Никаких железок, никаких крючьев на ногах. Мужчина говорит о своем разводе. Женщина недовольно выпячивает челюсть. Ни о чем таком не хочу слышать, я хочу чувствовать. Оба смотрят на пламенеющую цепь снежных Альп. Красный свет над лесом. Солнце, давай! А теперь - отступай, топай прочь! Женщина наступает на сигарету и затаптываег ее. Раздавливая траву, она одним движением сильной ноги удаляет из своих владений, с земли, сразу несколько растений. Подземные этажи земли отвечают судорожным согласием. Мужчина показывает свою еще не совсем зажившую после перелома руку. Но легкую работу я, конечно, смогу одолеть. Женщина горячо советует ему: поезжайте завтра с нами, когда мы поедем все вместе, все остальное мы уж найдем, неважно где. А пока запомните мое имя, до завтра оно принадлежит вам. Мужчина страстно хочет, чтобы она с ним говорила, но она не говорит. Судорожное дуновение враждебности. Гусиная кожа на поверхности водах. Она просто как холодная пещера, эта женщина. Может, она богиня? Осенние птицы, явно покинутые своим творцом-производителем, оглядывают землю сверху, кровавые нити тянутся из клювов. Женщина смотрит на мужчину как на часть творения. Он обращается к ней, в глазах затаилась влага. Две лисы падают, сцепившись, касаются земли, превращаются в дымчатые комочки. Боль гонится за оленем, строит шатер для зверей, роет туннель для игры в прятки. Женщина туго завязывает платок под подбородком. Она не боится так далеко заходить в этом своем качестве (женщина), то есть не страшится необходимости исполнять эту должность. С самого рождения лучше всего на свете он знает это ущелье, мужчине это кажется необходимым утешением. Кора земли бугрится, в вечернем свете встает гора. Местность для этой женщины - театр. Лесорубы - это пехота и половые помощники (толпа торопливых, но обделенных). Безработные. Кому-то достанется этот выигрыш - безработица. Лиственничные стволы роями ос окружены. Обработчики стволов боязливой кучкой стоят рядом. Исполняя трудовую церемонию, они недовольно наклоняют свои туловища. Скоро кого-то из этой бригады уволят. Толпа свежевыученных лесорубов, вооружившись своим скудным инвентарем, которому еще явно далеко до настоящего инструмента, рассыпается по склонам. Вдоль федеральной трассы скособочились свеженькие сотовидные частные домики на одну семью. Односемьи вырастают в колонии, и для них опять нужно что-то строить, вот так и живут трудолюбивые пчелки! Сбитое машинами мелкое зверье цепляется за балконы, и кровь каплет на едва оперившиеся террасы. Сестра умирает как раз в таком доме, наполненном застойной тишиной. Если не работает хозяйка, то и никто не работает, потому что этот кто-то не может без мамы. Руки на коленях отдыхают, она ключ в замок вставляет, но больше не сгибается уже под тяжестью огромных вязанок хвороста со склона горы. Последняя трава вянет. Весь день на шоссе грохот. Хорошенький ежик окропляет асфальт. В палисаднике - свинцовая жизнь растений, то есть очень тяжелая. Дети, бледные как привидения. Но мечтают завоевать все спортивные кубки! Такой свихнувшейся окружающая среда просто не может быть! Витрины ломятся от жестяных орнаментов, точно так же, как земля от тяжелых металлов. Ученики, эти жестяные погремушки, против воли тащатся к местам своей учебы. Отец: инвалид и служащий местной администрации. Мать одета и покрыта на кухонной скамье - и на том спасибо! Опасаясь рака, ни один сосед не приходит к ней с утешениями. Болезнь заразная! Внутри сестры множатся дочки многочисленных опухолей, в серванте - кубки за лыжи, эту основу экономической мощи. На курорте в Тобельбаде одна дама из каринтийского Филлаха проходила курс лечения, отца ей больше никогда не доведется полечить. Служащий местной администрации и придорожная торговка из Филлаха, то есть эта дама, составляют величественную пару людей. Вода поступает из крана. Никакой поддержки не оказывает этот мужской кран в образе административного служащего умирающей жене. Короткий звериный всхлип, внимание. Сестра умирает и ни о ком не заботится. Никто не проявляет к ней больше никакого внимания. Сестра сейчас плачет. Мухи гадят на оконные стекла. Ток бежит по проводам. Сестра умирает. Она сидит в своей оболочке из болезненного жира, на нее смотрят лыжные кубки, дети не смотрят на нее вовсе. Эта дама из Филлаха так активна, так оперативна, так привлекательна! Для начала отправляется с детьми кататься на лыжах, чтобы хоть кто-нибудь катался хуже, чем эти чемпионы. Она даже вымыла волосы, постригла их и сделала укладку. Она самостоятельна в своей одержимости табачной торговлей, она не бросает свой ларек, скорее она бросит мужчину, который ждет где-то там. Она образцово-показательная. Она сердечная и обаятельная. Режиссура австрийской табачной индустрии доставляет ей хлопоты, как и многим другим мелким торговцам. Вода вытаскивает форель из-под камней наверх. От сестры вскоре ничего не останется, кроме горы трупных остатков. Дамочка из Филлаха избегает барышень и девушек, которые моложе ее. Она никогда не встает с ними рядом. Служащий местной администрации нашел в ней партнершу равной себе весовой категории, только вот она оказалась немного старше его. Поверхность дамочки из Филлаха уже приобрела легкую зернистость. Неужели она, эта баба, - венец творения? У мужчины благодаря этому появляется возможность на что-то претендовать, и сегодня, в этот изначальный день, он о своей претензии может заявить. Всё как всегда. Эта женщина в деревне - указатель, на котором ясно написано: моя! Снег столь же терпелив к лыжам, как вы - к плате за подъемник. Лесоруб кубарем откатывается в сторону, видя бегущего лыжника. Ему всегда приходится уступать место, когда накатывает превосходящая сила. Лыжники и лесорубы олицетворяют два темных, непонятных мне принципа труда. У тех и у других один враг - природа, эта мимоза. Супружеские обязанности муж теперь не исполняет - боится. Для этой собственницы табачного ларька я - всё на свете, она и всю наличность мне готова отдать, вот как дело-то обстоит. А для моей умирающей супруги я по большей части всего лишь номер два (олицетворяю для нее силы судьбы) и в каком-то смысле выгодная рабочая сила. Но в кои-то веки надо ведь и на танцы сходить. Только не со мной! Одна работа, и никаких развлечений с этой смертельно раненной домашней скотинкой, а так нельзя. Тобельбада курортная сила нас объединила, здоровье - наше величайшее достояние, и мы им теперь вновь овладели - я и дама из Филлаха. Курортные тени пробегают там по цветочным клумбам. Сила умирающих озаряет стены в комнатах, кому нужны там мои помои. Для моей жены ценность представляли только дети дети дети. А мне приходилось эту ценность оплачивать. Проходить медицинское обследование у доктора она не хотела. Она не могла позволить этому господину залезать к ней снизу и копаться там. Его равнодушные взгляды не должны бегать по ее внутренностям, как наши любимые лыжники - по снежной глади. И на финише он лучший, и в училище, и во всем земельном округе среди ребят своего возраста - пусть кто-нибудь попытается повторить такой успех! Господин доктор, ведь эта земля - она как будто живая. Моя дорогая филлахская подружка, я гляжу, ты неплохо нас обихаживаешь. Окровавленных святых нашей общины из окна ночного поезда не разглядишь. Вы ослепнете от обилия страданий, которые здесь увидите. Нашей маме приходится умирать в окружении кубков, ну надо же. Успех и поражение радостно ограничивают наше существование до самого конца. Хорошо все, что хорошо кончается, так, что ли? Только несчастный случай может освободить человека от ежедневного труда. Погода разбушевалась. А филлахская красотка не стушевалась, она опять заскользила довольно бодро, у нее есть духовная опора. Но пусть побережется, мой сын скользит в десять раз быстрее этой выскочки! Правда, только по снежной поверхности. Я умираю, дети, что дальше-то будет? Умный совет сейчас на вес золота. Дамочка из Филлаха в этом отношении совсем другая. Сначала - дело. Мы поженимся. Муниципальный служащий по-прежнему не может пока повернуть свою жизнь по-другому, но он нашел себе жену на всю ту жизнь, которая начнется, когда жизнь его первой жены закончится. Молодой человек - брат умирающей, и он стоит там, в ущелье, как прикованный к месту. Возле "рейндж-ровера" - женщина, на голове у нее платок, вот и всё. Он поможет им немного, там, в охотничьем домике, от этого его работа никак не пострадает. Я безработный, признаётся он. Безработный посреди природы, среди этого ядовитого развлечения, этого жестяного (и потому неподвижного) пространства. Отправлюсь-ка я на недельку в охотничий замок, - кто его знает, народятся ли у моей сестры новые дочки-опухоли в печени, в лимфатических узлах. В ее помутившемся мозгу, где живет телевидение, пока не включен телевизор. Другая молодая женщина с восторгом рассказывает о красотах в одеянии гор. Во всей полноте и разнообразии гнездится природа на каждой ветке. Некая сестра умирает естественной, но все равно огорчительной смертью. Озадаченная счастьем молодая женщина вырастает прямо из кучи булыжников, и люди в ужасе бегут в свои дома из искусственных материалов, непроницаемые для воздуха. Внешне молодая женщина такая, какой кажется, но нельзя забывать о ее должности! Она такая важная! Здесь покосившиеся от ветра невинные строения часто именуют себя домами, хотя никакие это не дома. Кованое железо, кора и кустарная деревенская резьба по дереву. Отбирайте у природы только натуральные строительные материалы, будьте так любезны! Панорамные окна верхнего этажа неумолимо следят за лесорубом и за женщиной, хотя видно отсюда неотчетливо. Эта женщина никогда бы не попала в прокатный цех, разве что на экскурсию. Она никогда не видела по телевизору американские семьи, потому что она же сама - телевидение! Купили сестре новое одеяло из чистой шерсти, а она его уже замарала. Фу, не могла поаккуратнее. Искусственные миры на картинках, которые тоже сделаны искусственно (но без тени искусства). Дети впиваются зубами в пластиковые лепешки.
Кто-то просто жует деньги, другие терпеливо начищают до блеска кубки, лица. Деревья на четырехцветных плакатах. Прореха в искусстве. Разве нет? По высокогорному плато, блея и мыча, беспорядочной кучей тащатся стада. Альпинисты, сведущие в защите от холода, заливают в канистры специальную морозоустойчивую жидкость. Один ест бутерброд с колбасой и выглядит озадаченно. Как-то раз моя сестра включила инфракрасный гриль. Грубые сапоги растаптывают капканы для лис и лису вместе с капканом. Сосед практикуег сегодня то, что ему прописали и написали на листке бумаги: практическую любовь к ближнему - так, кажется, это называется за границей. Волшебная рука раскрывает рану. Перелом кости неминуемо приведет вас на курорт в Тобельбад, где на гимнастике только искры из глаз полетят от боли. Поэтому мы туда и едем. А если у вас опухоль или вывих с отеком - все равно вам лучше не станет. Смеяться, несмотря на раны, - нет, это будет очень странно. Из трещин в раны больного брызжет гной - разве сегодня кто-нибудь соблюдает стерильность? И зубы филлахской красотки, этой усердной женщины, тоже когда-нибудь сгниют. Ее высокоприбыльный ларек сегодня уже облез, он лысый как колено. Груди у нее никогда не наполнятся (и не наполнялись раньше) детским питанием, дело для нее всегда было важнее. Бедных несушек насилуют. В них кое-что принудительно запихивают, а ведь они - юдоль Господня, как принято считать. Зачем такой искусственный домик для таких естественных вещей? Дерьмо валится в специальные дырки, а потом заражает один водоем, за ним - другой. Крестьяне вываливают навоз в реку, вот такие они у нас непутевые, нет, вы представляете? Каждый без разбору выплевывает свою легочную слизь, результат досужих размышлений, прямо на чистую дорогу. Ребенку такая зараза пользы не приносит. Лыжные гонки привлекают целый поток зевак. Дикие вопли, господи, по этому потоку спокойно корабль можно пустить в плавание. Телепередачи смотрят совсем другие дети, которые понятия не имеют о свежем воздухе (он у них всегда есть). Прибегая к чужим истинам, к стыдливым приукрашиваниям - так живет крупный скотопромышленник! Во всяком случае, совсем не так, как живем здесь мы. Муниципальный служащий имеет слишком большое пристрастие к бутылке, филлахская красотка этого не потерпит, ох он у нее получит по первое число! Телевидение рисует приукрашенную картину, крадет рабочие часы из закромов природы и назад не возвращает. Все поголовно, кто родился, по мере возможности заглядывают в газету. Что новенького? Рядом с больничной кроватью - тумбочка, этот ликующий крик нужно сначала постараться приспособить к ландшафту, и только тогда он зазвучит. В этой местности царит природа. Послед прямо из животов прыгает в модные высокие детские коляски. Он громоздится горой под одеялом из кровяной колбасы, процент хлопка можно обнаружить только через лупу. Из выхлопной трубы матери рождается смутный образ ребенка и его отца (то есть облик отца, этого алкоголика и курильщика со стажем, уже сейчас запечатлелся в чертах его лица). Все свои украшения ребенок получит только в кассе. Получит свидетельство о рождении, формуляр, формулу жизни. А потом хлынет многочисленная поросль природы - оцените, сколько я их всяких знаю: камнеломка таволга альпийская роза мышиный горошек туполистный проломник пирамидальная дубровка двулистник гнидник сердцелистная шаровка альпийская ромашка черноокаймленная хризантема вульфения ластовневая горечавка чертополох альпийская крестовая трава горная рута. Молодой человек так и стоит до сих пор в ущелье на тропе. никуда не делся. В совсем юном возрасте он взвалил на себя гнет принудительной женитьбы из-за наметившегося ребенка. Дети сестры оставляют отпечатки своих ног на местах учебы уже сейчас. Но они все будут раздавлены - столь коварна иногда бывает природа. Столь неосмотрителен заправляющий ею господин и учитель. С каким удовольствием избавляется он от специалистов с дипломом, платить которым пришлось бы больше. Дети лесоруба пока еще учатся в начальной школе. Они ушли молчаливо, усыновленные лесником. Словно воздушные змеи, летят теперь эти дети навстречу леснику, орошая его резиновые сапоги едкими слезами радости. Великолепные арабески над автомобилем, забравшимся в дальние края. Двое пиявко-образных детей на шее у лесника; подумать только, бросили весь этот игрушечный хлам и полетели к новому хозяину. Скульптурный профиль лесника пока погружен во мрак. Родной отец тем временем не решается последовать приказу. Характером он слаб, а в лесу силен. У детей ядовитый лимонад скоро из ушей потечет - сколько они хотят, столько он им и покупает. Пока их тошнить не начнет. Ну кто сейчас носит нарядные туфли-лодочки, вы - нет! Какой-то турист бесплатно выходит на всеобщее обозрение в тренировочном костюме. Он выбрал натуральные волокна, чтобы они ему льстили. Но к искусству этот человек никакого отношения не имеет. Приказ любить исходит от природы, и для его исполнения нужна максимальная ловкость. Ибо: питание можно обогатить ценными укрепляющими веществами! Пока вы не совершили ошибку. И тем не менее иногда кое-кому хочется, чтобы природы не было. Потому что она кажется этим людям слишком большой. К счастью, существуют вечерние телепрограммы. Охотница женского пола, которую это не интересует, стоит возле "рейндж-ровера", ее вырывают из ландшафта; на этом месте остается дыра. Через некоторое время ландшафт заполняет дыру позади женщины натуральными материалами. Итак: ее драгоценный объем необходимо заполнить ландшафтом, а не человеком. Человека здесь было бы недостаточно. Она - не произведение искусства. Мужчина расходует краденый строительный материал. Тем самым он разрывает свою связь с природой. Но в самый неподходящий момент природа снова стучится в дверь, хочет продать свежие яйца. Зверей, населяющих этот ландшафт, часто убивают. Для этого их и выращивают. Что связывает эту женщину с той землей, на которой она стоит? Совершенно верно, охота. Новое поколение по-прежнему неизбежно подрастает. Одних отстреливают, другие гибнут сами. Гостя на широкую ногу угощают мясом из общей миски. Хоть раз побывать в гостях у главного охотника, этого миллионера, владельца универмагов. Это было бы неплохо. Можно было бы тогда взглянуть сверху вниз на этот вид. Женщина, что возле внедорожника, знает имена всякого зверья да птиц. Она и другие имена хорошо знает. Она старается оставлять оленей в живых. Сама-то она ведь тоже живет. Пальцы ног у нее скрыты под ботинками, которые никогда не теряют форму. Она приказывает, кому жить, а кому нет. Так оно и случается! Из глухих охотничьих углов доносится стон зверья. Скулит барсук. Выполнить для хозяйки - госпожи Айххольцер - легкую природную работу ради жизни и пропитания, которую пожилая женщина сделать уже не может. А он очень даже может. Обузы вымученно улыбаются с плеч того, кто взвалил их на себя. Природа в старости становится обузой. Можно растоптать жабу, если под ноги не глядишь. Тритона, найденного в гроте, переворачивают на спину и истязают, тыча в него палкой. Орнаменты отражают природу бессмысленным образом, человек в своем натиске заходит слишком далеко. Природа насмехается над любым описанием себя. Только привокзальная площадь спланирована более-менее естественно. Товарный вагон для скотины товарищ понадежнее, чем ее натуральный владелец (но не надежнее милостивого творца, который сделал все это для того, чтобы получить от свиньи на обед мясо попостнее), сельский труженик, - вы только посмотрите, как он разъезжает в своем дизельном "мерседесе"! Да, он тут. Пошатывается. Над сытными котлами природы склонились господа охотники, перед ними стоят стаканы. Эта женщина может предоставить защиту Божьей твари, не взламывая семи печатей. Она легко вторгается в природу, ворота в этот сад для нее распахнуты. А потом снова убирает руку из этого всемирного шоу (это всемирная перспектива). Она не ездит на автомобилях среднего класса, купленных на сэкономленные деньги. Ее не всегда узнают, но она здесь! Один рождается по нужде, другой - от жажды нужды (или жажды убийства?) у некоего арендатора. По замшелой стене этой женщины скользит веер лучей света и любви - то одно вспыхивает ярче, то другое. Живопись природы, как и природные гроты, говорит она лесорубу, достигла вершины своего расцвета, когда техника уже приступила к уничтожению природы. Настоящее предприятие начинается с приобретения пакета акций! Прежде чем с уст слетит первый ликующий возглас, вам придется пройти испытание охотой. Только тогда можно грязнить природу, издавая звуки, подобно тому как загрязняют ее люди. Нельзя просто так что-то взять и выбросить. Придут звери, которым очень не нравятся поздние покосы, из-за них они сена лишатся напрочь. Полюсов всегда два, в любви так дело и обстоит. Сыновья природы, вырвавшиеся из-под ее ига, потеряли теперь всякий контроль над собой. Они палят без умолку, цепляются за внутренности, за окровавленные покровы своих животных жертв. Они ползают на коленках перед романтиками. Собственными ручищами сталкивают мертвые туши со скалы. Корни волос утыкаются в череп, находящийся прямо под ними. Какой-то охотник с душой художника нацепляет на голову золотую корону. Он падает вниз в мантии из пылающего пламени. Сгорает, бормоча. Ручеек, да вот же он! Опять из невесты выпадает детский трупик. Слишком рано радовалась, слишком рано обручилась. Кувырком летит лисье отродье, оглохнув от царапнувшего слегка выстрела. Шмякнулась рядом! Как все мы. Универмаг, шутя и ласкаясь, льнет к своей любимой продавщице. Бледные джемпера с пастельной радостью скачут ей навстречу. Рвота тонкой, как рыбья кость, ниточкой тянется по вязаному акрилу. Руки продавщицы, изъеденные холодом маленького захолустного городишки (никто никого не знает, каждый одинок - так, помимо всего прочего, говорится в одной песне), тычут хозяйке акриловым флажком прямо в титьки. На этой неделе - мощная распродажа джемперов, а на следующей то же будет твориться с домашней утварью - вечный круговорот превращения цен, покупайте сейчас, платите сразу! Природа конвертируется в урода.