Сара не считала Элизабет бесцеремонной, но относила ее к типу женщин энергичных и компетентных, терпимо относящихся к помощи других, но не склонных долго помнить об оказанных услугах. Их Соня была из той же породы.
- Как вы думаете, считают Элизабет и Нора, что у нас с вами связь? - заставила себя спросить Сара.
Стивен немедленно покраснел.
- Возможно. Скорее всего, да. Но это не столь важно. Элизабет наверняка не возражает. Возможно, даже довольна. - И вдруг он изменился в лице, сменил настрой, как будто даже сменил индивидуальность. - Невероятной разумности женщина - Элизабет, - произнес Стивен резко, даже едко. - Не знаю, встречал ли вообще такой кладезь разумности, светоч толковости. На ошибки и недостатки у нее просто времени не остается. - Пауза. Долгая пауза. Сара видела, что Стивен взвешивает то, что собирается сказать, решает, следует ли это произносить вообще. И наконец: - Наиболее нетерпимым мне кажется то, что с женщиной, с которой я прожил пятнадцать лет, я не могу говорить так, как говорю с вами.
- Нетерпимым? - Сара не привыкла к столь категоричным высказываниям Стивена.
- Да, именно. Полагаю, это наиболее подходящее слово. Мне не кажется, что Элизабет слишком много обо мне знает. Вы скажете, что она вообще не слишком мной интересуется. Но это другое дело. Нетерпимо, что человек, с которым ты когда-то лепил куличики в песочнице, ничегошеньки о тебе не знает.
Расстаться им предстояло ненадолго. На субботу была намечена встреча в Бель-Ривьере.
Три городские гостиницы назывались ранее "Деклерк", "Под пиниями" и "Отель Ростан". Ныне они же носили имена "Отель Жюли", "Отель Прекрасной Жюли", "Отель Жюли Вэрон". С неизбежной путаницей в заказах, телефонных звонках и доставке корреспонденции владельцы мирились ради лестной связи со знаменитой дочерью города. Уже за месяц до фестиваля все места в них оказались забронированными. Персонал "Зеленой птицы" разместился примерно поровну во всех трех гостиницах, чтобы никого не обидеть.
Окно номера Сары выходило на главную площадь, облепленную фасадами, слившимися в палитру пастельных цветов и оттенков: меловых белых, нежно-серых, молочно-кремовых, бледнейших терракотовых. Время столь нежно дышало на фасады, разбавляя цвета, что свежевыкрашенная ослепительно белая торцевая стена "Отеля Прекрасной Жюли" резала глаза и объясняла, почему отцы города предпочитают грациозную блеклость остальных домов. Комната Сары - угловая в "Отеле Жюли", из нее хорошо виден балкон номера на третьем этаже "Отеля Прекрасной Жюли", уставленный горшками с белыми и розовыми олеандрами. Все воскресенье на балконе лежит Билл Коллинз в плавках. Перед тем как улечься, помахал Саре и растянулся в шезлонге на спине, подсунув руки под голову. Глаза прикрыты темными очками. Между Сарой и молодым человеком высится зонтичная сосна, рыжий чешуйчатый ствол которой впитал эротический заряд вожделения такой мощности, что Сара предпочитает перевести взгляд на платан со скамейкой под ним, возле которой резвятся детишки. Увидев, что к Биллу присоседилась Молли, Сара старается вообще не смотреть в сторону балкона "Прекрасной Жюли". Молли в свободной голубой пижаме, ее молочная ирландская кожа не перенесет жаркого южного солнца. Тоже в темных очках и тоже ладошки под затылком. Хороша парочка, ничего не скажешь. Юные хищники, дикие кошки, краса природы. Сара самозабвенно восхищалась ими и корчилась от боли. Нет, не ножи кромсали ее плоть, а раскаленные шпаги; волны огня накатывали одна за другой. Давно уже не ощущала она физических мук ревности, даже успела удивиться. Что это с нею? Жар?
Отравление. Едкий яд сверлил нутро от пят до корней волос, обжигал снаружи, как античные одеяния для соперников, неспособных сорвать ядовитую ткань с тела. К виду равно - юной сладкой парочки Билл - Молли, к жаркому красно-фаллическому стволу пинии примешивались еще и зернистая структура ее занавеса, задерживающего ворсистый свет, как солнце на коже, грубые изгибы облаков, насквозь простреливаемых золотыми лучами, смех молодежи снизу - над кем смеются? Ну, не над собой же… Все это оттягивало воздух, затрудняло дыхание, кружило голову. Конечно, она больна; если это не болезнь, то что же? Она не просто больна, она умирает, но должна при этом делать вид, что ничего не произошло, что все в порядке. Перед Биллом можно не притворяться. Когда они в составе труппы встретились вечером у "Колин Руж", он понимал ее состояние и не скрывал от нее своего понимания. Скользнув губами по ее щеке, Билл простонал шепотом:
- Сара…
Столики на тротуаре сдвинули в один длинный общий стол. Небо потеряло цвет, цикады бесновались, а рокот автомобильных двигателей и треск мотоциклов затих, ибо для парковки не осталось ни дюйма: не приткнуть не то что машину, но даже детский самокат. За столом около тридцати человек: англичане, французы, американцы, всевозможные их сочетания, объединенные покойницей Жюли и не желающие разъединяться. Заказали ужин, с аппетитом прикончили его и успокоились за столиками: потягивали, кому что нравилось, из бокалов, кружек, стаканов и прямо из упаковок в сумерках, пахнувших бензином, пылью, мочой, маслом для загара, косметикой, чесноком, фритюрным маслом. Сто лет назад запах был бы древесно-смолистым с примесью пыли и ужина горожан, живущих поблизости. В этот вечер пыль оказалась свежевымытой с соответствующей модификацией запаха: под платанами вертелись прыскалки - поливалки.
Интересно наблюдать за этим живым вернисажем. Сара переглядывалась с Мэри Форд, они как бы сплетничали взглядами и мимикой. Мэри Форд оказалась рядом с Жаном-Пьером, отчасти движимая своими рекламными потребностями, отчасти же потому, что ему приглянулась. Напротив Билла надулся Патрик. Делать ему во Франции нечего, более того, в Лондоне ждала его внимания "Гедда Габлер", но он настоял на участии в поездке. Патрик болезненно переживал популярность Билли, еще больше страдал из-за невнимания Сэнди Грирса. Эти трое - треугольник, начертанный симпатическими чернилами на карте эмоций. У самого конца стола мирно беседуют Салли и Ричард, миловидная чернокожая и тихий, застенчивый бледнокожий. Сара позаботилась, чтобы не оказаться рядом с Биллом или Стивеном, который устроился так, чтобы никто не мешал ему рассматривать Молли. То, что он не присоседился к Молли, полностью согласовывалось с его позицией и вызывало слезы на глазах Сары, но она знала, что он и сам себя оплакивает, Пьеро печальный. Слезы и раньше часто просились наружу, но до "Жюли Вэрон" казались неуместными, неоправданными. Стивен пожирал глазами добротную молочно-сливочную деву, слегка конопатую, дымчатоглазую, пытаясь, вне всякого сомнения, постичь секрет ее трансформации в динамичную пламенную Жюли. Молли, разумеется, замечала его интерес к своей особе, но, не ведая о лунатической одержимости Стивена, приписывала 3tqt интерес более приземленным устремлениям. Когда он по какой - либо причине отрывал от нее взгляд, она, в свою очередь, проглаживала Стивена оценивающим взглядом. Что ж, мужик вполне стоящий внимания. Привлекательный. Конечно здесь, на фоне такого количества молодежи, напрашиваются невыгодные для него сравнения, но… Молли вполне могла бы остановить выбор на Стивене, если бы не присутствие Билла. Возможно, Билл в повседневности и не был слишком уж надутым пижоном, но такая внешность… Что поделаешь! Сегодня он аккумулировал жаркие лучи внимания, как панель элементов солнечной батареи, и собранная энергия распирала его изнутри, грозя разнести в клочья, хотя выглядел он при всей самодовольной напыщенности спокойным и уравновешенным. Прохожие взглядывали на него дважды: второй раз, чтобы увериться, что глаза их не обманули, что лучезарный Аполлон и вправду удостоил визитом юг Франции.
Сара занялась диагностикой своего гнева, вспухавшего подобно злокачественной опухоли. Не могла понять, что в ней перевешивает, злость или вожделение. Казалось, если молодой человек не поднимется сегодня ночью к ней в номер, ей более не жить. Знала она, что этому не бывать. И не потому, что она ему в бабки годится, а из-за очерченной вокруг него магической окружности. "Не прикасаться!" - этим дразнящим лозунгом часто отгораживаются от домогательств окружающего мира половозрелые подростки, как бы заявляя: "Не про вашу честь, бесстыжие! Но вот если б я до вас снизошел (снизошла), то… у-у-у-у-у!" - и из круга неприступности доносятся неслышное утробно-сексуальное урчание, дышащее похотью и сомнением. Запачканное целомудрие. Не вследствие ли этой его недосягаемости разместила она его в соседнем отеле? Она-то полагала, что из чувства чести или из гордости. Молли и Стивена она, однако, устроила вместе, полагая, что этак соблюдается справедливость, что Стивен заслужил такую привилегию в стране Жюли, в отличие от нее, Сары. По комнатам в отелях она их не распределяла, лишь разделила на три списка по числу гостиниц. Ревностью руководствовалась? Вряд ли. Что мешало Молли (или Биллу, если уж на то пошло) сделать три шага по тротуару до соседней гостиницы? Вон, на балконе-то они торчали вместе целый день. Сара полагала, что Стивен жаждет ее в тысячу раз сильнее, чем на то способен Билл.
Занимаясь этой амурной бухгалтерией, Сара не переставала болтать, общаться с коллективом. Наблюдала за Стивеном, и сердце ее обливалось кровью за него и за себя, за эмоциональную несовместимость, не дающую им объединиться под одной крышей, под одной кожей, в одной голове. В одном сердце.
Прежде всего, ее влюбленность. Расхожее мнение списывает влюбленность как не имеющую вообще никакого значения. Как что-то нелепое и смехотворное. Однако трудно найти нечто более болезненное для тела, для сердца, а пуще всего для разума, вынужденного любоваться дурацким, жалким, постыдным поведением особы, которая вроде бы должна руководствоваться его (разума) мудрыми указаниями. Дело, разумеется, в том, решила Сара, не позволяя себе даже поворачиваться в сторону Билла, беседуя со Стивеном, сразу схватившимся за нее, как за спасательный круг, что существует запретный ареал существования, столь ужасный, что о нем лучше совсем не вспоминать. Люди часто влюбляются, но влюбляются не в равной мере, либо не одновременно. Влюбляются без взаимности, что ведет… и так далее. Если бы ее состояние не отмечал внешне безобидный ярлык "Влюблена", то симптомы можно было бы приписать опасной болезни.
От этой магистральной мысли ареала ответвляются несколько тропинок, одна из которых ведет к заключению, что все живущее, как это ни прискорбно, на пути к смерти уходит от этого - она окинула взглядом молодежь и тех, кого причисляла к молодежи - к этому, бесцветному, поблекшему, лишенному блеска.
"И я, Сара Дурхам, сижу здесь, в кругу молодежи с ее телячьими восторгами, но отделена от нее так же, как и бессчетное множество людей, отмеченных уродством, инвалидностью или просто лишенных этой таинственной и дурацкой сексапильности. Миллионы прозябают под свинцовыми масками безобразия, бесплодно мечтая о простых радостях любви, доступных более привлекательным сопланетникам. Между мною и этими несчастными сейчас нет различий, но раньше я этого не замечала, лишь сейчас сообразила, что в юности принадлежала к привилегированному классу привлекательных, желанных. Сколь бы ни был ты в юности черствым и самовлюбленным, все равно неизбежно познаешь, кем бы ты ни был, горечь разочарования по мере приближения старости.
Но если это столь ужасно, столь невыносимо, что я сижу здесь сейчас как хрестоматийный призрак на пиру, почему же в течение добрых двух десятков лет, даже дольше, я запросто переносила это якобы непереносимое? Чаще всего просто не замечала старения. Не до старения, все время в бегах, в делах. Жизнь постоянно приносила мне что-то новое, все более интересное. Если бы чуть повезло (имею в виду, если бы не встретилась на жизненном пути эта Жюли Вэрон), то я комфортно дожила бы до постепенного отупения, замирания ощущений. Полагаю, скоро придет исцеление от этой напасти, снизойдет равнодушие, затем удивление и, наконец, вспомнив об этом, можно будет посмеяться над собой и над отшумевшими бурями в стакане воды. Хотя в данный момент мне не до смеха и я не могу представить, что такие страдания когда - нибудь забудутся.
Неужели я настолько очерствею? В молодости - и уже далеко не в первой - многие влюблялись в меня, и я находила это в порядке вещей. В точности как сейчас Мэри Форд, благосклонно улыбающаяся Жану-Пьеру; как Молли, милостиво не отвергающая странного преклонения со стороны Стивена; как Билл, отрешенно уставившийся в звезды, замутненные загрязнением атмосферы. Звезды Жюли сияли ярче. Билл знает, что на него смотрят, глазеют, делает вид, что этого не замечает и что это его не интересует. Когда я чувствовала на себе агрессивный, обвиняющий взгляд горящих мужских глаз, взгляд, означающий желание, жажду, снисходила ли я хотя бы до мысли о сочувствии? Я знала, какая страшная вещь любовь, и нет мне оправдания. Физическая привлекательность сопряжена с заносчивостью и высокомерием, однако редко кто ее осуждает. Напротив, мы восхищаемся этой жестокостью как неотъемлемым атрибутом красоты".
Вечер перешел в ночь. Машин на площади убавилось. Опустевшие мостовые и облепившие их постройки казались заметнее на фоне холмов, звезд, деревьев. Народ рассеивался, отправлялся по постелям отдыхать, заботясь о свежести лица и трезвости мышления.
Из аэропорта прибыл автомобиль отеля, выгрузил на мостовую Генри в компании Бенджамина Гринфилда, американца, прилетевшего, чтобы поглядеть, как работают его - или представляемого им банка - деньги. Сара уже направилась за своей порцией освежающего сна, когда на нее налетел Генри.
- Умираю с голоду. Рейс запоздал. Непременно надо что - то сжевать. Составьте мне компанию, Сара.
Она принялась объяснять, что только что встала из-за стола, но тут подошел Гринфилд с тем же предложением, и пришлось объяснять заново. Тут рядом возник Билл, обнял ее.
- Спокойной ночи, Сара. Завтра хочу обсудить с вами вопрос моей военной формы.
Пришлось представить его Гринфилду, чего Билл, собственно, и добивался.
- Наш американский благодетель… Один из ведущих актеров спектакля…
Билл увлек Гринфилда к столикам на улице, почтительно выдвинул для пожилого американца стул и уселся напротив, пожирая собеседника глазами, слегка наклонившись к нему. Генри поглядел на них и решил обойтись без ужина. Подошли Стивен и Молли, вчетвером они дошли до отеля. В фойе Стивен взял Молли под руку и подвел к витрине с фотопортретами Жюли, которые теперь украшали также сувенирные платки, футболки, шкатулки и бог весть что еще. Стивен развернулся сам и развернул Молли спиной к Саре и Генри, которые обменялись ироническими улыбками. Улыбка Генри была Саре как бальзам на открытую рану.
- Шоу-бизнес, - отрезал Генри. - Однако уже пора брякнуть жене в Штаты. Она как раз должна укладывать сына. Упражнение в относительности, эта разница во времени.
Он еще раз улыбнулся Саре и понесся вверх через две ступеньки, не обращая внимания на лифт. Сара лифтом не пренебрегла, но на парочку Стивен и Молли более не оглядывалась.
Ночь - время страданий адовых. Любить - всегда плохо, всегда не в радость, а когда руки шарят вокруг в поисках желанного тела…. Ненавидя и презирая себя, она вспоминала, как Билл скромно обнял ее, не сводя одного глаза с американского Креза.
Предположим, приоткроется сейчас дверь и появится Билл. Что, конечно, исключено. Однако лучше без спешки. Много лет назад, оставшись вдовой, она месяцы и годы подряд воображала, что если сию же минуту не окажется в объятиях мужа, то в следующую минуту умрет. Желание обнять мужа в скором времени переросло в желание обнять более или менее абстрактного мужчину, а в дальнейшем преобразовалось в желание выспаться как следует, чтобы никто не мешал своими дурацкими объятиями. Сара недоумевала, неужто это она лила слезы, страдала по мужскому телу? Годы равнодушия. Асексуальность? Нет, нельзя сказать, чтобы совсем уж… иногда она мастурбировала, но никак не в мечтах по какому-то конкретному партнеру. Сара усовершенствовала процесс таким образом, чтобы достичь облегчения при минимальной затрате сил, об удовольствии же она при этом не заботилась. Нарциссизм, непременная составляющая эротики, не получал подпитки, ибо она не была более отравлена собой, не была увлечена в свою очередь увлеченным ею отсутствующим партнером. Сара гнала прочь мысли о себе прошедших лет, ибо не желала жить среди призраков, как старики и старухи, обвешивающие стены снимками замшелых времен своей молодости. В своих строго отмеренных фантазиях она отводила себе роль наблюдателя, так как какая-то особенная гордость, выраженная в эстетической позиции, запрещала ей участвовать в представляемых сценах с участием мужских и женских партнеров в качестве центральных действующих лиц в антураже фигур сомнительной половой принадлежности. Знакомые в ее фантазиях участия не принимали. Сексуальный ландшафт получал ритуальную окраску, как будто локус обитания какого-то племени из прошлого или будущего, отводящий для половых сношений специальное место. По причине своего неучастия в процессе Сара могла о нем совершенно трезво судить. Конечно, с реальной эротичностью и проистекающими из нее разного рода удовольствиями воображаемый ею процесс имел примерно столько же общего, сколько пережевывание жвачки имеет с поглощением хорошо прожаренного эскалопа.
Куда теперь подевалась эта трезвая дама? Эротическое "я" восстало из пепла и участвовало во всех ее видениях, заняв в них центральное место. Она лежала, слившись с Биллом, присосавшись к его губам, и его толстый красный член протыкал ее до самого трепещущего сердца. Ее сотрясали похоть и гнев, смягчаемые нежностью.
Сара так сильно ощущала Билла, что удивлялась, осознав, что он отсутствует. Она всерьез ожидала стука в дверь. Из этого страстного желания и сопутствующих ему видений, очевидно, и возникли легенды об инкубах и суккубах. Века два назад Сара легко поверила бы, что постель ее посетил демон-соблазнитель. Звериная сексуальность Билла напоминала ей собственные фотоснимки молодого возраста, на которых она - молодое животное, наглое, жестокое, желанное. Если людям свойственно увлекаться подобным себе, то она этому лучшее доказательство. Теперь Сара любила свои изображения тех лет, ту посадку головы, взгляд, направленный в объектив, категоричность выражения лица.
Сны ее наполнились эротическими фантазиями.
В восемь ее поднял будильник. Стивена поднял его будильник в те же восемь часов, и он позвонил из своей комнаты, сообщил, что ночью почти не спал, под утро принял таблетку и теперь его клонит ко сну. Он попросил разбудить его часов в одиннадцать.
- В конце концов, так уж ли мне надо встречаться с этим типом из Америки?
- Вообще-то следует знать своего спонсора.
- Ну, конечно, конечно. Ничего, еще успею познакомиться.
Одевалась она тщательно. Женщина в определенном возрасте (или старше определенного возраста) должна обращать особое внимание на одежду. Что наденешь, становится тобой. Отражение в зеркале ее удовлетворило. Симпатичная женщина в белом полотне, лучащаяся наносной наивностью, ничего общего не имеющей с реальным жизненным опытом. Все тело ее ломило, но на внешности это, к счастью, не отразилось.