Шанс дождливого безумия - Глеб Соколов 7 стр.


***

Вечер в разгаре, – давно Алексей не чувствовал такого подъема. На столе стояла бутылка водки. Три четверти с Татьяной уже "убрали". Оставшееся – греет душу: значит праздник не закончен. Капусточка, огурчики, ветчинка, – какая неожиданность. Шел на пару раз по-быстренькому, пока подруга не вернется, попал на угощение.

"Захмелел, ой захмелел! – отметил Алексей. – Да что там... Можно!" Не хотелось держать себя в руках. Напротив – отдаться безвольно обстоятельствам, не думать о доме, завтрашнем дне, Мкртчяне.

Перед водкой было пиво. По большому счету, этого пить вообще не стоило. Но... Вошел в квартиру, там – Татьяна и еще одна довольно симпатичная бабенка. Та самая подруга, хозяйка дома. Первый раз видела, а смотрела на Алексея ласково. Сразу понял – понравился. Уходить подруга не спешила. Наоборот, – вернулась из кухни с холодненьким пивком: вот, мол, от себя выставляю, не желаете?.. Вообще-то на столе уже все было – и водка, и закуска, – Татьяна расстаралась, принесла из дома. Так что пиво выходило сверх программы. Загодеева от него отказалась: "Не переношу! Благоверный мой, стервец поганый, им слишком увлекался!"

"В прошедшем времени, как о покойнике, – порадовался Алексей. Впрочем, понятно: разводятся..." А вслед, глядя на нежно улыбавшуюся ему Татьянину подругу, почувствовал, как сердце забилось от неожиданного, сладкого своей невероятностью, предположения: "Может, удастся раскрутить ситуацию на "бутербродик"?! Очень вкусный бутербродик: Татьяна сверху, подруга снизу, он, Алексей, сзади, чем черт не шутит?!

– Пивка! Конечно же, пивка! – с радостью согласился Алексей. Главным образом, чтобы составить компанию Татьяниной подруге, – поддержать ее инициативу.

– Татьяна, ты вообще-то объясни подруге, что я не всегда выгляжу таким бегемотом, как сегодня. Просто на днях с велосипеда упал... – пошутил он. Впрочем, похоже, битая физиономия гостя подруг не шокировала. В их среде подобное не вызывало удивления.

– Знаем, какой у тебя велосипед, – откликнулась подруга, подавая к пиву стаканы. – В кепке ходит, "Казбек" курит. Танька раньше на нем ездила...

– Ну, бабы, вам палец в рот не клади! – только и мог сказать Алексей.

Очень быстро прикончили с десяток бутылок пива. Допивая последний стаканчик, Алексей неожиданно понял, что впервые в жизни пьет за счет женщины: это понравилось, захлестнуло теплое чувство. К Марине, – так звали подругу, – к Татьяне. Подумалось: простые, полуграмотные девахи, а душа есть! Не то, что у некоторых, помодней да поинтеллигентней, которые норовят из тебя в ресторане последний рубль выжать... Потянуло на откровенность. Уже раскрыл рот признаться: покоя не дает вся эта история с Мкртчяном. Шутка ли, он – неполноценный мужик! Да знала бы Марина, какой он мужик. Не верит, пусть хоть у Таньки спросит. Вовремя одумался... Вместо откровений рассказал анекдот. Бабешки заржали. "Кобылки мои ненаглядные!" – подумал Алексей и смачно поцеловал обеих в сжатые губы. Татьяна ничуть не приревновала. "Умная баба!" – оценил Алексей...

...Сидели уже два часа, почти допили водку. Кинув взгляд на стереорадиолу, стоявшую в одной из ниш мебельной стенки, он осведомился:

– Музон не фурычит?

Хотелось повеселиться более шумно. В кои веки бывает легко на душе!

– Почему не фурычит? – словно обидевшись, произнесла Марина. – Каждый день слушаю...

Подошла к стенке, нажав кнопку, зажгла на радиоле красный огонек, поставила диск. Пьяно покачиваясь, направилась то ли на кухню, то ли в туалет.

"Не сыпь мне соль на рану!.." – вдарил из колонок голос Добрынина. Ручка громкости стояла почти на максимуме.

– Падла!.. Оглохнешь тут... – Татьяна поднялась и увернула звук, вернулась к дивану, плюхнулась на колени к Алексею. Тот аж крякнул.

– Побалуемся?.. – предложила молодая женщина и ласково провела рукой по его всклокоченной шевелюре.

"Вот оно, началось! – возликовал про себя Алексей. – Сейчас из туалета вернется Маринка и тогда подружкам от "бутербродика" не отвертеться!"

– Ясное дело! – ответил он. – Когда мне хорошо, хочу сделать приятное всем окружающим...

– Сейчас сделаешь, – Татьяна вновь встала. Расстегнула пояс платья. Шумно вздохнула, потянулась, потерла ладонью живот, – видно, пояс был туговат. Повторила:

– Сейчас сделаешь... Пойду, нужно... Пока раздевайся...

Ушла, прикрыв за собой дверь.

"Не говори навзры-ыд!" – неслось из колонок. Шлягер был длинным.

Алексей поднялся и прибавил громкость. Он любил слушать музыку громко. Начал раздеваться: скинул пиджак, снял и небрежно бросил в сторону кресла брюки. Промахнулся, брюки упали на пол.

Когда обернулся, на пороге комнаты в ярко освещенном дверном проеме стоял милиционер...

– Нарочно, гад, погромче сделал!.. Чтобы никто не слышал, как она кричит! – визгливо произнесла высунувшаяся из-за спины офицера милиции Марина.

Милиционер тяжелым взглядом посмотрел на Алексея. Не поворачивая головы к хозяйке квартиры, строго произнес:

– Ладно, гражданка, подробности письменно изложите! Помогите лучше потерпевшей...

– Я сейчас... Сейчас! – продемонстрировала рвение Марина, но с места не двинулась.

Алексей, как зачарованный, смотрел в серые, полные ненависти милицейские глаза.

– Ну что, подонок, изнасиловал бабу?! – угрожающе, спросил офицер.

В эту секунду Алексей подумал, что у стоящего напротив него человека обязательно должна быть юная, очень красивая дочь, которая частенько возвращается поздно вечером домой по темной улице. И от этой догадки Алексей испытал не просто страх, – животный ужас. Ноги ослабели. Не робкого десятка, никогда не испытывал столь унизительного и черно-безысходного чувства.

– Сдается, Юрий Викторович, нет, – раздалось в коридоре. – В последний момент вырвалась...

– Точно, вырвалась!.. Не иначе, как в последний момент. Сразу перед тем, как вы вошли! – вновь закликушествовала Марина.

– Да помолчите! – не выдержал офицер. – Черт знает, кого в дом приводят. А потом срывайся, беги... Звонят, черт побери!

– Так я чего, так он пьяный, угрожал, полез... – начала со слезами в голосе оправдываться Марина. В роль вошла хорошо. Бабенка явно не без способностей.

– С-суки! Врут они! Шантаж! – неожиданно для себя самого, не своим голосом вдруг закричал Алексей, дернулся в сторону милиционера. Ярость душила. Себя он уже не помнил...

В следующую секунду оказался на диване с заломленными за спину руками, придерживаемый офицером. В комнату влетел второй офицер. Вошел, потирая руки, третий милиционер. Похоже – водитель "Уазика".

– Отпустите, – проговорил Алексей, мгновенно придя в себя. – Отпустите, я же не чокнутый, чтобы с вами драться. Штаны-то хоть дайте одеть!..

Реплики, произнесенные им лежа на диване лицом вниз, сдавленным голосом, не произвели на милиционеров никакого впечатления.

– Начинай оформлять протокол! – приказал старший офицер, державший Алексея, своему напарнику. – Запиши – оказал сопротивление...

Алексей прикрыл веки – перед глазами плыли круги. Он отказывался верить в реальность происходившего.

Неожиданно он вновь дернулся всем телом, – на помощь офицеру тут же подскочили оба милиционера.

– Вы что, совсем не соображаете?! Кому верите?! – кричал Алексей. – Изнасиловал! Да что ее насиловать?! Она же первого попавшегося мужика с улицы приведет и еще заплатит ему! Меня опоили! Я корреспондент газеты! Шанта-аж!

Стражи порядка отпустили его, расступились. Алексей, обмякнув, остался лежать на диване. По щекам текли слезы отчаяния.

Старший офицер тем временем порылся в карманах его пиджака, извлек оттуда корреспондентское удостоверение. Раскрыл.

Тут в комнату вошла Загодеева: на лице – следы размазанной и, словно бы второпях, небрежно вытертой краски для век. Одной рукой молодая женщина придерживала разорванный, якобы во время борьбы, рукав платья. В другой руке – лист бумаги.

– Вот нате, заявление об изнасиловании...

И в сторону Алексея:

– Об условиях труда он пришел расспросить, гад!..

Алексей поднялся с дивана, принялся надевать штаны. Голова теперь работала четко. Вернулось самообладание. Застегивая ремень, сказал милиционерам:

– Прошу отметить в протоколе, как быстро Татьяна

Загодеева пережила трагедию и даже оформила ее документально...

Дело было скверным: положение, в котором застала его милиция, заявление потерпевшей да свидетельство Марины лежали на чаше весов тяжелой гирей. Чтобы заставить склониться их в другую сторону, придется побороться...

Страха не осталось. Панических мыслей, вроде "Пропал! Погиб!" не возникало.

Ясно было одно – он с ног до головы в грязи.

А может, был всегда?..

***

За несколько мгновений до того, как двери троллейбуса должны были закрыться, профессор выскочил на остановку. Неотступно следовавший за ним человек не растерялся и сделал то же самое. Створки захлопнулись, машина двинулась дальше, а двое, – преследуемый и преследователь, – оказались на пустой остановке в метре друг от друга. Теперь у профессора не оставалось сомнений: грубая слежка, которая велась за ним все дни, имела одну цель – запугать, заставить прекратить расследование, которое вел. Ведь иначе агент наружного наблюдения не смотрел бы ему в глаза с наглой улыбкой, будто предупреждая: "Доиграешься с огнем! Прихлопнем, как муху!"

Тем лучше, подумал он: в такой ситуации и у него есть возможность припугнуть их! Пусть не надеются на беззащитность противника.

– Эй, ублюдок! – обозвал профессор ухмылявшегося наружника. – Передай своим...

– Нашим... – вновь не растерявшись, скалясь перебил тот.

– Уже не ваш! – отрезал профессор. И, в свою очередь, язвительно улыбаясь, добавил: – Да и вы теперь не их...

Вячеславу Борисовичу показалось – агент вздрогнул: сказанное было истиной. В глазах наружника промелькнула тень страха.

– Так вот передай: я вычислил тайну. Собрал достаточно доказательств. Разоблачение ужасов собрано в тетради. Копия – уже за границей. Тронете меня – вам конец!

При этих словах агент отпрянул. Он больше не старался скрывать своего страха. Профессор же, казалось, напрочь потерял интерес к преследователю, – спокойно засунув руки в карманы пальто, повернулся на каблуках и, насвистывая под нос какую-то веселую мелодию, пошагал прочь.

В сторону бульваров.

***

Щекотливое дело – расследование попытки к изнасилованию. Экспертиза стопроцентно не докажет истинность заявления Загодеевой, но и не опровергнет его.

Подписка о невыезде – такую меру пресечения на период следствия избрал капитан Иванченко для молодого корреспондента.

Странное дело, странный подозреваемый: для человека, который решил овладеть женщиной, такой доступной, как Загодеева, при помощи силы, слишком умен, хладнокровен и осторожен. Иванченко навел справки, – Загодеева, по наблюдениям соседей, действительно увлекалась мужчинами на стороне. Громкие, разнузданные сцены ревности, устраиваемые ее мужем, тоже простым рабочим, были известны всему дому. Итак, умный, интеллигентный, с хорошим материальным и социальным положением и вдруг... Противоречие необъяснимо, если только...

Милицейский "Рафик" резко притормозил, – Иванченко качнулся вперед и вернулся из мира мыслей в реальность. Остановились. Гаишник жезлом регулировал движение на узком участке шоссе. Встречную полосу загородили пять столкнувшихся, как куски мяса на шашлыке, легковушек. Две – лоб в лоб, при обгоне. Их водители, очевидно, погибли, – на обочине стояло три амбулатории "скорой помощи".

Остальные три не успели затормозить и ударили сзади.

Мимо столкнувшихся автомобилей поехали медленно. Глядя на искореженные "Волги" и "Жигули", Иванченко обвинял погоду: дождь, легкий туман, темная, беззвездная ночь. Из-за низкого давления у него неприятно ломило виски. В такой день серьезная авария не удивительна!

Вообще последние недели для милиции стали хлопотными. На участке Иванченко в парке на поверхность пруда всплыл труп женщины. Тело сбросили в воду, привязав к шее смывной бачок от унитаза. Экспертиза показала – перед тем, как убить, женщину изнасиловали. Причем садистски.

Другой случай: молодой мужчина, угрожая ножом, загнал на чердак шестнадцатиэтажки молоденькую девчушку. Изнасиловал ее. Пригрозил: знаю твой адрес, заявишь в милицию – убью. Мать еле вырвала у дрожавшей в нервном припадке дочери признание. В милиции та дала нечеткий, бесполезный для розыска словесный портрет.

Иванченко знал: мрачные преступления маньяков – из самых нераскрываемых. Действуя вопреки логике нормального человека, маньяк порой неуязвим. Ведь раскрытие преступлений основывается на знании мотивов поведения здорового человека...

Противоречие в деле молодого корреспондента было необъяснимым, если не заподозрить в нем кровожадного, жестокого маньяка, "засветившегося", когда меньше всего боялся разоблачения. Рассчитал: у жертвы нет достоинства, будет молчать...

Стоит изменить меру пресечения? – спросил себя Иванченко. – Не случилось бы новой беды...

***

Алексей вернулся из милиции домой: никого, в мойке грязные тарелки. Поначалу не придал этому особого значения. Голова тяжелая, во рту горько и сухо. Подставив лицо под кран, хлебнул водички. Впервые в жизни не хотелось сопротивляться, – завалиться на диван, уткнуться лицом в подушку, не рассуждать, какой стиль поведения выбрать на следствии.

Жить не хотелось... Наконец-то сердцем понял смысл этой, множество раз слышанной фразы. Напрашивалась идея: нынешние дождливые дни – сплошная ловушка. С тех пор, как наступили, успел лишиться уверенности в мужской полноценности. Сегодня потерял себя.

Всякое бывало: били, угрожали, принуждали, – он только усмехался. Иного не заслуживали запоздалые попытки его жертвы вернуть утраченное достоинство, взять реванш. – Издержки интересного дела, – получая удовольствие, сносил и их. Но сегодня... Сам стал жертвой. Невероятно! Все равно, что мышка съела матерого кота. Матерый кот! Ничтожество! Кандидат на нары!

Вот когда по позвонку вновь пробежал холодок...

От входной двери донесся мелодичный, под трель соловья, звук – пришла Вера. Алексей вскочил с дивана и поспешил в коридор. Не хотелось оставаться наедине с мыслями. Возвращению жены обрадовался.

. Впервые за долгое время хотелось, чтобы она просто была рядом...

Он инстинктивно отпрянул от двери, хотя разумнее было навалиться плечом. Противник воспользовался моментом и успел всунуть в образовавшуюся щель грубый ботинок. Первый раунд Алексей проиграл до обидного быстро. Больше не чувствовал в себе агрессивности. Без нее не мог бороться. Оставалось уступить, – он распахнул дверь.

Вопреки ожиданию, удара правой не последовало. Алексей даже схватился за челюсть, словно проверить – не бредит ли.

– Чего таращишься?.. Небось, сразу узнал! Выйди, потолкуем, – у Татьяниного мужа и троих, стоявших за спиной, дружков, уверенности было, хоть отбавляй. Странно, подметил Алексей, в глазах не было ненависти. Пришли не мстить. Он снял с гвоздика ключи, сунул в карман, вышел на лестничную клетку, прикрыл дверь.

– Поговорим... – согласился безразлично, но в эту минуту испытал прилив сил. Апатии, как не бывало. Мозг четко перебирал варианты. Дурацкая особенность – уметь вовремя встряхнуться. Ведь после наступит более беспощадная хандра...

Молча поднялись на половину лестничного пролета. Дружки напирали, – рослые, касались лица Алексея мохнатыми шарфами. Кисти сжаты в кулаки, на лестнице заняли устойчивые, выгодные положения. Старались подчеркнуть: любой выверт с его стороны – не пожалеют... Набрались где-то опыту, сволочи!

– Влип, интеллигент? – вопрос Татьяниного мужа не требовал ответа.

– Уж ты, со своей б... постарался, гнида, – оскорбляя, Алексей был спокоен, – наказания не последует. Не за тем пришли.

– Короче, Склифософский! – лицо Татьяниного мужа стало жестче. – Хочешь выйти сухим из воды – гони бабки! Передашь нам "кусок", моя жена заберет из милиции заявление.

"Недорого берут", – подумал Алексей. Учитывая, что со жлобами, блокировавшими его сейчас на лестнице, тоже придется делиться, счастливой рабочей семье достанется не так уж много!

– Советую поторопиться, интеллигент... – муженек слишком напирал. Похоже, смелость – напускная. – День-два лягавые не начнут раскручивать всерьез. Заберет заявление – только спасибо скажут. Им меньше работы! Словно и не было ничего!

– Адрес запомнил, когда я на милицию у вас нарвался? – неожиданно спросил Алексей. Жлобы удивленно переглянулись.

– Хватит болтать! Не понял, с кем имеешь дело? – деланно свирепо рявкнул муженек.

Алексей откровенно усмехнулся ему в лицо – противник был слаб и начинал нервничать при малейшем отступлении разговора от намеченного русла. "Мелкая, подлая гадина! – подытожил впечатления Алексей. – Раздавить бы!"

Куда там! Заявление Татьяны представляло опасность. Предложение следовало принять. Поэтому Алексей произнес:

– Болтать ты мастер!.. Допустим, соглашусь. Но твоей б... и (унижать противника доставляло удовольствие) придется забрать у следователя заявление в моем присутствии. Пусть извинится передо мной и милицией. Мол, перебрала чуток...

Муженек задумался, глаза лихорадочно заскользили по стенам лестничной клетки, по фигурам дружков, по Алексею. Наконец, он ответил:

– Допустим, извинится...

То, что противник употребил его оборот речи, подсказало Алексею – инициативу в разговоре удалось перехватить. "Порядок!" – обрадовался он.

– Но бабки...

– Бабки после милиции! – отрезал Алексей. И попытался воздействовать логикой:

– Иначе, какой мне смысл?! Где гарантии, что второй раз не сыграете со мной подлянку?! Другое дело, – до милиции, в людном месте покажу – деньги при мне. После – передам тебе...

– Хитришь, гнида! За нос водишь! – не к месту встрял один из дружков, протянул руку: взять Алексея за воротник.

Алексей спокойным, уверенным движением отвел ее. Урезонил:

– Мне нет смысла хитрить, а у вас другого выхода...

Назад Дальше