– Ну, до свидания. Есть!
– До свидания.
"Показывает свою информированность, – подумал Максим о звонке Палыча, – но новости действительно поучительные. Пусть баи теперь побывают в шкуре тех, кого закрыли, пусть их родственники побегают по адвокатам, по всяким решальщикам. Ну а "Пью" на тюрьме "кикоз"!
Максим знал, что несколько лет назад Печенин втянул в крупную афёру известного подмосковного вора в законе, у него что-то не срослось и получилось так, что Печенин его кинул. Вор пришёл в бешенство и развязал на него охоту.
Максим не торопясь вышел из машины, зашел в здание ГУМа и сразу увидел со спины идущую далеко впереди Жанну. Максим ускорил шаг. Жанна как всегда выглядела эпатажно и сверхсексуально. Длинные прямые чёрные волосы доходили ей почти до низа короткой выше пояса коричневой дублёнки, расшитой серебряными гусарскими галунами, телесного цвета рейтузы трещали на соблазнительнейших формах ниже спины, высокие стройные ноги обтягивали коричневые замшевые ботфорты. Максим заметил, как многие на неё стреляли глазами, а некоторые мужчины даже оборачивались. Но Жанна на это как будто не обращала внимание. Она остановилась возле витрины одного из бутиков и рассматривала одежду на манекене. Максим тоже подкрался к ней сзади, протянул руку и слегка подёргал за кончики приятно пахнущих жёстких как грива коня волос. Жанна с улыбкой обернулась.
– Я так и знала, что это ты! – сказала она.
– Привет! – сказал Максим, с удивлением вглядываясь в неё. – Что у тебя с лицом.
– Что-что? Изменила форму носа, не видишь?
– Зачем, у тебя же был идеальный прямой нос?!
– Да, я сама уже пожалела! – вздохнув, сказала она с малороссийским акцентом, он у неё усиливался, когда она волновалась. – Захотелось сделать его чуть потоньше и поднять вверх.
– Ты с ума сошла?
– Сошла-сошла, как видишь!
– Не дают покоя лавры Майкла Джексона!
– Т-а-а-а-к, – протянула она. – Ты дразнишься!
Она переложила из правой руки в левую шоколадного цвета клач и кулачком в узкой кожаной коричневой перчатке, на которой мелькнули серебряные цепочки и замки, больно ударила Максима по плечу.
В это время на весь ГУМ прозвучало сообщение:
– Дежурный сантехник, срочно зайдите в женский туалет на первом этаже.
Максим и Жанна рассмеялись.
– Иди, тебя зовут! – сказала она с улыбкой, слегка толкнув его плечом.
– Принимается эта шутка. Счёт один-один.
– Что-о-о? – опять протянула Жанна. – Сейчас будет один-сто!
– Ладно, тебе нельзя горячиться, пойдём поужинаем. – Максим примиряюще и не без удовольствия приобнял её за талию. "Невозможно совладать с этой бабой" – решил он.
Идя рядом с Жанной, Максим чувствовал на себе завидующие взгляды мужчин.
Сидя за столиком, Максим не сводил взгляд с лица Жанны: "Надо же было добровольно себя так изуродовать и притом за деньги. Даже не присматриваясь видно, что сделана пластика. Нос неестественно задран вверх, ладно бы он у неё был картошкой, а то ведь мерзавец врач ради денег сломал точёный как у греческой статуи нос. Когда бабы накачивают себе немыслимые губы или делают такие носы – это им придаёт только глупый вид. Чувствуется, что к 30-ти годам у незамужних, гулящих, бездетных, бесящихся с жиру женщин ум заходит за разум.
– Или ты перестанешь смотреть на мой нос, или я сейчас уйду, – вспыхнула Жанна. – Я же тебе призналась (она сделала на этом слове акцент, как будто речь шла о чём-то серьёзном, к примеру, измене; видно, это слово было для неё очень важно), что сама жалею, что сделала. Подруга одна дура насоветовала.
– Добрая подруга!
– Я знаю, это она из зависти… Но врач…
– И врач добрый!
– Ну, прекрати прикалываться… Врач сказал, что со временем ещё чуть-чуть опустится.
– Не верь!
Жанна сверкнула глазами.
– Ладно, успокойся! Просто я не привык к твоему, – Максим сделал вид, что замялся – …пятаку.
Жанна со звоном бросила вилку и начала подниматься из-за стола. Но Максим не дал, и, взяв её за локоть, притянул обратно вниз.
С соседних столиков на них посмотрели люди.
– Ты довести меня хочешь? – строго прошептала Жанна. – Сам же позвал, зачем доводишь? Ты сегодня какой-то странный.
Она была права. Несмотря на следующие одна за другой шутки-подколы, Максим заметно нервничал, он каждое мгновение осознавал, что его скоро ждёт шаг. Нет, он не боялся, но как-то внутренне тосковал. Чтобы сбить нервозность, он заказал себе сто грамм коньяка. Половину выпил, закусив крупными зелёными оливками, которых в "Босно-кафе" подавали как презент. Приятная теплота пошла по жилам. Максим с утра ничего не ел и даже не замечал, что голоден. Коньяк слегка ударил в голову, Максим почувствовал, что начинает расслабляться. "Давно это надо было сделать! Ведь, многие "крадуны" специально перед кражей выпивают коньяк или виски, чтобы сошёл мандраж и слушались руки.
Такую же роль играли и полевые сто грамм!" – подумал он.
Жанна традиционно пила морковный свежевыжатый сок.
– Представляешь! – сказала она. – У меня лет в восемнадцать был заскок, я просила официантов принести мне трубочку такого цвета или с такими полосками, как цвет содержимого в стакане. Красное в стакане – я просила красную, жёлтое – жёлтую.
– А если не было в наличии нужного цвета трубочки?
– Тогда ничего не пила.
– Да… даже не знаю, что тебе на это сказать.
– А в детстве, если меня отправляли в магазин за продуктами, я подбирала пакет в тон платья.
Максим и Жанна в беседе провели около часа, говорили ни о чём, иногда пытались прикалываться, но это было уже как-то натянуто; первоначальное внутреннее волнение Максима теперь передалось Жанне. У неё были свои заботы.
– Кстати, у тебя, помнится, скоро день рождения? – спросил Максим.
– Нет у меня никакого дня рождения, я давно, как человек мертва – вдруг неожиданно оборвала Жанна.
– Ты чего? Что с тобой? – Максима удивила резкая перемена её тона. В угрюмом взгляде Жанны томилось что-то потухшее и жалкое и в то же время смертельно-ожесточённое, как у затравленного зверя.
– Ничего. Именно ни-че-го!
Максиму стало нестерпимо жаль эту запутавшуюся девушку. А ведь раньше она была таким жизнерадостным, живым человеком, одно время он называл её Жанка-зажигалка. Ему захотелось плюнуть на своё дело, взять Жанну в охапку, с чистой совестью поехать вместе домой, там напиться и забыть обо всём. Он вспомнил, что уже нарушил пост и заказал себе ещё коньяка.
* * *
"Маленькая Жанна лет трёх, хорошенькая-хорошенькая с волосиками, завязанными в два маленьких хвостика, родители молодые, мама и папа – они гуляют по парку, проходят мимо клумб и аттракциона с крутящимися лошадками. Жанна задорно звонко смеётся и бежит впереди родителей, мама и папа улыбаются и делают вид, что хотят её поймать, – это её раззадоривает ещё больше. Я вижу всё это ясно-ясно и в виде птицы хочу приблизиться к ним, но не могу, бьюсь о невидимую, прозрачную преграду, разгоняюсь и снова больно бьюсь, бьюсь, бьюсь, хлещет кровь, в сторону летят белые перья, а я всё равно кричу и что есть сил бьюсь".
– Ты сильно рыдала во сне и разбудила меня, я тебя приобнял и ты проснулась.
Жанна рассказывала Максиму свой сон. Они проспали до середины следующего дня. После вчерашнего у Максима сильно болела голова.
Прошёл час. Они всё также лежали на кровати. Максим упёр свой взор в потолок. Жанна щёлкала пультом телевизора, переключая программы.
Украдкой посматривая на Максима, она видела, как на его лице бегали нервные желваки.
– А я знаю этого урода! – вдруг сказала она, указывая на экране на известного кавказского бизнесмена, плейбоя и в прошлом политика. – Он наркоман и извращенец, каких не видывал свет. Однажды мы приехали к нему в гости с моим другом, очень богатым человеком, он входит в список Форбс.
– Можно без понтов! – нахмурившись, кинул Максим, всё также смотря в потолок.
Жанна, пропустив мимо ушей его замечание, продолжала.
– Этот урод уже был нанюханный до невозможности, за вечер зачем-то три раза переодевался. Потом к нему приехала девушка в рокерском наряде, красивая, высокая, похожая на воительницу. Когда она сняла куртку, я обомлела – у неё все руки от кистей до плеч были сплошь покрыты цветными наколками.
Наркоман привёл двух своих огромнейших мраморных догов и говорит нам: "Сейчас начнётся самое интересное: мои собаки будут заниматься с ней любовью". Я и мой друг, как ошпаренные выскочили из этого сумасшедшего дома.
– Хватит! – буркнул Максим и, забрав у Жанны пульт, переключил на другую программу.
– О… и этого фрукта тоже знаю! – воскликнула Жанна, – причём с давних пор, когда ещё не стал тем, кто он сейчас. Какой крысиной тропой он взобрался на самый верх?
По телевизору показывали заседание правительства, постное лицо знакомого Жанны докладывало о каких-то результатах. Затем, когда кадр сменился, это лицо только уже более напыщенное, в строительной каске, в сопровождении многочисленной подобострастной свиты в таких же касках расхаживало по какому-то строящемуся объекту и важно раздавало указания.
– Что можешь сказать об этом… народном благодетеле? – спросил Максим.
– Очень жадный и очень скучный! Он что-то сделал со своим лицом, тогда оно в каких-то рытвинах, канавах было. Наверное, ботокс себе колет.
Максим выключил телевизор.
– Сейчас ты с кем живёшь? – спросил он после некоторой паузы.
– А тебе оно надо?
– Не хочешь – не говори.
– Не буду.
– Я как-то давно несколько раз тебя видел в "Сохо" с молодым сопляком, неформально одетым, по виду мажором.
– Я поняла! Денис. Он и есть мажор, сын депутата Госдумы от коммунистов. Денисочка меня сильно любит, он добрый и очень весёлый. Както, ожидая меня возле салона красоты, он подошёл к окну, за которым мне доделывали маникюр, уткнулся носом в стекло и так с пятачком простоял с полчаса, строя дурацкие рожи. Моя маникюрша была в шоке. Я ей сказала, что это мой молодой человек. А прошлым летом он на спор полностью голый проехал по Кутузовскому проспекту на мотоцикле.
Максим встал с кровати и начал одеваться.
– Всё это напоминает Рим времён упадка, – сказал он, – но гниение не может продолжаться до бесконечности. Когда-нибудь нарыв лопнет и настанут очень суровые времена.
– Пусть они настанут попозже, может быть, я успею свалить в тёплую европейскую страну.
– Не уверен, что там будет лучше… Кстати, у тебя гражданский паспорт с собой?
– Да, а что?
Когда Максим и Жанна на её машине (она со вчерашнего дня отпустила водителя), отстояв в пробках, подъехали к банку, рабочий день уже подходил к концу и на улице было темно. В банке Максим переписал на неё сейфовую ячейку и вручил ключ.
– Там деньги! – сказал он. – Тебе хватит. Одно условие – завязывай с работой.
– А чем мне заниматься?
– Не знаю… Деньги ни во что не вкладывай, ни на какие проекты не водись, кто бы тебе что не обещал, не имея опыта – прогоришь. Уясни это. Осмотрись. Подумай… Разберись спокойно в себе. Успокойся, опять же, осмотрись!
– Поняла… С тобой что случилось? – уже тихо спросила она.
– Нормально всё со мной, – почему-то тоже тихо ответил Максим.
– Точно?
– Да!
Жанна довезла Максима по его просьбе до середины Тверской. Здесь он быстро с ней попрощался и зашагал куда глаза глядят. Максим был полностью погружён в себя, но мысль его гуляла, он был как в полубреду. Он шёл знакомыми улицами, но совершенно по хаотичному маршруту, не глядя по сторонам. Иногда в гуще прохожих его толкали, но он абсолютно не обращал на это внимания. Он мог зайти в неизвестно чем заинтересовавший его двор, какое-то время в нём постоять и затем выйти, тут же забыв об этом дворе навсегда. Перед мысленным взором Максима мелькали события, часто совсем незначительные, но почему-то крепко вцепившиеся в память, звучали фразы людей, с которыми он сталкивался когда-то в жизни, обрывки разговоров, разноликий смех. Максим не смотрел на часы и даже не понял, сколько времени он бродил по улицам центра города. Это была фантастическая, похожая на сновидение прогулка. Он сам не мог бы сказать, как оказывался то в одном месте, то в другом. Постепенно становилось меньше людей, сутки близились к ночи. Почувствовав, что замерзает, Максим зашёл в светящийся ночной рекламой шумный ирландский паб, забитый под завязку галдящей и выпивающей публикой. Проталкиваясь между людьми, Максим с трудом нашёл себе место у барной стойки. Он никогда не был в таких заведениях. В пабе грохотала музыка, в проходах между столиками танцевали. Народ был разношёрстный: студенты, менеджеры компаний, какие-то иностранцы, попадались и дяденьки намного старше Максима. Всё это пило, танцевало, общалось. Прямо напротив Максима, похожие как две капли воды друг на друга молоденькие девушки-близняшки в одинаковых полосатых коротких шерстяных платьях, синхронно раскачивали бёдрами в такт музыки. Бармены за стойкой искусно подкидывали бутылки. Пытаясь заказать себе кофе, Максим несколько раз махал рукой то бармену, то пробегающим официантам, но его не замечали, перекрикивать весь зал не имело смысла. Не добившись результатов в попытках сделать заказ, Максим стал рассматривать публику. Невдалеке группа лысых иностранцев (по их неотягощённых проблемами и мыслями лицам это было заметно сразу), некоторые в очках, но все с металлическими кольцами в ушах, обнимались с брюхастым парнем в джинсовой рубашке навыпуск, лицо которого Максиму показалось знакомым. Когда с компанией поравнялась проходящая мимо официантка с подносом в руке, брюхастый её остановил, крикнул: "Мадам, нам ещё пива и крылышки", Максим его вспомнил. Дело было в Мексике, в Канкуне. Здесь мы вновь просим ветер, ветер с бирюзового Карибского моря выхватить одну сцену. Всё же – какая пляска этого тёплого ветра, какой темперамент! Дай ему инициативу в выборе сцен, он с удовольствием показал бы нам идиллию: Максим и Жанна под бескрайним ультрамариновым небом несутся по волнам на скутере вдоль белого пляжа, изумрудные брызги бьют им в лицо… но, к сожалению, нам требуется более приземленная ситуация с тех мест. Жанна совершенно не знала ни одного языка кроме русского и украинского и испытывала за рубежом большие трудности при общении с обслуживающим персоналом, сильно и по-детски конфузясь из-за этого. Наблюдая её попытки что-то донести до понимания услужливых потомков майя, Максим смеялся и говорил:
"Не думай, что если ты коверкаешь русские слова и произносишь их с иностранным акцентом, тебя лучше поймут". Как-то Максим задержался в номере и Жанна была вынуждена сама делать заказ в рыбном ресторане при отеле. Войдя в ресторан, Максим её увидел красной от смущения в окружении озадаченных официантов.
– Бьюсь с этими камарэро уже с полчаса. Меню на русском нет! Здесь странная система обслуживания: что-то надо подходить брать, а что-то они сами приносят, причём какие-то комплексы из нескольких блюд, я уже совсем запуталась и ничего не понимаю.
Привыкшая царствовать в заведениях, всегда уверенная в себе, Жанна в этот раз была абсолютно растерянна, комплексовала, в её красивых карих глазах стояли слёзы.
Между тем Максим заметил за соседним столиком вальяжно развалившуюся на диване группу американизированных соотечественников. Эта компания раздражала Максима уже давно. Два рыхлые парня лет под тридцать в бесформенных футболках и джинсах в сопровождении таких же двух безвкусно одетых упитанных подруг всегда очень громко, особо упирая на акцент, разговаривали на английском, лишь изредка вставляя русские фразы. Компания демонстративно сторонилась русскоязычных и липла к иностранцам. Кое-как знавший английский Максим случайно услышал беседу четвёрки с сидящим к нему спиной канадцем, у которого сзади из-за приспущенных джинсов виднелись жёлтые стринги. Четверка гордо вещала, что они полгода живут в США, в Огайо, и что путёвки в Мексику в этот роскошный отель им подарила крупная фирма, в которой они работают.
Прекрасно видя проблему Жанны, совершенно не обращали на это внимание, компания была увлечена между собой показным и громким спором.
– Я так замучилась! – жалостливо прошептала Жанна Максиму – голова идёт кругом!
– А эти? – Максим сурово кивнул в сторону четвёрки.
– Понтуются между собой, базарят что-то, – устало ответила она.
Максима обуревала злость.
– Эй, блохи! – громко и чётко сказал он им. – Я к вам обращаюсь!
Те вмиг замолчали, даже перестали жевать.
– Ну, что притихли? Согласны с таким названием?
Четвёрка вошла в ступор и испуганно смотрела на него. Дерзкий вид Максима не предвещал ничего хорошего. Они успели отметить его стильную одежду, дорогие часы на крепкой руке, а главное – его решимость перейти к действиям. Компания поняла, что с таким лучше не связываться, но не знала, что он от них собственно хочет.
– Ну чё притихли, где акцент, где произношение?! Вши офисные! Вас кроме языка научили чему-то? Окружающим помогать, например!
– Почему вы с нами так разговариваете? – первой очнувшись от оцепенения, неуверенно вступила в диалог одна из девушек. Слова о помощи окружающим показались ей смягчением позиции Максима. Но Максим, казалось, не слышал её вопрос.
– Ваша задача реже попадаться мне на глаза, раздавлю как блох!
Глядя сейчас на брюхастого, Максим вспомнил, что именно на него и тогдашнюю его компанию он в тот раз "нарычал".
Между тем брюхастый и иностранцы, заметив двух аппетитных близняшек потихоньку приблизились к ним. Брюхастый, желая предстать перед своими приятелями в образе опытного ловеласа, начал крутить тазом в такт движениям девушек. Максим заметил, что эти движения не вызвали у близняшек симпатии, одна из них чуть отодвинулась от неприятного кавалера. Но тот уже вошёл в раж и стал ещё усиленней трясти пятой точкой. Это действие происходило в полуметре от Максима: толстенный зад в приспущенных мешковатого покроя затасканных джинсах ходил из стороны в сторону. Ему стало как-то жаль брюхастого, жаль его настойчивого стремления понравиться иностранцам. "Бедное поколение, – думал Максим, его тщательно взращивали на голливудских фильмах, на поклонении кинозвёздам и попрыгунам эстрадникам, на брендах потёртых джинсов, макдональдса и кока-колы и главное – на пренебрежительном отношении к своей Родине. Очень много в среде молодёжного офисного планктона оказалось оторвано от родных корней, от веры в Бога…
Пусть я конченный грешник, утопаю в помоях пороков, но Россия для меня Родина, а не "рашка"… В среде интеллигенции тоже презрение к этой "стране", к "этому народу" стало хорошим тоном. Образованная, как они сами себя называют, часть населения заражена гордыней, высокомерием, но одновременно с этим каким-то "щенячьим поклонением" всему западному. Максим вспомнил, как, улетая с того же Канкуна, не зная чем себя занять во время долгого перелёта, намеренно втянулся в спор с сидящим рядом с ним в бизнес-классе известным политиканствующим в последнее время эстрадным исполнителем, культовым персонажем нашей музыкальной богемы. Правда, за последние десятилетия никто не слышал от него новых хитов. Творчество этого деятеля, по мнению Максима, сводилось больше к манипуляциям со своими усами: то они торчали в стороны по-тараканьи, то их закручивали кверху, как у Чапаева, нет, нет какой Василий Иванович – как у Дали, то вдруг сбривались, то неожиданно прирастали портосовской бородёнкой.