Летние сумерки - Сергеев Леонид Анатольевич 9 стр.


- Откладывали на будущее. Жена ведь еще училась, и мы решили завести ребенка попозже, но… - Олег горько поджал губы, - потом было уже поздно. Да что мы в самом деле завели эту тему! - он улыбнулся. - Хотите расскажу, как я подрабатывал в одной конторе? Я вас еще не заговорил, нет? Это я разболтался, потому что мне с вами хорошо… Я тогда еще учился и днем по два-три часа бегал в контору, чертил дурацкие графики. У нас там был шеф - чудак. Как-то дал мне задание: склеить из бумаги простыню и вписать в нее таблицы. Корпел я над этими таблицами месяца два, склеил настоящего морского змея, он свисал со стола и тянулся через всю контору. Однажды кто-то шел мимо, задел и порвал половину. "Не буду, - думаю, - снова склеивать. Покажу ему и так". И знаете, шеф даже не заметил. Ему, оказывается, эти таблицы были и не нужны. Он просто загрузил меня работой… - Олег засмеялся и положил ладонь на руку Ирины.

Он держался спокойно и просто, в нем все было естественно, без всякого обмана, и Ирине тоже захотелось что-нибудь рассказать.

- А мой шеф ходит со слуховым аппаратом, - начала она, весело улыбаясь, - хотя все прекрасно слышит, представляете? А на собраниях он дремлет. Раз мне нужно было что-то ему передать. Я подошла, а он слушает музыку… От слухового аппарата провода тянулись в карман, а там был радиоприемник, представляете?

Они оба рассмеялись. Олег подсел к Ирине ближе, обнял ее за талию и кивнул на заходящее солнце:

- Посмотрите, какой закат, какое пиршество красок, какой неуемный цвет!..

Ирина взглянула на красное марево и вспомнила, как несколько дней назад тоже любовалась закатом. "Странно, - подумалось ей. - Он художник, а я секретарша, но у нас так много общего. А вот мой муж никогда не замечает красоты…". От запахов разогретой за день листвы, от прикосновений этого веселого и умного мужчины Ирине стало необыкновенно легко и бездумно. Она сидела и по-детски улыбалась, и только потом, когда они вышли из ресторана, она снова вспомнила про мужа и поджала губы. Он это заметил:

- Что случилось?

- Ничего особенного, - нетвердым голосом ответила Ирина. - Со мной давно ничего не случается. Я живу обычно… Работа, семья. Вот первый раз выбралась к морю.

- Обидно. А почему все так?

- Давайте не будем об этом, - в этот замечательный теплый вечер Ирине совсем не хотелось говорить о своем замужестве.

Олег обнял Ирину.

- Давайте зайдем ко мне. Посмотрите работы. У меня есть инжир. Вы любите инжир?

Ирина заколебалась, но потом подумала, что нет ничего плохого, если она взглянет на картины и на свой портрет.

- Только ненадолго.

В поселке было темно. Жара спала, но в воздухе все же ощущалась горячая тягучесть. Несмотря на поздний час, встречалось много гуляющих, и Ирине казалось, что все осуждающе смотрят на нее. Она понимала, что поступает неправильно. "Ну и пусть, - думала она. - Я всю жизнь поступала правильно, как надо, а может, поступать правильно не значит поступать хорошо", - какая-то новая, слишком разумная мысль мелькнула в ее отяжелевшей голове.

Олег снимал фанерную пристройку к дому на окраине поселка. В комнатушке был беспорядок: на кровати - махровое полотенце, на столе - инжир, сигареты, краски, на полу - ласты и трубка для плавания, и все стены были завешаны такими красочными видами моря, гор и натюрмортами, что у Ирины захватило дух.

- Очень красиво, - только и смогла проговорить она.

- А вот последнее, - Олег открыл этюдник. - Но пока эскиз.

На картоне у леса, освещенного солнцем, стояла женщина с сумкой. Женщина отчетливо напоминала ее, Ирину.

- Узнаете? - спросил он.

Расхаживая вокруг стола, Олег начал рассказывать о своей живописи. "Какой он хороший! - подумала Ирина. - Как любит свою работу!"

- Спасибо, что вы со мной, - Олег подошел к Ирине. - Сегодня рай в моем шалаше, - он вдруг обнял Ирину и приник к ее губам.

Поцелуй был таким долгим, что перед Ириной все закружилось и она закрыла глаза; ее руки вначале слабо сопротивлялись, но потом, сами собой, без ее воли, начали обвивать его шею.

Под утро он проводил ее, на прощанье еще раз поцеловал и сказал, что будет ждать на пляже в полдень.

Когда Ирина проснулась, было шесть часов утра, и к морю уже шли любители утреннего солнца - наиболее благоразумные из отдыхающих.

Снова начинался жаркий, безветренный день, такой же, как и предыдущие, но для Ирины этот день был необыкновенным - пока она одевалась и причесывалась, улыбка не сходила с ее лица.

В полдень Ирина пришла на пляж, но Олега там не было. Искупавшись, она легла на свое обычное место и стала нетерпеливо вглядываться в набережную.

Олег появился только к вечеру, когда она уже вся извелась от ожидания.

- Привет! - сказал, присаживаясь.

Ирине показалось, что он поздоровался как-то искусственно весело.

- А я прособирался, - объяснил Олег. - Мы с друзьями ночью уезжаем в Карадаг, дня на два-три, писать этюды.

Ирина опустила голову - ей казалось невероятным, что сразу же после их встречи он уезжает. "И почему не приглашает меня? - подумалось ей. - Что произошло? Почему он так переменился, ведь вчера все было замечательно?".

- Ты уже плавала? - обратился он к ней.

Ирине опять показалось, что он спросил это слишком спокойно. У нее даже возникло предчувствие - они расстаются навсегда. "Неужели он может просто так взять и уехать? - взволнованно подумала она. - Неужели я обманулась, и он только играл в хорошего, а на самом деле оказался ловким типом? Нет, не может быть! Он был таким искренним. И так хорошо рисует. Человек, который так рисует, не может быть плохим. Здесь что-то не то".

- Может, мне тоже окунуться? - произнес Олег в нерешительности.

- Ты вернешься? - она пристально посмотрела на него.

- Конечно. Я же еще должен дописать твой портрет, - на его лице появилась натянутая улыбка, отдаленное подобие вчерашней улыбки. - Пожалуй, лучше искупаюсь в Карадаге, а то еще нужно уложить краски и картон… Значит, до встречи через два-три дня. Не скучай! - безжалостно сказал он, чмокнул Ирину в щеку и пошел в сторону набережной.

Три дня Ирина ходила потерянная, все пыталась разгадать причину его неожиданного отъезда, все время мучительно думала: хороший он человек или ветреный? На четвертый день не выдержала и рано утром подошла к его пристройке.

На оконной занавеске висел сохнущий женский купальник. Ирина заметалась вдоль изгороди, вначале хотела ворваться в пристройку и крикнуть: "Негодяй!". Потом решила убежать к себе, собрать вещи и уехать из этого проклятого поселка, но неожиданно в пристройке раздался незнакомый мужской голос, и вскоре оттуда вышел молодой человек, а за ним - девушка. Они явно недавно приехали - были белокожие.

- Простите, а где Олег, художник? - обратилась к ним Ирина, еле сдерживая дрожь в голосе.

- Не знаем. Мы только что приехали, - разноголосо ответили молодые люди.

- Только чемодан распаковали, - доверительно сообщила девушка.

- Насчет художника спросите у хозяйки, - сказал парень. - Мы не знаем.

Хозяйку, полную круглолицую женщину в сарафане Ирина разыскала на винограднике.

- Уехал, - объяснила хозяйка. - Сказал: "Через два-три денька вернусь". Но я-то знаю этих художников. Они и на две недели уезжали. Они, художники, ведь все немного того, - она покрутила согнутым пальцем у виска. - То рисовал как одержимый - мне одну картинку подарил, то гулял как не знаю кто… Вещи оставил. Я их выставила на террасу и пока пустила одних… Когда приедет, устрою куда-нибудь. Разберемся… А ты ему кем будешь? Знакомая? А, ну понятно… Так что жди. Наша бабья участь - ждать. Я вон сколько своего жду. Как война кончилась, - хозяйка зашмыгала носом и отпугнула дроздов, которые усердно клевали лозу.

Ирина ждала еще несколько дней. "Как гадко так обманывать! - думала она. - И как я могла ему поверить?!". "Я должен дописать твой портрет", - вспоминала его слова, и обида и злость переполняли ее.

К концу отпуска Ирина сильно заскучала по дому, она поняла, что ее настоящее счастье там, а здесь была просто авантюра, глупость. "Дура, проявила слабость, - злилась она на себя. - Мой муж в сто раз лучше его. Спокойный, уравновешенный, не болтун".

В день отъезда Ирина в последний раз обошла поселок, в последний раз прошлась по набережной, спустилась на пляж и вдруг увидела его друзей художников - они понуро сидели у штабеля лежаков. Заметив Ирину, один из художников подошел к ней:

- Извините, кажется, это вы были с Олегом тогда в ресторане?

- Да, - торопливо произнесла Ирина. - А что?

- Он в больнице… Мы ездили в Карадаг на этюды… он сорвался со скалы… У него сотрясение.

В полной растерянности Ирина стояла и смотрела на пологие длинные волны с белыми вспышками пены - они накатывались на гальку и с шипением сползали назад, на пляже, как обычно, галдели отдыхающие и над всем огромным пространством кружили чайки.

Давно не виделись

Я за собой замечал не раз, что время от времени совершаю необдуманные поступки - сам не знаю, почему так получается. Взять хотя бы два случая, связанные с отдыхом у моря. Первый произошел в Гурзуфе, когда мне было лет тридцать.

В то время я представлял из себя настойчивого, решительного дылду с короткой стрижкой (на фотографиях тех лет моя голова похожа на горшок с кактусом) - дылду, который бурно волочился за девицами, особо не утруждая себя всякими церемонными ухаживаниями. Не желая усложнять свою жизнь, боясь привязаться, попасть в зависимость, я, бестолковый, относился к девицам небрежно, разговаривал нарочито-грубовато - короче, вел себя как последний эгоист с террористическими замашками. Но, странное дело, это не только не отпугивало слабую половину человечества, но даже притягивало (понятно, в основном я общался, не то что с легкомысленными, но с современными, раскованными особами), потому-то и сделал красноречивый вывод - в большинство женщин порок заложен изначально. Именно такой вывод и сделал - дескать, тут и говорить нечего.

Мой друг, с которым я отправился на отдых, наоборот, являл собой застенчивого романтика, с девицами был, до смешного, предупредителен и откровенен, в каждой находил что-то такое, что отличало ее от других; когда влюблялся - а это с ним случалось частенько - на него было жалко смотреть: он то впадал в глубокое уныние, то старался казаться равнодушным - что, естественно, выглядело по-дурацки, и я потешался над ним с нескрываемым торжеством.

Крым встретил нас жгучим солнцем и чистым небом - на горизонте виднелось всего два-три облака - и те, невесомые и розовые - откуда-то с экватора. Странно, но романтический розовый цвет, вернее, все его оттенки, окружали нас целые две недели, которые мы провели в Гурзуфе: розовыми были горы и дом с террасой, в котором мы сняли комнату - такие дома с нависающими над улицами террасами, есть в каждом уважающем себя южном поселке, они колоритная часть пейзажа, - розовыми были смоковницы и магнолии, и сочные вяжущие плоды инжира, и, конечно, розовые от загара приезжие девицы (у местных кожа давно приобрела медный цвет).

Разумеется, чтобы кадрить девиц, совсем не обязательно ехать на крымские пляжи - это можно успешно осуществлять и в Москве, и так же не обязательно отправляться на юг, чтобы почувствовать жару - она и в средней полосе бывает приличная, но море, южное море! Попробуй отказаться от него!

Что касается жары - в Крыму действительно было жарко, но не безумно жарко, а вполне терпимо - не то, что на Кавказе, где стоит сокрушительный зной - раскаленный воздух, помноженный на влажность, создает труднопереносимую парильню и от духоты нет спасенья; это не может не сказаться на умонастроении отдыхающих - они только и способны потягивать прохладительные напитки, да вести душещипательные беседы.

А сами кавказцы? Они еще более горячие, чем местный воздух. Их суета, неистовая жестикуляция, безумолчная говорильня не способствуют спокойному отдыху. Да и какой отдых, если на одну отдыхающую душу приходится сотня таких суетников?! Приезжих мужчин осаждают разного рода любители выпивки и трепа, а то и "голубые", женщинам просто-напросто опасно появляться без сопровождающих - наглые приставания в порядке вещей…

То ли дело в Крыму - жизнь течет размеренно, эмоции и страсти соответствуют климату, количество отдыхающих уравновешено количеством местных жителей, и эти самые жители предельно благовоспитанны (понятно, они, кроме всего прочего, преследуют и коммерческую цель - подзаработать за счет приезжих, но все же и преувеличенная вежливость лучше откровенной грубости). Ну, в общем, в Крыму чувствуешь себя гораздо свободней и комфортней, чем на Кавказе, особенно в Гурзуфе, в который достаточно съездить один раз, чтобы туда тянуло всегда.

Отдыхающие в Гурзуфе женщины делились на две категории: одни, демонстрируя бесстыдство, рассматривали пляж, как сборный пункт цивилизованных дикарей, пространство, которое следовало покорить, а вне пляжа, несмотря на расслабляющую жару, активно предавались любовным играм; другие вели себя несколько стесненно - для них пляж был всего лишь большой песочницей, где можно отдохнуть от семейной жизни и затянувшихся тяжеловесных романов, и при случае, если подвернется достойный партнер, немного легко пофлиртовать. Очень легко. Понятно - их невинные планы моментально рушились, как только появлялись такие, как мы с другом - неисправимый романтик и грозный обольститель.

Ну, само собой, мы были кое-какими личностями, занимались серьезной некрикливой деятельностью - иллюстрировали детские книги, даже с собой прихватили один текст и первую неделю совмещали кропотливую работу и интересное времяпрепровождение. Кстати, книгу мы сделали неплохо, во всяком случае, наши экспансивные рисунки выгодно отличались от холодно отделанных работ маститых мастеров. Повторяю без хвастовства - мы были в некотором роде личностями, то есть обладали определенным духовным запалом, который действовал на прекрасный пол безотказно, особенно на интеллигенток - наиболее уязвимых особ.

Через неделю, закончив макет книги, мы влились в компанию ленинградцев - трех молодых женщин и поклонника одной из них. Эта компания была неразлучна как связка бананов и на пляже держалась особняком. Мы расположились рядом и мой друг спросил у одной из женщин, которая читала книгу:

- Хорошая книжка?

Из под белой шляпки последовал вначале любопытный взгляд, затем лицо осветила приветливая улыбка.

- Хорошая? Книжка?.. Рассказы датских писателей… В прошлом году мы с Таней, - она кивнула на подругу, которая сидела поджав колени к подбородку и прищурившись смотрела на море, - были в Скандинавии. Это сказка…

- Сказка, - подтвердила Таня, но как-то вяло - возможно, разомлев под воздействием жгучего солнца.

- В Скандинавию надо съездить хотя бы для того, чтобы увидеть, как люди должны жить, - продолжала женщина с книгой. - Но остаться навсегда… нет. В ту жизнь не вписаться… В ней навсегда останешься чужаком.

Таня безучастно кивнула, продолжая смотреть на море.

- Вот именно. Несовместимость культур, - отозвался единственный представитель мужского племени в их компании - он обнимал третью женщину, клал ей голову на плечо, что-то шептал в ухо, а она млела от счастья. - И зачем отрекаться от языка, друзей? Ну, конечно, там прекрасно, но все чужое… В детстве даже перейти в другую школу - трагедия, а тут взрослому поменять всю жизнь…

Дальше разговор плавно заскользил вокруг темы эмиграции; мой друг принял в нем живое участие, я разглядывал Таню.

Она отличалась от подруг редкой грациозностью - и не показной, а естественной; я не мог не отметить, как она красиво сидела и как пластично шла по гальке к морю - худая, длинноногая, с маленькой грудью и прямо-таки точеной попой, и как, раскинув руки, входила в море, и как плавала, высоко держа голову над водой, а вернувшись, стряхивала капли и, присев на полотенце и откинувшись, подставляла тело солнечным лучам. Опытным взглядом я также отметил ее почти прозрачные глаза и большой пухлый рот - это явно говорило о повышенной сексуальности. Чтобы обозначить ее тип женщины, скажу - у подобных особ желания и страсти тщательно скрыты под маской застенчивости. Именно поэтому, ну и еще от палящего солнца, в первые минуты ее темперамент мне показался каким-то пригашенным. Даже когда она несколько раз поворачивалась в мою сторону и наши взгляды встречались, причем она надолго задерживала взгляд и смотрела с некоторым вызовом, но даже при этом ее заинтересованность выглядела какой-то тусклой. Я подсел к ней, и с обычным своим напором, особенно не оригинальничая, начал:

- Какая худенькая женщина. Страшно обнимать.

- А вам и не предлагают, - медленно ответила она, но тут же ее глаза округлились и я почувствовал - в ней началось тревожное балансирование; через секунду она произнесла уже с некоторым укором: - Но зря боитесь.

Я воспользовался ее призывом, обвил рукой узкую талию и она податливо наклонилась ко мне. Мы познакомились, назвав свои имена, и долго говорили вдвоем, отключившись от компании, и она уже проявляла всю свою искрометную эмоциональность. Прежде всего, не смущаясь, объяснила готовность упасть в мои объятия:

- …Здесь сплошные провинциалы, а уж лучше общаться с посредственным ленинградцем или москвичом, чем с самым респектабельным провинциалом. Один их говор чего стоит!.. А вас мы заметили сразу…

Во время разговора я даже не заметил, как мы перешли на "ты", но это доказывает - мы воспламенились, сразу потянулись друг к другу, сразу обнаружили родство душ, и спешили сблизиться.

Спустя два дня, ночью, когда наш роман уже полыхал вовсю, в минуту приятной усталости, прильнув ко мне, она сказала, что "изголодалась", поскольку у нее "давно никого не было" и призналась, что увидев меня, сразу "решилась на все".

Наши отношения имели протяженность в неделю, и контур этих отношений менялся изо дня в день. Я не знаю, что это было - любовь или что-то другое, скорее - эмоциональный порыв с ее стороны, душевное исцеление от одиночества, с моей - увлечение, которое грозило перейти в продолжительную связь. В минуты нежности женщины называли меня по-разному: Ленчик, Леонтий, Леонардо (это особенно звучало!), она звала меня Леонидик.

В тот вечер, когда мы познакомились на пляже, ленинградцы пригласили нас в открытое кафе на набережной, где по их словам "подавали приличное вино и играла приличная музыка" - там они бывали каждый вечер. Из того кафе открывался захватывающий вид на бухту и мой друг романтик прочувственно произнес:

- У меня такое впечатление, что моя душа уже здесь бывала в прошлой жизни.

Назад Дальше