"Каникулы - для учеников", - любит повторять наша директриса. Будет несколько совещаний, консультация со старшим логопедом района - милейшей Августой Ивановной, она хочет перед уходом на пенсию передать нам свою методику борьбы с заиканием…
Еще немного - и я сама начну заикаться. На нервной почве!..
Я достаю с полки энциклопедию, четвертый том. Нахожу слово "катализ". Не потому, что меня волнует химия!..
"Катализаторами могут служить металлы, неметаллы, окислы, кислоты, основания, соли…"
- И лорды-мухоморы, - добавляю я вслух.
"Введение катализатора часто вызывает бурное протекание реакции…"
- Еще бы! - говорю я.
"…Самый активный катализатор не может способствовать образованию продуктов реакции в количествах, превышающих равновесные; он приводит лишь к более быстрому достижению равновесия…"
Это место я перечитываю дважды. "Он приводит лишь к более быстрому достижению равновесия…" Это звучит успокоительно. В школе по химии у меня была тройка. Я не знала тогда, что буду искать в энциклопедии слово "катализатор"…
…Вечером мы идем к Мике. Это конспиративная сходка. В записке, оставленной дома, я извещаю Витьку, что мы с отцом ушли в кино.
Опять семейный совет. Мы собрались в том же составе, что и у нас. Тут все, кроме Тети: она лишена вотума доверия…
Они встречают нас в дверях, все трое: Мика, Женя и Лелька. Мы с Женей целуемся - это первая встреча в Новом году. Мика помогает мне снять пальто. Он тоже пытается меня обнять, но я увертываюсь. Я на него зла и еле сдерживаюсь, чтобы не высказать все с порога. Лелька виснет у меня на шее. Она уже в ночной пижамке. От нее пахнет мандаринами, детством, глаженой байкой. Не то что от моего - несет сигаретами, а то и еще чем-нибудь похлестче, - "скинулись и посидели"…
- Идите в кабинет, - говорит Женя. - Я приготовлю кофе, но сперва уложу Лельку…
В кабинете тесно от книжных полок и большого письменного стола, заваленного бумагами - будущими трудами Кибернетика. Даже странно, как удалось втиснуть сюда диван, кресло и журнальный столик.
- Господа, я пригласил вас к себе, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, - начинает Мика фразой из Гоголя. Он - Мика, а не Гоголь - сидит на краешке письменного стола и покачивает ногой в тапке со стоптанным задником. - Известие таково, что мой ставленник Панин не потянул против ефрейтора Звонцова. А теперь - новости дня в подробном изложении…
И он рассказывает нам все по порядку.
Программист Панин сразу же после окончания работы направил легкие стопы в почтовое отделение номер двести сорок и, обнаружив в отделе телеграмм миловидную блондинку, именуемую здесь и в дальнейшем Светик, подверг ее психологической атаке. Народу возле ее окошка было мало, поиздержались на новогодние пожелания, а после восьми и вовсе ни души. Так что условия сложились идеальные. Лорд Панин, человек добросовестный во всем, за что ни берется, старался изо всех сил. Неотразимое обаяние, ненавязчивый юмор, наигранно-нагловатый тон в сочетании с наигранной робостью… Весь арсенал был пущен в ход. Светик на Панина не реагировала. Самолюбие подсказывало лорду, что пора плюнуть на нелепую затею шефа - закадрить чужую невесту - и с возможным, насколько позволяет ситуация, достоинством удалиться. Но то же самолюбие не позволяло ему уйти ни с чем…
- И тут… - Мика встал и принялся расхаживать по тесному проходу вдоль книжных полок. - Тут он применил запрещенный прием!.. Он спросил, не хочет ли она узнать кое-что про Звонцова. Она словно очнулась. Но лишь затем, чтобы гордо сказать: "Я про него все знаю!" Однако Панину удалось убедить ее, что не все. Вот если она пойдет с ним куда-нибудь посидеть… Когда она оканчивает работу? В двадцать два? Отлично. Он зайдет за ней в двадцать два ноль-ноль… В общем, банальный номер!..
- И эта дуреха пошла? - говорю я.
- Естественно. В кафе "Лукоморье". Кстати, очень приличный кабак. Молодежь его любит, там даже есть поп-музыка. Она с Виктором, оказывается, там бывала не раз и потому сама выбрала это заведение…
- А дальше? - спрашивает Борис. - Как вышло, что Витька их увидел?..
- Ну, уж это бог-случай, - говорит Мика. - Закон пакости. Бутерброд всегда падает маслом вниз… Впрочем, не в этом ли, братцы, была цель нашего эксперимента? Доказать Витьке, что у Светика он не единственный…
- Но ведь это неправда, - говорю я. - Я, например, убедилась в обратном. В том, что эта девчонка его любит!..
- Ты права. Она его любит. Даже лорд Панин заявил, что он пас. А теперь откройся во всем Витьке, и я наживу врага в родном племяннике!..
- Не бойся! Я возьму вину на себя. Скажу, что это моя идея… Только моя! Вы с Борисом можете спать спокойно!..
Шеки у меня пылают. На душе отвратительно. Еще минута - и я разревусь. Какая я идиотка!.. Как я могла допустить этот дурацкий спектакль, эти опыты, это вмешательство посторонних сил!..
- Не спеши брать вину на себя, - говорит Борис. - В юридической практике…
Но тут, слава богу, появляется Женя с подносом. Медный кофейник, чашечки, сахарница с серебряными щипчиками. В этом доме принимают на западный лад. Кофе, гренки с сыром, тарталетки с воткнутыми в них разноцветными шпагами из пластмассы. Не существует даже обеденного стола, за которым можно посидеть большой оравой, налегая на домашние яства, только кухонный и этот, журнальный. Когда случается собирать общество пообширней, заказывают ужин в ресторане.
- Не послушались умного человека, так вам и надо! - говорит Женя.
Ее приход действует на меня успокаивающе. Она такая домашняя, милая в своем кружевном фартучке. Этот декоративный фартучек она привезла из Парижа, куда они с Микой летали в прошлом году. Где только они не побывали! Мои глаза привычно скользят по книжным полкам, по сувенирам и безделушкам; покрытый рыжим пушком, похожий на голову новорожденного кокосовый орех, индийский слоник из зеленого нефрита, африканские маски, японские раковины…
- Я с самого начала была против этой затеи, - говорит Женя, ловко разливая кофе по маленьким чашечкам. - Но справедливости ради согласись, что Мика тут ни при чем! Он забил этот гол с подачи Бориса…
- Это она меня довела, - говорит Борис. - Сплошные истерики!..
- Да, я виновата, - говорю я. - Как это у Островского? Так выпьем за матерей, которые бросают своих детей!
- Ты действительно хочешь выпить? - спрашивает Мика. - У меня есть коньяк.
- Годится, - говорю я. - Я хочу выпить за самого доброго человека в нашей семье… За Тетю!
Они о чем-то говорят, но я не слушаю. Обычный треп, гимнастика языка. Я обдумываю план действий. Завтра же поговорю с Витькой. Главное - выбрать момент. И не тянуть! Чем скорей он узнает, как его Света очутилась в кафе с Паниным…
На сердце стало легко. Впервые за много дней. Может быть, потому, что я представила себе, как обрадуется мой сын. Конечно, он тут же помчится к ней, они помирятся, и все начнется сначала. Ну и пусть! И будь что будет!..
Когда мы подходили к дому, шел мягкий снег. На улице погасли фонари, а на соседнем кинотеатре выключили световую рекламу. В наших окнах тоже было темно. Я невольно ускорила шаг. "Натянула поводок" - так называет это Борис.
Бедняжка, он уже спит…
Борис возится сто лет, нащупывая ключом замочную скважину, потом вытаскивая ключ из замка. Наконец я включаю свет в прихожей. И в глаза мне бросается пустой крюк, на который он вешает пальто. Моя записка лежит на прежнем месте. Вид у нее явно не читанный…
Он приходит спустя полчаса. Веселый. Может быть, помирились?..
- Мать, дай чайку, - говорит он. - Нет, лучше холодной воды. Из-под крана… Погоди, я сам…
Нет, не похоже, чтобы помирились. От него пахнет вином. И говорит он громче обычного.
- "Скинулись и посидели"? - спрашиваю я.
Он кивает.
- Небось и девочки были?..
- Там б-бы-ли д-де-ввочки - Ммар-руся, Р-роза, Р-р-ая, - поет он в ответ.
Мне все это сильно не нравится. Но час ночи не лучшее время для воспитательной работы.
- Ложись спать, - говорю я строго, - завтра поговорим…
Я слышу, как он валится на тахту, и наступает мертвая тишина. А я еще долго сижу за столом, одна, в какой-то каменной неподвижности.
Встаем поздно по случаю воскресенья. Завтракаем втроем. Я включаю радио, передачу "С добрым утром!" - принудительное веселье - "Для тех, кто не выспался"… Витька хмурится и отводит глаза. Небось голова болит с похмелья!..
Я взвинчена предстоящим разговором. Лучше всех чувствует себя Борис - накануне мы с ним условились, что он уйдет из дому под каким-нибудь предлогом. Он преувеличенно громко хохочет, слушая милую утреннюю чепуху. Но я знаю, что его тоже волнует мое объяснение с Витькой. Ему это даже более неприятно, чем мне. Ведь так или иначе все мы будем иметь в глазах Витьки весьма неприглядный вид!..
Борис не торопится. Просматривает утренние газеты. Потом спрашивает, когда будем пылесосить… Я сверлю его взглядом, и он вдруг спохватывается, что должен сходить в аптеку. От себя я добавляю еще несколько мелких, неисполнимых поручений, чтобы он не вернулся слишком быстро…
…И вот мы одни с сыном в квартире. Отступать некуда!..
- Ты занят? - спрашиваю я.
Он сидит на тахте, уставясь в книжку.
- Мне надо с тобой поговорить… Очень серьезно.
- Говори, - отзывается он. И переворачивает страницу.
Я молчу. Он поднимает голову. Какие у него несчастные глаза.
- Если насчет вчерашнего, то не трать красноречия. Я сам решил завязать…
Я сажусь рядом с ним. Только сейчас я замечаю, что в руках у меня кухонное полотенце, которым я вытирала посуду.
- Нет, я не о том… - Он опять смотрит в книжку. И слава богу! - Видишь ли, эта история со Светой…
Он продолжает смотреть в книжку. Только краснеет ухо, обращенное ко мне, и пальцы нервно теребят страницу. И все время, пока я говорю, он продолжает сидеть в той же самой позе. Мой голос звучит слишком горячо, и говорю я, наверное, много лишнего. Но мне хочется объяснить ему… Не оправдаться, нет!.. Просто объяснить, как это все случилось и почему… Пусть потом его мнение о нас упадет ниже нуля. Это его выражение: "Мое мнение о тебе упало ниже нуля"…
Не отводя глаз от книжки, он нащупывает рукой сигареты, чиркает спичкой… Закурив, он еще некоторое время делает вид, что занят чтением. Потом откладывает книжку - это что-то специальное, по радиотехнике - и долго молчит, глядя прямо перед собой.
- Напрасно ты думаешь, что открыла мне что-то, чего я не знал, - произносит он наконец. Он охрип от волнения. Вернее, от того, что долго пытался его скрыть.
- Откуда ты мог это знать? - говорю я. - От кого?
- От Светы… Она ко мне приходила. В мастерскую…
- Но ведь она не знает всего, - говорю я. - Только малую часть…
Он усмехается. Стряхивает пепел на блюдечко и, глубоко затянувшись, выпускает облако дыма. И сквозь эту дымовую завесу я слышу его хрипловатый басок:
- Для меня было достаточно, что он программист и что-то ей плел про Звонцова, которого сам не видел в глаза… Я понял, что это ваша работа. Только не сразу сообразил, для чего это вам нужно… Ну, а потом догадался… Допер! Не такой уж я дурачок, каким вы меня почему-то считаете!..
- Ты ей все объяснил?
- Зачем?.. - Он гасит сигарету и поднимается. - Теперь это все не имеет значения…
- В каком смысле?..
- В прямом, - говорит он. И достает из шкафа свитер.
- Вы поссорились? - спрашиваю я. - Но ведь она не виновата!.. Она не хотела с ним идти…
- Не хотела, но пошла, - говорит он жестко.
Этой жесткости я никогда не замечала в нем. Это что-то совсем новое.
Он нахлобучивает шапку - коричневый мех, чижик под пыжик, - вытягивает шарф из рукава пальто.
- Пройдусь, - говорит он.
"Хитрит! - думаю я. - Побежал к своему Светику".
- Если бы этот тип не применил запрещенный прием, - говорю я, - она бы никогда…
Он резко оборачивается в дверях и с минуту смотрит на меня. Нет, не с ненавистью… И не с презрением, нет. С какой-то недоброй ухмылкой.
- Слушай, мать, - говорит он. - Я, по-моему, ясно сказал. Все это теперь не имеет значения… Я никого ни в чем не виню… Понимаешь? Ни в чем!.. И не будем больше об этом…
Так начинается новая эра в нашем доме. По вечерам он валяется на тахте, курит и слушает музыку. Ему звонят друзья. В том числе Зельц. Витька всем говорит, что очень занят. И опять валится на тахту. Курит и слушает музыку. Я лезу к нему с разговорами. Он выслушивает меня вежливо. Сам он ничего не рассказывает. На вопросы отвечает односложно.
- Зачем ты сбрил бороду? Вроде я уже начала привыкать…
- Надоело, - говорит он.
- Ты когда будешь дома?
- В восемь.
Как-то днем я забежала к Нонне, не выдержала - мы с ней недели три не общались… Только по телефону. Я нарочно оттягивала этот момент, когда останусь с нею вдвоем, с глазу на глаз и она, уютно усевшись напротив меня в своей любимой позе - одна нога подложена под другую, - спросит своим сипловатым голосом:
- Ну что, подруга? Что у вас происходит?..
Тут я и расколюсь. Можно врать по телефону, что все в порядке, но глядя в глаза… На мне все написано крупным шрифтом!..
Она слушала меня, не перебивая. Только вставляла свое "Ну и ну!", когда я умолкала, чтобы отдышаться.
Новогодняя ночь, эксперимент Мики с участием Панина, реакция Витьки… Я разрядила в нее всю обойму и жду, что она скажет.
- Бедный мальчик! - говорит она. - Представляю себе его состояние!.. Не оставляй его надолго одного…
- В каком смысле? - спрашиваю я. И, угадав, что она имеет в виду, холодею.
- У него такой возраст… Период острых неврозов… Мало ли что взбредет в голову!..
- Ты с ума сошла! - говорю я. - Перестань! Ты не знаешь Витьку!
- А ты его знаешь?.. Ты все думаешь, что он мальчишка. А он молодой мужчина! Отслужил в армии, встретил девушку, полюбил…
- Тебе же она активно не нравится, - говорю я.
- Лишь бы она ему нравилась!.. Затеять эту возню! Вы же просто варвары! И ты и твой Борис! И ваш мудрый Мика! Подумаешь, высшее образование! Ну, не нравится парню юридический! Поступит еще куда-нибудь! Пойдет на завод! И помочь бы могли на первых порах! Сын-то единственный! Для чего вы живете, в конце концов!
Бойтесь умных подруг! Они всегда правы. Потому что всегда говорят именно то, что вы хотите от них услышать. Даже противореча самим себе. Еще звучит в моих ушах тот же сипловатый голос в телефонной трубке: "…Никакой женитьбы! Выучись, стань человеком!.. На какие шиши они собираются жить?"…
Теперь я казню себя. И она с готовностью заносит мой же топор над моей головой!..
Я вспоминаю, что Борис возвратится поздно, и тороплюсь домой. Нонна меня всячески задерживает. Она уже забыла о своих словах - "не оставляй его одного". Что, если в самом деле?.. Что за манера запираться в ванной? Нет, это совсем на него не похоже! Он всегда такой жизнерадостный. Вернее, всегда был жизнерадостным…
Господи, почему нет спокойной жизни!
…Был последний день школьных каникул, зимний солнечный день. Я думала о Витьке. О том, что вечером он снова будет курить и слушать музыку, повалясь на свою тахту.
Вчера он получил письмо от Симки Чижова.
- Что пишет Оклахома? - спросила я.
- Приглашает к себе. Лесничеству требуются сезонники. Для сбора шишек…
- Почему бы тебе к нему не поехать? - спросила я. - Природа… Лес!..
Он посмотрел на меня внимательно. Словно взвешивая, стоит ли отвечать.
- "Природа. Лес", - передразнил он. Хотел что-то добавить, но раздумал.
До чего я дошла!.. Сама посылаю его к Оклахоме. Конечно, они собирались туда вдвоем со Светиком, а теперь…
За стеной терзают пианино: "Жили у бабуси два веселых гуся"… Первая часть уже освоена и исполняется аллегро. А дальше каторжные усилия: "О-дин бе-лый, другой се-рый"…
И вдруг я решаю. Сейчас же пойду к ней! Пора наконец на нее взглянуть!
Я одеваюсь поспешно. Оглядываю себя в зеркале. "Здравствуйте, Света! Я мама Вити Звонцова!"… Ничего, симпатичная мама. В черной мерлушковой шубке. Правда, карманы немного вытерлись, но это не так заметно…
На улице морозно, все блестит. Зимнее солнце - редкий гость, и все мы ему рады. Даже воробьи чирикают по-весеннему, хотя до весны еще далеко.
Витька однажды сказал, что городской воробей отличается от деревенского оперением. У деревенского на крылышках по две лычки, а у городского по одной - ефрейтор!
"Здравствуйте, Света! Я мама Вити Звонцова!.. Если вы его любите, вы должны за него бороться!"…
Я влезаю в набитый троллейбус. Чья-то рука в желтой кожаной перчатке, похожая на связку бананов, маячит перед глазами.
"Вы должны его убедить, что не виноваты! Ведь вы не хотели идти в кафе!.. Что за дурацкий максимализм! Он просто мальчишка, не знает жизни. Люди прощают и не такое!.."
Вот эта улица. "Вот эта улица, вот этот дом"… Почтовое отделение двести сорок. У телеграфного окошка несколько человек. Девушка с пушистыми легкими волосами склонилась над бланком, вычитывая текст. Тот единственный золотой волос, что я долго хранила, казался ярче… Да она совсем дитя, его Светка! Просто не верится, что она была уже замужем, а потом эта история с Витькой…
Я смотрю на нее с материнской жалостью. Тонкая, детская шея трогательно вытянута, пальцы выпачканы в чернилах…
Становлюсь в очередь. Позади никого. Мужчина, занявший за мной, еще горбится у стола, сочиняя нечто замысловатое…
- Здравствуйте, Света! - говорю я негромко.
Она поднимает на меня карие глаза - почему Нонка решила, что они серые? - и улыбается. И я вспоминаю диагноз Тети: "Она прелесть!"
- Я мама Вити Звонцова, - говорю я.
- Меня зовут Ира, - говорит она. - Здесь работала Света, она уволилась. А я только третий день…
Я уже привыкла к мысли, что передо мной Света, и слушаю ее с недоверием. И - странно - она теряет чары, тускнеет, как лампа, когда в сети падает напряжение.
- Если хотите, я позову кого-нибудь…
- Нет, нет!..
Пушистые легкие волосы, тонкая шея, карие глаза… Как ярко вспыхнули эти черты, озаренные любовью моего сына. Любовью, которую я подключила к ней по ошибке.
Знает ли Витька, что его Света уволилась?..
Во всяком случае, он об этом узнает не от меня. Я ему не скажу, что была на почте. Про это никто не должен знать. Ни он, ни Борис. Ни одна душа.
Борис возвращается раньше обычного. Вечером он уезжает в командировку. Это недалеко, всего в двухстах километрах - филиал его предприятия. Его командируют туда примерно раз в два месяца, дней на пять. Я не люблю, когда он уезжает. А в теперешней ситуации тем более.
- Боречка, ты мне обещал! - говорю я. И смотрю на него умоляюще.
- Не помню такого, - ворчит он. - Я не мог тебе обещать такую глупость! Если кто ненормальный у нас в семье, так это ты…
- Ну и пусть! Сделай это ради меня!..
Он сдается. Достает из ящика с инструментами отвертку и молоток, снимает пиджак. Он трудится в поте лица, чертыхаясь, выламывая замок из двери в ванную. Потом он ставит его на место, но так, чтобы дверь не запиралась. О счастье!..
Я целую его в щеку.
- Прикажете сломать дверь в уборную? - ворчит он. - Пожалуйста, бу-сде!..