нагибаясь…

Виля направился к Наташке, но она торопливо встала на но­ги и поправила волосы. Ох и девочка из нее получится!

Люблю я у них бывать. Здорово они живут. В квартире у них всегда стоит легкий, приятный запах спирто­вого лака. На стене висят две бандуры, еще одна, без струн, стоит в углу.

Дядя Петя подрабатывает тем, что ремонтирует бандуры для капеллы бандуристов, а иногда и сам их делает. Его бандуры ценятся за усовершенствования, которые он в них вносит.

Ни одна не бывает похожа на предыдущую.

Ужасно интересно смотреть, как он работает. Когда он сидит на низком своем табурете со стамеской в руках, он бывает похож на православного господа бога, такого же, как дядя Петя, беззлобного, терпеливого выдумщика, который с удовольстви­ем вкалывал, сотворяя громадных динозавров и крошечных муравьев. И при этом вроде бы не спешил, а всегда успевал. И даже Иуде сказал бы: садись, выпьем пивка. По моему ре­цепту.

Только богу для полного сходства с дядей Петей пришлось бы обрезать кончик носа и сбрить бороду.

Дядя Петя сегодня раньше, чем обычно, вернулся из своего пивного бара. Вид у него был озабоченный.

- Здрасьте, эдрасьте. Вы-то мне и нужны…

У дяди Пети привычка со всеми здороваться за руку. Даже с Вилей и Наташкой.

Дядя Петя снял со стены бандуру и, медленно перебирая основные струны, без подголосков заиграл "Туман яром".

Затем, положив ладонь на струны, отчего бандура враз умол­кла, сказал:

- Забота у меня. В Канаде, я забыл, как город называется, конкурс объявлен…

- В Оттаве, - подсказал Виля.

- Нет. По-другому.

- Монреаль.

- Верно, - удивился дядя Петя. - В Монреале. Так он и зовется.

- Какой конкурс?

- На лучший щипковый инструмент. И мне в капелле сказа­ли, чтоб я бандуру сделал. На конкурс, значит. В Министерство культуры меня возили. Там говорят - можно. Говорят, сначала они свой конкурс проведут. И если моя бандура будет отобра­на - тысячу восемьсот заплатят. Так что не задаром… Я эту бан­дуру вижу, можно сказать. Играть на ней можно будет и харь­ковским, и киевским способом. И сверху, значит, и снизу. И грун­товать я ее не буду, чтоб рисунок дерева был виден. Резонанс­ная ель у меня имеется. Подходящая. Дека выйдет. Но вот для коряка нужен старый клен.

- Какого коряка? - спросил я.

- Ну, для корпуса. Вот достать бы старого, хорошо просу­шенного клена - была бы бандура. С серебряным звуком. По­чище всякой арфы.

- А где его можно найти? - спросил Виля.

- Когда б я знал…

- А другое дерево не подойдет? - Я, правда, не был уве­рен, что смогу отличить кленовую доску от всякой другой.

- Можно, конечно, и явор. Или красную вербу. Только это уже не то будет…

Виля сказал, что мы "ударим в бубны ума своего", как писал Даниил Заточник в своем "молении" еще в тринадцатом веке, и добудем подходящий кусок старого клена.

Мы с Вилей вышли на балкон, перила которого были белы­ми, так их загадили голуби. На балконе к ограждению прово­локой была прикреплена табличка: "Здесь голубей не кормят".

- Что с ними поделаешь, - сказал Виля, - если они, гады, неграмотные и все равно прилетают.

На другой день мы "ударили в бубны ума своего", но звук получился довольно глухой. Где можно было найти старый кле­новый ствол или хоть доски? В известной песне говорилось: "І столи кленові ми сядемо вночі" . Значит, были где-то кле­новые столы. Но где?

Мы смотали к мебельной фабрике имени Боженко. На мотоциклах. И там, у пивного киоска, мы решили приступить к сбо­ру агентурных данных.

- Посмотри на этот нос, - сказал Виля.

- Обыкновенный украинский нос.

- Ну, положим, не совсем обыкновенный. Он стал бы обык­новенным, если бы на него смотреть в уменьшительное стекло. Кроме того, такая окраска встречается в природе только у не­которых плодов, а в животном мире неизвестна. Это наверняка тот, кто нам нужен.

Виля не ошибся. Это был тот, кто нам нужен. Старый крас­нодеревщик. Он сказал, что из клена они мебели не делают. Но на любом дровяном складе мы можем себе выбрать любое полено.

- А красная верба? - спросил я на всякий случай.

- Что значит "красная"? Всякая верба - дрова.

Поленья, которые можно найти на дровяном складе, нам не годились. Мы ехали назад очень медленно. Смотрели по сторонам. На дома. Может быть, в них было что-нибудь кле­новое?

Виле помогло его знание путеводителя по Киеву. А может, у него наступило серендипити, о котором говорил Николай.

- Поедем в присутственные места, - предложил он. - В областной суд. Может, там еще с царских времен остались "столи кленові".

Мы поставили свои мотоциклы рядом с управлением мили­ции, которое находится в этом же здании на площади Богдана Хмельницкого. В областном суде я был впервые. В темноватом коридоре по правую и по левую руку были двери с табличка­ми "Зал заседаний". Мы вошли в первый попавшийся зал. Нас никто не остановил. И в зале было совсем пусто. Там стояли черные скамьи со спинками, очевидно, для публики. На возвы­шении за длинным столом - кресло судьи с высокой спинкой. Я прикинул, что если судья нормального роста, то даже когда он встанет, спинка кресла будет выше его и голова судьи не закроет позолоченного герба Советского Союза на верхушке спинки. По бокам стояли два кресла со спинками пониже. На них золотом были изображены не гербы, а только серп и молот. По-видимому, на этих креслах сидят заседатели.

Мы осмотрели и стол, и кресла, и скамьи для публики. Все было покрыто черным лаком.

- Дуб, - определил Виля. - Навеки делалось.

За некрашеной загородкой из деревянных планок стояла скамья подсудимых - грубая и некрасивая. На ней даже не было инвентарного номерка. Овальные номерки украшали всю остальную мебель. Но ее ножки небольшими железными скоба­ми были прикреплены к полу.

- Видно, на тот случай, - сказал Виля, - если подсудимый посчитает для себя обидными слова прокурора или свидетеля и захочет с помощью этой скамьи доказать свою правоту.

Эта скамья подсудимых и привлекла наше внимание.

- Может, это клен? - спросил у меня Виля.

- Старая она, как тут разберешь?

- Сто лет, - сказал Виля. - Она тут простояла сто лет. Представляешь, как ее просушили те, кто на ней сидел? Чует мое горячее сердце, что это она. Или он. Клен, я имею в виду. Произведем измерения.

Мы обмерили скамью с помощью Вилиной шариковой руч­ки, длину которой нам потом предстояло перевести в обыкно­венные метрические единицы, и Виля ножом сколупнул щепку с нижней стороны скамьи подсудимых.

- Клен, - сказал дядя Петя. - И редкой текстуры. Рисун­ка, - пояснил он для меня. - Где такой?

- Вот, дядя Петя, - показал Виля наши расчеты, - такая скамейка. Получится из нее корпус?

- Вполне получится. Еще и на обечайки останется. Куда струны крепятся, - пояснил он для меня.

- Нам нужна на завтра такая скамейка. По нашим разме­рам. Взамен, - потребовал Виля.

- Да я ее из дуба сделаю. Как лялечку.

- Ну, из дуба там другая мебель, - заметил Виля. - Из чего-нибудь попроще.

- Можно и попроще, - сразу согласился дядя Петя. Он все разглядывал, прощупывал пальцами щепку, которую мы ему принесли.

На следующий день мы надели грязные, промасленные ком­бинезоны. Мы в них работаем в мотобоксе. Нашли кепчонки похуже. И только сейчас я обратил внимание на то, что Виля со своей бородкой в этой одежде выглядит каким-то переоде­тым, несуразным. В мотобоксе это как-то не замечалось.

- Нет, - сказал я, - тебя немедленно арестуют, и ты по­падешь на ту же скамью. Посмотри на себя в зеркало. Я еще не встречал человека подозрительней.

Виля подошел к зеркалу и согласился.

Скобы мы приготовили у себя в автомастерских и заранее прикрепили их к ножкам скамейки. В карманы комбинезона я положил шурупы, чтоб прикрепить новую скамейку к полу, мо­лоток, клещи, мощную отвертку. Скамейку мы довезли на Вилином такси до садика против областного суда, а там я ее вы­грузил, положил на плечо и пошел в суд. Скамейка была новень­кая, ровная, даже лаком покрыта, не чета старой.

Мне повезло. Меня никто ни о чем не спросил, хотя при входе на лестничной площадке стоял сторож или дежурный. И в этом зале заседаний снова было пусто. Но когда я уже отковы­рял старые гвозди из скоб, в зал вошли три человека.

- Что вы тут делаете? - недовольно спросил один из них,

седой важный дяденька со шрамом на щеке.

- Скамью заменяю, - ответил я простовато.

- Зачем?

- Начальство указало.

- Какое начальство?

- Мое начальство. И ваше.

- Нашли время. У нас тут сейчас суд. Долго это еще у вас?

- Только одну минутку, - заторопился я. - Только скобы к полу прибью.

- Хорошая скамья, - одобрительно сказал дяденька со шрамом. - Только давайте побыстрей. А я и сам спешил.

Дядя Петя только что не плясал вокруг нашей скамейки.

- Ну, хлопцы! - говорил он. - Такая тут текстура!.. Я ко­ряк из двух частей соединю. И рисунок будет повторяться на обеих половинах, и звук будет!.. - Он стучал по скамейке сог­нутым пальцем. - Где вы расстарались такое золото?..

- Есть одно место, - многозначительно ответил Виля, но этим и ограничился.

Вечером я рассказал нашим ребятам об этой истории и изо­бразил в лицах свой разговор с дяденькой со шрамом. А когда мы расходились по домам после тренировки, Николай негром­ко, невпопад спросил у меня:

- В каком зале это было?

- Кажется, в третьем.

- Понятно, - сказал Николай. - Значит, мой отец сидел на этой скамейке.

"А мой батя, - подумал я, - сидел справа или слева от судьи. На одном из этих кресел с серпом и молотом на спинке… Но теперь дядя Петя сделает из этой скамьи подсудимых бан­дуру с серебряным звуком".

Моя мама - человек особый. Она никогда и ни перед кем не старалась показать себя лучше, чем есть на самом деле. Это мы все стремимся выглядеть лучшими, чем в действительности. Даже батя.

- Ты не крути, как цыган солнцем, - сказала мама. - Ты мне прямо скажи - к нам он придет?

Батя отвел глаза, помычал и недовольно ответил:

- Ну… не знаю.

- Знаешь. Не придет. И я к нему не пойду. Хорошая мода ходить в гости к людям, которые к тебе прийти погнушаются.

Да и платья у меня такого нет, чтоб к заместителю Совета Ми­нистров в гости ходить.

- Ну это ты, мать, того… -– Батя запыхтел от негодования.- Что у тебя, платьев мало? А в котором ты к куме ходила?

- Тесное оно.

Мама в последнее время стала поправляться.

- Ну так другое… Я в шкафу между платьями да жакетами уже и пиджака своего не найду.

- Да разве ж это платья? Кто теперь такие носит? Не пой­ду - и кончено. И Ромке незачем туда таскаться.

- Ромка уже самостоятельный. Пусть сам решает.

Батю на воскресенье пригласил с семьей к себе на дачу пер­вый заместитель Председателя Совета Министров Украины Ва­силий Степанович Бокун. Они в одной делегации ездили в Поль­шу и как-то там подружились. К тому же оказалось, что заме­ститель председателя, как и батя, тоже с Винничины и даже родом из соседнего села.

Мне было интересно посмотреть вблизи на первого заме­стителя. Мне вообще непонятно, как это возможно, чтоб было несколько первых заместителей. Ведь не может же быть не­сколько председателей. Первый заместитель, казалось мне, дол­жен быть только один. В общем, побывать там мне хотелось. Только я тоже выдвинул условие.

- Я на мотоцикле поеду. Если хочешь, и тебя довезу. На заднем седле.

- Я тебе что, Верка, чтоб на заднем седле ехать? - взвил­ся батя. - Василий Степанович машину пришлет.

- Ну вот, ты и поезжай на машине, а я следом на мотоцик­ле. Не бойся, не отстану.

- Да по мне хоть на велосипеде, - чертыхнулся батя. - Только там хоть не показывай, какой ты наверле.

"Наверле" - это такое старое украинское слово. Его, по-моему, только в нашем доме и говорят. Оно обозначает чело­века, который все делает наоборот, шиворот-навыворот.

Батя всегда ходит на работу пешком. От нас до завода три­дцать пять минут хорошим шагом. Я много раз предлагал бате подбросить его на мотоцикле, но он только сердито отмахивал­ся: "Обойдусь". Где-то в бате сидит непреодолимое недоверие к мотоциклу.

В воскресенье с самого утра батя надел свой парадный черный пиджак со звездочкой Героя Социалистического Труда над кармашком.

- Упаришься, - сказала мама. - Ты б чего полегче надел. Батя промолчал и только посмотрел на нее затравленно. К десяти пришла машина. "Чайка". Конечно, мне тоже ле­стно было бы прокатиться в "Чайке". Я, по правде говоря, даже вблизи этой машины не видел. Особенно мне было любопытно, как там стекла опускаются и поднимаются, если нажать рычажок на дверцах. То есть я понимал, что это устройство не слож­ней, чем те, которые закрывают двери в троллейбусах, и прин­цип, очевидно, тот же, а все же интересно. На других машинах такого нет.

Но все-таки, как только захлопнулась дверца "Чайки", я вскочил на своего краснокожего конька-горбунка и помчался следом.

Как мы ни рихтовали мотоцикл, а крылья выглядели доволь­но помятыми. Но зато в чехословацком журнале "Мотор-ревю" Николай нашел статью о подготовке мотоцикла "Ява" для спор­тивных целей. Мы ее приняли к руководству, повысили степень сжатия, двигатель прибавил мощности почти три лошадиные си­лы, а расход топлива не увеличился ни на грамм.

Однако за "Чайкой" не очень угонишься. У нее правитель­ственные номера, и на любом перекрестке ей сразу зеленый свет. Не доехали мы до моста Патона, как меня уже два раза останавливали за превышение скорости. Хорошо, что водитель "Чайки" вступался: "Этот с нами".

Я могу - честное слово, правда! - выжать на шоссе сто тридцать километров. Запросто. Я от "Волги" не отстану - ей на поворотах приходится сильно снижать скорость, чтоб не за­несло. Но "Чайка" - совсем другое дело. Город. А она прет, как зверь. Боюсь, что шофер "Чайки" просветил батю насчет того, какой это риск ездить на такой скорости на мотоцикле - всю дорогу батя оглядывался и смотрел в заднее стекло.

Заместитель Председателя Совета Министров не понравил­ся мне с первой минуты.

- Как же вас зовут, молодой товарищ Пузо? - спросил он у меня.

Я заметил, что при этих словах его дочка Валя, которая стоя­ла в сторонке, еле удержала смех.

- Рома, - ответил я довольно хмуро.

- Роман, значит, Алексеевич? Очень приятно. Очень прият­но мне, что у моего друга Алексея Ивановича уже такой взрос­лый сын.

В глазах у заместителя председателя промелькнуло какое-то странное выражение. Какая-то грусть, что ли. Или мне пока­залось?..

- Сколько же это вам лет?

- Двадцать.

Василий Степанович все с тем же выражением покивал го­ловой.

- Прекрасный возраст. Ну а теперь познакомьтесь с моей дочкой Валей и, если не возражаете, пойдем к реке. Жена нас там уже ждет… Валя младше вас на четыре года, - добавил он, обращаясь ко мне. - Она еще школьница.

Валя посмотрела на нас с независимым видом и с таким вы­ражением, словно хотела, да не решалась показать нам язык.