- Павлик, там прах ее мужа, - тихо, сдавленным шепотом произнесла наконец Алла Вениаминовна.
- Что? Какой прах? - не понял Павел Сергеевич, все еще продолжая улыбаться.
- Прах мистера Сейлинга. Она говорит, что муж завещал похоронить его прах в России, на родине великого Ленина.
Павел Сергеевич непроизвольно сдавил пакет пальцами и почувствовал, как тот проминается с тихим и глуховатым шорохом.
- Ленина?.. - зачем-то повторил он.
- Ну да! Она так говорит! - повышая голос, нервно сказала жена.
Старушка между тем обеспокоенно переводила взор с Павла Сергеевича на его жену и обратно. Затем она вспорхнула с дивана, обошла журнальный столик и, приблизившись к Кузину, принялась водить пальцем по надписи на пакете, что-то поясняя. Кузин уловил в ее речи имя супруга. Его звали Джерри. Чуть ниже вытесненной на пакете надписи "J. A. Saling" стояли даты рождения и смерти.
- Она говорит, что это последняя воля покойного, которая должна быть обязательно выполнена, - обреченно переводила жена. - Кроме нас, у миссис Сейлинг нет знакомых в России. Она слышала, что здесь за участок земли на кладбище не надо платить и он сохраняется навсегда.
- Последняя воля… - опять повторил Кузин, некстати представляя себе некую запредельную, последнюю, вольную волю, после которой уже ничего не будет - только серый, жирноватый на ощупь прах.
Он осторожно расправил пакет. Податливую толстую фольгу было приятно гладить. Прах бесшумно сдвигался внутри.
- Ну что ж… - сказал Павел Сергеевич задумчиво. - Это в наших силах. Скажи ей, что мы постараемся.
- Каким образом? - с признаками рыдания в голосе спросила Алла Вениаминовна.
- Обыкновенным! - рассердился Кузин. - Похороним - и точка! Это же последняя воля английского товарища!
Жена что-то сказала англичанке. Та просияла, отобрала пакет с прахом у Кузина, снова прижала его к груди и на мгновение затихла. В глазах ее блеснула короткая слеза. Она решительно вернула пакет, затем извлекла из полиэтиленовой сумки кожаный ридикюль, из которого появилась визитная карточка. Алла Вениаминовна, совсем поникнув, переводила мужу дополнительную просьбу миссис Сейлинг - непременно отписать ей в Бирмингем, когда Кузины выполнят последнюю волю покойного.
Покончив с делом, миссис Сейлинг не стала более задерживать своих русских друзей и довольно быстро откланялась. Кузины, кивая головами, как заведенные, проводили ее до дверей. Англичанка вышла на лестничную площадку, обернулась, послала обоим супругам прощальный воздушный поцелуй и исчезла.
В пакете, который все еще держал в руках Павел Сергеевич, с шорохом осыпалась горстка праха.
Павел Сергеевич вздрогнул, быстро вернулся в гостиную и сунул пакет на первое попавшееся место, а именно на стеклянную полку серванта, рядом с хрустальной посудой. Внезапно все происходящее показалось ему нереальным, славно увиденным в зарубежном фильме. Впечатление усиливал молодой человек с картины Шагала, вывернувший шею совсем уж невозможным образом. Он будто старался выглянуть из плоскости картины, чтобы подробнее разглядеть злополучный пакет с прахом.
Оставшуюся часть вечера супруги Кузины посвятили осторожным переговорам о способе захоронения праха. Они говорили вполголоса, будто боялись, что их могут подслушать.
Надо сказать, что Павел Сергеевич, несмотря на его зрелый возраст, каким-то чудом избежал неприятных и томительных обязанностей, связанных с похоронами. Отец его погиб на войне, мать умерла, когда Кузин был еще мальчишкой, и все заботы о ее похоронах взяли на себя родственники. Случилось так - и Павел Сергеевич втайне радовался этому обстоятельству, хотя и не без внутреннего смущения, - что его тесть, умерший три года назад, скончался в то время, когда Кузин находился в двухмесячной командировке во Франции, так что и эта смерть не причинила Павлу Сергеевичу организационных хлопот. Откровенно говоря, Кузин толком и не знал, как это делается. Все не слишком приятные, но необходимые обязанности, связанные с кладбищем, сводились у него к ежегодному посещению совместно с женою могил матери и тестя на Троицу.
Можно было, конечно, свалить с плеч заботу о прахе и поручить его захоронение специальным организациям - но каким? Павел Сергеевич сильно сомневался в наличии таких организаций. Поэтому пришлось действовать самостоятельно и не мешкая, поскольку Алла Вениаминовна потеряла покой с момента воцарения праха среди хрустальных фужеров и, естественно, торопила мужа поскорее покончить с предприятием.
На следующий же день Кузин отправился на кладбище, где был похоронен тесть. На всякий случай он захватил с собой пакет с прахом, завернув его в газету и засунув в портфель. В сущности, Павел Сергеевич надеялся на чудо: представлялось, например, что на кладбище удастся повстречать какого-нибудь сердобольного и отзывчивого человека, который, пускай за небольшую мзду, возьмется совершить обряд.
Он неторопливо прошел по пустой, заваленной желтым кленовым листом кладбищенской аллее и вдруг увидел в стороне, среди крестов и памятников, две характерные фигуры в серых ватниках. Мужики копошились у одной из могил. Подойдя к ним, Кузин разглядел, что они закапывают в землю низкую сварную ограду вокруг временного пирамидального обелиска, на котором висел венок из железных крашеных цветов. Мужики были неопределенного возраста с неопределенным же цветом лиц. Завидев Кузина, они разом прекратили работу и выпрямились в ожидании.
- Скажите… - начал Кузин, но слов найти сразу не сумел. Мужики, как сговорившись, отвернулись от Павла Сергеевича и снова принялись за работу.
- Допустим, мне надо похоронить прах… - неестественным голосом, обращаясь почему-то в пространство, продолжал Кузин.
Он почувствовал, что краснеет, как от неловкости.
Мужики опять прервали работу, синхронно и неторопливо достали папиросы и закурили, молча глядя на Кузина.
- К кому обратиться в таком случае? - закончил Кузин.
- Так это смотря как… - неопределенно проговорил один. - Подзахоронить-то можно, подзахоронить оно недолго…
Тут Кузина поразило прежде всего слово "подзахоронить", как бы указывающее на мистическую возможность похоронить не совсем всерьез, как бы между прочим… Вроде как "подзаработать".
- Нет, мне именно похоронить, чтобы на законных основаниях, - сказал Павел Сергеевич со всей возможной в данном случае твердостью.
- Это к главному инженеру, - сказал другой мужик, махнув рукавом ватника в сторону.
- Главному инженеру… чего? - не понял Кузин.
- Ну кладбища, - пояснил тот же мужик, делая ударение на втором слоге. - Погоста, значит.
"Главный инженер погоста может подзахоронить", - мелькнула в голове Кузина фраза, при всей своей несуразности не вызвав у него и тени улыбки.
- А кого хоронить-то будешь? - вдруг спросил первый. На его бесформенном лице изобразилось подобие интереса.
- Так… Одного знакомого, - соврал Павел Сергеевич.
- А к кому?
- Что? - опять не понял Кузин.
- К кому, говорю, подзахоронить?
- Да вообще… хотелось бы как-то… отдельно, - растерялся Кузин.
- Отдельно - это в колумбарий надо. А в могилку подзахоронить - это к родственнику можно, - объяснил первый.
- Ну тут вообще у нас могила тестя, - проговорил Кузин, запутываясь, поскольку непонятно было - у кого "у нас". Но мужиков смутило не это.
- Знакомого - к тестю? Чудно как-то… Он ему кто?
- Кому? Кто? - вскричал Павел Сергеевич, теряя терпение.
- Которого сжигать будешь. Кто он тестю-то? Родственник?
Павел Сергеевич с досадой на собственную несообразительность отметил, что и вправду Джерри Сейлинг, чей прах лежал у него в портфеле, не имеет к покойному тестю ровно никакого отношения.
- Все мы родственники, - философски заметил Кузин, чтобы прекратить этот разговор.
Он круто повернулся и зашагал в направлении, указанном мужиками. Те, опершись на лопаты, смотрели ему вслед.
Главным инженером кладбища оказалась молодая дама с химической завивкой, густо увешанная золотыми украшениями. Дожидаясь в небольшой очереди перед дверью кабинета, Кузин успел узнать, что ее зовут Нинель Ивановна, а также выслушал от старушек несколько скорбных историй на тему оградок и надгробий. Сложность процедурных нюансов, возникающая в этих нехитрых с виду делах, несколько насторожила Кузина, и он начал продумывать стратегию и тактику предстоящего разговора, с неудовольствием отмечая, что волнуется.
Почему-то он сразу отверг простой и естественный план - сказать чистую правду, а потом смиренно попросить совета, как ему поступить. Чистая правда, как всегда, выглядела чересчур неправдоподобно, поэтому Кузин попытался улучшить ее небольшими лживыми подробностями.
Прежде всего, вступив в кабинет и присев на стуле напротив письменного стола, он начал подходить к сути дела в непозволительном для государственных учреждений тоне небрежного и поверхностного повествования, будто речь шла о незначащем пустяке, не требующем долгих разговоров. Кузин догадывался, что рано или поздно придется обнаружить иностранное происхождение праха, поэтому с ходу и не очень подумав, обременил покойного тестя довольно важной биографической деталью. Именно, он сказал, что покойный Вениамин Григорьевич, захороненный три года назад на здешнем кладбище, имел в Англии двоюродного брата, который недавно умер.
Нинель Ивановна, дотоле раздраженно перебиравшая бумаги на своем столе, услыхав об Англии, заинтересовалась посетителем.
- И что? - нетерпеливо спросила она, ускоряя повествование Павла Сергеевича.
- Он просил похоронить его на родине. Рядом с братом, - сказал Кузин.
- Кого просил? - уточнила главный инженер.
- Мою жену, свою двоюродную племянницу. Видите ли, у дедушки моей жены, Григория Соломоновича Шермана, был в Англии родной брат. Он уехал с семьей в начале двадцатых годов. Речь идет о его сыне, - проникновенно врал Павел Сергеевич.
Он успел заметить, что отчество дедушки и его фамилия неприятно поразили Нинель Ивановну. Она надменно дернулась, поправила на груди золотой кулон, после чего достала из ящика письменного стола огромную амбарную книгу.
- Какой участок? - строго спросила она.
- Что? Я не понимаю, - сказал Кузин.
- На каком участке похоронен ваш тесть? - раздраженно переспросила Нинель Ивановна.
- Я… не знаю… - растерялся Кузин. - Это от главной аллеи третий поворот направо…
- Шестой участок, - главный инженер открыла книгу, полистала страницы и констатировала с неудовольствием: - Да, есть. Шерман Вениамин Григорьевич. Давайте ваши бумаги…
- Какие… бумаги? - еще более растерялся Павел Сергеевич.
- Свидетельство о смерти, разрешение исполкома… Все что положено…
- А разве исполком должен разрешать? - удивился Кузин.
- Вообще-то не должен. Но у вас случай особый. Кто-то же должен завизировать. Может быть, обком, я не знаю. Иностранца хороните! Тело прибыло? - спросила Нинель Ивановна.
- Да, да! - радостно закивал Кузин, наклоняясь к портфелю. - Только не тело, а…
- Ну вот! Значит, должны быть документы, - удовлетворенно проговорила начальница.
Она протянула через стол белую пухлую ладонь с сияющим на пальце золотым перстнем. В эту ладонь, чуть помешкав над портфелем, и вложил пакет с прахом Павел Сергеевич.
- …так сказать, прах… - закончил он свою фразу.
Пальцы начальницы машинально сжались, но она тут же испуганно отдернула руку. Пакет тяжело шлепнулся на амбарную книгу. Нинель Ивановна секунду с ужасом смотрела на него, потом подвинула амбарную книгу с лежащим на ней прахом к Павлу Сергеевичу.
- Заберите, - тоном, не допускающим возражений, приказала она.
Кузин покорно забрал пакет, но в портфель его не отправил, а почему-то продолжал держать обеими руками перед грудью, как икону.
- Я просила документы, - леденящим шепотом продолжала Нинель Ивановна.
- Разве этого недостаточно? - Кузин чуть приподнял пакет с прахом. - Так сказать, факт налицо…
- Это не факт, а прах. Неизвестно чей. Я не знаю, откуда вы его взяли, - парировала начальница.
- Так я же говорю… Родственники прислали, - пролепетал Павел Сергеевич.
- Они что - бандеролью вам его прислали? - с раздраженным сарказмом осведомилась Нинель Ивановна.
- Практически. С оказией.
Нинель Ивановна на мгновение задумалась, вглядываясь в пакет. Внезапно в ее глазах зажегся огонек недоумения, не сулящий Павлу Сергеевичу ничего хорошего.
- Как его фамилия? - движением подбородка указала на прах начальница.
- Мистер Джерри Сейлинг… Иеремия Сейлинг, - находчиво поправился Кузин. Начальницу передернуло.
- Почему не Шерман?
- А почему… Шерман? - наивно удивился Павел Сергеевич.
- Вашего английского дедушки фамилия была - Шерман. А это его сын! - начальница ткнула в пакет пальцем.
Павел Сергеевич едва не выронил прах из рук, пораженный железной логикой начальницы. Как он мог допустить такую оплошность! Достаточно было сделать несуществующего дедушкиного брата сестрой - и все вопросы были бы сняты. Мало ли за кого она могла выйти замуж там, в Англии!
Приходилось врать дальше.
- Транскрипция, знаете… - неубедительно сказал Кузин.
- Что? - Нинель Ивановна подняла выщипанные брови.
- По-английски "Шерман" звучит неблагозвучно…
- Она и по-русски неблагозвучно звучит, - отрубила начальница.
- Вот именно! - радостно кивнул Кузин, делая ей маленькую уступку. - Со временем фамилия трансформировалась. Была Шерман, стала - Сейлинг.
Нинель Ивановна недоверчиво поджала губы.
- Тем более необходимы документы, - непреклонно резюмировала она. - У вас паспорт при себе? - добавила она как бы между прочим.
- Да-да, пожалуйста! - обрадовался Кузин.
Какое-то подозрение шевельнулось в нем, когда он наблюдал, как начальница деловито списывает его паспортные данные на отдельный листок. Но мысль о том, что эта бумажка с паспортными данными может стать первой в необходимой для захоронения цепи документов, успокоила Кузина. Он спрятал паспорт в карман и несколько подобострастно раскланялся с начальницей.
- Я выясню, - кивнула она на прощание.
Случилось так, что Павел Сергеевич, рассказывая жене о посещении кладбища, деликатно обошел вопрос о мифическом английском родственнике, дабы понапрасну не нервировать Аллу Вениаминовну. Он просто сообщил ей, что потребовалось выполнить некоторые формальности, которые обещала взять на себя любезная Нинель Ивановна. Супруга несколько успокоилась, однако не позволила Павлу Сергеевичу вновь устроить пакет в серванте, а спрятала его подальше от глаз, в нижний ящик письменного стола.
Через два дня Алла Вениаминовна вернулась из музея, где она служила, в состоянии некоей замороженности. Отсутствующим голосом она поведала мужу о том, что сегодня ее вызвали в отдел кадров и попросили объясниться насчет английских родственников, о чем ранее в анкетах не содержалось ровно никаких сведений.
- Что это значит, Павел? - строго спросила жена.
Павел Сергеевич принялся выкручиваться, но в конце концов пришлось рассказать правду о своих фантазиях, и тут же он предложил следующий план: от зарубежных родственников не отказываться, ибо дело зашло слишком далеко, настаивать лишь на том, что сведения о дедушкином брате и его семье стали известны буквально на днях, одновременно с прибытием праха.
- Но я уже сказала им, что я ничего не знаю! - воскликнула Алла Вениаминовна.
- Ты ничего и не знала. Я тебе сказал только сейчас, - хладнокровно парировал Павел Сергеевич. - А до этого не хотел волновать известием о смерти двоюродного дядюшки.
- О котором я до этого не подозревала… - с мрачным юмором закончила жена.
- Вот именно, - серьезно кивнул Кузин.
Он уже чувствовал, что сейчас необходимо быть собранным и продумывать любую деталь, любой ход в начавшейся игре, чтобы не попасть впросак.
В тот вечер Кузин постелил себе постель в кабинете, перед сном вытащил из ящика прах и, положив его на журнальный столик, долго глядел на него лежа, обдумывая предстоящие действия. Пакет лежал тяжело и спокойно, как бомба со взведенным механизмом.
На следующий день ответ пришлось держать уже самому Павлу Сергеевичу. Среди рабочего дня в его лабораторию заявился начальник Первого отдела, полковник в отставке Храпатый - румяный кругленький весельчак с седым нимбом волос вокруг загорелой лысины.
Храпатый пригласил Павла Сергеевича в пустой кабинет начальника отдела. Кузин покорно последовал за полковником, уже догадываясь о сути предстоящего разговора и еще раз мысленно повторяя главные узлы вранья: брат Шермана-деда, измененная транскрипция, связи никакой не поддерживали и ничего не знали об умершем вплоть до неприятного случая.
Храпатый с кожаной папкой в руке бодро катился рядом, испуская лучезарную улыбку.
Когда вошли в кабинет, он притворил дверь, усадил Павла Сергеевича на стул, но сам не сел, желая, по всей видимости, взглянуть на Кузина сверху вниз, чего ранее не удавалось. Удовлетворившись видом нахохлившейся фигуры Кузина, Храпатый озорно улыбнулся и спросил тихо:
- Как же такое ЧП допустили, Павел Сергеевич?
- Это вы о… - начал Кузин.
- О вашем троюродном шурине, конечно! - победно воскликнул Храпатый.
Павел Сергеевич дико глянул на полковника.
- Каком… троюродном шурине?
- Ну, этом… из Великобритании.
- А почему вы решили, что он мне троюродный шурин? - оскорбленно спросил Кузин.
- Ну, как же… - Храпатый элегантно визгнул молнией папки и извлек из нее бумагу. Пробежав ее глазами, он сунул лист под нос Кузину.
На листе сверху было написано: "Иеремия (отчество неизвестно) Сейлинг-Шерман, приходящийся троюродным братом Алле Вениаминовне Кузиной, урожденной Шерман". В остальном лист был пуст, не считая треугольного штампика Первого отдела внизу.
Этот фиолетовый штампик придавал неустановленной личности покойного Сейлинга-Шермана очевидную достоверность.
- Брат вашей жены - он вам кто? Шурин! - с воодушевлением объяснял Храпатый. - Троюродный брат - значит, троюродный шурин. Сейчас забывать стали родство. А сколько названий для родства было! Деверь, сват, свояк…
Павел Сергеевич молча рассматривал листок, думая совсем о другом.
- Шуринов племянник - как зятю родня? - не унимался Храпатый.
- Что? - вздрогнул Кузин.
- Загадка такая. Шуринов племянник кем зятю приходится? Сыном, Павел Сергеевич! - рассмеялся полковник. - Пишите! - вдруг скомандовал он, протягивая Кузину шариковую ручку.
- Что писать?
- Все, что вам известно о вашем шурине.
- Да не шурин он мне вовсе! Это двоюродный дядюшка моей жены! - вскричал Павел Сергеевич, отбрасывая листок.
- Странно… - полковник еще раз взглянул на данные Сейлинга-Шермана. - Почему так передали?.. Ну все равно. Пишите про дядюшку.