- Voila… allons-y… il fait chaud… tres tres chaud… - напоминая им, что просидел на жаре, их поджидая, и, хотя не в претензии на пассажиров, поскольку выполняет свой служебный долг, тем не менее. - Faut boire… Immediatement… Vite, vite!
Дико выплясывая, машина рванула по извилистой дороге и через десять минут остановилась на площади.
Вечерний свет, процеженный сквозь приблудное облако, выявил всю гамму фасадов, бело-пепельных, молочно-кофейных, жжено-сливочных, цвета слоновой кости и оленьего рога. Иссиня-белая стена "Прекрасной Жюли" вспомнила свою историю, просвечивая модуляцией штукатурки и раствором швов… Однако облако уползло своей дорогой, и стена вновь вернулась к безразличной ослепительной белизне.
Генеральную репетицию назначили на полвосьмого, еще при естественном свете. С освещением с самого начала возникали проблемы. Первая картина игралась в гостиной на Мартинике при светильниках, но вечернее солнце вызывающе сверкало струнами арфы. В программке указано: Мартиника, 1882 год. Вечер.
Хуже получилось с местами для зрителей. Для них предусмотрели три сотни стульев, часть которых предназначалась для приглашенных, по большей части для родственников французских участников спектакля. Английские, по счастью, оставили своих родственников дома. Но за час до начала все места оказались уже занятыми, а народ все прибывал. Между деревьями стояли местные жители и туристы, по большей части англичане и американцы. Такой популярности не ожидал никто, кроме Мэри Форд, которая во всеуслышание молчала: "А я вам говорила!!!" Жан-Пьер поцеловал Мэри руку, затем щеку, затем другую, и еще раз, и еще… И они протанцевали несколько па под аплодисменты труппы и части присутствующих.
Те, кому не хватило мест, ворчали, адресуясь, главным образом, к местному начальству: как можно было не предусмотреть наплыва интересующихся? Триста мест - смех, да и только! Affreux… stupide… une absurdity.. lamentable… и все в таком духе. Тут же решили на следующее утро устроить в мэрии заседание по этому поводу. Между тем пришла пора "поднимать занавес". Сидя рядом с Генри, Сара ощущала, как волнение передается от него к ней и обратно. Предыдущей ночью он не смог заснуть от волнения, почему она и застала его у водопада. И сейчас он нервно потирал руки, ерзал", схватил ее руку, поцеловал горящими губами.
Музыканты, стоявшие с певцами на небольшой каменной платформе, начали интродукцию - камерную балладу, привезенную на Мартинику вместе с платьями и модными журналами по настоянию Сильвии Вэрон, которая с момента зачатия дочери решила, что, если ей и не суждено стать законным ребенком, то, по крайней мере, возможность достойного замужества следует обеспечить.
Из-за деревьев появилась Молли. Ее белое платье оставляло обнаженными плечи и шею, волосы заплетены и уложены, украшены белой плюмерией. Молли села к арфе и принялась играть - изображать игру; играла за нее скрипка. Пела она, однако, самостоятельно, и весьма неплохо. Вышла мадам Вэрон, внушительная негритянка в алом бархате, остановилась возле дочери. Затем пожаловали гости, группа молодых офицеров - Джордж Уайт и четверо французов от Жана-Пьера, которым реплик не полагалось. Сверкая униформой, они изящно согнулись над ручкой мадам Вэрон. Последним прибыл Поль, увидел Жюли - и пьеса началась.
Генри не вытерпел, вскочил, понесся за деревья, принялся там вышагивать. Затем вернулся, однако опоздал, место его занял Бенджамин, вернувшийся после объезда местности в сопровождении приятеля Билла Джека Грина.
Сентиментальная баллада закончилась, вступила музыка сопровождения любовных сцен, слов не содержавших. Поль, Жюли - и музыка. Призрачная, потусторонняя, завораживающая музыка. Любовники на сцене - что может быть банальнее? Ни в каком любовном эпизоде нет ни жеста, ни взгляда, ни фразы, не виданных, не пережитых многими из собравшихся под буками и пиниями - а их количество уже перевалило за тысячу, и они все еще продолжают прибывать. Но музыка хватает за сердце. Граждане Бель-Ривьера так же внимательно следят за Жюли, как их предки следили за нею сто лет назад. Нужда в наспех обученных Роем статистах отпала, их заменяет воображение публики. Свет постепенно убывает, и на экране за домиком возникает шестиметровое изображение Жюли, сначала несколько размытое, но вечер набирает силу, и изображение яснеет, становится более контрастным, четким. Жюли молодая, она же постарше, она же в то время, когда за нею ухаживал Филипп, затем крошка - ее дочь или она сама, она в образе своей дочери. Стивен пригнулся к уху Сары.
- Я на минутку. Прогуляюсь. Позвоню Элизабет, согласую насчет трех-четырех представлений у нас.
А народ все прибывал, застывал между деревьями, зачарованный музыкой.
Стивен удалился, его стул тут же занял Генри. Он тоже склонился к уху Сары.
- Сара, Сара, жизнь такая сука… Сука она, сука, Сара. Я люблю вас, Сара.
Он продекламировал это в такт музыке, прозвучала фраза в духе сценического абсурда, они оба рассмеялись. Но Саре показалось, что губы его дрожали. В ее голове вспыхнул букет мыслей. Явная чушь… придуривается… обкатывает варианты… сказано - забыто… Но в то же время: это волшебная территория Жюли, здесь все возможно, старухи выглядят подростками, а плотная ирландка с водянистыми глазами и конопатыми плечами стала гибкою лозою, острою осою. Скрывая охвативший ее знобящий зуд, Сара одарила Генри чарующей улыбкой. Экая лицемерка…
Сцены на Мартинике сыграны, ушло солнце, лишь последние его лучи бросают блики от пряжки поясного ремня Поля, подсвечивают платок, в который рыдает мадам Вэрон, золотят волосы одной из певиц. Следующий эпизод уже здешний, сцена в Бель-Ривьере. Актеры возле солидного размера оконной рамы, означающей, что действие развивается внутри, в домике, а не под открытым небом, как это, в соответствии с действительностью, кажется зрителям. Крохотная комнатушка, в которой поместились арфа, лютня, скрипка, а на этажерке еще и флейты с кларнетом. Четверо молодых людей, только что разжалованных из офицеров, внесли мольберт с пастельным автопортретом Жюли и стол, на котором она вела записи в своем дневнике. С Полем разделались быстро, как бы между прочим, под вокал, скомпонованный из дневников Жюли разных периодов, посвященных как Полю, так и Реми. Сара составила текст, ведомая собственной интуицией и своим ощущением музыки тысячелетней давности.
Зачем ты не сказал мне о любви,
Пока не взял мою? Я нищенка,
Потеряна последняя надежда
Быть просто девушкой.
А сестры? - Будут жить.
Не надо мне добра любви простой,
Сие моей противно крови,
Я вижу по глазам, да и твоей.
Я не скажу: "Скажи мне о любви",
Не надо мне добра любви простой,
Не надо мне простой .
Во время продолжительного антракта Генри совещался с актерами, певцами и музыкантами. Действие и звуковое сопровождение рассчитывались на три сотни человек, а никак не на тысячу с гаком. Завтра утром на совещании следовало в срочном порядке решить вопрос с усилителями ввиду спонтанного изменения масштаба мероприятия. Завтра премьера, а так много еще предстоит сделать…
Во время первого антракта и после него, во время второго действия, Генри потолкался среди зрителей и вернулся удовлетворенный, сообщив, что у публики глаза на мокром месте, народ мурлычет мелодии Жюли. Сидевший с другой стороны от Сары Бенджамин иногда отваживался комментировать действие, опасаясь наивности своего восприятия. Опасался он напрасно, Генри даже сделал кое-какие пометки в своем режиссерском блокноте. Бенджамин сиял от счастья, довольный своим вкладом в таинство театрального творчества.
Второй антракт, краткий, оказался достаточно длительным, чтобы труппа начала беспокоиться по поводу того, как воспринимается публикой музыка "второго периода", отстраненная, столь отличная от хватающих за душу звуков периода начального. Но, если эта музыка отстраненная и безэмоциональная, то почему тогда на глазах выступают слезы? Как будто она действует на какую-то вырванную из физиологического контекста часть организма, удаленные сердце или печень. Третий акт предъявлял к зрителю повышенные требования: Жюли одна, скорбит по утраченной дочери, Жюли отвергнутая. В программке пояснялось, что на самом деле дочь Жюли умерла двух лет от роду от какой-то непонятной "мозговой горячки". Существенный момент - появление завидной партии, во всех отношениях пристойного жениха, перспективы семейного и бытового счастья. Отказ от этой перспективы заставляет здравомыслящего гражданина усомниться в адекватности внутреннего мира Жюли.
Последние лучи солнца угасли в ветвях и на склонах пологих холмов, жаркие сумерки и холодные октавы возвестили кончину Жюли, печально вздохнули и замерли флейта и шом - и цикады взорвались аплодисментами, к которым тут же присоединились зрители. Сидевшие вскочили с мест, стоявшие подались вперед, раздались воодушевленные возгласы.
Некая предприимчивая транспортная фирма подогнала к концу дороги три автобуса для доставки зрителей в город. Труппу ожидали вместительные легковые автомобили. Сара оказалась в середине на заднем сиденье, между Бенджамином и Биллом.
- Чудесно, потрясающий успех, - радовался Бенджамин.
- Вам, конечно же, понравилось, Сара. - Билл игриво приложился губами к ее щеке.
Она резко развернулась к нему и смачно поцеловала юношу в губы. Билл несколько опешил, полусмущенно, полувозмущенно, затем с некоторым удовольствием покосился на Бенджамина, который сосредоточенно глядел перед собой, якобы вслушиваясь в заверения молодого водителя, что tout le monde влюблен в Жюли, что ее стикер скоро украсит интерьер его автомобиля, что ему не терпится посмотреть спектакль. Водитель явно наслаждался своими комплиментами Жюли, как будто хвалил сам себя.
В отель прибыли еще до одиннадцати. Стивен оставил для Сары записку, в которой сообщал, что беседовал с Элизабет и договорился о минимум двух неделях выступлений в Квинзгифте.
Актеры расположились за столиками и тут же подверглись нападению местных и приезжих собирателей автографов, требующих этой дани с уверенным видом сборщиков податей. Актеры волновались. Успешная генеральная репетиция все же не премьера, нервное напряжение еще не достигло апогея.
Молли вышла из отеля, направилась к компании, села на свободный стул рядом с Биллом. Он тут же нагнулся к ней, поцеловал - но его поцелуй остался без ответа. Билл поднял свой стул и пересел к Саре, бормоча:
- Прекрасно, просто прекрасно выглядите сегодня.
Подошла Салли, оглядываясь в поисках места. Билл мгновенно отыскал для нее стул. Салли села, оглядываясь в поисках Ричарда Сервиса. Она все еще не остыла после выступления, и платье на ней осталось все то же. Билл поцеловал и ее, но она, добродушно смеясь, слегка отвернула голову, чтобы поцелуй не пришелся на губы. Она встретилась взглядом с Сарой, и Саре показалось, что Салли ей едва заметно подмигнула. Выражение лица ее сменилось на слегка сатирическое, она острым взглядом скользнула по Молли, но из деликатности сразу перевела взгляд далее по кругу. Салли завладела стоящим перед Сарой стаканом лимонного сока, залпом выпила его, извинилась и заявила:
- А теперь позвонить деткам и баиньки. - Жизнерадостность с нее схлынула, она превратилась из сценической матери в реальную со всеми вытекающими из этого статуса заботами.
Ее уход совпал с появлением Ричарда Сервиса, взгляды их успели пересечься во взаимном согласии, и Салли величественно удалилась, как трехпалубный старинный парусник.
Возбужденное состояние Роя Стрезера, Мэри Форд и Жана-Пьера не позволяло им сидеть у столика; они разгуливали возле сидящих, время от времени задерживаясь возле одного или другого, а когда подошел Бенджамин, предложили отправиться в Марсель, насладиться его ночной жизнью. Бенджамин вопросительно взглянул на Сару, но Сара решительно заявила, что ей необходимо отдохнуть. Она напомнила всем, что в восемь… ну, ладно, в девять - следует собраться снова, и твердым шагом направилась в отель, успев заметить, что Билл переметнулся к Молли.
"Будь я на ее месте, - подумала Сара, - я бы просто вперлась к нему в комнату и прыгнула бы в постель. Он, конечно, сразу ныть, лепетать, что вот-вот его мифическая подруга прибудет, что ему очень жаль и прочее. И я бы потихоньку ретировалась? Черта с два!"
Она подсела к окну. Подняться к Стивену, потолковать, раскручивая нить размеренной беседы… По-дружески…. Еще вчера она так бы и сделала.
Подошла к зеркалу. Бесы, вселившиеся в ее тело, преобразили лицо, омолодили его, наклеили на него улыбку. Тело болезненно вибрировало, грудь горела, низ живота разрывался от мучительного напряжения. Губы кривились, рот дергался, искал, во что бы впиться. Так рот грудного младенца ищет сосок материнской груди.
- Больна, - простонала она вслух.
Больна любовью. Как это могло случиться? Какого дьявола надо старухе Природе? Око за око, старики часто клянут мать Природу, обвиняют ее в своих старческих дрянях и дрязгах. Скорей бы это минуло, скорей бы вернуться к покою, к норме. Ведь это же не пожизненное проклятие? Она, во всяком случае, очень надеется, что не пожизненное… иначе жизнь не только осложнится, но и сократится. И Сара воззрилась на отражение - отражение женщины без возраста, пораженной любовью, а не сухого старого сморчка.
- Хватит, - велела она себе, быстро разделась, влезла в постель и вскоре пробормотала, как случалось довольно часто: - Любовь моя в руках моих…
Заснула. Спала неспокойно, просыпалась от призрачных поцелуев, рожденных музыкой Жюли, но музыкой не "трубадурского" периода, схожей с блюзами и фаду, а поздней, прохладной и прозрачной, прелюдией к чему-то иному. Может быть, рай, о котором мы мечтаем, когда влюблены, это тот рай, из которого мы изгнаны, в котором все объятия невинны.
Снова проснулась рано, до света. Оделась, радуясь, что предстоит сбор труппы, работа, что есть чем заняться. И с Биллом не надо общаться, только с Генри.
Стивен уже сидел перед закрытым кафе. Он рассеянно взглянул на Сару, занятый своими заботами, погруженный в свои проблемы, затем всмотрелся.
- Вы плакали?
- Да.
- Что ж… Сожалею. Сочувствую. Прошу прощения.
Следует вырвать его из этого заблуждения.
- Стивен, вы ошибаетесь. Все не так.
Он, конечно, хотел бы ей верить, но кислое выражение с его физиономии не исчезло.
- Стивен, это нелепая, смехотворная ситуация. Клянусь вам…
Он отвернулся, покраснев. И ее лицо тоже пылало. Оба чувствовали себя не в своей тарелке.
На выручку пришла общественная деятельность. Актеры еще не проснулись, а аппарат управления уже приступил к исполнению обязанностей, несмотря на ночные развлечения на побережье. Сошла вниз свежая Мэри Форд, вся в белом. За нею появился Генри, сразу усевшийся рядом с Сарой. Судя по виду, он приковылял с поля боя. Вышел Бенджамин в безукоризненном белом полотне, сел напротив Сары, изучая ее из-под серьезно насупленных бровей. Звучный зевок возвестил о появлении Роя Стрезера, вместе с ним, но без зевка, в двери возник и Сэнди Грирс. Хозяин "Колин Руж" открывал заведение, ноздри защекотал запах кофе.
В дальнем конце площади появился пацан в полосатом сине-белом переднике. Изящно подбоченившись одной рукой, в другой он высоко поднял, ловко балансируя, сооружение из нескольких установленных друг на друга подносов со свежей выпечкой, пирожными и круассанами. От подносов исходили волны соблазнительного запаха, на физиономии пацана играла исполненная собственного достоинства ухмылка. Он понимал, что сидящие возле кафе ждут не дождутся момента, когда его ноша распределится по прилавкам кафе.
- Un moment, - заверил хозяин, хотя никто не проронил ни слова. - Un petit moment, mesdames, messieurs!
Не размениваясь на улыбки, он исчез внутри. Благодаря Сартру они знали, что он играет роль Monsieur le Patron'а , так же как пацан-разносчик - свою роль. Сара с отчаянием глянула на Стивена. Тот разглядывал ее. Кошмар! Как выживет их дружба в этой трясине недоразумений…
Им пришло в голову, что все, необходимые для решения судьбы "Жюли Вэрон", налицо. Кроме Жана-Пьера.
Главная проблема для проката пьесы в Англии - кто окажется в наличии? Элизабет в качестве подходящего периода назвала последнюю неделю августа и первую сентября. К этому времени в Квинзгифте введут в строй новый корпус. Она обратила внимание на то, что такого успеха, как во Франции, "Жюли Вэрон" дома, конечно, не добьется, но люди все еще не забыли музыку Жюли, и это добрый знак. Стивен оправдывал Элизабет, не желая, чтобы ее считали паникершей.
- Она поневоле должна быть осторожной, она полагает, что меня заносит. - Он улыбнулся, глядя на Сару. Настроение у нее улучшилось.
- Генри, вы ключевая фигура. Если вы не можете, придется отменить. Чтобы играть в Квинзгифте, нужны три недели репетиций с начала августа.
- В июле у меня "Саломея" в Питсбурге. Это значит, с десяти утра через три дня. Так что к августу успею. - Он вскочил, прогулялся меж столиками, снайперским броском бухнул пустой пачкой о дно пустой мусорной урны, вернулся.
- Перпетуум-мобиле, - высказался Рой. - Как у него это получается? Как это у вас выходит, Генри? В три часа ночи он пел и выплясывал в Марселе в лужах под дождем. Все, Генри, записываем вас на август.
- С исполнителями неувязка, - нахмурилась Мэри. - Билл отбудет в Нью-Йорк на "Кармен". И Молли весь август в Портленде. "Покахонтас". В заглавной роли.
Мэри избегала глядеть на увядшего Стивена. Тот посмотрел на Сару, приободрился, улыбнулся с долей здоровой иронии.
- Новую Жюли и нового Поля, - потребовал Рой и отчаянно зевнул.
Этот смачный зевок вызвал безудержный смех Мэри Форд. Пытаясь сдержаться, она поднесла ко рту руку, Рой сжал ее ладонь в своей и слегка потряс, грозя пальцем другой руки.
- Прошу прощения, - успокоилась наконец Мэри. - Я всех опросила. Кроме этих двоих, все свободны.
- Все, кроме исполнителей главных ролей. Ну и ладно. Среди просмотренных много подходящих. - Генри закрыл глаза.
Глаза Бенджамина закрылись еще раньше. Мэри клюнула носом. Рой спел очередной зевок. Подошел официант, Сара шепотом, как будто в комнате, полной спящих детей, заказала на всю компанию кофе и круассаны.
С деловым видом появился Жан-Пьер. Ему было не по себе от того, что остальные собрались до его подхода.
- Все нормально, - лениво успокоил его Генри.
- Я тоже поздно лег, - покосился на него Жан-Пьер.
- Ничего, ничего, - по-матерински ласково улыбнулась ему Мэри. - Мы уже все уладили.
- Но ведь на девять назначено! - не успокаивался Жан - Пьер.
Прибыл кофе, разбудил утренний букет: солнце, кофе, нагретая пыль, круассаны, бензин, ваниль.